Исцеляющие

Гевхерхан стояла как онемевшая, не понимая смысла сказанных Сафие слов. — Дочка, ты что-то путаешь. Хасан не может быть отцом твоего ребёнка. Скажи, тебя кто-то обидел? Наверное, над тобой надругались и ты от страха и стыда не понимаешь, что говоришь. — Я говорю правду, мама. Отец моего ребенка — твой муж. У нас вспыхнула любовь, когда вы с Мустафой уехали на остров. Он хотел сказать правду сразу, но ты была беременна, и он испугался, что это приведет к выкидышу. Я согласилась ждать до твоих родов и теперь нет причин скрывать. — Нет…нет…- Гевхерхан растерянно замотала головой и отошла от дочери. — Я клянусь… Помоги мне! Ты же не позволишь, чтобы твой внук родился незаконнорожденным. Как я буду смотреть в глаза людям? Моего ребенка будут унижать, обзывать! — Сафие расплакалась и упала в ноги к матери. Спустя минуту оцепенение прошло, Султанша поспешила поднять девушку, хотя сама ещё чувствовала слабость во всём теле. — Вставай! Тебе нельзя лежать на холодном полу. — Скажи, что убедишь Хасана загладить его грех, скажи, что он женится на мне! — Мне трудно поверить в твои слова. Пока я не поговорю с мужем, ничего обещать не буду. Он приедет через два дня. — Можно я останусь здесь с тобой до его возвращения? — Как я могу тебя выгнать? Я же тебя растила с самого детства. Ты ведь моя дочка… Гевхерхан распорядилась приготовить ещё одну комнату, а сама заперлась у себя в покоях с малышкой Сибель и горько заплакала, уткнувшись лицом в подушку. Кеманкеш постучал в ворота, но ему не открыли. Протарабанив минут пять, он решил лезть через забор, который, к счастью, был невысоким. Слезая с другой стороны, зацепился кафтаном и чуть не полетел вниз, хватаясь за ветки оливкового дерева и громко чертыхаясь. — Кто здесь? — раздался женский голос. — Отвечайте немедленно. У меня в руках оружие, я выстрелю, клянусь Аллахом. — Не стреляйте! — отряхиваясь и поправляя тюрбан на голове, закричал мужчина. — Кеманкеш? Что вы здесь делаете? — Я постучал, но никто не открыл, решил проверить… — Кто вам сказал, что я вернулась? — Я сам видел, но в прошлый раз не решился на разговор. — Проходите в дом, а то вы как вор, честное слово. Через несколько минут ароматный кофе уже дымился на столе в просторной гостиной, которая, к слову, была очень уютной, но непритязательной, как и в любом деревенском доме у простых людей. — Мне было очень стыдно после выходки Эзеля. Он так отвратительно поступил с вашей дочкой… — Да уж. Это не по-мужски, подло и низко. Поиграл и бросил, а потом сбежал как трус. — Синем опустила взгляд, будто бы от стыда, на самом деле, она боялась, что Кеманкеш прочтёт в её глазах удовольствие от содеянного. — Как она? — Как-то держится, но сначала было очень плохо, Ягмур ведь полюбила этого проходимца. Я понимаю, что он ваш племянник, но это дела не меняет. — Я не обижаюсь. — Вы знаете, где сейчас Эзель? — Он почти не пишет. Вроде бы устроился где-то на одном из островов в Эгейском море. — Ему лучше не возвращаться. Не я, не мой сын не намерены прощать эту обиду. — Не вернётся, не волнуйтесь. Вы…вы помирились с женой? — К сожалению, нет. Какие-то мерзкие твари решили разлучить нас. Меня очернили в глазах Кесем и впереди нас ждёт развод и разлука до конца жизни. — Синем опять опустила глаза. — Вы знаете, кто это сделал? — Знал бы — задушил. — Может всё к лучшему? Если Всевышний это допустил, значит, возможно, уготовил для вас лучшую участь. Кеманкеш пристально посмотрел на женщину. За очень миловидной внешностью скрывался холодный расчет, злоба, желание навредить. Очень хотелось сжать руками эту тонкую белую шею, выбить признание, но ледяной взгляд говорил, что она умрёт, но не раскроет своей тайны. И он сдержался, сглотнув вставший в горле ком. — Мне очень одиноко все эти месяцы. Я живу с сыном, но у него свои проблемы, заботы. Можно, я буду приезжать сюда иногда, чтобы просто поговорить, поделиться наболевшим, выпить чашку кофе, наконец? — Конечно! Могли бы и не спрашивать. Мне всегда приятно вас видеть. Я боялась, что из-за Эзеля вы больше не войдёте в этот дом… — В конце концов, никто не за кого не в ответе. Он давно взрослый. Пусть будет на его совести. — Ну тогда, я буду вас ждать. — впервые улыбнулась и кажется, довольно искренне. Все пять месяцев, что прошли с известия о гибели Демира, Нефес не оставляла семью Кепрюлю, регулярно наведываясь в их дом. Фериде была безутешна и всё время, видя несостоявшуюся невестку, начинала плакать. Девушка обнимала маму своего возлюбленного, пыталась успокоить, но это было не просто. Только объятья не решали проблемы, а слов у Нефес не было. Между тем, Мехмед Паша день за днём сдавал, хоть и пытался держаться изо всех сил. — Мой муж серьёзно болен. Он не говорит, но я и так вижу. Тает на глазах. Только мысли о возвращении Фазыла Ахмеда и о внуке, который вот-вот родится, держат его на этом свете. Слава Аллаху, ты и твоя сестра принесли исцеление нашей дочке, теперь хотя бы за неё душа не болит. Жаль, что мой сыночек не будет счастлив с тобой, моя милая девочка! — снова заплакала. Нефес не выдержала и быстро написала на клочке бумаги, лежавшем на столе: «Не оплакивайте больше Демира, не надо. Я не могу написать всего, что знаю, но возможно, скоро радость вернётся в этот дом. И ко мне тоже вернётся». — Он ведь жив, правда? Ты это хочешь сказать? Потому ты так спокойна всё это время? Он писал тебе? Где он? «Я не могу ответить на все эти вопросы. Нужно просто терпеливо ждать и молчать — это главное. Не говорите никому, о том, что я написала. Даже мужу. Просто верьте и ждите. Как я». — Милая… — Фериде стала целовать руки девушки, всё ещё роняя слёзы. — Скажи, может быть, вы с сестрой посмотрите моего мужа? Он упрямый, но я уговорю. «Уже ничего нельзя сделать, к сожалению…» Из комнаты показалась Аслыхан. Девушка уже ходила. Очень медленно, хромая и опираясь на две трости в обеих руках, но двигалась! — Нефес! Я так рада тебя видеть! Слышу, будто мама разговаривает сама с собой, сразу о тебе подумала. Смотри, как я уже бегаю! Ягмур сказала, что хромота останется со мной на всю жизнь, но это уже мелочи! Это в миллион раз лучше, чем лежать бесчувственным бревном! Всю ночь Фазыла Ахмеда трясло и колотило. Организм боролся с инфекцией, попавшей в рану. В бреду он видел первую жену, сына и дочку, безвременно ушедших на небеса. Они увлекали его за собой, соблазн оставить всё и воссоединиться с любимыми был очень велик. Но его кто-то окликнул. Это была темноволосая красавица с выразительным взглядом. На руках она держала маленького ребёнка. «Не уходи, не оставляй меня. И его не оставляй без отца». — Турхан! — вырвалось из груди. К утру жар спал, а цвет лица из мертвенно-бледного стал слегка розоватым. В это время в Топкапы пришло важное письмо с Крита, от главы янычар. «Атике Султан, Визирь Фазыл Ахмед Кепрюлю просил не сообщать, но несколько дней назад он был серьёзно ранен в боях за крепость Кандия. Бастион Панигра успешно занят и удерживается османскими воинами». — Что там, Султанша? Какие новости? — спросил Мехмед Паша Кепрюлю. Атике знала о его смертельной болезни и о том, как тяжело Великий Визирь перенёс смерть младшего сына, потому промолчала о ранении в надежде, что Фазыл Ахмед выживет. — Всё хорошо. Мы заняли один из бастионов крепости. Ещё немного терпения и весь Крит будет османским. — Слава Аллаху! К обеду новости об успехах на Крите разлетелись по дворцу. — Валиде, значит, мой муж скоро вернётся с победой! Он самый мужественный, самый сильный! — щебетала Бейхан, держась за большой живот. Турхан обрадовалась, но всё-таки решила навестить Атике Султан, узнать подробности. — Только тебе могу сказать. Не всё так просто. Фазыл Ахмед тяжело ранен, неизвестно, выживет ли». — перед глазами темноволосой Султанши всё поплыло, она покачнулась. — Что с тобой? Ты в порядке? — Ддаа…я просто испугалась. Если Бейхан узнает, если останется вдовой… — Во-первых, она не узнает, если ты будешь молчать. Во-вторых, мы все должны молиться за его выздоровление. Ну и вообще, я думала, что ты спишь и видишь, как бы избавиться от неугодного зятя. — Я много думала и решила, что счастье моей Бейхан превыше моих личных неприязней. — Вот и хорошо. Если всё сложится, как я задумала, Фазыл Ахмед сменит своего отца на посту Великого Визиря, а тебе, как Валиде, придётся поддерживать с ним нормальные отношения. Во имя твоих детей. — А вы? Что будет с вами? — Ещё год-два и я оставлю регентство, но сначала я должна убедиться, что власть в надёжных руках. После разговора с Атике Турхан было тяжело дышать. Она выгнала всех Хатун и Сулеймана агу, оставшись одна в своих покоях. «Если со мной что-то случится, знайте, последняя моя мысль будет о вас» — стучали в голове его последние слова. — Нет, пожалуйста. Пусть ты никогда не дотронешься до моей руки, никогда не посмотришь с тоской мне вслед, только живи! Умоляю, живи! Опустившись на колени, Султанша начала отчаянно молиться за жизнь Фазыла Ахмеда. Тем временем Хасан наведался к Сафие и узнал, что она уже сутки как отсутствует дома. — Куда она могла поехать? Почему вы её отпустили? — Мы ничего не могли сделать, вы ведь знаете Сафие Ханым. Тяжелоё предчувствие охватило Пашу, бросив все дела, он снова отправился в Анадолу, к семье. — Папа! Ты вернулся! Мы ждали тебя только завтра. — воскликнул Мустафа. — Где мама? — Она плохо себя чувствует, почти не выходит из покоев с тех пор как приехала Сафие… — Она здесь?! — Да, со вчерашнего дня. Всё, чего Хасан боялся больше всего на свете, стало явью. Он робко вошёл в покои жены. Она сидела у окна и укачивала на руках дочку. Сердце сжалось. Он мог это всё потерять в одно мгновение. Своё счастье, всё, о чём мечтал столько лет. — Гевхерхан…- положил руку на плечо. Она обернулась на мужа с глазами, полными слёз и мольбы. — Скажи, что всё это не правда. Скажи и я поверю одному твоему слову, обещаю! — Так получилось, любимая… Я отец ребёнка Сафие. — Нет! — зарыдала. — Дай мне Сибель, прошу. — забрал девочку, поцеловал и уложил в колыбель. — Как так случилось, что ты меня разлюбил и предал с моей же дочерью? — Я не разлюбил. Ты единственная женщина на земле, которую я могу назвать любимой. — Тогда почему? Почему?! Всё ведь было так чудесно! Ты хотел ребенка? Думал, что я уже не рожу? Но почему выбрал именно её, никакую другую? Почему её? Ты же знал как мне будет больно! — Прошу тебя, успокойся и выслушай меня. Я мужчина и должен брать на себя ответственность за всё случившееся, не оправдываться, не обвинять женщину…но в этом случае я не был виноват, я не хотел. Мой мозг был одурманен сильнодействующими веществами, я не понимал, что я делаю, кто передо мной… Я тебя видел, тебя желал. Если не веришь, что такое возможно, спроси у Ягмур. — Но зачем это Сафие? — Как оказалось, она была влюблена в меня с детства. Маленькая, обиженная на весь мир девчонка нафантазировала себе любовь с тем, кто казался ей идеалом. Но она знала, что по своей воле я тебя не предам, потому где-то раздобыла эту дрянь и подсыпала мне в еду. Я сам был в шоке, когда проснулся утром и увидел её рядом. Хотел сразу рассказать всё тебе, но как раз тогда ты сообщила, что беременна и я не смог. Я хотел, чтобы наш ребёнок выжил. Любой ценой. Очень надеялся, что после одной ночи не будет никаких последствий, но Сафие тоже оказалась беременной. Абаза всё узнал и сначала хотел убить меня, но потом поверил, ведь с ним много лет назад случилась очень похожая история. Потом хотел выдать дочку замуж за кого-нибудь, но она отказалась, да и я был против. Не могу допустить, чтобы моего ребёнка растил чужой человек. — Даже если это всё правда, если я поверю тебе, как я оставлю дочку в такой беде? Что ждёт Сафие и её ребенка? Позор? Я не могу этого допустить! — Я приму любое твое решение, каким бы оно не было. Но только если ты прогонишь меня, разведёшься, заставишь жениться ради чести и ребёнка, счастья всё равно никому из нас не будет. Я не люблю Сафие и никогда не полюблю. Мы все будем несчастны: ты, я, она и трое детей. Я ведь с ней надолго не останусь, не смогу, а наша чудесная семья будет разрушена. Прости меня, если сможешь, прости и позволь остаться рядом. — Это неправильно. Даже если моя дочь сделала всё то, о чем ты говоришь, она не заслуживает позора. Он ведь ляжет и на нас, на меня, на Абазу Мехмеда. Я член династии, что скажут, когда узнают, что моя приёмная дочь родила внебрачного ребенка? Мы разведёмся, и ты женишься на Сафие. — Думаешь, от этого слухов поубавится? Скандала не избежать в любом случае. — Всё должно быть по нашему закону. Если согрешили — ответите за это. — А как же наша любовь, Гевхерхан? Как же наши дети? Мустафа? Такая долгожданная дочка? Я ведь ещё даже не успел насладиться этим счастьем, не успел наглядеться на неё… — У тебя будет ещё ребёнок. Будешь смотреть на него. — сглотнула слёзы. — Это жестоко. — Такова реальная жизнь. А не то что мы с тобой придумали для нас двоих. Единственным счастливым человек в доме в тот вечер была Сафие. Она довольно порхала по дому и благодарила за всё мать. «Всё, теперь Хасан точно мой!» — думала она. Гевхерхан старалась держаться из последних сил, но слёзы то и дело застилали глаза. Хасан ходил с обречённым лицом, а маленький Мустафа очень расстроился, узнав, что папа теперь будет жить отдельно. — Если решение принято, мы все вместе должны договориться, как теперь будем сосуществовать. Самое главное — дети. Гевхерхан с Мустафой и Сибель будет останутся в нашем доме. Я пока поживу в одном из гостевых павильонов Топкапы. Думаю, Атике Султан не будет против. Потом решу вопрос, где мы будем жить с Сафие после свадьбы. — в груди заныло от одной мысли об этом. — Надеюсь, развод не займёт много времени. Я сама поговорю с сестрой. Нужно чтобы вы успели пожениться до рождения ребёнка. — заламывая себе пальцы тихо произнесла Султанша. — Ещё есть мой отец, ему пока некуда пойти. Как устроюсь, заберу к себе. — Кеманкеш мне не помешает. Дом большой. Он дедушка моих детей и несмотря на все разногласия между ним и мамой, я его уважаю. Пусть остаётся, сколько потребуется. Когда тяжёлые разговоры о дальнейшей жизни закончились, все разошлись по своим покоям. Хасану было непривычно оставаться одному, в то время как любимая была совсем рядом. Он собрался с силами и постучал в её дверь. — Уходи, мы теперь чужие люди. — сквозь слёзы ответила. — Я пришёл поцеловать дочь и попрощаться со своей женой. Могу я в последний раз обнять тебя? — Пожалуйста, не делай мне ещё больнее…- не успела договорить, когда Хасан крепко прижал её к себе. Он гладил её волосы, целовал лоб, виски, губы. Она сопротивлялась, но этого слабого сопротивления хватило лишь для того, чтобы его движения стали ещё более отчаянными и быстрыми. — Всё, хватит! Остановись! Не надо больше! Уходи! — Я люблю тебя, и всегда буду любить лишь тебя одну. Никому и никогда это не изменить. — бросив последний взгляд на Гевхерхан и по-быстрому поцеловав Сибель, преодолевая жгучее желание остаться, ушёл. «Ушёл навсегда из моей жизни» — промелькнуло в голове у Султанши. Прошло несколько дней и всё шло своим чередом. Ягмур осматривая Бейхан, обратила внимание на то, насколько большой у неё живот. — Либо ребёнок очень крупный, либо он там не один. — Правда? — воодушевилась. Не хочу пугать, но вам нужно набраться сил — физических и моральных. Роды будут непростыми, вы ведь очень хрупкая, а малыш большой. Нужно будет потрудиться, чтобы произвести его на свет. — Но я ведь успею, пока ты не родишь? Я только тебе доверяю. — Конечно, у меня срок значительно меньше. Я буду рядом. Ягмур вышла из покоев Бейхан, покинула гарем и прошла двор, направляясь к выходу из дворца. — Кого я вижу! Ягмур Ханым! — это был Юсуф. — Прочь с дороги! — Вижу, твой муженёк оставил тебе подарочек на память. — бросил взгляд на хорошо заметный живот. — Не твоё дело! — прошла мимо, сделав грозное лицо. — Значит вот оно что. Наш Эзель скоро станет отцом. Интересно, в курсе ли его любезная тётушка? Гевхерхан с детьми вернулась домой. Кеманкешу было немного не по себе жить в доме невестки, с которой его сын вот-вот разведётся. — Не переживай, ты мой близкий родственник. Я буду рада делить с тобой кров и стол. К тому же, Мустафа в восторге, что дедушка какое-то время поживёт вместе с ним. Ему теперь будет не хватать отца. — Гевхерхан, может вы ещё передумаете? — Нет, всё решено и обратной дороги нет. — Нельзя приносить себя и своих детей в жертву. Сафие это затеяла, она должна и расплачиваться. — Я не смогу оставаться с Хасаном, зная, что моя дочка мучается одна. — У них ничего не выйдет. — По крайней мере, я буду знать, что сделала всё, что могла. — Кёсем ведь не в курсе. Начнётся ураган, когда до неё дойдут слухи. — Мне надо с ней поговорить раньше. — Хочешь, я сам? — Не боишься навлечь на свою голову бурю? — Хуже чем есть, уже не будет. По крайней мере, я её увижу.  — Что ты только что сказал?! Что сделал твой сын? Как он мог! Пока Гевхерхан мучилась, вынашивала ему ребенка, он совращал молоденькую девочку! — Кесем, успокойся! Тебе нельзя нервничать! — Да он кабель, такой же, как его отец! Все мысли только об одном, что у тебя, что у него! Яблоко от яблони недалеко падает! — Уймись же! Причем тут я? — Уверена, ты знал всё с самого начала. — Да, я знал, не отрицаю. Мой сын мне доверяет. — Значит он покрывал твои похождения, а ты его. Прекрасно! — Не передёргивай. — Я с самого начала, ещё много лет назад была против их брака. — Они были счастливы все эти годы. Просто так получилось… — Конечно! У него так получилось! У тебя так получилось! У Эзеля так получилось! Хороши же вы все! Супруги могли ругаться ещё очень долго, но тут в дверь постучали. У Кесем совершенно вылетело из головы, какой сегодня день. В гостиную вошёл разодетый в пух и прах Намык-бей с огромной коробкой сладостей к чаю. Повисла неловкая пауза. — Вижу, я не вовремя. Вы меня не ждали? — оторопел. — Почему же? В самый раз! Проходи, садись, чайку попьем, потрындим о том, о сём. — с издевательской улыбкой протянул Кеманкеш. — Я лучшей пойду, зайду в другой раз. — Ну-ка стоять! Другого раза не будет! — поймал Намыка за руку. — Дай сюда, что принёс. — с грохотом швырнул коробку на стол. — Кеманкеш, что ты творишь? Это мой гость, немедленно покинь этот дом! А иначе… — Иначе что? Прикажешь меня выставить? Кому? Али? Не смеши! Али, иди и выкинь своего хозяина и друга на улицу за шкирку! — Не паясничай! Тебе это не идёт. — Отчего же? Чичек, неси нам чаю! — Кеманкеш, по-моему твоё поведение выходит за все рамки. Это не по-мужски. — Намык пытался показать себя с лучшей стороны перед дамой. — Ах, не по-мужски? Это я надухарился и пришел к чужой жене на чай? А может, ты на моё место метишь? И не только за этим столом, но и в спальне! — Веди себя прилично перед женщиной! — Это моя женщина! Как хочу, так и веду себя. Где этот ваш чай! Чичек! Девушка засеменила с серебряным разносом в руках. В гостиной говорили на повышенных тонах, а хозяин так рьяно требовал чай, что от волнения и спешки содержание стаканов расплёскивалось. — Вот, всё готово. — поставила на стол. — Прекрати этот цирк и убирайся! — требовала Кесем. — Хочу чаю! — вальяжно уселся, взял один стакан и отхлебнул. — А вы чего ждёте? Я послушаю, о чем вы будете разговаривать. — Я ухожу. — терпение Намыка лопнуло. — Ну уж нет. Ты сегодня напьёшься чаю так, что забудешь сюда дорогу до конца жизни! — с этими словами Кеманкеш вылил стакан ещё горячего напитка на лысеющую голову бея. Тот от неожиданности завопил во всё горло. — Ты больной! — Погоди, ты ещё не пробовал свою пахлаву и лукум. — коробка сладостей высыпалась на Намыка сверху. — Тебе лечиться надо! — А вот теперь ты уходишь! — схватил за горло и потащил к выходы, вышвырнув на улицу и со злостью захлопнув зверь. — Ну, это уже не в какие рамки не лезет! Ты окончательно потерял разум! — Кесем собралась уходить, но была остановлена резким движением. Кеманкеш сильно прижал её к себе. — Ты права. Я всё потерял: разум, покой, тебя, себя — всё. Я ведь просил, чтобы рядом с тобой не было других мужчин. Это ранит меня в самое сердце. — Ты думаешь, меня не ранило то, что я увидела в том притоне? Ты думаешь, что у меня что-то осталось, после того как ты ушёл? — голос предательски дрогнул. — Кесем! — его губы накрыли её розовые уста с такой любовью и страстью, какой они не знали уже очень-очень долго. Будто они не прожили вместе почти двадцать пять лет, будто не было седин в их волосах и морщин на их лицах, будто они вернулись назад, в Багдад, в тёмную полуподвальную комнату, где всё когда-то начиналось.