Исцеляющие

Эзель искал Экина по всему дому и нашёл там же где он и был накануне — в кабинете. Мужчина спал сидя в кресле, сжимая в руке стакан с мутной жидкостью. — Проснитесь, мне нужна помощь! — негромко повторял Эзель. — Что такое? Пожар? Если не пожар, тогда не тревожь меня. — Если бы пожар. Кажется, я убил человека! — Что?! — Экин сделал удивлённое лицо и остатки сна, как и последствий алкоголя, улетучились мгновенно. — Я ничего не помню с того момента, как ваш слуга повёл меня в комнату вздремнуть. Но когда проснулся… Абдулхамид Паша оказался мёртв… Рядом, на полу…- Эзель протянул руки, на которых засохла кровь, кафтан тоже был испачкан. — Аллах! Что ты натворил? — они вдвоём побежали туда, где находилось тело. Потомок Османов, достопочтимый Паша лежал в луже крови с перерезанным горлом, закатив вверх глаза. Экин проверил — признаков жизни нет. Чуть в стороне валялся окровавленный нож. — Твой? — кивнул на предмет и взглянул в испуганные глаза Эзеля. — Мой. Там моё имя выгравировано — подарок жены. — Ты знаешь, что тебе грозит за это? — Смертная казнь. — И никто не будет разбираться, кто первый напал. Это человек с именем и положением, родственник династии, ты понимаешь, что это значит? — Экин перешёл на негромкий крик. — Понимаю… Я не могу ничего вспомнить, да, я был зол, но я не мог вот так взять и убить ни с того, ни с сего! — Хочешь сказать, он сам перерезал себе горло? — Я этого не говорил, но видимо случилось что-то серьёзное… — Послушай, нужно сделать всё очень быстро и без свидетелей. Сейчас мы погрузим его в карету и найдём самое тёмное и безлюдное место в городе, там оставим. Мало ли кто мог напасть на Пашу. — А если кто-то знает, что он сюда поехал? — Не думаю. Абдулхамид никогда никому не докладывал о своих похождениях. Мои слуги будут молчать. Давай, живее! Экин дал Эзелю свой плащ, и они вдвоём, закрыв лица, гнали лошадей по пустынным улицам в поисках самой тёмной подворотни. — Смотри туда! Кажется, нам подходит! — мужчины осмотрелись — вокруг никого. Вытащили тело из кареты, пронесли несколько метров в глухой проулок и посадили у каменной стены, затем быстро заскочили обратно, на место кучера и не быстро, чтобы не разбудить жителей окрестных домов, стали удаляться. Сердце Эзеля бешено колотилось. — Думаете, нас никто не видел? — Надеюсь. Теперь и я замешан в этом деле. Вместе положим головы на плаху. — А нож? — Завтра закопаю его в лесу. Сейчас нужно вернуться и смыть все следы крови. А ты иди домой, чтобы никто не заподозрил. — Но я не могу в таком виде вернуться… — Иди, я сказал. Снимешь одежду, чтобы никто не видел следов и завтра сожжёшь. — Нет. Отвезите меня в Лалели, там у меня дом и есть во что переодеться. — Хорошо. Но потом сразу к жене. Харун проснулся от сильного стука в дверь. Было около трёх часов ночи. — Кто там? — Я, брат, открой! — Аллах! Что случилось? — Мне нужна твоя помощь. Только никому не слова, поклянись своей жизнью! — Клянусь, но сначала ты мне всё расскажешь. Откровение Эзеля удивило и напугало Харуна. За много лет они побывали в разных передрягах, в пьяных драках, разборках игроков — всё было. Бывали и погибшие. Но никогда это не касалось человека с именем и происхождением. — Вот дела! Надеюсь, пронесёт, иначе тебе конец. Правда, остаётся надеяться на помощь Кёсем Султан и Кеманкеша, у них есть связи в Топкапы, да и Ягмур может попросить помощи у Великого Визиря, да хоть у самого Повелителя, только если семья покойника не раздует дело. Так кто-нибудь из братьев или сыновей Абдулхамида просто заколет тебя в такой же подворотне! — Я не хочу, чтобы они знали. Особенно Ягмур. Сделаешь, как я попрошу? — Для тебя всё, что угодно, брат. Зеррин уже давно заснула, но Ягмур не могла найти себе места. Никогда Эзель не позволял себе такого — не прийти на ночь домой. Молодая женщина спустилась вниз и сидя на диване, посматривала на входную дверь, прислушиваясь к каждому шороху. — Госпожа! — раздался негромкий голос сзади. — Озгюр! Ты меня напугал. — Может мне поехать поискать его? — Куда? — Не знаю, к господину Харуну? — Точно! Как я сразу не додумалась. Сейчас разбужу Дерью, чтобы она легла в моей комнате и присмотрела за дочкой. Поедем вместе. Ночные блуждания по дому разбудили чутко спавшего Кеманкеша, который выпытал у Ягмур, что происходит. — Не переживай, дочка. Мало ли… — Мало ли? Папа, если я найду его живым и здоровым, ему мало не покажется! — Может просто засиделся с другом, выпили. Бывает. — постарался как-то успокоить дочь Кеманкеш, хотя самому эта ситуация очень не нравилась. — Бывает? Ты тоже так с мамой поступал? Неизвестно, где они пьют, какая там публика, может быть, женщины…- на последнем слове глаза Ягмур злобно заблестели. — Узнаю этот взгляд! Родная, только не ревнуй! Не становись похожей на маму и в этом! Хочешь, я тоже поеду? — Нет, останься. Вдруг Зеррин проснётся и закапризничает. Пока Ягмур собиралась, к дому подъехала карета. Она облегчённо вздохнула. Харун и Эзель, чуть тёплые, ввались в двери. — Что это такое, объясни мне?! — закричала. — Успокойся, любимая. Мы просто вспоминали юность, немного выпили. — как ни в чём не бывало, произнёс Эзель заплетающимся языком. — Какую юность и где вы её вспоминали? Почему ты вернулся в другом кафтане, не в том, в котором утром ушёл? Где ты был, где оставил свою одежду, отвечай! — стукнула кулаком по груди. — Ягмур, не ругайся пожалуйста. — вступился Харун. — Мы дома были. У меня. То есть у него. Выпили и пошло обратно, так бывает… Пришлось переодеться. Там не было ни одной женщины, клянусь Аллахом! Хотя нет… Была. Крыса, что живёт в подвале. Она точно женщина, сожрала пол мешка муки. — засмеялся. — Да вы оба!.. Вы…- сжала ладони в кулаки и обречённо опустила их. — Знаете, что я подумала? Что пережила? Эзель, ты же обещал, что больше не возьмёшь ни капли в рот! — Это в последний раз, дорогая. Клянусь. — Иди спать. Только не в наши покои. В комнату, где жил Хаджи. Не хватало ещё, чтобы ты в таком виде приблизился к ребёнку. Оба идите туда! — грозно скомандовала, толкая пьяную парочку. Когда мужчины, шатаясь и опираясь друг на друга, скрылись за поворотом, Ягмур тяжело вздохнула. — Я поговорю с ним завтра. — обещал Кеманкеш. — Не надо, папа, я сама. Надеюсь, этого больше не повторится. Я хочу, чтобы он понял, как я переживала, как это всё обидно и неприятно. Кесем утром открыла глаза и увидела, как её муж с обнажённым торсом отжимался от пола. Эту привычку он приобрёл в Кайсери, когда они жили у Фатьмы. — Ты всё ещё хочешь стать сильным? — У меня трое детей, четверо внуков и любимая жена. Рано становиться дряхлым стариком. Когда я тебя обнимаю, ты должна чувствовать силу, а не немощь. — Да я и не жалуюсь. — усмехнулась, сев на кровати. — Наоборот, для своего возраста ты слишком уж резвый. Настолько, что того и гляди какая-нибудь вдова или разведённая захочет прибрать к рукам. — Кёсем, не начинай. — Или это я мило любезничала с Фатьмой? — Она всего лишь принесла мне чашку чая после утренних занятий. — И полотенце. И лицо вытерла. И наверное ещё сказала: «Какой же ты сильный, Кеменкеш!» — Сказала. И добавила, что моей жене очень повезло. Я что, должен был оттолкнуть её и убежать? — По крайней мере, не улыбаться как дурак. — Кесем умылась и, промокая влагу, уткнулась в мягкое полотенце. В это время её муж зашёл сзади и, внезапно схватив за талию и ноги, поднял на руки. — Что ты делаешь? Поставь сейчас же! Немедленно отпусти! — Никакого радикулита! Никаких сердечных приступов! Ты ещё не знаешь своего Кеманкеша! — опустил на ноги. — О, Аллах, только не это! Ты у меня совсем умом тронулся? — слегка огрела полотенцем, отправив в хамам мыться, а сама стала одеваться. Когда Кеманкеш вернулся, Кесем уже облачилась в корсет и ждала, пока мужчина его туго затянет. Он глянул на приготовленное на столике жемчужное ожерелье — его подарок к рождению Нефес. Она заметила. — Как думаешь, может сегодня? — Если пожелает Аллах. Одно точно — днём меньше до нашей встречи. — Кстати, что произошло ночью? — Наш зять вчера знатно погулял и вернулся под утро вместе с Харуном. — Надеюсь, Ягмур сказала ему всё, что о нём думает? — И сказала, и ещё скажет. Или она не дочь Кесем Султан? Утром в доме Кёпрюлю встречали гостей. Тётка Гизем — двоюродная сестра Фериде и её двадцатилетняя дочка Бидан приехали издалека и очень устали. Хозяйка дома и хромающая Аслыхан очень расстарались, чтобы их дальним родственникам всё понравилось. — А где Демир? — поинтересовалась Гизем, мечтавшая поскорее выгодно выдать замуж засидевшуюся в девушках единственную дочь. Это было основной причиной того, что она решила принять приглашение кузины, ведь судя по письмам, её сын был одним из самых завидных женихов в Стамбуле. — Он уехал по долгу службы. Помогает брату в Топкапы, вы ведь знаете, что Фазыл Ахмед стал Великим Визирем после смерти моего Мехмеда? — выкрутилась Фериде. На самом деле, сын вернулся накануне очень поздно и с таким лицом, будто у него снова кто-то умер. Он ничего не сказал, только утром уехал ещё до рассвета, несмотря на просьбу матери остаться и встретить гостей. — Это прекрасно. Целеустремлённый молодой человек c большим будущим. Ты, кстати, уже разговаривала с ним о свадьбе? — Пока нет, как-то не пришлось…- растерялась Фериде. — Пусть они с Бидан встретятся, поговорят, а там и мы всё обсудим. — Главное, что мы уже договорились. В наше время никто не спрашивал у детей согласия, я увидела своего мужа впервые только на помолвке. И ничего, были счастливы. — Да, конечно…- женщина чувствовала, что взяла на себя слишком много. Демиру точно не понравится эта затея. Но не могла же она позволить сыну погибнуть в муках по умершей невесте! Фазыл Ахмед вставал очень рано. После утренних процедур всегда навещал детей, завтракал и сразу приступал к работе. Накануне вечером он не видел Турхан, что его очень печалило. Она попросила дать ей пару дней, чтобы привыкнуть к своему новому положению, но уже предстоящей ночью они снова должны были встретиться. Расположившись в огромном рабочем кабинете, он стал уточнять планы на день. Нужно было ехать в Топкапы, предстоящее заседание Совета Дивана с участием Повелителя обещало быть напряжённым. — К вам господин Демир. — Пропустите. — Что привело тебя ко мне в такое время, брат? — Фазыл Ахмед, я больше не хочу помогать Вани Эфенди, освободи меня от этой обязанности. — Но почему? — Не хочу и всё. Это не моё — бегать по Стамбулу в поисках какого-то Ворона. Я хочу созидать, видеть плоды своей работы. Доверь мне что-то другое. Всё, что угодно, но не поиски преступника. — Ох, Демир… Давай поступим так. Я поговорю с Вани Эфенди. Останешься при нём. Будешь заниматься денежным вопросом строительства мечетей и медресе, к остальному попрошу тебя не привлекать. Договорились? — Спасибо, брат. — собрался уходить. — Постой. Что у тебя с лицом? — Ничего. Нефес жива. — Машаллах! Так почему ты не радуешься?! — Радуюсь и плачу. Она вышла замуж за другого. — Нет, это какая-то ошибка, не может такого быть. Вы же так любите друг друга. То, на что она решилась до несчастного случая, не каждая девушка решится, и уж без любви точно это не происходит. — Оказалось, что любовь это ещё не всё. — Мне сложно дать тебе какой-то совет в этой ситуации, кроме того, что это нужно просто пережить, перетерпеть. — Я всё решил. Моя жизнь — это Нефес. Не будет её рядом, значит, не будет никого другого. Я посвящу свою жизнь служению Империи. И буду ждать её. Пусть даже до глубокой старости, но однажды я всё равно назову её женой. — Ты сейчас так думаешь, но пройдёт время и… — Для меня ничего никогда не изменится, брат. За завтраком все молчали, поглядывая друг на друга. Эзель этой ночью почти не спал. Вечером они с Харуном были не настолько пьяны, насколько хотели казаться. Да, пришлось дёрнуть по стакану ракы для смелости и правдоподобности, но не более. Оставалось надеяться, что это преступление останется нераскрытым и его семье не придётся вынести позор ещё и за него. Теперь оба «героя» сидели за столом, потягивая чай. После вчерашнего, кусок в горло не лез. В дверь постучали. Кесем отложила приборы и замерла, бросив полный надежды взгляд на мужа. Наконец, не выдержав, положила на стол салфетку и пошла в гостиную. Кеманкеш отправился за ней. Посреди просторного большого зала стоял высокий черноволосый мужчина средних лет. По контуру его лица были шрамы. Лицо же его спутницы было почти полностью закрыто никабом. Но именно она сразу привлекла внимание Кесем. В груди что-то ёкнуло и защемило. Она пошла навстречу незнакомке, всматриваясь в карие выразительные глаза — единственное, что не было скрыто. Она так ждала дочь, что боялась выдать желаемое за действительное, боялась, что е разум обманет её. Но нет! Эти глаза, полные страдания, не по возрасту мудрости и какого-то тайного знания, недоступного другим, не могли принадлежать никому, кроме её Нефес! — Доченька! — Султанша упала в ноги девушки, всхлипывая от нахлынувших чувств, среди которых главными были облегчение и радость. Такая родная незнакомка быстро наклонилась, чтобы помочь ей встать. Кесем увидела её руки и зарыдала в голос, целуя тыльные поверхности ладоней. Кеманкеш не веря своим глазам, подошёл ближе и помог подняться обеим женщинам. Он быстро откинул скрывавшие лицо одежды, за которыми открылся прекрасный лик его Нефес. Руки отца заскользили по щекам, по волосам, по плечам. Он словно хотел убедиться, что это не видение, не мираж, а его любимая дочь. — Моё дыхание! Наконец-то! — крепко обнял её одной рукой, в другую заключив Кесем. Все трое плакали. Мать и отец обнимали и целовали своего ребёнка так, как делали это в первый день её жизни, когда не могли нарадоваться, насмотреться, надышаться. Даже Кузгун, которому никогда не были свойственны сентиментальные чувства, растрогался. В гостиную пришли и другие члены семьи, а также Харун. К рыдающей троице теперь присоединилась и Ягмур, очень любившая свою сестру с самого рождения. — А ведь мама с самого начала говорила… А я не верила! Однако взгляд Эзеля был прикован к мужчине, который привёл Нефес. Без сомнения, это был Ворон! Через минуту и Кузгун его заметил, вспомнил, сделав приветственный кивок головой. — Кто это? — шёпотом спросил Харун. — Тот, про кого я тебе рассказывал. Мой учитель. Вани Эфенди был недоволен решением Демира. Этот хваткий открытый молодой человек, к тому же брат самого Великого Визиря, был у него на хорошем счету. — Не сердитесь, но это не моё. Я по-прежнему с вами, но не в этом вопросе. — Хорошо. Я сам этим займусь. Скажи, во время последних рейдов в таверны тебе удалось что-то новое узнать? — Да… Я напал на след одного человека, близкого к Ворону. — И что? — Он обещал привести меня к нему, но к сожалению, его убили. Наверное, сам Ворон почувствовал неладное и решил замести следы. Но он успел многое мне рассказать. — Слушаю тебя. Демир не умел врать, но нужно было, чтобы именно сейчас его слова звучали как можно более правдоподобно. — Ему около пятидесяти. Ворон — всего лишь кличка, на самом деле его зовут Эрдал. — Эрдал? — Именно. Он переболел оспой и всё лицо искорёжено, потому вынужден носить маску. — Очень ценная информация. Ты молодец. Всё-таки жаль, что больше не будешь мне помогать в этом деле. — Помогать не буду, но всё же меня очень интересует ход ваших поисков. — Я буду тебе обо всём рассказывать, не переживай. После первых эмоций наступило время долгих разговоров. Кузгун рассказал, как спас Нефес после обрушения берега, как боялся, что она не выживет. — Почему вы так долго не возвращали её нам? Целых полгода прошло! Представьте, что мы с её матерью пережили за это время! — не сдержался Кеманкеш, хотя и прекрасно помнил слова старухи. — Это было решение Нефес. Ей угрожала смертельная опасность, она не хотела снова расстраивать вас своей гибелью. — Что же теперь изменилось? — Она под моей защитой.- Кузгун сделал многозначительную паузу и посмотрел на семью своей жены, которая ему очень понравилась. — Недавно мы с Нефес заключили никях. — Что? — от неожиданности Кеманкеш подпрыгнул на месте, в то время как Кесем и Ягмур тревожно переглянулись. — Как это возможно? Без моего согласия, без благословения! — Нефес посмотрела на отца умоляющим взглядом и тот притих. — Хорошо, хорошо… Извините. Главное, чтобы этот брак был во благо. Если моя дочь согласилась, то я приму её любое решение. — Понимаю, вы хотели бы, чтобы она была снова с вами, но теперь её место рядом с мужем. Я расскажу, где мы живём, и вы можете видеть её в любое время, когда захотите. Кроме того, она решила возобновить учёбу в госпитале, а он находится всего в двух шагах от вашего дома. Каждый день после госпиталя она будет приходить сюда, а уже потом кучер будет её забирать. Так вы сможете ежедневно какое-то время проводить вместе. — После долгой разлуки это очень важно. — поддержала Кесем, отойдя от первого шока после новости о свадьбе. — Можно хотя бы сегодня дочка останется здесь, со мной? Я не могу её так просто отпустить. — провела рукой по щеке Нефес. Кузгун, естественно, согласился. У Кеманкеша было много вопросов к новому зятю, но он решил оставить их до следующего раза, ведь сейчас хотелось уделить время дочери. Ворон, воспользовавшись заминкой, подмигнул Эзелю и они незаметно, как бы невзначай, отошли в сторону. Харун в это время не спускал с них глаз. — Очень рад снова видеть тебя. Ты — лучший из моих учеников. Самый лучший. — Я не хотел бы, чтобы тема моего прошлого поднималась в этой семье, хотя все знают, что я играл. — У меня к тебе аналогичная просьба. Никому не понравится, что их зять занимается таким тёмным делом. Для прикрытия я решил купить пару кожевенных лавок в квартале обувщиков. Чтобы ни у кого не возникало вопросов, откуда я получаю свой доход. — Значит, решил пойти по светлой дороге? — Не совсем. Но возможно, со временем. Как-нибудь встретимся и поговорим об этом. Теперь мы вроде как родственники. — Как бы это удивительно не звучало. — Кто этот мужчина, что пристально следит за нами? — Мой друг Харун, считай, брат. Я полностью ему доверяю. Он в курсе всего. Вернувшись в Стамбул, Баязид не мог отказать себе в удовольствии вновь увидеть Исмихан. Прошло полгода после их последней встречи и с тех пор он часто вспоминал свою хрупкую, болезненную кузину с белоснежной кожей, впалыми щеками и большими голубыми глазами. — Баязид! Я так рада тебе! Когда Айлин уехала с мужем, я снова стала затворницей, ни с кем не общаюсь, только с тётей Атике, и то очень редко. У неё сейчас и так хватает своих хлопот. — Знаю, мама рассказала. А как твоя жизнь, как сын? — О, Омер — моя любовь. Я так привязана к нему, даже не представляю, как жила до того, как этот ангел появился в моей жизни. Единственное, за что я благодарна в этой жизни Юсуфу. — Он всё также груб с тобой? — На самом деле, мы теперь мало общаемся. Живём в одном доме, но как чужие. Иногда сутками можем мне встречаться… — Как это? Вы не делите общие покои? — удивился Баязид. — Извини… Это не моё дело. — Я говорила, что Юсуф болен. Ему нужен покой, потому уже давно мы живём в разных комнатах. Так всем лучше. — Но это ведь не семья. Я считаю, что ты достойна лучшего и большего. — Баязид… Пожалуйста, не надо, иначе мы не сможем общаться, а я очень дорожу нашей дружбой, нашими родственными отношениями. — Ясно. Ты так ничего и не поняла. — Поняла. Но это невозможно. Найди себе хорошую девушку, женись. — Это очень сложно. Я оказался однолюбом. Имсихан отвела взгляд в сторону, чтобы Баязид не догадался, что она тоже питает к нему тёплые чувства. — Я буду приходить иногда, когда Юсуфа нет дома, если ты не против. Обязательно познакомлюсь с твоим Омером. — Ты остаёшься здесь, в Стамбуле? — Да, отец дал мне денег, чтобы я открыл собственную судоверфь. Я ведь изучал судостроение, а в Бурсе нет ни моря, ни портов, одно производство шёлка. Мой отчим Хасан тоже в этом разбирается, обещал помочь. Да и к маме нужно быть поближе. — Я знаю о её болезни от тёти Атике. Каждый день упоминаю её в своих молитвах. — Аллах смилостивится и она поправится. Мы все в это верим. Кесем и Нефес остались наедине. Мать всё ещё не могла поверить во всё произошедшее, хоть и с нетерпением ждала этого дня. — Твоя комната, дорогая. Здесь всё осталось нетронутым. Твои вещи, украшения, картины. Ты можешь забрать что-то в свой новый дом. «Я возьму некоторую одежду, а также холсты, грифели и краски». — Как пожелаешь. Мне не верится, что ты уже замужем. Моя маленькая девочка стала женщиной. — Нефес отвела взгляд в сторону. — Мы не поговорили перед свадьбой, я не подготовила тебя к этому ответственному шагу, но надеюсь, всё хорошо. Ведь всё хорошо? — девушка поджала губы, врать она не умела, а написать правду было выше её сил. — Значит, старуха была права. Это и есть твой выбор, твоя жертва. Я могу тебя только поддержать в этом решении. Потому что самое главное, что ты жива, что ты с нами. Ягмур тоже выходила замуж по обстоятельствам, но полюбила Эзеля. Может Аллах и над тобой сжалится. Нефес покачала головой: она не полюбит. — А как же Демир? Он знает? «Да. И очень страдает. Но по-другому нельзя. Мне без него очень плохо, мама». — Ты меня прости дорогая, мне очень неловко за этот вопрос, но… «Демир был моим первым мужчиной. Первым и единственным». — О, Аллах… Значит, всё так плохо. Я очень боюсь, что предсказание сбудется, и кто-то из моих детей или внуков погибнет. Больше не хочу потерь. Но если это случится, ты должна быть рядом, чтобы получить своё освобождение от этого ужасного проклятья. Теперь моя душа всегда будет не на месте, я буду жить и мучиться, ждать и бояться. Если бы мы с папой могли отдать за твоё счастье свою жизнь… Только вместе, ведь по отдельности мы не можем, мы одно целое. «Не надо, мама. Я этого не позволю. Я знаю, над кем кружат ангелы смерти, но не скажу. Ведь даже это может не помочь. Теперь я связала свою жизнь с человеком, с которым пойду до конца, через все испытания. А что нас ждёт после них, не знаю ни я, ни Всевышний. Но Кузгун спас мне жизнь и продолжает спасать, и я должна в ответ оберегать его от смерти». — Доченька моя… Моя светлая девочка. Знай, что мы с папой всегда с тобой, что бы не случилось. Главное, чтобы ты жила. Пожалуйста, помни, что ещё раз это горе нам не пережить. «Надо поехать к старшим сёстрам, они меня ждут». Франческо Морозини прошёл длинный коридор и вошёл в светлый кабинет. Хозяин никогда не покидал его, будучи дома. Здесь он завтракал, обедал, ужинал и даже ночевал. Кажется, он никогда не брился, оттого отрастил длинную бороду. Зато его стакан никогда не был пуст, за этим тщательно следили слуги, меняя одну бутыль на другую, когда первая становилась пуста. — Экин, ты прекрасно сделал свою часть работы. Республика в моём лице довольна тобой. — Я давно предал свою родину, память своего отца и даже будущее детей… — Твой отец Халиль Паша не был турком, не родился мусульманином. Это не ваша родина, не ваша религия, её вам насильно навязали. Выдирая детей неверных из рук родителей, отдавая мальчишек в янычары, а девочек в рабыни, Османы и не думали о гуманности. Когда неверные на своих землях принимали ислам, их больше не мучили налогами, не отбирали детей, поэтому им не оставляли другого выбора. Османы грубо и нагло завоёвывали мир, подминали его под себя, пожирая исконно христианские территории, вторгаясь с чужой монастырь со своей истинной. А всё ради чего? Ради господства над миром. И кому ты должен быть верен? Этому сопливому мальчишке восемнадцати лет, который в бою ни разу не был, а возомнил себя хозяином мира лишь по праву рождения? — У тебя своя правда, у них своя. Всё зависит от угла зрения и от убеждений. Они верили, что несут свет истинной веры в ваш прогнивший продажный мир, где торгуют десницей Иоанна Крестителя и индульгенциями как тушами баранов на рынке. — Ты им сочувствуешь, это плохо. Ты всегда был нашим, всегда служил верой и правдой. Твоя дружба с шехзаде Баязидом очень помогла Венеции в своё время. Не надо отрекаться от того, что в твоём сердце, не надо сомневаться. — У меня больше нет выбора, кроме как идти по дороге, которую я однажды по глупости выбрал. Вот орудие, которым убили Абдулхамида, возьмите. — протянул кусок тряпки, в которую был завёрнут нож Эзеля — Отлично. Выждем какое-то время. Когда он в следующий раз придёт к тебе, ты знаешь, что нужно делать. Заседания Совета Дивана всегда было скучным занятием для Мехмеда, как и отец, он никогда не проявлял интереса к государственным делам, но старался быть в курсе всего, как и учил его Мехмед Паша Кёпрюлю. Когда нужно было сказать свое последнее слово, он всегда многозначительно смотрел на Фазыла Ахмеда, предлагая ему сделать этот выбор за него. Султан ему доверял, всецело и безоговорочно. Новый Великий Визирь стал для него как бы продолжением своего предшественника, таким же мудрым и ответственным. — Пришла печальная новость, Повелитель. Абдулхамил Паша был убит сегодня ночью неизвестными на улице. — Пусть янычары расследуют это дело. Виновник должен быть найдет и наказан по всей строгости. Никому не велено поднимать руку на того, в чьих жилах течёт кровь Османов. Пусть будет уроком для всех. — эти слова эхом отозвались в голове Эзеля, стоявшего позади всех. Как помощник Первого Визиря Хасана Паши он должен был присутствовать и делать необходимые записи. — Его братья уже ищут преступника, иншаллах, скоро найдут. — сообщил Вани Эфенди. — Завтра я покидаю столицу на неопределенное время. — заявил Мехмед в конце заседания. — Повелитель, простите, но если будут важные вопросы, касающиеся австрийцев, там идёт война… — Я доверяю тебе, Фазыл Ахмед. Принимай решение, руководствуясь своим опытом. Визирь был в смятении. Уезжая, Падишах всегда забирал с собой не только братьев-шехзаде, сына, фавориток, но и главное — свою Валиде. Сейчас был такой момент, когда они не должны были, не могли расстаться. Об этом же думала и Турхан, узнав о планах Мехмеда. — Сынок, я могу остаться в Стамбуле? — Какова причина? Вы никогда не оставляли меня ни в одной из поездок. — Я…Я неважно себя чувствую. — соврала Султанша. — Вечером придёт Ягмур, я попрошу её осмотреть вас. Но если это простая усталость, вам тем более нужно поехать со мной. Там лес, свежий воздух. — У двойняшек твоей сестры режутся зубы. Они остались без матери и я часто их навещаю. Не хотелось бы оставлять их так надолго. — Валиде, вы ищите повод, чтобы остаться, не так ли? Что случилось? — Ничего, сынок. Но я правда, не хочу никуда ехать. — Хорошо, оставайтесь. Тогда я оставлю братьев, под вашим присмотром они будут в безопасности. Со мной поедут только шехзаде Мустафа, Эметуллах Султан и Афифе Хатун. Ждать до вечера было невозможно, зная, что Фазыл Ахмед сегодня работает в Топкапы, Султанша пошла в его кабинет. Визирь отпустил охрану и просил их не беспокоить, заперев дверь на ключ. — Валиде Султан! — поцеловал руку и потом без всякого стеснения припал к её губам. — Что ты делаешь? Не здесь! Нельзя! — Я не доживу до ночи, соскучился. — Сегодня я не приду. Завтра на рассвете нужно проводить Мехмеда. Фазыл Ахмед расплылся в широкой довольной улыбке. — Ты остаёшься ради меня? — Ещё чего! Мои внуки, ты же знаешь… — Нет, скажи прямо, что остаёшься ради меня. Не надо придумывать эти отговорки. Просто скажи. — Да, ради тебя. Ради тебя я впервые бросаю своего сына! Доволен? — Абсолютно. — Ненавижу эту напыщенную самоуверенность! Ты бы только знал! — Зато мне нравится, когда вы злитесь, Валиде Султан! Но я ведь давно знаю о ваших истинных чувствах ко мне. — руки шаловливо забегали по женской спине, спускаясь всё ниже и ниже. Фазыл Ахмед на мгновение забыл о проблеме своей возлюбленной. Она тяжело и прерывисто задышала, испугавшись его действий, но ещё больше — того чувства, которое они рождали. Она боялась признаться себе, но это было желание. То самое, которого раньше она никогда не знала. В его объятиях она таяла как лёд, теряя самообладание. Но к желанию примешивался ужасный страх: страх боли, унижения, страх греха, стыд, в конце концов. Он сжал её талию горячими пальцами, прислонившись лбом к её лбу. — Я знаю, мужчине тяжело терпеть такую пытку. Только умоляю, не ищи утешения в объятиях других. Этого я не переживу. Я всё преодолею и смогу дать тебе то, чего ты ждёшь. — У меня есть идея. — Какая? — Узнаешь, как придёт время. — Любовь моя, не вставай. — Хасан остановил Гевхерхан в её попытке подняться с постели. — Я должна одеться, должна приготовиться к встрече Нефес. У нас такая радость в семье! К тому же, сегодня четверг, Атике наверняка тоже приедет. — Гевхерхан моя, не надо, не трать силы. — провёл рукой по белоснежной щеке. Смотреть на страдания жены было уже невозможно. — Лучше скажи, ты сегодня ела? — Ты же знаешь, всё, что я ем, выходит обратно. Даже чай уже. Обещай, что не останешься один, обещай, что найдёшь достойную женщину, которая полюбит наших детей. — заплакала. — Не буду! В моей жизни нет места никому, кроме тебя, слышишь? Никому! Ты будешь бороться и будешь жить. Я запрещаю тебе думать о смерти! Их эмоциональный разговор прервала девушка, доложившая о приехавших гостях. — Вот видишь, мои родные приехали, а я совсем не готова встретить их. Первой в покои вошла Нефес и крепко обняла сначала брата, потом сестру. — Моя хорошая, я так рада. Вот увидишь, теперь всё наладится. Я тебе обязательно помогу. Ты ещё будешь очень счастливой. — от этих слов Кесем закрыла глаза ладонью и отвернулась к окну. Ягмур села на кровать, рядом с Гевхерхан и Нефес, в то время как Хасан пытался утешить мать жены. — Сестра, ты должна помочь. Скажи, в чём дело. Мы уже с ног сбились, не знаем где искать причину этого недуга. Нефес долго смотрела на руки старшей сестры, на ногти, на пальцы, потом попросила оголить ноги и отчаянно замотала головой. — Что? Что такое? Скажи? «Пусть откроет рот». — Там ничего, я сто раз смотрела. И не только я. — Гевхерхан послушно разжала челюсти и Нефес специальной стальной лопаткой оголила дёсна коренных зубов. — Не может быть! — закричала Ягмур. Ещё недавно этого не было. — Что там, Ягмур! — не выдержал Хасан. — Налёт. Какой бывает от свинца или цинка, может ртути. Хроническое отравление. — Но откуда?! Тем временем Нефес перебирала вещи, лежавшие на столике у кровати. Там был стакан с чаем, серебряная ложечка и серебряная сахарница. Девушка помешала содержимое и среди обычных сахарных песчинок увидела еле заметные глазу прозрачные вкрапления. «Свинцовый сахар. Это яд, который получали ещё римляне при выпаривании виноградного сока в свинцовых котлах. Он сладкий, но при длительном применении вызывает отравление, тяжёлую болезнь и даже смерть». — Она же в последнее время только и пила чай с сахаром, как велела Ягмур! Кто же знал?! Не я, не Мустафа, не едим сладкого! — Хасан бросился на кухню в поисках поварихи, схватил её за горло и очень испугал. — Клянусь, хозяин, я ничего не делала. Ничего не знаю! — Где ты покупаешь сахар? У кого? — Ну так Якуб привозит вместе с крупами и мукой уже полгода как. — Кто он такой? Откуда взялся? Как выглядит? Где его найти? — вне себя от злости кричал Хасан, не отпуская горло женщины. — Он всегда приезжает по пятницам. Завтра должен. Приятный такой мужчина, рыжий, с бородой.