Исцеляющие

Ночь выдалась неспокойной. Через два часа малышка проснулась и заревела что есть силы. — Давай я укачаю её. — предложил Кеманкеш. — Попробуй. Только мне кажется, это не поможет, она голодная. Будить Ягмур нет смысла, молоко у неё ещё не появилось, может, на нервной почве. Пусть отдыхает. Супруги спустились вниз, на кухню. Пока муж тряс перед собой крохотный свёрток, Кесем разогрела на огне молоко, и потом они с помощью специального приспособления — рожка из овечьей шкуры, напоили внучку. Несмотря на то, что у Султанши было восемь родных детей, все эти простейшие действия собственноручно она выполняла впервые. Во дворце наследников сразу же забирали на попечение многочисленные няньки, а в раннем детстве Нефес и особенно Ягмур, у Кесем часто не было ни времени, ни сил, чтобы просто вдоволь побыть с дочерьми. Каждый раз заботливая Гюнеш брала все хлопоты по уходу за девочками на себя. Теперь же, когда вся жизнь Госпожи принадлежала лишь семье, она иногда могла позволить себе простые радости и видела в них особый смысл. Девочка щурилась, чихала и беспорядочно сучила ножками, что вызывало умиление у Кеманкеша. Он не упускал возможности прикоснуться к малышке, поцеловать её, сказать что-то ласковое. — Убери свою колючую бороду, она тебя пугается. — А мне кажется, я ей нравлюсь. — Ой, какой самоуверенный. Думаешь, так неотразим, что все женщины от тебя без ума? Даже те, которым ещё нет и суток от роду? — усмехнулась. — Ты слышала, милая? Бабушка ревнует. А с ней шутки плохи, это я тебе по своему опыту говорю. — пошутил, за что чуть не схлопотал. Пока Кесем пыталась уснуть, Кеманкеш убаюкивал девочку, ходя туда-сюда, напевал колыбельные, слова которых полностью не помнил, потому придумывал свои, что-то нашёптывал на ушко. — Видел бы ты себя со стороны, муж мой! — улыбнулась сквозь подступающий сон. — Ты что-то сказала? Не расслышал. — Говорю, что из хороших отцов всегда получаются чудесные дедушки. — Юсуф, что с тобой? — Ничего. Распорол ногу о стекло. Иди спать. Исмихан попричитала, но послушалась. Паша устало шлёпнулся на диван. Он чувствовал, как горит под ним земля. Если Ягмур не проболтается, то кто-то другой — Эзель или Кеманкеш обязательно докопаются до истины и расскажут Атике Султан. Это будет конец. Как назло, ко всем проблемам добавлялся крупный карточный долг, время выплаты которого неумолимо подходило, а средств для этого не хватало. «Если я не достану деньги, меня убьют. Думай, Юсуф, думай». Ягмур проснулась на рассвете и, не обнаружив в комнате люльки, ужасно испугалась. Накинув на себя то, что попалось под руку, побежала искать дочку. С момента её рождения животный страх руководил её разумом — страх не уберечь, потерять. Это чувство было сильнее инстинкта самосохранения, сильнее всего на свете. Вбежав в покои родителей, девушка испытала невероятное облегчение: девочка лежала между ними и сладко спала. Все трое спали. Мама и папа скрестили свои руки на маленьких ножках с такой любовью, будто помолодели лет на двадцать и это был их собственный ребёнок. Ягмур была им благодарна за всё: за поддержку, помощь, заботу, понимание, защиту, и за многое-многое другое, что можно было перечислять бесконечно. Эзель по пути к дому Кеманкеша зашёл в тюрбе при Голубой мечети, чтобы навестить могилу отца. Он тихо прошептал молитву у надгробья, покрытого бархатным покрывалом, а потом заговорил своими словами: — Вчера у тебя родилась внучка, папа. Знаю, что вы с мамой были бы рады за меня. Сейчас как никогда я чувствую, что вы продолжаете жить во мне и в моём ребёнке, значит, ваша запретная любовь не была напрасной и та жертва, которую вы принесли, та кровь, которую пролили, искупится жизнью ваших потомков. Я не знаю, что будет дальше, примет ли меня когда-нибудь её мать, простит ли, но сегодня я самый счастливый на свете. Я теперь тоже отец, как и ты. Ягмур не была рада появлению Эзеля в доме, несмотря на все его мольбы, на все уговоры родителей, просила немедленно уйти и больше не появляться. — Пожалуйста, дай мне её увидеть, хотя бы пару минут подержать на руках. Я всю ночь не спал, ждал этой встречи. — Я тоже тебя о многом просила, умоляла. Чтобы ты не причинял мне боль, не обманывал. Просила огородить меня от этой ненормальной, твоей тётки. Была готова пойти навстречу, чтобы у ребёнка был родной отец. И что? По вине Синем и Юсуфа я чуть не умерла и, что ещё страшнее, чуть не потеряла дочь. Как я могу верить тебе? Чем ты докажешь, что не заодно с ней? — Спроси у отца. Я был здесь все эти дни, как безумный искал тебя, мы с Кеманкешем объехали все окрестности. Я не могу желать зла дочке, лучше, чем с матерью ей никогда ни с кем не будет. — Мой ответ «нет». Уходи. — Хорошо. Но я буду приходить каждый день до тех пор, пока ты мне её не покажешь. Вот, возьми хотя бы вещи. — протянул свёрток, но Ягмур не торопилась брать. — Возьми. Эти носки вязала моя мама для меня. Я хранил их на память. А это её шаль. Когда будет холодно, накрой колыбель, чтобы согреть теплом её бабушки. Я же не о многом прошу. Для меня это важно. Девушка неуверенно протянула руку. Просьбы была невинной, а Эзель при этом имел такой жалкий смиренный вид, что отказать было невозможно. — А теперь покинь этот дом, иначе я позову Озгюра, чтобы он помог тебе в этом. Исмихан не навещала сестру уже две недели и потому Айлин решила поехать в особняк Юсуфа Паши сама. В прошлые визиты получалось так, что муж сестры всегда отсутствовал дома, и молодая женщина вела себя естественно и непринуждённо. Но в этот раз всё было совсем по-другому. — Ты чего вся скукожилась? Озираешься, говоришь шёпотом, будто боишься кого. — Юсуф рассердится, ему не нравится наша дружба. Давай я лучше как-нибудь сама заеду. — Ну уж нет. — Айлин уверенно прошла в сад, несмотря на молчаливый протест Исмихан. Специально, чтобы это дошло до ушей зятя через открытые окна, громко сказала: — Я родилась Султаншей, дочерью Падишаха. Никто не может воспрепятствовать тому, чтобы я увидела свою родную сестру. Ни один раб, ни один слуга государства. — Тихо! Ты что! — зашипела напуганная жена. — А если кто-нибудь когда-нибудь хотя бы пальцем прикоснётся к женщине из династии, посмеет повысить на неё голос. — продолжала Айлин. — закончит свою жизнь в грязной сырой темнице с крысами и тараканами. Вечно бледная Исмихан впервые в жизни стала пунцовой от краски, прилившей к лицу. Теперь терять было нечего, и сёстры устроились в укромном уголке сада в беседке, увитой виноградной лозой. — Здесь твой тиран нас не услышит. Как ты это терпишь? Я поговорила с мамой о разводе, а ты что? Вместо того, чтобы быть твёрдой в своём намерении, прячешься по углам, говоришь шёпотом. Ты из рода Османов, приди в себя! Пусть он боится! — Юсуф очень болен, я его жалею. К тому же, он привёл мальчика в дом, сироту. Он такой хорошенький, наконец-то я смогу подарить кому-то свою нерастраченную любовь и нежность. — Глупая. Твой муж ещё тебя переживёт. Нужно было развестись и выйти замуж за Баязида. — Исмихан вздрогнула от этих слов. — Только не говори, будто не знала, что он ещё с отрочества влюблён в тебя. Да и ты, как я вижу, питаешь к нему чувства. — Что ты, Айлин, какие чувства?.. — Настоящие. Знаешь, я в отличие от тебя люблю Демира и не боюсь в этом признаться. — А как же Айяс Махмуд? — Он хороший. Только сердцу не прикажешь. — И что ты намерена делать? — Добиваться любви Демира. Потом разведусь и снова выйду замуж за любимого. — Тогда может быть честнее сначала развестись? — Нет. Боюсь остаться ни с чем, не хочу возвращаться к матери. Роль Госпожи гораздо приятнее и интереснее роли дочки регента Султаната во дворце, где никому нет до тебя дела. — Но это ведь обман по отношению к мужу! — Пусть так. Не я первая, не я последняя. Вечером в доме был переполох. Приехала Гевхерхан со всеми своими детьми и няньками, а также с Хасаном, что всех немало удивило и порадовало. И хотя бывшие супруги на людях держались на расстоянии друг от друга, все понимали, что лёд в их отношениях тронулся. — Валиде, я не могла не увидеть сестру и племянницу. Да и Мустафа рвался. — Прекрасно! Поужинаем большой и дружной семьёй, дочка. Хорошо, что привезла внуков. — Это ещё не всё. Скоро вас ждёт ещё один сюрприз. Сюрпризом оказалась Атике, которая привезла подарки для новорожденной. Одним из них оказался медальон в виде тюльпана с красными гранатами и зелёными хризолитами. — Как красиво. — проронила Ягмур. — Эта девочка не только моя племянница по матери, но ещё и внучка моего брата по отцу. Пусть это останется тайной для всех, а для неё будет маленькое напоминание, благодаря которому малышка никогда не забудет своего происхождения. Кеманкеш, окружённый четырьмя внуками, не знал, за кого из них браться, подходя то к одному, то к другому. Кесем подтрунивала над ним: — А кто-то говорил, что у него большие сильные руки, которых на всех хватит? Ну же, не теряйся! Мустафа интересовался новой сестрёнкой больше всех и прикидывал, каково это, быть старшим братом сразу для троих младенцев. Ягмур улыбалась, видя своих детей вместе. И даже Нефес, в последнее время всегда грустная, с энтузиазмом возилась с племянниками. — Сестра, а что с именем? Вы уже определились? — полюбопытствовал Хасан. — Честно говоря, нет. Но я надеюсь на папу. — все посмотрели на Кеманкеша, взявшего в руки девочку. — Так повелось, что имена всех девочек, рождённых в нашей семье, имеют особое значение. Наша Ягмур родилась в сильную грозу и до сих похожа то на мелкий тёплый дождь, то на шквалистый ураган. Наша Нефес ожила от моего вдоха и стала дыханием не только для меня, но и для всех нас. Надеюсь, и Сибель её имя принесёт удачу на дорогах судьбы. Но а когда я увидел эту малышку, будто бы яркий свет озарил мою жизнь. Её волосы словно золото, что сверкает на солнце, но при этом она сама дороже всех драгоценностей мира. Пусть же ты будешь «золотая» и и пусть твоё сияние всегда освещает путь другим людям. «Аллах велик! Имя твоё Зеррин». Среди общего радостного многоголосья и плача младенцев Кесем заметила в глазах Атике нескрываемую печаль. Уведя дочь в сторонку, стала расспрашивать. — Я беспокоюсь. Нет ли вестей от Али? Он уехал на неделю, а прошло уже две… — Честно говоря, мы с Кеманкешем тоже волнуемся. Но надеемся, что он напал на след Хюсейна аги, и ему пришлось уехать дальше, чем планировал. — Держите меня в курсе дел. — Атике… — Валиде, я знаю, что вы думаете об этом, но Али мне дорог. Если с ним что-нибудь случится, не знаю как я буду одна… — Хорошо. У меня к тебе есть одна просьба. В похищении Ягмур виноват Юсуф Паша. Я хочу, чтобы он заплатил за это. — Но вы же знаете, что он муж вашей внучки Исмихан Султан. — Тем более. Такое ничтожество не должно омрачать жизнь ни одного члена династии. На следующий день Султан Мехмед вместе со всеми своими приближёнными и родными вернулся из Эдирне в столицу. Слова Эметуллах о братьях больно ранили его и засели где-то глубоко в подсознании. И хотя никаких доказательств их вины не было, молодой Падишах отныне решил как можно реже выпускать шехзаде из кафеса, а выезжая за пределы Стамбула, запрещать им передвигаться без охраны. Турхан же не могла не думать о последней просьбе своей дочери. «Берегите» — были слова Бейхан и они точно относились к детям. — Селейман ага, узнай, здесь ли сейчас Великий Визирь. — попросила евнуха. Он вернулся через двадцать минут с утвердительным ответом. — Хорошо, пусть готовят карету. Возвращаться в тот дом, где умерла её дочь, было невыносимо больно. Вот эти покои, эта кровать… На местах всё ещё лежали личные вещи Бейхан: гребни, украшения, заколки. Турхан провела по ним рукой, поймав между пальцами светлый длинный волос. Тяжело выдохнула. Эту потерю никто и никогда ей не восполнит. — Проводите меня к внукам. — скомандовала двум Хатун. В тот страшный день она видела двойняшек лишь мельком. Слишком велико было её горе, чтобы радоваться и думать о ком-то ещё кроме дочери. Сейчас же Турхан могла их рассмотреть. Брат и сестра были совершенно не похожи друг на друга, и вообще в этом возрасте с трудом понималось, в кого они пошли. — Как их назвали? — Фазыл Мурад и Элмас Кая. — Оставите нас наедине. Все вышли, Султанша по очереди брала каждого ребёнка и прижимала к груди. Обида на этих невинных детей с каждой минутой казалась ей всё больше глупостью. Уж кто-кто, а они точно не виноваты, что появились на свет при таких трагичных обстоятельствах. Мальчик скривил рот и очень напомнил дочку в младенчестве. Как тут было не заплакать? Слёзы наполнили глаза. Вечером о визите Турхан доложили Фазылу Ахмеду. Эта новость как обрадовала его, так и огорчила: Валиде по-прежнему его избегала. — Атике Султан, к вам какой-то человек, говорит, что срочно. — доложил бастанжи регенту, восседавшему на обитом бархатом кресле в ожидании французских послов. — Пропустите. — Султанша, прошу прощения. Несколько дней назад я нашёл на дороге избитого и ограбленного человека. Он в плохом состоянии, но всё время повторяет ваше имя в бреду… — Как он выглядит? — только присутствие многочисленных государственных мужей в непосредственной близости помешало ей вскочить на ноги в этот момент. — Темноволосый, рост выше среднего. На вид лет сорок — сорок пять или чуть больше. И у него длинный шрам на правой руке.