Исцеляющие

Рано утром Кеманкеш проснулся и увидел рядом любимую жену, спящую уткнувшись в его грудь. «Аллах, это сон! Но какой чудесный! Не дай мне проснуться». Нежно, слегка касаясь кожи он провёл рукой по обнажённым плечам Кесем. Она и не почувствовала. Потом он погрузился лицом в её волосы — как же они благоухали ароматами роз и жасминов! Она нехотя приоткрыла глаза и широко улыбнулась, глядя на мужа. — Вот теперь всё так, как и должно быть! Моя любимая снова со мной. — Что мы вытворяли? Сколько нам лет?! — села на кровати, всё также не отрывая взгляда от Кеманкеша. — Неважно! Вчера нам снова было по двадцать. Я тебя такой давно не помню. Моя Кесем. — провёл рукой по её шее, она замерла от удовольствия, выгнув спину, как кошка. Он приподнялся и стал покрывать её грудь поцелуями. — Остановись! Хватит! Мы проспали день и ночь, скоро опять придёт Али. — Я должен получить сполна за все полгода нашей мучительной разлуки. Давай пока не будем говорить, что помирились, пусть не выпускают нас! Хотя бы ещё несколько дней. Вдруг ты опять убежишь от меня? — Что за ребячество? Возвращайся домой! Обещаю, буду примерной женой: тихой, кроткой, ласковой. Больше никакой ревности. — Ну уж нет. Мне нужна моя Кесем! «Тихая» и «кроткая» это не про неё. — снова поцеловал. — Думаю, пока мне не стоит покидать этот дом. — Ты что, всё ещё пьян? — Если Синем узнает, что мы снова вместе и её план провалился, она может придумать что-то ещё, более извращённое, более страшное. Скорее всего у неё есть сообщник, возможно, даже не один. Я боюсь за тебя, за дочерей, не хочу так рисковать нашей семьёй. — Что ты предлагаешь? — Скажу ей, что мы развелись и буду жить здесь пока всё не разузнаю. Мы должны взять её за горло, припереть к стенке. — А нельзя просто скинуть её в Босфор? И делу конец. — Нет. Сначала нужно понять, кто они, кто такой Эзель и какова его роль во всей этой истории. Возможно, Синем просто его использовала, и наша дочь страдает зря. Ну не мог он так врать, я чувствую, что он был искренен, когда говорил, что любит Ягмур, он так на неё смотрел! — Как? — Как я на тебя сейчас. — С нежностью, страстью, преданностью, заботой, теплотой…- поправила его волосы. — Именно. Если мы не вернём дочери мужа, то может хотя бы у внука будет отец. — Мне будет плохо без тебя. — Мы всегда можем увидеться. Здесь или дома. — Как подростки, которые бегают от родителей и обнимаются по углам. — Только не от родителей, а от детей. У нас большой опыт двойной жизни. — засмеялся. — Это всё временно. Пока же я даже не знаю, с чего начать. Давай подумаем и переберем всех женщин, у которых были дети и которые могли погибнуть по приказу Мурада или кого-либо из Визирей. Предательницы, шпионки, наложницы, кто угодно… — Хорошо, давай вспоминать. Но сначала поедим, я очень голодна. — Какая неожиданность! Сынок! — Гевхерхан обняла Баязида. — Я давно обещал навестить вас, мама, но всё никак не получалось вырваться. Вот уже и сестра родилась. Хочу её увидеть. И Мустафу, и Айлин, и тётю Атике… Молодому мужчине было почти двадцать три года. Внешне он больше походил на Абазу Мехмеда, хотя в лице проглядывали и черты матери. Что точно Баязид унаследовал от Гевхерхан, так это мягкий покладистый характер. — Ты уже знаешь о Сафие? — Да, отец недавно рассказал. В голове не укладывается. Неужели вы с Хасаном разведётесь? — Не знаю, уже ни в чём не уверена. Голова раскалывается от мыслей. Пусть всё идёт своим чередом и будет так, как решит Аллах. Лучше расскажи о себе. Ты не надумал жениться? — Нет. Смотрю на Селима с тремя детьми и понимаю, что пока не готов. — Не верится, что у меня уже два взрослых сына и трое внуков. Я родила твоего старшего брата в пятнадцать лет, когда была совсем юной, ребёнком. И вот у него уже свои дети. Жаль, что пока не могу их увидеть. — Он просил крепко обнять вас за него. — прижал мать к себе и заботливо поцеловал в висок. — Ну что, пойдёмте знакомиться с Сибель? — Пошли! — Хасан, прошло уже много времени, а ты так и не сказал, когда будет наша свадьба. — девушка с претензией смотрела на мужчину. — Сафие, свадьбы не будет, как и моего развода. — Что?! Неужели вы с мамой не сдержите своего слова? Да как вы можете? — В данном случае в этом нет необходимости. Две недели назад я написал твоему отцу. Он прислал ответ, поддержал моё решение. Тахир останется со мной, а ты поедешь в Бурсу. Абаза Мехмед сам решит твою дальнейшую судьбу. — Я так и знала! Вы меня обманули! Решили разлучить с сыном! — Ты сама сделала всё, чтобы дать понять, что он тебе не нужен. Но если в тебе когда-нибудь проснутся материнские чувства, всегда можешь навестить его. Обещаю не препятствовать этому. Пока же Тахиру будет лучше в любящей семье. — Нет! — сжала кулаки и набросилась на Хасана, яростно колотя его в грудь. — Вы так со мной не поступите! Я не останусь брошенной! — Успокойся. — сжал её запястья в своих руках. — Мне нужно уехать на пять дней в Эдирне по государственным делам. Когда я вернусь, твои вещи должны быть собраны. Надеюсь, с сыном всё будет в порядке в моё отсутствие. — Спасибо, Али! То вино, которое ты вчера принёс было чудодейственным. — засмеялся. — Я хотел положить ещё, но Ягмур Ханым запретила, говорит, вам больше нельзя. — Больше и не надо. Я теперь пьян от счастья, даже когда пью воду! — Вас ещё не пора освобождать из плена? — Нет. Мы останемся до конца недели. У нас третий медовый месяц. — Ай, Господин! Я так рад. Можно уже рассказать вашим дочерям? — Нет. Пока держи язык за зубами. В воскресенье пусть приходят все вместе с Хасаном и Атике Султан. Нужно будет поговорить и всё обсудить. Есть обстоятельства, из-за которых мы пока должны держать в тайне наше примирение. Ты единственный, кто знает это, я на тебя рассчитываю. — Ох, как у вас всё сложно. Ваш сын предупредил, что уезжает в Эдирне. Боюсь, он не сможет прийти. — Хорошо, тогда без него. Поговорю с ним позже. Дома всё хорошо? — Да, хозяин. — Отвези это письмо Синем. Здесь я сообщаю, что уехал на несколько дней, чтобы она не искала и упаси Аллах, чтобы не заявилась сюда ненароком. — передал сложенный листок. Кеманкеш поставил корзинку со свежей едой на стол. — Сегодня у нас пир, моя Султанша! Чичек приготовила перепелов в сливках. — Мне неважно, что я буду есть и пить, если ты рядом. — подошла и положила свои ладони мужу на грудь.- Из твоих рук я выпью даже яд как самый сладкий напиток. — Эта покорность — что-то новое. Ты меня пугаешь. — Я же обещала. Те слова, которые ты написал в своём дневнике, тронули меня до глубины души. Так как ты умеешь любить, беззаветно, до самозабвения, никто больше не может. Хочу сохранить его на память, как семейную реликвию, пусть, когда нас не станет, дети и внуки прочтут и вспомнят, каким был их отец и дед и от какой безграничной любви пошёл их род. — Кесем… — Мне стыдно, что я не верила тебе. Прости. — уронила слезу. — Ну, ты чего? Не плачь, моя любимая. — заключил в свои объятья. — Повелитель! Нефес Ханым ожидает вас. — Пропустите немедленно. Девушка робко вошла в покои Падишаха. — Проходи, садись. Я позвал тебя по важному делу. Твой брат, Хасан Паша как-то обмолвился, что ты не только рисуешь на бумаге, но и можешь делать роспись на керамике. В Летнем дворце пару лет назад обрушилась часть стены султанских покоев после землетрясения, несколько десятков изникских изразцов, покрывавших стену, разбилось. Я мог бы заказать новые в Изнике, но мастера считают, что их лучше изготавливать на месте, чтобы подобрать цветовую гамму к сохранившейся облицовке. Я бы хотел, чтобы этой реставрацией занялась ты. Сможешь? «Смогу, но я учусь, целый день провожу в госпитале». — Будешь приходить по вечерам, работать всего по два-три часа в день, я не тороплю. Всё необходимое — плитку, краски, кисти, инструменты, по моему поручению тебе предоставят. В покоях есть камин, его будут топить каждый вечер, чтобы ты могла обжигать изразцы и наносить на них глазурь. Работа будет хорошо оплачена. Мехмед увидел растерянность в глазах девушки и добавил, чтобы она не сомневалась: — Я прошу об этом не только как Султан, но и как твой близкий родственник. Я на тебя рассчитываю. «Как скажите, Повелитель. Я могу приступить завтра же». — Вот и отлично. Ещё пять дней Кесем и Кеманкеш провели вместе, наслаждаясь друг другом. Как когда-то в Багдаде, по вечерам он разжигал камин, и они вдвоём смотрели, как языки пламени пожирают дерево, превращая в пепел. Она прижималась к его плечу, а иногда клала голову на колени и чувствовала тепло его руки, лежащей на спине. — Когда всё закончится, мы уедем на остров и вот так вдвоём проведём все дни, что Всевышний нам ещё отпустил. — Ты сам-то в это веришь? Дети, внуки, бесконечные тревоги, суета… За каждого из них болит сердце. — Когда-нибудь всё уляжется и наступит мир и покой. — Мы перебрали всё что можно, но так и не нашли зацепок, касающихся Синем и её сестры. — Уверен, что разгадка этой тайны очень простая, просто что-то постоянно ускользает от нас. Мы точно знаем ответ, но он почему-то не приходит нам в голову. Знать бы хотя бы настоящее имя матери Эзеля, от этого можно было оттолкнуться. Я нашёл странную запись в его ежедневнике, посмотри. — Надломленная роза? Что это? Думаешь, это имеет какое-то отношение к этой истории? — Он обвёл это жирно и многократно, словно хотел что-то сказать. И что такое «2п»? — Похоже на обозначение какого-то места. Это какой-то сад, где растут розы? Розарий? Может быть, там находится тайник, вскрыв который мы найдём ответ на все наши вопросы? — Представляешь, сколько садов в Стамбуле и в каждом из них сотни кустов роз. Когда мы выйдем отсюда, я ещё раз пересмотрю все вещи на чердаке, может быть, найдётся ещё какая-нибудь подсказка. А пока пойдём спать. — лукаво подмигнул. — Кеманкеш! Опять?! Угомонись, ненасытный! — Скоро ты вернёшься домой и будешь скучать по таким вот ночам. Пойдём. В воскресенье вечером Али и Озгюр отодвинули шкаф и выпустили пленников на свободу. — Валиде, надеюсь, вы не соврали, чтобы мы вас освободили? — строго спросила Атике. — Дочка всё не так просто…- начала Кесем, как они и договорились с Кеманкешем. — Мы поговорили, всё выяснили и передумали разводиться. Но нужно ещё время. Я обещал вашей матери, что докажу свою невиновность и тогда она даст мне ещё один шанс. Пока же мы будем жить отдельно. — Но папа, как же так? Мы с Нефес надеялись, что ты сегодня же вернёшься домой. Значит, из нашей затеи ничего не вышло? — Вышло. Ваша мама верит мне и будет терпеливо ждать, пока я найду доказательства, чтобы в её душе не оставалось и тени сомнения. Кроме того, тот, кто хотел очернить меня в глазах Кесем, не успокоится, пока не сделает её жизнь невыносимой. Возможно, решится на какой-нибудь отчаянный шаг. Ей и нам всем может грозить опасность, поэтому мы наняли Озгюра, чтобы ты не оставалась одна. — Но кому это всё нужно? — Я обязательно это выясню, дочка. А пока, если вас кто-то спросит, мы с мамой разводимся. Не нужно, чтобы кто-то знал правду. — Ну вот…- расстроилась. — Берегите маму. И спасибо вам всем за то, что вы для нас сделали. Особенно тебе, Атике. Регент слабо улыбнулась и бросила странный случайный взгляд на Али. Кесем впервые заметила, как после смерти мужа, дочь так трепетно смотрит на мужчину. «Да нет, не может быть» — отогнала мысль, закравшуюся в голову. Хасан вернулся из Эдирне и сразу же направился к Сафие и сыну, но дверь никто не открыл. «Странно». — подумал и побежал к кормилице, что жила через два дома. — Мать ребёнка накричала и прогнала меня за то, что я задержалась на час. Мальчик сильно плакал, бедный. — Когда это было? — Два дня назад. Потом она приходила, умоляла меня вернуться, но муж не позволил, выгнал её. Простите, Хасан Паша, но это слишком. — Аллах Всемогущий, что же с моим сыном? Вы не заметили, кто-то выходил из дома вчера или сегодня? Там заперто. — Муж говорит, что Сафие Ханым куда-то вышла несколько часов назад. Без ребёнка. А Хатун, которую у вас работала, я больше не видела. Возможно, и её допекла Госпожа. — Ясно. Извините. Недолго думая, Паша начал ломать дверь. В доме было пусто. «Тахир, сыночек, где же ты?» — открывал все двери подряд и обыскивал глазами комнаты. Между тем, его отчаяние и беспокойство росло. Слабый писк раздался откуда-то из самой дальней комнаты, где жила прислуга. Ребёнок лежал на полу в углу, завёрнутый в одну тонкую пелёнку. Цвет кожи был бордово-синим. — О, Всевышний! Мальчик мой! — выбежал из дома, прижимая Тахира к себе. Остановил первого попавшегося извозчика. — Срочно, до площади Султанахмет! У меня ребёнок умирает. Айлин впервые пригласила Исмихан к себе в дом. На этом настоял её муж Айяс Махмуд. — Пусть развеется. Чего она сидит всё время взаперти пока её муж проигрывает все деньги в тавернах? — Она боится, что Юсуф разозлится, если узнает. — Его всё равно не бывает дома по вечерам. Исмихан сначала противилась, но потом согласилась на свой страх и риск. Мужу не нравилось, что они с Айлин стали дружить. Он боялся, что жена нажалуется на него сестре, а та передаст матери. — Проходи, я покажу тебе дом. — Очень красивый. — У меня для тебя сюрприз. Знаешь, кто здесь? Никогда не поверишь. — она потянула девушку за руку. Посреди гостиной стоял Баязид. — Исмихан! Как давно я тебя не видел! — она опустила глаза. — Поговорите тут. Я пока пойду дам распоряжения насчет ужина. — Айлин ненадолго удалилась. — Пять лет прошло. А кажется, только вчера была ваша с Юсуфом свадьба. — Со свадьбы мы больше не встречались. — Верно. Как ты? У тебя есть дети? — Нет. Видно, не судьба мне быть матерью. Здоровье не позволяет. — Жаль. Имсихан и Баязид были примерно одного возраста и часто играли вместе, когда мать брала мальчика с собой во дворец, чтобы встретиться с сестрой. Айлин в это время всё время ссорилась с Сафие, не поделив то игрушки, то внимание взрослых. Скромному и тихому Баязиду всегда нравилось общество такой же молчаливой кузины. — Помнишь, как ты пряталась в кустах, а я тебя искал? Но как найти того, кто даже дышит беззвучно? Как ты выросла такой среди дворцовых нравов? В тебе же нет ни капли дерзости, высокомерия, свойственного Султаншам в нашем роду. — Ты тоже не похож на Султанзаде. — Да… Ты счастлива? — Не знаю. Наверное. Никогда не думала об этом. Если задумаюсь, могу прийти к неутешительным выводам. Просто живу и всё. — Ты знаешь, мне никогда не нравился Юсуф, зачем согласилась выйти за него? — Меня никто не спрашивал. Просто однажды сказали готовиться к свадьбе и всё. Тётя Атике так решила. — Это было не самым лучшим её решением. А вот Махмуд, муж Айлин, мне понравился. Мы проведём чудесный вечер все вместе. Как в детстве. — взял руку девушки в свою ладонь, отчего она вздрогнула. Это заметила Айлин, вернувшаяся с кухни. Ягмур осмотрела племянника. — Он очень сильно плакал долгое время, бедный. Плюс переохлаждение. Опрелости. И ещё видимо он голодный. Когда подношу палец ко рту, он его хватает и сосёт. — Ягмур через специальный рожок для кормления влила Тахиру в рот кипячёную воду с сахаром, чтобы хоть немного улучшить его состояние. — Как так можно было довести ребёнка, брат? Он же такой слабенький родился! Нисколько не прибавил в весе за две недели. Почему за ним никто не ухаживал? — Меня не было. Сафие его бросила и ушла. Сестра, как же я испугался. Что делать? — Срочно ищи кормилицу, иначе ребёнок погибнет! — Я поеду к Гевхерхан, может она согласится его кормить хотя бы несколько дней. — Тоже выход. Держись, брат! Когда Гевхерхан увидела Хасана на пороге с мальчиком, потеряла дар речи. — Проходи. Дай мне. Аллах, что с ним? — Покорми его, умоляю. Мне больше не к кому обратиться. Он очень голодный. — прочитала в глазах мольбу о помощи. Ничего не говоря, Султанша расстегнула лиф платья и приложила Тахира к груди. Мальчик ухватился губами за сосок, но сосать сил не было. Тогда Гевхерхан помогла ему, буквально по капле впрыскивая живительную жидкость в рот. — Что случилось? — Сам не знаю. Приехал, в доме никого. Сломал дверь, ребёнок один, на полу… Одному Аллаху известно, сколько он ел. Возможно, если бы я задержался ещё на день, он бы умер. — А Сафие? — Не говори мне о ней! Если я её увижу, убью! Бросила сына одного и ушла, не кормила, не меняла пелёнки, всех выгнала… — Как же так. — Я всё решил. Сейчас поеду, заберу вещи сына и свои и привезу их сюда. Если ты пустишь меня в супружескую постель — хорошо, если нет, буду жить в другой комнате и каждый день молить тебя о прощении. Только не бросай меня одного в этой беде. А с Сафие пусть разбирается Абаза, он со дня на день приедет в Стамбул за ней. — Как же я вас брошу. Поезжай. Только прошу… — Не проси меня о пощаде. Я не знаю, что сделаю с ней, если увижу. Как можно быть такой жестокой, такой бессердечной! Хасан уехал. Тахир немного поел благодаря Гевхерхан и успокоился. Султанша положила мальчика в одну колыбельку с Сибель. Во сне малыши крепко прижались друг к другу, вызвав слёзы умиления у женщины. — Я тебя больше никому не отдам. Теперь ты мой. Мой сыночек. — Мама, почему ты плачешь? — Мустафа посмотрел в колыбель. — Ой, кто это спит с моей сестрёнкой? — Это твой братик, Мустафа. Его зовут Тахир. — Ничего себе! — Послушай, мне нужно уехать ненадолго. Я попрошу Хатун присмотреть за детьми. А ты покачай колыбельку, чтобы они не проснулись. Хорошо? — Конечно, мамочка. Можешь на меня рассчитывать. Нефес теперь допоздна задерживалась в Летнем Дворце. Обычно после работы кто-то из охранников довозил её до дома. Ей нравилось возиться с росписью, хотя работа была достаточно однообразной. Мехмед часто заходил и подолгу оставался в покоях, наблюдая, как она замешивает краски и наносит жёлто-зеленый цветочный орнамент на глянцевую поверхность. Девушку это смущало, но поделать она ничего не могла. Она закончила расписывать последнюю на сегодня плитку и отложила все инструменты в сторону, хорошо вытерев испачканные руки. «Повелитель, я пойду, уже поздно». — Нет, милая Нефес. Сегодня ты никуда не пойдёшь, останешься со мной. Девушка прекрасно поняла, что сказал Мехмед, но не подала виду. Она подошла к двери, но та оказалась заперта на ключ. Дверь дома, в котором жила Сафие, была распахнута настежь. Гевхерхан съежилась от нехорошего предчувствия, охватившего её. Вошла в прихожую — никого. Прошла дальше, в гостиную. Ноги подкосились от увиденного. Сафие лежала на полу в луже крови. Из живота торчала рукоять ножа. Хасан сидел рядом, весь в крови и рукой держался за орудие убийства.