Исцеляющие

Когда Нефес поняла, что баркас уплыл далеко по Босфору, забеспокоилась. И не потому что было страшно за то, что задумал Демир, ему она доверяла, просто боялась, что домашние рано или поздно её хватятся и у родителей начнётся паника. «Давай вернёмся, не хорошо, что мы так далеко уплыли». — Нет. Мы должны поговорить, должны всё выяснить. Так больше не может продолжаться. Я люблю тебя и знаю, что мои чувства взаимны. Какую бы беду ты не предчувствовала, это ничего не изменит. «Ты что, похитил меня? Знаешь, что тебе за это будет от папы?» — Знаю. Он изобьёт меня до полусмерти, а потом заставит жениться. Этого я и добиваюсь. Вид у Демира был очень решительный и Нефес поняла, что спорить с ним сейчас бесполезно. Оставалось надеяться, что пыл её бывшего жениха утихнет сам собой через какое-то время. К обеду баркас причалил уже у знакомого причала. Демир привёз свою «пленницу» в летний дом семьи Кёпрюлю в Анадолукавагы, тот самый, где полгода жила Гевхерхан в ожидании ребёнка. Когда хозяева жили в Стамбуле, за домом присматривал турок средних лет из местных. Узнав молодого господина, он поклонился и спросил, не нужно ли чего. — Это…моя дальняя родственница. Мы остановимся здесь на пару дней. Нам нужно что-нибудь из еды — фрукты, яйца, сыр, вяленое мясо, выпечка — всё что найдёшь в деревне. — Как прикажите, через несколько часов будет доставлено. Мужчина ушёл, а Нефес почувствовала сильную неловкость оттого, что осталась один на один в пустом доме с человеком, который горел от любви к ней. Да и она, хоть и боялась себе признаться, испытывала непонятные чувства при каждом его взгляде, при каждом прикосновении. — Милая моя Нефес…- взял её лицо в свои ладони и с трудом сдерживая сильное желание выпить этот напиток залпом, со всей страстью, переполнявшей его, просто пригубил, слегка коснувшись своими устами чувственных губ девушки. Сердце бешено отмеряло удары, дыхание сбилось и стало не хватать воздуха в груди. Его руки заскользили по девичьей талии, всё ниже и ниже, заставляя её лицо наливаться густой краской. «Что он делает со мной? Зачем? Почему я всё это терплю, почему не прекращу, не остановлю эти греховные порывы?» Когда губы Демира остановились на хрупкой шее, а руки через платье нащупали округлые бёдра, Нефес не выдержала и оттолкнула мужчину от себя, со слезами упала в массивное кресло и, закрыв руками лицо, заплакала. Демир испугался того, что натворил. Он встал рядом на колени с виноватым лицом и сложенными у своей груди ладонями. — Прости! Посмотри на меня! — аккуратно приподнял её подбородок. — Я знаю, что ты не из таких. Не считаю тебя доступной и не верю, что тогда, в Летнем дворце между тобой и Повелителем что-то было… Но даже если бы он обидел тебя, для меня это не имеет значения. Ты, наверное, чувствовала, знала, что со мной происходило на Крите. Там была девушка, вызывавшая во мне греховные желания, но я не поддавался, берёг себя для тебя. Я знал, что ты будешь у меня первой и единственной на всю жизнь, хотел, чтобы это случилось по любви, а не так как у большинства молодых людей, понимаешь? Нефес было немного стыдно слышать такое откровенное признание. Оно не предназначалось для ушей невинной незамужней девушки, мусульманки. Демир понял свою очередную оплошность. — Прости меня! Я обещаю, что больше не прикоснусь к тебе без твоего разрешения. Мы просто будем разговаривать. Нефес нащупала листок бумаги и грифель. «Ты тоже хочешь меня опозорить? Теперь уж точно все будут считать меня блудницей. Сначала покои Повелителя, теперь вот этот дом…» — Нет, что ты?! Я просто не вижу другого выхода для нас быть вместе. Мы пробудем здесь два дня, а потом сразу же пойдём к имаму до того, как разразится скандал. «Мой папа этого не заслуживает. Я ему обещала, я поклялась… Нельзя жениться без его согласия и благословения». — Значит пойдём к твоему отцу. Если он сразу не превратит меня в труп, согласится на никях. «Ты ничего не понимаешь, не знаешь. Я всё чувствую, ничего хорошего из этого не выйдет. Не время. Кто-то из нас всё равно погибнет. Либо ты, либо я. Нужно подождать, может что-то изменится». — Не могу больше ждать! Мой разум помутился от этой любви. Боюсь, что натворю глупостей. Хотя… Уже натворил. Но на полпути останавливаться не намерен. Будь что будет, но ты станешь моей женой, даже если будешь противиться из-за своих видений и предчувствий. Всю ночь Зеррин спала плохо, капризничала и вертелась на кровати между родителями. Если Эзелю ещё удалось вздремнуть, то Ягмур не успела даже глаз сомкнуть. К утру из сил выбились обе — и мать, и дочь. В полдень Кесем постучала в покои детей, чтобы узнать всё ли нормально. Эзель вышел и шёпотом, чтобы не разбудить своих девушек, рассказал, как обстоит дело. — Вам бы обоим выспаться. Давай Зеррин сюда, когда она проснётся, мы с Кеманкешем и Мустафой побудем с ней, пока вы отдохнёте. Эзель аккуратно взял дочку на руки и передал Кесем, а сам залез под одеяло и, крепко прижавшись к Ягмур, заснул. Через пару часов молодая мать вздрогнула, когда осознала, что спит в объятиях мужа. Она подскочила и уселась посередине кровати, глазами ища ребёнка. — Эзель, проснись! Где наша дочка? — Не переживай, я отдал её в хорошие руки. — пробурчал спросонья. — В какие ещё руки? Ты с ума сошёл? — В надёжные… Ягмур начала поиски своего платья, но была остановлена требовательным движением мужа. — Успокойся и иди ко мне. Если мы будем нужны, нам сообщат. Криков не слышно, значит наша девочка довольна обществом бабушки, дедушки и брата. — Так бы сразу и сказал! На самом деле… Я немного вымоталась в последнее время. И ещё этот страх потерять ребёнка, он меня не отпускает, хотя понимаю, что всё позади. — бросила на стул платье и послушно легла рядом. — Я тоже виноват. Не уделял тебе должного внимания, мы даже как следует не порадовались нашему воссоединению. Но я буду исправляться, обещаю. — провёл рукой по нежной коже бедра Ягмур. — Эзель… — Я тут подумал, пока наша строгая госпожа не изволила отобедать, можно многое успеть…- повернулся и обнял жену, уткнувшись носом в её распущенные жёсткие волосы. — Я так скучал по тебе. — И я. Думала, что ты уже больше никогда не будешь прежним, не отойдёшь от ударов судьбы. — На самом деле ты ещё до конца не знаешь меня, настоящего. Я долго жил желанием мести, потом в страхе потерять тебя, теперь в муках от правды, которая глубоко и сильно ранила меня. Я очень хочу забыть, всех простить и всё отпустить во имя Аллаха и ради нашего будущего, ради дочки. Но для этого потребуется взять себя в руки и приложить усилия. — Ты сильный, Эзель. Я в тебя верю. И очень люблю. — Ягмур поцеловала оголённое плечо мужчины, проведя губами от ключицы до заострённой части руки, тем самым пробудив в нём желание. Проворные пальцы принялись распутывать завязки на ночной рубашке, предвкушая подзабытые ощущения. Мягкая, бархатистая на ощупь кожа её груди, живота, спутанные каштановые волосы — всё это было таким родным, таким близким, таким дорогим. Он хотел раствориться в ней, забыться, не о чём не думать, просто любить, просто быть любимым. Она собирала губами капельки солёного пота с его лба, ласкала пальцами обнажённый торс, получая наслаждение от его уверенных настойчивых действий. Для Эзеля же всё то что он испытывал сейчас соединилось воедино с теми переживаниями, страхами и сомнениями, что довелось пережить за последний год, поэтому когда он тяжело дыша разомкнул губы и пристально посмотрел на Ягмур, она увидела блестящие слёзы в уголках любимых. — Прости… Я стал таким эмоциональным. Просто не могу сдержаться. У меня такое чувство, что я так долго скитался на чужбине, не имея ни крыши над головой, ни цели впереди, что не могу поверить, что вернулся. Ты моя Родина, мой дом, моя пристань. Всё что случилось от моего рождения до этой минуты, было лишь для того, чтобы я понял это, чтобы обрёл тебя. Кеманкеш издали наблюдал, как Кесем в беседке с видом на море склонилась над девочкой и что-то ей рассказывала, всё время улыбаясь и поглаживая Зеррин по голове. Он вспомнил те далёкие времена, когда сначала Ягмур, а потом Нефес были маленькими. Тогда всё было сложно. Встречи урывками, чувства, которые не было времени выразить в полной мере. Зато теперь они сполна вознаграждены за всё, от души радуясь счастью детей, рождению внуков. Лучи солнца вплетались в каштановые, вперемешку с белыми, пряди его Султанши, заставляя их сверкать благородным серебром. Зеррин же на свету была похожа на маленькое яркое солнышко. Не подойти и не обнять их было невозможно. — Мои золотые. — поцеловал в лоб сначала жену, потом внучку. — Ягмур и Эзель отдыхают. Зеррин Ханым задала им жару сегодня ночью. А теперь вот смеётся, озорница. — Красавица. Я так привязался к ней, что с болью думаю, что скоро дети будут жить отдельно, в своём доме, а это солнце перестанет мне светить каждое утро и вечер. — Рано или поздно птенцы улетают из гнезда. Это закон жизни. — Оказалось, что я не готов к этому. Ягмур, Нефес, вот теперь Зеррин — это мой маленький рай. Без них я буду обделён. — Поэтому ищешь причины и поводы, чтобы убедить Эзеля остаться в нашем доме? — Понимаю, что для мужчины жить с родителями жены — унизительно. Но пусть внучка немного подрастёт, с нами ей лучше, да и Ягмур проще будет вернуться к своей работе. — Кеманкеш, ох, Кеманкеш…- покачала головой Кесем. То, что ей приходилось переживать уже не раз, для мужа было впервой и очень болезненно, слишком сильно он любил своих дочерей, слишком крепко был к ним привязан. — Лучше скажи мне, почему наша Нефес до сих пор не здесь? Она должна была приплыть в воскресенье и что? — Ещё одна слабость моего дорого мужа. Самая большая из всех. — снова засмеялась. Зеррин, глядя на бабушку, тоже расплылась в улыбке до ушей. Мехмед недовольно шагал по покоям взад-вперед, испытывая крайнюю нервозность. — Валиде, я не понимаю. Эта девушка мне нравится, я хочу, чтобы она пришла ко мне на хальвет сегодня же ночью! Какие такие причины препятствуют этому? — Сынок, Афифе ещё не прошла обучение. Она не готова, понимаешь? Или ты хочешь напугать её так, что она будет испытывать к тебе страх и отвращение? — Что значит «не готова»? Вы сами говорили, что Атике Султан научила вас всему буквально за пару месяцев, а Афифе здесь уже гораздо дольше. — Не надо сравнивать. До этого меня готовили в гарем крымского хана. Она же сущий ребёнок, наивная девочка. Не делай ей больно, не рань её чистую душу. — Хорошо. Обещаю, что не притронусь к ней ни в первую ночь, ни во все последующие, пока она не будет готова или сама не захочет. Просто пусть придёт ко мне вечером на пару часов и всё. — И всё? А если ты не сдержишься? — Сдержусь. В крайнем случае, после пошлю за Эметуллах. — Я тебе поверю. Только прими мой совет: не поступай так, как поступал твой покойный отец. Пусть рабыня, пусть наложница, но всё же это девушка, женщина. Перед Аллахом все мы равны — и верные, и неверные и никого ни к чему нельзя принуждать. — Я всё понял, пусть только придёт. Турхан дала Афифе последние наставления и отправила её в покои сына. — Запомни: если хочешь, чтобы Мехмед полюбил тебя, сохрани на какое-то время свою невинность, не сдавайся просто так. Пусть он потеряет голову окончательно и вот тогда… Я подскажу тебе, когда именно. Афифе поклонилась и послушно пошла в султанские покои. Как и велела Турхан, в этот раз ничего между ней и Султаном не было. Мехмеда же всё больше и больше увлекала юная венецианка с кудрявыми волосами. Она была одновременно и похожа, и не похожа на Нефес. Внешне у неё был совершенно другой типаж, правда не менее ангельский. По поведению, повадкам, а главное — по таланту Афифе была сравнима с первой возлюбленной Падишаха, это и пленило его. В отличие от других, Мехмед не хотел видеть в этой юной наложнице Нефес, она нравилась ему сама по себе. Затея с резиденцией для Великого Визиря имела и неожиданные последствия для Турхан. Неожиданно он с радостью согласился на личный дворец вблизи Топкапы и перевёз туда детей. Половина здания предназначалась для личного пользования Фазылом Ахмедом, во второй же половине он принимал членов Совета Дивана, важных посетителей и часто подолгу корпел над государственными бумагами. Теперь Визирь гораздо реже бывал в Топкапы, что успокаивало Валиде Султан, но также ей стало сложнее навещать внуков, приходилось выбирать подходящее время. Этого она не учла. Мужчина же будто чувствовал её присутствие, каждый раз как бы невзначай появляясь откуда-нибудь из-за угла. После всего случившегося их отношения были на грани: на грани любви и ненависти, безумия и благоразумия, сдержанности и раздражения. Турхан злило, что та девушка с рынка, смотревшая за детьми, тоже переехала в новую резиденцию, она цеплялась к ней, делала замечания или просто прогоняла вон из детской. Фазыл Ахмед чётко понимал причины такого поведения и специально выделял бедняжку из числа других Хатун, ухаживавших за Элмас и Фазылом Мурадом. Его забавляла эта ревность, она всё больше приближала его к строптивой Султанше, в которую он влюблялся с каждым днём все сильнее. — Что за игры? Я сказала, что не хочу видеть её рядом с моими внуками. — Это мои дети и я сам буду решать, кто ими будет заниматься. — Ах так! Ты видел, как она держит Элмас? Девочка чуть не подавилась после кормления. — Не драматизируйте, Султанша. Лучше составьте мне компанию за вечерним чаем. — Что за наглость? Совсем страх потерял? Перед тобой мать Падишаха, а не какая-нибудь девка — поманишь пальцем, она побежит. — Я так о вас не думал, что вы. Просто мне приятна ваша компания. Так что насчёт чая? По непонятным для себя мотивам Турхан согласилась. Они сидели в кабинете на большом расстоянии друг от друга. Он не сводил с неё взгляд, в котором без утайки читались все желания и мысли Великого Визиря. — Я больше не могу…- соскочила с места и направилась к двери, но он резко преградил ей путь. — Хватит! Мы взрослые люди. Кого мы обманываем? Я люблю вас и знаю, что несмотря на всю ненависть, в глубине вашего сердца живёт такое же ответное чувство ко мне. — Это не так. Из-за тебя умерла моя дочь и это перечеркнуло всё хорошее, что было. Ничего не осталось. — Вы знаете, что у меня не было другого выхода, я должен был спасти хотя бы детей, но всё равно упрямо стоите на своём. Может этой искусственно поддерживаемой ненавистью вы хотите выжечь из своего сердца то, что чувствуете на самом деле? — Даже если бы это было так, на что ты надеешься? Я никогда не буду с тобой и этому много причин. Я Валиде Султан — первая из них, ты муж моей покойной дочери — вторая… — Есть причина, почему однажды это всё-таки случится, и она гораздо весомее всего того, что вы только что перечислили. — Что ты такое…- Турхан не успела закончить, когда губы Фазыла Ахмеда сомкнулись вокруг её губ, заставляя сердце застучать во стократ сильнее обычного. Эта страсть, эта невиданная наглость сковали её волю. Любое сопротивление в этот момент было бесполезным. Этот мужчина знал, что она его любит и потому был готов пойти на всё. Однако в конце его ждала смачная пощечина. Он улыбнулся и подставил другую щеку. Турхан восприняла это как издёвку и со злостью и бессилием одним движением смела со стола чайные чашки с блюдцами. Они разбились вдребезги, а осколки разлетелись далеко в стороны. — Не смей так больше делать! Не прикасайся ко мне, слышишь? — Чего вы боитесь? Казни? Или может быть стать наконец счастливой? — С тобой?! — Со мной. В тайне от всех. Я рискую всем: должностью, положением, головой в конце концов, но пойду на это ради вас. — Скажи спасибо, что ты отец моих внуков… Скоро и это тебе не поможет. Я расскажу Мехмеду о твоих домогательствах и тебе придёт конец. Она ушла, оставив сладкое послевкусие на губах. Фазыл Ахмед был уверен, что Султанша ничего не скажет сыну-Повелителю, а также он был уверен, что она не забудет о его предложении, будет мучительно думать о нём. Эзель вернулся в Стамбул в воскресенье вечером и сначала заехал к себе домой, чтобы навестить Харуна. — Брат, как твои дела? — Да вот, сижу, скучаю. Ты знаешь новости? — Нет, в чём дело. — Янычары громят таверны по всему городу, разгоняют пьяниц, гуляк и игроков. — Что ж, всё к лучшему, брат. Теперь мы не имеем к этому никакого отношения. Только история показывает, что у них ничего не выйдет. Половина Пашей, если не больше, грешат пьянством и посещают все эти злачные места. Сегодня закроют одну таверну, а завтра вместо неё откроют три. Пока есть спрос на порок, будет и предложение. — Говорят, они ищут Ворона. — Ворона? У них ничего не выйдет, этот человек хитёр и смел, как тысяча янычар. — Это ведь он научил тебя мухлевать? — Было дело. Потом сказал, что я единственный, кому он проиграл за последние пять лет. — Ученик превзошёл учителя? — Можно и так сказать. Однако, мне будет очень жаль если его поймают и казнят. При всём при том, чем он занимается, от него всегда исходит такая уверенность, такое нахальство, такая сила. Ты не был с ним знаком лично, но я его хорошо знаю. Эзель вернулся домой и спросил о Озгюра, спит ли уже его невестка. — Госпожа Нефес уехала на остров. — Подожди, как это? Я уплывал во второй половине дня и её там не было. — Должно быть разминулись. Один из охранников довёз её до пристани, говорит, она садилась на баркас. — Очень странно. Почему не ты её сопровождал? — Господин Кеманкеш поручил мне заделать спуск в базилику-цистерну из подвала. Вот я и провозился весь день. — Ладно. Будем надеяться, что всё хорошо. Только утром бери лодку и плыви на Хейбелиаду, нужно удостовериться, что с Нефес всё в порядке. Демир отломил кусок ароматной лепёшки и передал его Нефес. Она не притронулась. — Ладно, только не плачь. Не могу смотреть на твои слёзы. Сейчас уже поздно, а завтра мы возьмём лодку и поплывём на Хейбелиаду. Возможно, никто ничего ещё не понял про похищение. Я попрошу твоей руки у отца, а ты согласишься и сразу же поженимся, на следующий день, пока новость не дошла до Повелителя. Не будем доводить всё до позора и свадьбы «по особым обстоятельствам». Договорились? Девушка опустила голову, не соглашаясь, но и не протестуя. В комнате, где Нефес легла спать, не раздеваясь, была кромешная тьма. Сначала не спалось, но потом сон сморил. Сразу же она погрузилась в царство сновидений, тревожных и даже ужасных. Красивая и уже знакомая ей девушка с распущенными длинными волосами стояла в лодке посреди Босфора. «Помоги мне! Я тону!» — мысленно кричала Нефес. «Ты же понимаешь меня, я знаю! Помоги! Я плохо плаваю». «Всё кончено. К сожалению, твой день настал». — отвечала красавица, не разнимая губ. «Спаси, умоляю!» — нос и рот стала наполнять тёплая вода, лишая возможности дышать. Судорожно пытаясь схватиться руками за воду, Нефес пошла ко дну. Она проснулась и заплакала. Редко когда девушка могла предвидеть свою собственную судьбу, но на этот раз сомнений не оставалось. Она выбежала в коридор в поисках комнаты Демира, стала стучать во все двери подряд. Он выбежал, ничего не понимая. — Что случилось? Кто тебя обидел? «Я не поплыву на лодке. Нельзя». «Но отсюда до Стамбула нет другого пути». Мы можем поехать вдоль Босфора, но в конце концов всё равно придётся переплыть на другой берег». «Хорошо. Но в самом узком месте». — Как скажешь, но я не понимаю, что это изменит? В самом деле, это ничего не могло изменить. Будь то хоть переправа шириной пятьдесят метров. — Пойдём, я тебя уложу. Тебе нужно поспать. Завтра мы всё исправим, обещаю. Я не хочу, чтобы ты так страдала, мне больно от этого. Демир довёл Нефес до кровати и уже собирался уходить, но она вцепилась в его расстёгнутую рубаху. — Ты чего? Не бойся. Мы же всё решили. Всё будет хорошо. Неожиданно девушка сама поцеловала Демира, припав к его губам. Он опешил, не зная, как реагировать. Но то, что сделала Нефес потом, повергло его в шок. Она зажгла ещё одну свечу и медленно стала снимать с себя платье. — Что ты делаешь? Давай подождём ещё пару дней до свадьбы, чтобы всё было по закону Всевышнего. «У Всевышнего есть только один закон — любовь. Я хочу, чтобы твоя мечта сбылась. Пусть в первый раз у тебя всё будет по любви. У меня больше нет времени». — О чём ты? Я не понимаю…- Нефес не дала ему договорить, отгоняя свой стыд, она сбросила нижнее платье на пол, оставшись почти в чём мать родила. — Оденься, прошу тебя… Не надо, не искушай меня…- последнее слово застряло в горле, так как её поцелуй прервал всё, что Демир хотел сказать. Дальше все слова были лишними. Мужчина почувствовал, как всё в нём напряглось и задрожало от прикосновения нежного трепещущего тела. — Нефес… Что я делаю? Что мы делаем? — руки заскользили по обнажённой спине, потом по бёдрам и ягодицам. Губы плавно очертили шею, линию подбородка, потом припали к упругой девичьей груди. Это была точка невозврата, после которой изменить что-то было уже невозможно. Демир снял с себя одежду и с трудом сдерживая себя, аккуратно взял Нефес на руки и положил на белоснежные простыни. В её глазах не было ни тени сомнения, они говорили «да». Не имея опыта в любовных делах, он действовал по наитию, так, как говорил ему его мужской инстинкт. Ему хотелось целовать её, ласкать, прикасаться к каждому сантиметру тела. Она теплыми ладонями нежно обнимала его за шею и ничему не противилась. В какой-то момент Нефес слабо вскрикнула и поморщилась от внезапной боли, он испугался и на мгновение замер, поглаживая стройные бёдра своими шершавыми пальцами. Но потом девушка первой прижалась к горячему вздымающемуся над ней телу и безмолвно попросила продолжать. Спустя короткое время боль сменило тепло, проникающее в каждую клетку тела, разливающееся по нему, наполняющее жизнью. Демир блаженно замер. Все физические ощущения, которые он испытывал до этого, не шли не в какое сравнение с тем, что он чувствовал в объятьях любимой. Это было не только долгожданное объединение двух тел, но также и единение душ. Теперь она навсегда принадлежит ему, она никуда не уйдёт, не убежит, не передумает. У них обязательно будет свадьба, семья, дети, дом — всё, что он связывал с её именем и ни с каким другим. На улице началась гроза, Нефес стало холодно, она задрожала и прижалась к Демиру. Он развернул её лицо к себе, чтобы в свете мерцающей свечи она понимала, что он говорит. — Я тебя люблю. Я никогда не за что даже под страхом смерти не брошу тебя. Никогда не упрекну за этот шаг. Никогда никому не расскажу, на что ты пошла ради нашей любви. Это будет наша тайна, только твоя и моя. Демир заснул, а Нефес тихо выскользнула из постели и сидя на краю кровати написала два письма, каждое из которых свернула вчетверо и запихнула далеко в потайной карман кафтана своего возлюбленного. — Слышишь, гроза? Надо проверить Мустафу, он может испугаться. — забеспокоилась Кесем. — Он спит, только что посмотрел. — ответил Кеманкеш. — Давно такого не было. Надеюсь, наш дом не заденет волной и шторм к утру утихнет. — Что-то не так? — Не знаю, дорогой, какое-то беспокойство на душе, не могу объяснить. — У меня тоже. Я боялся признаться, но у меня предчувствие, что что-то произойдёт, Кесем. Мне как будто воздуха в груди не хватает. Почему Нефес не приехала, почему она сейчас не с нами? — Будем надеяться, что у неё дела в госпитале. — Завтра же на рассвете поеду в Стамбул и привезу её. — Пойдём спать, любимый. Только обними меня покрепче, без этого мне сегодня не уснуть. — Говори, Хромой. Мужчина, подволакивающий правую ногу, стоял напротив Ворона и не знал с чего начать. — Эти шайтаны разгромили половину наших таверн. Наши люди были вынуждены бросить всё и бежать. — Ничего страшного, откроем новые. Наши клиенты нас найдут в любом месте. — Господин Кузгун, может не стоит? Может притаимся на время? — Ты что, Хромой, испугался? Как же я буду обирать этих зажравшихся Господ? У них ведь много денег, их некуда девать. Пусть несут мне, я знаю, что с ними делать. — Но… — Никаких «но». Ворон никого никогда не боялся. Испугается ли он какого-то там господина из Вана? — Нет, конечно. Как можно? — Ты сделал то, что я просил? — В лучшем виде. Всем людям, которые пострадали от пожара в Ускюдаре привезли одежду и продукты. Через несколько дней на повозках доставят брёвна и доски, они смогут начать строиться. До холодов успеют. — Хорошо, молодец. Никто не должен остаться без крыши над головой. — Господин Кузгун, почему, когда вы помогаете бедным и обездоленным, никогда не называете своего имени? — Потому что у добра нет имени, оно от идёт от сердца. — А как же заповеди Пророка? — В этой жизни мало что-то знать, мало просто молится и думать, что так все грехи спишутся за красивые слова и стояние на коленях, нужно поступать в соответствии со своей верой. Если кто-то не может сделать этого по своему уму и бедной душе, что ж, мы им поможем, возьмём деньгами и отдадим тем, кому это действительно нужно. За пороки нужно дорого платить, Хромой.  — Чего вы хотите? Кто вы такой? — Али был взбешён наглостью мужчины, ворвавшегося в их дом не свет не заря. — Это ты кто такой? Что делаешь рядом с моей женой? — Вы что-то перепутали. Здесь нет вашей жены. — Да? Разве Атике Султан не здесь находится? — Что?! — А ты не знал? Две недели назад был заключён никях между мной и Султаншей, с разрешения и по благословению нашего Повелителя, Мехмеда Хана. — Врёте! — Как знаешь, не хочешь — не верь. Почему я должен объясняться с каким-то слугой? Ты ведь при моей жене в этом статусе находишься? — Я…- Али сжал кулаки, не зная, что ответить, чтобы не навредить Атике. При этом внутри у него всё кипело от возмущения. Его Султанша солгала ему, скрыла правду. На крики вышла белокурая симпатичная женщина, которая ещё недавно была регентом целой Империи. Увидев Фейяза, она сразу же догадалась, что Али теперь всё знает. — Я приехал за вами. Собирайтесь. — скомандовал Паша. — Никуда я с тобой не поеду. Этот брак заключён против моей воли, я добьюсь его расторжения. — Не позорьте меня, Султанша. Все знают, что я женился, но с тех пор мою жену никто не видел. Будьте благоразумны и поступите так, как поступила бы женщина из династии. Следуйте замужем. — Только через мой труп. — Что вы, такая красавица должна жить долго. Но если вы будете сопротивляться, вам верный слуга Али может пострадать. Знаете, что бывает за греховную связь с дочерью Султана? — Мразь! — процедила сквозь зубы. Али наконец вышел из оцепенения и осмелел, подойдя ближе к мужчине, называвшему себя мужем его Атике. — Только попробуйте к ней хоть пальцем прикоснуться! Фейяз Паша обнажил сверкающий изогнутый нож и угрожающе махнул им в воздухе. — Я могу сказать, что убил тебя, когда ты пытался изнасиловать мою жену. А могу вообще ничего не говорить, кому интересна жизнь какого-то слуги? Была и нет. — ехидно, с издёвкой улыбнулся. — Нет, Али, не подходи! — Атике встала между мужчинами. — Уйди! Я сам с ним разберусь. — Али был настроен решительно. — Ну, ты сам выбрал свою учесть. — Фейяз схватил соперника за горло и прижал к холодной стене, собираясь прикончить. — Стой! Не делай этого! Я поеду с тобой! Только не убивай его! — закричала Атике и мужчина опустил руку с оружием. — Вот это уже совершенно другой разговор. — Фейяз был доволен. То утро было самым прекрасным в жизни Демира. Он проснулся и увидел Нефес рядом. Такую красивую, такую нежную и теперь всецело принадлежавшую ему одному. Он быстро оделся, спустился в сад и сорвал несколько бутонов тёмно-бордовых роз, вернулся и положил их на подушку рядом с девушкой. Потом самостоятельно справился с приготовлением завтрака и принёс его в покои. — Любовь моя, просыпайся. Нужно ехать, пока никто ничего не понял, не узнал. Нефес открыла глаза. Увидела лицо Демира и розы на подушке, улыбнулась. Пока она одевалась, он не мог отвести взгляд с её прекрасного тела, предвкушая их долгую совместную жизнь. Девушка с аппетитом поела, и они тронулись в путь. По просьбе Нефес, они взяли лошадей и поехали верхом вдоль берега Босфора. К обеду животные устали, нужно было сделать привал и напоить коней. Они остановились на берегу, который крутым обрывом спускался к проливу. — Я сейчас, побудь здесь несколько минут, никуда не уходи. Я только посмотрю, далеко ли ручей с пресной водой и сразу же вернусь. Мне кажется, здесь было близко. Вот, возьми на всякий случай. — протянул свой нож. Демир ушёл, а Нефес подошла ближе к обрыву, осмотрелась. Вдруг ей показалось, что это место она уже когда-то раньше видела, во сне. Страх охватил её, голова закружилась. В этот момент почва под ногами стала осыпаться, затягивая её за собой. Она хваталась руками за корни каких-то растений, но они выдирались из земли, и она падала всё ниже и ниже, пока не оказалась в воде. Все её сны стали явью. Вода заполнила уши и нос, всё померкло перед глазами. Демир вернулся через пятнадцать минут и очень испугался, не найдя Нефес. Он бегал по берегу, кричал, пока наконец у осыпавшегося обрыва не нашёл свой нож. Чуть ниже, на камнях лежал платок любимой, соскользнувший с плеч при падении.