Исцеляющие

— Папа! — Ягмур бросилась в объятья отцу. Кеманкеш был очень счастлив увидеть свою любимую дочку, ведь за всю её жизнь не часто они расставались так надолго. Кесем улыбалась и ждала своей очереди. Она никогда не обижалась на то, что отец для дочерей всегда на первом месте. Наоборот, скорее радовалась. Ведь именно он был с ними рядом с самого рождения, постоянно и неотрывно, пока ей приходилось держаться на расстоянии и видеть их урывками. Но наконец и матери достались жаркие объятья. — Вы не будете против, если мы вас немного потесним, поживём ещё какое-то время в этом доме? — Что за вопрос, Кесем Султан? Этот дом ваш. Ваши покои, вещи, всё как и было раньше, всё на своих местах. — ответил Эзель, искренне радовавшийся возвращению родителей жены, хотя это и сулило немало тревожных моментов. Зато их нахождение рядом всегда несло уют и ощущение жизни в большой дружной семье, которой у Эзеля никогда не было. Они были как светило, вокруг которого вертелись все события. Хотя даже в их отсутствие Ягмур умудрялась быть всегда рядом со старшими сёстрами и братом, Кёсем и Кеманкеш были необходимы как объединяющая сила, как крепкая основа семьи. — Где моя любимая внучка? У деда для неё много подарков! — радостно закричал Кеманкеш, потирая руки. — А я разве не любимый? — выскочил из сада Мустафа и тут же повис на шее мужчины. — И ты здесь, сорванец? Вот так сюрприз! Вот так радость! И для тебя у меня кое-что есть. Я обо всех подумал, о каждом. Прошло немного времени, отдохнув с дороги и переодевшись, вся семья устроилась в гостиной, разбирая многочисленные свёртки. Мустафе достался деревянный корабль, вырезанный умельцами из цельного куска древесины с такой точностью, что мальчик открыл рот. — Тут же и мачта, из пушки, и трюм с боеприпасами! Спасибо! — Так и знал, что тебе понравится. Чичек поможет нам выкроить паруса, мы их прикрепим вот сюда. А ты будешь капитаном. — Правда? — Правда. А теперь беги и попробуй пустить его на воду в садовом фонтане. Только сам не вымокни, холодно. Довольный мальчуган убежал, а в это время Дерья принесла Зеррин. — Аллах! Какая красавица! Как выросла моя внучка! Смотри, Кёсем, она всё больше похожа на тебя. — прижал к себе вертлявую девчушку, запустив ладонь в пышные золотистые волосы. Девочка сначала испугалась и с полными слёз глазами потянула ручку к своему отцу, но Кеманкеш нашёл, чем отвлечь её внимание, сунув в ладошки расписную глиняную свистульку в форме птички. Зеррин притихла и потом, переключившись с игрушки, стала внимательно рассматривать большие крепкие руки деда, хватаясь за каждый палец и радостно что-то лепеча. — Вы выглядите отдохнувшими и счастливыми. — проронила Ягмур, глядя на родителей, играющих с Зеррин. — Да, доченька. Мы с папой наконец-то успокоились, и теперь просто будем ждать, когда наша Нефес вернётся. — Эзель и Ягмур обеспокоенно переглянулись, но не сказали ни слова. В следующий раз недоумение их настигло, когда отец искал нужный платок в четырёх одинаковых свёртках. — Вот, этот цвета моря для тебя. Он подходит к твоим красивым глазам. Для Гевхерхан и Атике мама выбрала приглушённые тона и очень красивую, дорогую вышивку. А для Нефес розовый. Его я сам выбрал. Вы ведь помните, как она любит розовые платки? — Папа… — Вы ведь ничего не знаете. Мы нашли ту колдунью. Она сказала, чтобы мы ждали. Нефес вернётся. — А она не могла ошибиться, что-то напутать? — Она могла, а вот мама нет. Она с самого начала знала, что твоя сестра жива. — Это было бы чудо. Я хочу верить, но боюсь, пока не увижу. — Увидишь, дорогая. Я в этом уверена. Как у вас дела? Как твои старшие сёстры? — Есть новости. И хорошие, и тревожные. Ты скоро снова станешь бабушкой. Сестра Атике подарит тебе внука! — решила начать с хорошего Ягмур. — Хвала Аллаху! Наконец-то моя дочка прижмёт к груди своё дитя! Надеюсь, его отец не Фейяз Паша? — Нет, что ты. Он умер несколько месяцев назад, думаю, отправился прямиком в ад, где ему и место. Папой станет наш Али. Только вот об этом никто не знает, ты ведь понимаешь, в какой щекотливой ситуации оказалась сестра Атике? — Вполне. Навещу её на днях, поздравлю. — Да, но сначала тебе лучше увидеть сестру Гевхерхан. — опустила глаза. — Что с ней? — Не знаю. Это странная, загадочная болезнь, которая всё никак не проявит себя. Все лучшие лекари Стамбула, Измира, Коньи побывали в их доме. Хасан даже попросил приехать великого светилу из Боснии, и тот ничего не может понять. Уже пару месяцев сестра в одной поре, ей не становится ни лучше, ни хуже. Эта стабильность даёт какую-то надежду, но всё же ситуация пугает. — Аллах! Защити мою дочь! — глаза Кесем наполнись страхом и паникой. — Я не хочу, чтобы предсказание старухи исполнилось таким образом. Что будет с детьми, с Хасаном? — Мустафа уже несколько месяцев живёт у нас. Малышей я навещаю каждый день. Завтра поедем вместе. — Ягмур никак не отреагировала на слова о предсказании, пропустив это мимо ушей. — Я тоже поеду. — вызвался Кеманкеш. — Нужно поддержать невестку и сына. Да и по внукам я очень соскучился. Первое свидание в тайной комнате было настолько эмоциональным, настолько волнующим, что Турхан не могла целый день выбросить его из головы. Фазыл Ахмед оказался терпеливым, понимающим, надёжным. Это подкупало, не позволяло наглухо закрыть двери перед своим счастьем, которое всё ещё казалось призрачным. Её непреодолимо тянуло к нему. — Сулейман ага, пусть приготовят карету. Я еду навестить своих внуков в дом Великого Визиря. Фазыл Ахмед в это время всегда был занят государственными делами, Турхан это знала, но всё равно хотела быть ближе настолько, настолько это было возможно. Проходя мимо по коридорам, Визирь уловил знакомый манящий аромат, каким пользовалась только Валиде Повелителя. — Турхан Султан здесь? — Да, уже давно. — Почему сразу мне не доложили? — Господин Великий Визирь, но она всегда так делает, просто поднимается в покои детей. Вы раньше никогда не просили сообщать об этом. — Я не буду обедать, не голоден. Перенесите все мои встречи на ближайшие два часа на завтра. Фазыл Ахмед отпустил стражу, которая после пожара всегда стояла у двери детской и попросил удалиться всех хатун и нянек, находившихся внутри. Они незамедлительно выполнили приказ. В глубине просторной комнаты на большом персидском шерстяном ковре среди подушек их разноцветного бархата, ползали двойняшки, которым шёл уже девятый месяц. Столь непохожих друг на друга брата и сестру нужно было ещё представить. Сын унаследовал мягкие черты лица Бейхан и светло-русые волнистые волосы деда-Султана, дочка же была темноволосой и понять точно, на кого похожа, было всё труднее. Каждый из детей двигался в противоположные стороны и Турхан, опустившись на колени и путаясь в длинном платье, тщетно пыталась собрать их вместе на одном пяточке. Фазыл Ахмед улыбнулся. — Я смотрю и не могу понять, в кого пошла Элмас? Толи она папина дочка, толи бабушкина внучка. — тихо произнёс, чтобы не напугать, но Султанша всё равно вздрогнула и резко обернулась. — У неё мой цвет глаз, но разрез другой, больше похож на твой. — Значит она похожа на нас обоих. — с удовлетворением подметил Фазыл Ахмед и опустился на ковёр рядом с детьми и Турхан. — С возрастом всё ещё может измениться. — Да, но я бы не хотел. — помог дочке перелезть через подушку. — Жаль, что Бейхан не видит, она бы порадовалась. — решила затронуть больную тему, словно напоминая себе и ему, через что им пришлось пройти и благодаря чему стало возможно это опасное сближение. — Она видит и верю, что радуется за нас всех. — положил ладонь на тыльную поверхность руки Турхан и ждал, что она смутится и высвободится, но этого не случилось. Они так и продолжали сидеть, держась за руки, пока Фазыл Мурад смешно не завалился на бок, потеряв равновесие. — Сынок, ну что же ты? Иди ко мне. — подтянул к себе мальчика и усадил на колено. Элмас, увидев это, тоже поползла к отцу и, обхватив руками второе колено, прижалась к нему головой. — Даже в таком возрасте она уже женщина, проявляет ревность и пытается обратить на себя моё внимание. Знает, что если надует губки, папа ни в чём не откажет. — Дети тебя любят. — Конечно, как же иначе? Это ведь моё всё, мой смысл жизни. Я уже и не представляю себя без них. И без тебя… Турхан опустила глаза, всё ещё смущаясь от таких откровенных признаний. — Приходи сегодня вечером, я буду ждать. — слова, которых она ждала и одновременно боялась. Нефес распустила длинные, до поясницы, чёрные волосы, блестевшие от отсвета тусклой свечи, и спустилась вниз, чтобы выпить стакан молока. Не спалось. Разные мысли лезли в голову. Прислуги в доме не было, поэтому всё держалось на ней. Будучи довольно изнеженным ребёнком, в госпитале она научилась многое делать своими руками, забыв о своём происхождении. Это был тот случай, когда изящество идеально сочеталось с простотой, не свойственной девушкам из известных семей. Кузгун это заметил сразу и оценил по достоинству. Нефес ему нравилась с первого дня. Вместе с тем, он понимал, что она никогда его не полюбит и тому были две веские причины: её сердце было уже занято другим, а он сам был уродом, прикасаться к которому большинству женщин было противно. — Я не на что не претендую. Я чудовище, а ты красавица и так будет всегда. Просто хочу помочь. Если твой Демир узнает, что ты замужем, уйдёт с дороги, перестанет на тебя претендовать. Тогда твоей жизни ничего не будет угрожать. Ты сможешь жить, видеться с семьёй, продолжить учёбу. Будет несправедливо, если остаток своей жизни ты проведёшь в этом тёмном доме с больным уродцем, взаперти, готовя еду и подметая полы. «Не говори так. Ты прекрасен. Я не вижу этих шрамов, а вижу лишь твою красивую душу». — Тогда выходи за меня. Я стану для тебя опорой, стеной, которая защитит от всех бед, а главное — от смерти. Нефес смущённо опустила голову. Она не могла представить себя женой кого-то другого, кроме Демира. Он заметил, и, подняв её лицо за подбородок, пристально посмотрел в карие глаза. — Не бойся, Ничего не будет. Не сейчас, не потом. Никогда. Просто это единственный выход. Кроме того, как ты объяснишь, что живёшь под одной крышей с чужим мужчиной? Никто не поймёт, не одобрит. А ты мне нужна. Не уходи, умоляю. Можешь сколько угодно пропадать днём, но вечером всегда возвращайся. Я снова буду корчиться от боли, молить о смерти, если тебя не будет рядом. «Ты живёшь скрытно. После того, как твоё имя будет упоминаться рядом с моим, все узнают о Вороне. Тебя поймают, казнят». — Мало ли людей с именем Кузгун? Пусть попробуют доказать. Ещё не родился человек, который меня обхитрит. Пора и мне обрести лицо, перестать быть лишь тенью. Этот разговор состоялся незадолго до никяха и теперь они были мужем и женой. По воле Всевышнего, воле случая, два человека, которые каждый день спасали друг друга, вытягивая из бесконечного болота, засасывающей трясины, в которой кроме страха, боли и смерти ничего не было. Нефес чувствовала, что предначертанное ей на роду начинало сбываться, а та прекрасная судьба, которую она предвидела раньше, растаяла как мираж. Теперь предстояло сделать самое тяжёлое. Кузгун, как всегда, собрался уходить и застал юную супругу в гостиной. — Почему не спишь? Переживаешь? «Хочу, чтобы поскорее всё наладилось, чтобы буря, которая меня ожидает, закончилась». — Не передумала? «Нет». В ту же ночь Демир с янычарами обходил злачные места Стамбула в поисках Ворона. Они уже не пытались всех разогнать и забрать в тюрьму, лишь тех, кто мог что-то знать. Вани Эфенди нужен был хозяин, без его поимки всё теряло смысл. Таверны росли то тут, то там как грибы после дождя. Демир же преследовал совсем иные цели. Он маниакально искал Ворона в первую очередь для того, чтобы узнать о Нефес, ведь после найденного письма не терял надежды на её чудесное спасение. Молодой мужчина, заправлявший питейным заведением недалеко от старого города, считай, под носом у Топкапы, сильно напрягся, завидев воинов под командованием молодого Кёпрюлю. Но здесь не было игроков и гулящих женщин, только вино и ракы, потому можно было надеяться, что на этот раз пронесёт. Между тем, нужно было исполнить просьбу Ворона, а это неизвестно чем могло закончиться. — Кто хозяин этой богадельни? — по обыкновению громко спросил Демир. — Не могу знать, господин. — Не знаешь, на кого работаешь, кто тебе деньги платит? — Я новенький. Какой-то человек нанял меня, сказал, что раз в месяц будет приходить и оставлять триста акче — Когда следующий срок? — Не могу знать. Может завтра, может через неделю. — Тогда будем вместе ждать. — Демир уселся за большим деревянным столом. На него посматривали полупьяные глаза посетителей. Многих он знал лично. Они были из знати и даже из числа Пашей. — Вам тут оставили письмо, господин. — протараторил всё тот же испуганный мужичок и протянул скрученный в трубочку свиток. — Мне? Ты ничего не путаешь? — Никак нет. Демир прочитал и замер. Потом, не говоря ни слова, быстрым шагом вышел вон. Зеррин не спала, а вместе с ней и её родители. Эзель опять взял дочку в свою кровать, что часто вызывало протесты Ягмур. — Ты балуешь её, потому она капризничает. Привыкла засыпать в папиных руках. Так мы никогда не выспимся. — Дорогая, это же такое счастье. Зеррин скоро подрастёт и перестанет так сладко пахнуть. И когда ещё у нас будет младенец? — Будет. Только не сразу. Года через три, если всё хорошо. — Ты всё ещё сомневаешься во мне? — Нет. Просто хочу уделить каждому нашему ребёнку достаточно внимания и любви, поставить крепко на ноги и только тогда приводить в этот мир следующего. — По-моему, отличный план, Ягмур ханым! Дочка, что ты делаешь? — девочка засунула руки себе в шевелюру и тянула за волосы. — Вот, возьми. — протянула гребень жена. — Каждый настоящий папа девочки должен уметь это делать.  — О, Аллах! Я к этому не готов. — Бери, бери и тренируйся, пока волосы короткие. Мой папа всегда причёсывал нас с сестрой, лет до двенадцати, пока мы не стали девушками. — Давай, следующий будет мальчик? С ними как-то проще. — Ты войдёшь во вкус, и о большем счастье не будешь и мечтать. — рассмеялась. В это время Зеррин перестала вертеться и блаженно замерла, чувствуя, как гребень в руках отца касается волос и кожи головы. — Смотри, ей нравится! — с восторгом заметил Эзель. Расслабившись, девочка начала засыпать на мужских руках и от отнёс её в кроватку, заботливо укрыл одеялом, поцеловал перед тем как вернуться обратно к жене. — До сих пор не могу поверить, что она у нас есть. Это просто какое-то чудо. — Ты всё еще навещаешь Экина? — неожиданно сменила тему разговора Ягмур. — Не часто. — Мне кажется это подозрительным. С чего бы такой интерес? У него ведь есть свои дети, с которыми он почти не общается. — Не переживай. Там нет ничего такого. Благодаря ему я свыкся с мыслью об отце. Иногда он ненавязчиво рассказывает что-то из их юности, и я чувствую, как боль отступает, становится не такой сильной как раньше при его упоминании. — Ну, если тебе это помогает… Но всё же, дорогой, будь внимательней и осторожней с этим человеком. Он мне не нравится. — Обещаю, если тебя это успокоит. А пока… Мустафа спит, Зеррин тоже… Редкая удача. — лукаво улыбнулся, скосив взор на расправленное ложе. — А если я скажу, что предпочитаю хорошо выспаться? — решила поиграть и помучить мужа Ягмур. Эзель принял условия игры и прижав к себе подушку, устроился на своей половине, сделав вид, что спит. Тогда девушка встала и сняла с себя ночную рубашку, тихо прошмыгнула под одеяло, под бок к мужу. — Вам стало жарко, Ягмур ханым? — не раскрывая глаз, как бы в полудрёме пробурчал Эзель, но уголки его губ при этом улыбались. — Очень! — обвила руками шею, кончиками пальцем массируя затылок. — Думаю, и вам, господин, стоит последовать моему примеру. — нежное, разгорячённое тело любимой женщины даже сквозь ткань рубахи и штанов рождало огонь внутри и думать о чём-то другом было просто невозможно. Он просунул ладони дальше и почувствовал под ними упругие оголённые ягодицы. — Кто-то говорил, что спать хочет. — прошептал, лаская плечи и грудь, переходя губами на плоский живот. — Потом… Всё потом… Фазыл Ахмед принёс в тайную комнату бутылку вина и сладости — всё то, что удалось незаметно умыкнуть с кухни. Турхан была сегодня ещё красивее, чем обычно. Она сняла почти все украшения и из строгой, напыщенной Султанши превратилась в обычную привлекательную женщину, манящую своей естественностью. В свете свечей тон её кожи приобретал ровный румянец, в глазах горел огонь, но вместе с тем, с ним всё ещё соседствовал страх. Она сделала лишь пару глотков и почувствовала, как тепло стало разливаться под кожей. Напряжение немного ушло. — Вот так гораздо лучше.- Фазыл Ахмед взял кусочек лукума и поднёс к её губам, чувствуя пальцами нежную розовую кожу, покрывавшую уста Турхан. Она вздрогнула, но приняла угощение. Не успела прожевать, как почувствовала нагло вторгающиеся в свой рот мужские губы. Все эти ощущения были для неё новыми, необычными и очень приятными, что и радовало, и пугало одновременно. — Я всего лишь хотел попробовать, вкусный ли лукум. = прошептал на ухо, заканчивая там свой поцелуй. — Вкусный? — Да. Может попробовать другой? Нежно сладкий, с лепестками роз, или может лимонный, с кислинкой? — Остановись, пока достаточно. — увильнула от поцелуев, которые становились всё жарче и настойчивее и могли вот-вот перерасти во что-то большее. — Ладно. Вчера ты мне доверилась, рассказала, что тебя мучает. Теперь моя очередь. Спрашивай, что тебя интересует, я буду рассказывать честно и откровенно. Султанша задумалась. Вопросов было слишком много, вместе с тем, многое казалось не таким уж важным теперь, когда он сидел рядом и смотрел на неё глазами, полными обожания. — Твоя первая жена… Ты её очень любил? — Да. Мы женились по любви. Я смотрел на своего брата и Нефес и вспоминал то безумие, которое однажды вскружило мне голову. Сильные чувства в восемнадцать, двадцать и даже чуть позже, это не то, что сейчас. Тогда всего мало и не думалось, что ещё целая жизнь впереди. Хотелось всё здесь и сейчас, немедленно. — Теперь по-другому? — По-другому. Я научился ждать, контролировать свои эмоции, жить не сиюминутными желаниями, а будущим. — А оно у нас есть, будущее? — Только Аллаху ведомо, когда мы сделаем последний вздох. Может быть завтра, а может через пятьдесят лет. Знали ли Кёсем Султан и Кеманкеш, сидя вот так же, на этой кровати, что их любовь станет свободной, что они когда-нибудь перестанут скрываться? — Она потеряла всех сыновей. Тогда я не понимала, но сейчас осознаю, как это страшно. Мне не нужна такая свобода. — Мы — ты и я будем с Повелителем до конца, что бы не случилось. Я обещаю. — Опять вернулись ко мне, а начинали разговор про твою жизнь. После Фазыл Ахмед рассказал о своих старших детях, о трагедии, которая унесла их жизни и жизнь их матери, о своей службе в разных провинциях и санджаках. Турхан слушала с открытым ртом, не только ей досталось в жизни. — Теперь ты понимаешь, что значат для меня дети? Эта ни с чем несравнимая боль, которую и ты теперь испытала. Я каждый день благословляю руки Ягмур и её сестры, которые не дали моей жизни погрузиться в вечный мрак, оставив два лучика света и надежды. Чуть позже Турхан засобиралась в свои покои, но мужчина остановил её. — Давай сегодня ляжем вместе. — Но я не одета для сна… Я… — Ничего страшного, я помогу. Проворные руки начали расшнуровывать корсет, выпуская многочисленные страхи наружу. Султанша задрожала и закрыла глаза, чувствуя как кожи касаются горячие шершавые пальцы. Когда дело было сделано, Фазыл Ахмед ловким движением стянул тяжёлое платье с вышивкой, корсет, оставив женщину в тонком облегающем нижнем платье из хлопка с обнажёнными плечами. Рефлекторно она пыталась прикрыться ладонями. — Не так. — подошёл сзади и распустил волосы, вытащив почти невидимые заколки. Тёмные длинные локоны закрыли нагие плечи. После этого он сам освободился от кафтана и оставшись лишь в шароварах и рубахе, улёгся на кровати. — Иди ко мне. — протянул руку. — Я не… — Иди! — настойчиво не отступал, и тогда она коснулась его пальцев и робко присела на край. Прошло немало времени, прежде чем Турхан, как и хотел Фазыл Ахмед, устроилась у него на плече. Каждый боялся дышать, страшась нарушить этот интимным момент, очень важный для обоих. — Я никогда не думала, что так бывает. — Как? — Хорошо. — Так теперь будет всегда. Поспи немного. Я разбужу на рассвете, чтобы никто не обнаружил, что нас нет в наших покоях. — мужчина с трудом сдерживался, чтобы лишний раз не прикасаться к её плечам, не целовать. Было важно, чтобы она привыкла и начала доверять. Пока он и сам не знал, сколько времени для этого потребуется, ведь с этой женщиной было гораздо сложнее, чем с молодой, совсем неопытной Бейхан. За её плечами было много травм, много разочарований и залечить эти травмы было гораздо сложнее, чем написать новую историю на чистом листе. Через какое-то время дыхание Султанши изменилось, она заснула, во сне обняв Фазыла Ахмеда за грудь. Демир не мог дождаться утра, минуты тянулись очень медленно. Ещё не рассвело, когда он умылся, надел кафтан и сапоги и стал нервно мерить гостиную своими шагами. Хорошо, что мать и сестра пока ещё спали. Когда часы отмерили восемь часов, он оседлал коня и помчался к дому, про который было написано в том странном письме. Жилище на окраине Стамбула снаружи выглядело мрачно, хоть и было достаточно большим по меркам пригорода, где почти не селились люди с достатком. Постучал в ворота, но сначала никто не открывал. Снова постучал. Послышались шаги. Это были мужские сапоги, сомневаться не приходилось. Отворивший дверь темноволосый мужчина имел отталкивающую внешность. На висках и на лбу были отвратительные красные рубцы, которые он тщетно пытался скрыть под волосами. — Проходи. — Я не понял, в письме было написано… — Проходи, я сказал. В гостиной горело множество свечей. Этот свет был единственным, ведь ставни первого этажа были наглухо заколочены снаружи. Мужчина также прошёл вслед за Демиром. — Меня зовут Кузгун. Если тебе это что-то говорит, твоя проблема. Но не советую обсуждать это с Вани Эфенди, иначе… — Где Нефес? — единственный вопрос, который волновал молодого мужчину. — Значит догадался? Откуда? Но это уже не важно. Сейчас ты её и увидишь, и на этот раз это будет ваша последняя встреча. — Кто ты такой, что смеешь решать это? Она любит меня, а я её. Я всё отдам за неё, слышишь? Свою душу, свою кровь. Всё! — Я её муж. — Что?! Ты лжёшь, она не могла… Что ты сделал, заставил её угрозами? Что?! — Ничего такого не было. Это было её решение, вернее, наше общее. Всё меняется со временем. Я её спас и она поняла, что рядом со мной ей спокойно, надёжно. — Как может быть спокойно рядом с преступником? — Знаешь ли ты, что у каждой монеты всегда есть две стороны? Иногда то, что мы видим, всего лишь заблуждение, обман. Я ухожу, оставляю вас вдвоём, попрощайся. Но помни, что Нефес замужняя женщина, не позволяй себе слишком многое. Демира трясло от того, что он узнал. С одной стороны эта была радость — он не ошибся в своей догадке, но с другой стороны, молодой человек не мог поверить в то, что его Нефес его предала. Она вышла почти беззвучно, прижавшись к каменной стене, чтобы не потерять равновесие. Он не сразу её заметил, а когда увидел, не знал, что делать, как реагировать. При других обстоятельствах он бы обнял её, поцеловал и больше никогда не отпускал, но только не теперь. Он просто подошёл ближе, чтобы убедиться, что стройный силуэт принадлежит его любимой. — Нефес, как же так? — опустился на колени в двух шагах от девушки и обречённо развёл руками. — Почему? Почему ты выбрала другого? Я ведь так люблю тебя! Она знала, что он будет задавать эти вопросы, подготовилась, написав длинное письмо, которое сейчас протягивала ему в руки. Всё также стоя на коленях, он начал читать. «Демир, к сожалению, так иногда бывает. Мне нельзя быть рядом с тобой. Я выбрала того, кто спас меня, в ком нуждаюсь и того, кто нуждается во мне. Не обвиняй меня в предательстве или эгоизме. Я просто хочу жить, хочу, чтобы мои родители обрели дочь и не знали больше боли потери ребёнка. А рядом с тобой я обречена на смерть. Кузгун очень хороший, поверь мне. Если ты решишь избавиться от него, сдашь его янычарам, мне будет очень больно. Я никогда тебя не прощу. С ним или без него, вместе мы не будем никогда. Я хочу, чтобы ты устроил свою жизнь, нашёл новую любовь, создал семью, чтобы у тебя родились дети. Я всегда буду помнить о тебе, ты останешься моей первой любовью, что бы дальше не случилось. Нефес». Демир скомкал листок бумаги и в отчаянии бросил его в сторону. — Как мне теперь жить, скажи? Как не любить тебя, как забыть? Эти руки, эти волосы, эти глаза и губы будут преследовать меня до самой смерти. Мне больше никто не нужен, я не хочу детей от другой. Сделай же что-нибудь! Пусть у меня отключится разум, сотрётся память. Я хочу забыться, умереть! — он не заметил, как приблизился к Нефес вплотную и руками хватался за её колени, ища помощи. Она просто плакала, не зная, чем его утешить, ведь её сердце также разрывалось на тысячи мелких кусочков. Не сдержавшись, она положила ладонь на его голову и позволила крепко себя обнять. В последний раз. Демир обхватил её ноги и прижался головой к животу. В этот момент он не мог сдержаться, чтобы не заплакать. Через несколько минут, когда он встал и вытер слёзы, напоследок произнёс: — Я всё равно буду тебя ждать. Всю жизнь. Этого ты мне запретить не можешь. Измученная Гевхерхан с синими кругами под глазами и опухшим лицом лежала на кровати. Сил плакать и думать о будущем детей и мужа больше не было. Хуже чем ей, было только Хасану. В дверь покоев постучали, и вошёл Баязид. — Мамочка! — кинулся к женщине. — Сынок, как ты узнал? Не надо было приезжать. Я не хотела никого беспокоить. — Хасан написал Лее, спрашивал её совета. Она не сдержалась и всё рассказала. Я теперь никуда не уеду, буду рядом с вами, помогать во всём. Селим тоже хотел поехать со мной, но у него семья, дети, торговые дела… — Какой ты у меня хороший. Я на тебя рассчитываю. Хасан один не справится в горе. — Мама, о чём вы? Никакого горя у нас нет и не будет. Вы выздоровеете. Кто же будет поднимать малышню, если не вы? Вы же столько лет ждали этих детей! Теперь нельзя их оставлять. — На всё воля Аллаха, дорогой. Не успел Баязид расположиться в своих покоях, когда приехали Кесем, Кеманкеш и Ягмур. С ними был Мустафа, который безумно скучал по матери, просил её увидеть и обещал быть мужественным, не плакать. С первой минуты он прижался к груди Гевхерхан и не на секунду не отпускал. — Сыночек! Что за день такой? Почти все мои дети приехали меня навестить. Я не зря прожила жизнь, такое богатство нажила! Кеманкеш поддержал Кёсем, которая пошатнулась, увидев дочь в таком состоянии, и чуть не разрыдалась. Но нужно было быть стойкими ради Мустафы, который, как и обещал, не проронил ни одной слезинки, только через силу улыбался. С трудом Кеманкеш уговорил его пойти посмотреть на брата и сестру, а также поздороваться с Баязидом. Три женщины остались одни. Кесем старалась не касаться темы болезни, рассказывая о Фатьме и путешествии в Каппадокию. Гевхерхан сама спросила про старуху и очень обрадовалась, когда мать сообщила о том, что младшая сестра жива. — Мы очень ждём её. Каждый раз, когда кто-то стучит в дверь, я вздрагиваю. — Надеюсь, я успею обнять её и уйду, держа её за руку. Для меня будет большой радостью освободить Нефес от этого проклятья. Теперь даже легче стало. Я знаю, что моя смерть будет не напрасной. — Нет, доченька моя… Не говори так, не разбивай моё сердце. Я только-только оправилась от предыдущего удара. Это будет слишком жестоко. — Я уже жила, любила, дала жизнь детям, а у сестры всё впереди, она не должна быть несчастной. Всё по справедливости. Всевышний знает, что творит. Кесем уехала с тяжёлой душой. Одно горе сменялось другим, и им не было конца. Эзель, как обычно, прошёл в просторный кабинет Экина и застал хозяина трезвым, чего никогда за эти четыре месяца не случалось. — Вижу, вы в прекрасной форме. Если так пойдёт дальше, я познакомлю вас со своей семьёй. — Я просто ждал тебя и ещё кое-кого. Выпьем вместе. — Вы же знаете, я не беру и капли в рот. Обещал жене, дочке… — Сегодня можно. Ты знаешь Абдулхамида Пашу? — Честно говоря, нет. Слышал, но сталкиваться не приходилось. — О, он связан с Османами кровными узами по женской линии, внук одной из сестёр Султана Ахмеда. Тебе троюродный брат, получается. Во дворце очень большой авторитет. Много лет прослужил в Скадарском санджаке на Балканах и вот теперь вернулся. Вы поладите. Абдулхамиду на вид было около сорока, он был молод, интересен, хорош собой, великолепный собеседник с чувством юмора, умеющий поддержать беседу. Рюмка за рюмкой все трое сильно опьянели. В такой компании Эзель не мог оставаться трезвым. В какой-то момент разговор снова зашёл о Баязиде, и мужчину прорвало на откровения, он в который раз выплеснул свою боль. — Ты не прав, я считаю. Кто мы такие, чтобы судить своих отцов? Твой был шехзаде, мог стать и Султаном при удачном раскладе. Не будь слабаком! — подначивал Абдулхамид. — Многое ты понимаешь! Он убил мою мать, брата, меня хотел убить, шкуру свою спасал! — Эзель разозлился и резко встал, собираясь уходить, но перед глазами всё поплыло — перебрал. — Отведи его в комнату, пусть проспится! — скомандовал Экин слуге и тот бросился выполнять. Была уже глубокая ночь, когда Эзель открыл глаза, не понимая где он. Голова разрывалась от боли. Зрачки различили тусклый свет. Соображая, сколько сейчас время, он ужаснулся. Ягмур, должно быть, с ума сходит, переживает. Застёгивая пуговицы на кафтане, он пошёл в сторону двери, но запнулся обо что-то тяжёлое на полу. Это было тело Абдулхамида. Только сейчас Эзель понял, что его руки и одежда испачканы в крови.