Исцеляющие

Спустя две недели. Турхан ласково обвила руками шею своего мужчины, всем телом прижимаясь к его могучей тёплой спине. За прошедшие дни, полные тревог, у них почти не было времени побыть вдвоём. Наконец, Фазыл Ахмед не выдержал и почти в приказном тоне велел Валиде Султан явиться в тайную комнату. — Не могу больше! Ты нужна мне! — Я и сама на пределе. Мехмед, когда вернулся из Эдирне, кричал так сумасшедший, узнав о похищении братьев. Обвинял меня, что не доглядела, заставил чувствовать виноватой в их исчезновении. — Не обижайся, у него есть причины для беспокойства. Если шехзаде попадут в руки правителей других государств, это станем важным рычагом воздействия и шантажа. Если же они погибнут… — Не хочу об этом даже думать…- поцеловала в макушку, не на секунду не размыкая рук. — У меня чувство, что я был слеп, пропустил что-то очень важное. На днях стало ясно, что Морозини уехал, упаси Аллах, если это как-то связано… — Давай не будем больше думать об этом, хотя бы сегодня, попытаемся забыться в нашей любви. Может это придаст новые силы? — проворные нежные пальцы побежали по коже его шеи, спускаясь к покрытой волосами груди и стремясь всё ниже и ниже… — Султанша! Что вы себе позволяете? — в глазах мелькнул хитрый огонёк. — Всё, что захочу. Я слишком долго тебя ждала, чтобы теперь сдерживаться. От лёгкого толчка ладонью Фазыл Ахмед упал на белоснежные простыни и ощутил, как пуговицы от рубахи разлетаются в разные стороны — Турхан не любила церемонится и, как оказалось, была отчаянной во многих своих проявлениях. Такого блаженства, как от её нежных прикосновений к потаённым местам своего тела, он давно не испытывал. Завтра будет новый день и он обязательно принесёт ответы на все вопросы, а сегодня есть лишь она, её руки и её губы, в которых можно тонуть, даже не помышляя о желании спастись. На этот раз для Нефес найти Мустафу было совсем непросто. Её способности дали сбой, кроме небольшой тёмной комнаты с маленьким решётчатым оконцем, она ничего не видела. В своих снах девушка не могла покинуть это помещение, как делала раньше. Тогда она стала ходить от стены до стены и напряжённо ждать, ощупывая шершавые холодные стены. Пробило полдень и тяжёлый металлический язычок ударил о толстую стену литого колокола. Раздалось пение — литургия. «Греческий православный монастырь» — написала на бумаге и передала Эзелю наутро. Таких в городе было великое множество, и не только в Стамбуле, но и в окрестностях, и далеко за его пределами. — Хотя бы что-то. — обрадовался, хоть и довольно сдержанно. Его отношения с Ягмур с момента исчезновения Мустафы стали невыносимыми. Она плакала, обвиняла, требовала, потом, успокоившись, просила прощения. Приходилось уходить в другую комнату, чтобы дать ей время прийти в себя, побыть одной. Часто он просто засыпал там в одиночестве, а однажды даже уехал к Харуну и остался на ночь там. Прочёсывали монастыри все мужчины семьи от Баязида до Кеманкеша. Али, Озгюр и Харун тоже не остались в стороне. И даже Кузгун задействовал все свои сомнительные связи, чтобы что-то разузнать и ускорить процесс. Чем быстрее Мустафа вернётся в семью, тем быстрее можно будет начать поиски шехзаде, главное, чтобы не было слишком поздно. Держать всё в тайне от Мехмеда и Фазыла Ахмеда было нелегко, Великий Визирь не понимал, где постоянно пропадают Хасан Паша и его помощник в столь тревожное для Империи время, злился. В итоге помогла вторая подсказка Нефес: «красная почва». Мужчины неустанно перебирали населённые пункты на карте, которые могли быть связаны с грунтом красноватого оттенка, но именно там монастырей не было. На второй день идея осенила Кесем: — Аллах! Они ведь всё время были у нас под самым носом! Кыналыада, монастырь Христа! — Мы же тысячу раз проплывали мимо по пути на наш остров! — Кеманкеш закрыл глаза рукой. — Как можно было сразу не догадаться? Люди Фазыла Ахмеда наверняка там были, но обыскивать православную обитель никому и в голову не пришло. Теперь понятно, почему они так быстро исчезли из моря! Спасо-Преображенский монастырь Христа располагался на одном из трёх холмов Кыналыады — острова из архипелага Адаларов. Его почва отличалась рыжеватым оттенком благодаря железу и меди, которые некогда здесь добывали. В последние годы в обители жило всего восемь монахов, влачивших скромное существование, полное лишений и ежедневного послушания. Появление двух десятков мусульман в чёрном вызвало переполох, турки давно такого себе не позволяли, ещё со времен Султана Мурада, сильно недолюбливавшего православных. — Мы ищем мальчика и двух юношей! Говори, где вы их прячете! — заорал Хасан, схватив настоятеля за глотку. — Отпустите! Я покажу! Мы не виноваты, мы ничего не знали… Мустафа за две недели сильно осунулся и исхудал. Завидев отца и деда, сразу же бросился к ним на шею. — Хвала Аллаху, сынок! Наконец-то я тебя нашёл! — радости отца не было предела. — Я не плакал, клянусь! Вёл себя мужественно, как велели шехзаде. — Где они? — Эзель окинул келью взглядом, кроме мальчика там никого не было. — За ними приехали примерно неделю назад, с тех пор я один. — Шакалы! — процедил Кеманкеш. — Теперь понятно, на что рассчитывал Морозини. Он выиграл время и когда поиски у берегов Стамбула практически прекратились, а янычары ушли вглубь суши и к границам, незаметно вывез шехзаде каким-то очень хитрым способом. — Наверняка они уже в Венеции. — устало произнёс Хасан, прижимая сына к себе. — Страшно подумать, что будет, когда Повелитель и Фазыл Ахмед узнают. Нас всех отправят на эшафот! — Пусть! Зато Мустафа жив, это самое главное. Теперь нужно во всём признаться. — вступил в разговор Баязид. — Если мы будем держаться все вместе, вынесем любое наказание. — Ну уж нет! Пусть будет наказан лишь единственный виновник, не хочу, чтобы Гевхерхан Султан горевала по мужу и сыну. — настрой Эзеля был более, чем решительным. Великий Визирь в ярости швырнул чернильницу об стену. Для него было не свойственно такое бурное проявление эмоций, но когда гонец принёс письмо, волна негодования и отчаяния накрыла его с головой. «Дорогой Фазыл Ахмед! Я знаю, что твоя жизнь сейчас наполнена тревогами и бесконечными поисками. Можешь больше не утруждать себя этим. Шехзаде благополучно прибыли в Светлейшую и теперь являются гостями нашего достопочтимого Дожа. Я с удовольствием верну их обратно, как только последний турок, последний османский воин покинет Крит и будет подписан мирный договор, в котором Османы признают своё полное безоговорочное поражение. В качестве моральной компенсации за доставленные хлопоты прошу не много — территории, прилегающие к Албании Венета — от Бара до Улциня и озера Шкодер. Надеюсь тебе и твоему Повелителю хватит благоразумия принять моё предложение, иначе это будет иметь далеко идущие последствия». В груди зажгло и больно заныло — Фазыла Ахмеда охватило предчувствие горького досадного поражения, какое он ни разу не знал за всю свою жизнь. Ягмур плакала и целовала руки Мустафы до тех пор, пока Хасан решительно не передал его Али и Озгюру, чтобы отвезти домой, где уже две недели сходила с ума и без того ослабшая Гевхерхан. — Успокойся, сестра, будь сильной. Боюсь, тебе ещё много предстоит пережить. — приобнял и поцеловал в лоб свою любимицу. Девушка поднялась наверх, в свои покои и застала там Эзеля. Он прощался с Зеррин, уткнувшись лицом в её густую золотистую шевелюру. — Папа уходит, милая. Если мы больше не увидимся, знай, что твоё рождение было самой большой радостью в моей жизни. И если от меня что-то и останется в этом бренном мире, то это ты. — снял с шеи медальон своей бабушки с сияющим полумесяцем и надел его на дочку. — Это тебе на память об отце. — Эзель… Оставь себе. Пусть он бережёт тебя до возвращения! — не сдерживая себя, продолжала плакать Ягмур, но теперь уже от подступающего страха. — Я не вернусь, любимая. Предательство должно быть справедливо наказано. Прости за всё и сохрани обо мне добрую память. — Нет! Не пущу! — преградила путь, расставив руки, будто это могло чем-то помочь. — Мы и так потеряли много времени, может ещё не поздно. — подошёл и крепко обнял сотрясающуюся от рыданий жену. Её щёки и губы были солёными от слёз, и он пил их как горький нектар, словно этим мог забрать с собой её боль. Только он один был виноват во всех её страданиях. А потом он ушёл, оставив Ягмур одну с пустотой и неутолимой тоской на душе. Хасан и Эзель не догадывались, что Фазыл Ахмед был уже в курсе и знал о похищении даже больше них. Они стояли в большом зале Топкапы, предназначенном для приёмов и украшенном изразцами, ценными породами дерева и хрустальными подсвечниками в человеческий рост. По центру под балдахином пустовал диван, садиться на который имели право лишь Султаны и регенты. Великий Визирь же сидел на скромном обитом бордовой кожей кресле и смотрел на двоих мужчин с нескрываемым сожалением, в глазах не было даже злобы. Эзель каялся и рассказывал всё, как есть, ничего не утаивая. Временами лицо Фазыла Ахмеда было почти непроницаемым и ничего не выражало, что удивило пришедших. В конце он устало произнёс: — Как бы хорошо я не относился к твоей жене, к твоей семье, тебе придётся понести наказание, надеюсь, ты это понимаешь. Какое именно — решит Повелитель. Стража, уведите! Это было ожидаемо, и всё же Хасан очень расстроился. — А какое наказание ждёт меня? — Мне бы следовало отстранить тебя от должности. Ты моя правая рука и как после всего я должен доверять тебе? По-человечески, как отец, я понимаю, возможно, поступил бы также, но как человек, от которого в Империи зависит многое, почти всё… — Мне покинуть здание Порты? — Останься. Всё то, что случится дальше, будет нашим общим наказанием. Твоим — за долгое преступное молчание, моим — за беспечность. Я должен был быть бдительным, не спускать с него глаз, должен! — со злостью стукнул кулаком по подлокотнику и почувствовал болезненное покалывание на коже. — Будем расхлёбывать вместе. — Я сделаю всё, что нужно, всё, что смогу. Родителям пришлось долго успокаивать Ягмур. Будучи сильной, как мать, она собрала всю свою волю в кулак и решила идти к Мехмеду, чтобы умолять о прощении для Эзеля. — Я не могу смириться, не могу просто так потерять его. Всё, что угодно, только не казнь…- последнее слово заставило задрожать, словно её окутал холодный пронизывающий ветер, внезапно ворвавшийся в покой через открытые окна. — Твой муж поступил глупо, неосмотрительно, безрассудно, но несмотря на это ради тебя, ради внучки, ради всех нас, я готова вступиться за него. И Атике тоже. Ведь Мехмед к ней прислушивается, ценит. Сейчас Хасан во дворце, он не допустит ничего плохого, а утром мы все пойдём к Повелителю. Может обойдётся лёгким наказанием — ему запретят переступать за ворота Топкапы или сошлют куда-то на время. — Кесем также была полна решимости. — Как дожить до утра, мама? — Соберись, стисни зубы, прижми ребёнка к груди и терпи, как я терпела сотни раз ради своих детей. Нужно уметь противостоять всем ударам судьбы, вставать с земли даже после тяжёлого падения и идти дальше. — Ягмур вдруг увидела на лице матери давно забытое выражение сильной женщины, Султанши, Валиде. Стало чуть легче. Столько, сколько пережила Кесем Султан, мало кому довелось и это предавало уверенности — и у неё всё будет хорошо. Когда Хасан привёз дурные вести о Морозини и Эзеле, стало понятно, что всех ждёт очень тяжёлое решение и какое бы оно не было, последствия могут быть ужасающими. Кесем и Кеманкеш остались в кабинете вдвоём и долго и молчаливо смотрели куда-то вдаль, в окно. Кому, как не им двоим, было известно, что будет дальше. — Прошло почти четырнадцать лет. Как думаешь, народ Стамбула ещё помнит меня? — Тебя тяжело забыть. Я бы сказал, что невозможно. — и в серьёз, и в шутку ответил Кеманкеш. — Надеюсь, моё слово что-то ещё значит. Я готова драться за своих детей, за внуков, за государство, как делала это всегда. Ты ведь со мной? — сжала родную тёплую ладонь. — До последнего вздоха. За все годы на престоле юный Султан впервые столкнулся с такой сложной ситуацией. Только сейчас он понял, что должен принимать важные судьбоносные решения и за спиной нет никого, кто бы сделал это за него. Было страшно. В султанских покоях несколько минут стояла гробовая тишина. Фазыл Ахмед сидел, склонив голову, Валиде с растерянным взглядом стояла у камина. Великий Визирь настоял на её присутствии, ведь теперь и её роль в Империи многократно возросла. — Я доверял тебе, так же как твоему отцу, как Атике Султан… Они бы не допустили такого! — бросил едкий укор в сторону Визиря Мехмед, прекрасно понимая и свою ответственность. — Расскажи, что случится, если мы не пойдём на их условия. — Такого прецедента ещё не было в нашей истории. Думаю, на шехзаде будет оказано существенное давление. Они постараются сделать их управляемыми, возможно, даже заставят сменить религию. Потом, спустя время, будет покушение на вас, на шехзаде Мустафу. В отсутствие других наследников, к власти будет приведён один из ваших братьев, удобный, тайно действующий в интересах врага. И это будет конец Империи, основанной Османом Гази. Турхан побледнела, но не произнесла ни слова. Вступать в серьёзный мужской разговор с женскими эмоциями было не к месту. — А если отдать то, что они просят? — Ни один правитель не уступит земли, завоёванные кровью своего народа. Это слабость, унижение, преклонение головы. Нам придётся далеко отступать. Шаг назад величиной двадцать лет. Снова борьба за Крит, за приграничные с Албанией территории. Восстание янычар и сипах, народные бунты… — Какое из зол меньше? — Они равноценны. Но я бы выбрал первое и постарался освободить шехзаде. Это потребует много времени, нужны связи и наши люди в Венеции. Опять же начнутся недовольства в стане ваших противников, которые могут перерасти в масштабные волнения. — Хорошо, пойдём этим путём, выбора у нас всё равно нет. — Что прикажете делать с Эзелем? — Я приму решение позже. Если бы он не был мужем Ягмур и зятем Кесем Султан, я бы не раздумывал о судьбе этого предателя, а так… Пусть сидит в темнице и ждёт своей участи. Он будет строго наказан, но придётся сохранить ему жизнь. Фазыл Ахмед вернулся в свой кабинет. Предстояло провести немыслимую работу. Для него встретиться врукопашную лицом к лицу с несколькими десятками воинов было куда привычнее и понятнее, чем эта сложная игра, затеянная Морозини исподтишка. Турхан, как и ожидал, последовала за ним. — Моему сыну угрожает опасность, скажи?! — Ты всё слышала. Венецианцы не упустят такой возможности. Нужна мощная охрана для него и для шехзаде Мустафы. Лучше, если Повелитель будет покидать дворец как можно реже. — Спаси его, лучше отдай, что просят… — Турхан, ты понимаешь, о чём говоришь, о чём просишь? Не вмешивайся! — замолк на секунду, понимая, что обидел. — Прости… — Ты думаешь только о своих трофеях, о землях, о победах. А что они мне, если я потеряю единственного сына? — Это не мои победы и не мои земли! Они принадлежат Султану и всей Империи! Ты должна понимать, должна дать правильный совет Повелителю! Он должен стать настоящим Падишахом и научиться думать, как Падишах, а не как мальчик, спрятавшийся за юбкой тётки и матери. — вспылил, ведь нервы были у всех на пределе. Султанша разозлилась и громко хлопнула дверью, удалившись. На фоне всеобщей суматохи, царившей в семье, дом Кузгуна был тихим оазисом, где можно было найти покой. Нефес остро воспринимала всё происходящее с сестрой и племянником, оттого Ворон старался по вечерам быть ближе, поддержать, отвлечь разговорами. — Эта девушка, Аслыхан, твоя знакомая, которая приходила в госпиталь пару недель назад, встретилась мне сегодня в центре. Я взял на себя смелость и пригласил её к нам. Может ей и правда нужна помощь, передвигается она крайне тяжело. Нефес кивнула в знак благодарности. В последнее время ни о ком, кроме Мустафы она не думала. — Я кое-что придумал для неё, потом покажу, когда придёт. Это облегчит её жизнь. «Спасибо. Ты очень хороший, добрый». — Просто я не могу смотреть на физические страдания людей. Я знаю, что это такое как никто другой. «Болит?» — Да, но я не хотел тебя утруждать в этой ситуации. «Расскажи мне о пожаре. Только зная правду, я могу помочь». — Что рассказывать? Мне было тогда десять лет. Весь Стамбул полыхал, выгорел дотла за одну ночь. И если богачам вода для тушения ещё доставалась, бедняки горели заживо и задыхались в едком дыме. Вся моя большая семья погибла в один миг. Я пытался спасти мать, братьев, хотя бы кого-нибудь. Схватил флягу воды с повозки янычар, а какой-то господин в дорогом кафтане вырвал её прямо у меня из рук. «Это не для вас!» — кричал. Тогда в отчаянии я бросился в огонь как есть, но спасти никого не удалось. Они горели у меня на глазах, тянули ко мне свои обугленные руки. Я до сих пор вижу это во сне каждую ночь. Когда я выжил, решил, что положу свою жизнь на то, чтобы помочь тем, кому никто не поможет, каждый раз буду снова и снова отбирать эту «флягу» у зажравшихся богатеев и отдавать её бедным. Так началась история Ворона. «Ты такой храбрый и заслуживаешь самого лучшего». — Самое лучшее для меня — это твоя любовь, Нефес. Она бы меня исцелила, возродила из пепла. «Я бы очень хотела, но не могу, ты знаешь. В моей судьбе, написанной Всевышним, только одно мужское имя». — Как жаль… Невыносимо жаль…- выдохнул и побрёл в свои покои. Несмотря на тревоги, которым не было ни счёта, ни конца, в семью Гевхерхан и Хасана наконец-то вернулась маленькая долгожданная радость, пусть пока и не всеобъемлющая. Султанша улыбалась в окружении троих своих любимых сыновей: такого взрослого, надёжного как скала Баязида, ставшего опорой и матери, и братьям, трогательного, заботливого Мустафы, который в своём возрасте уже проявлял настоящий мужской характер, воспитанный Хасаном и Кеманкешем, а также маленького нежного Тахира — надежды на будущее. Такие не похожие внешне, рождённые тремя разными матерями от трёх разных отцов, но тем не менее — её сыновья, самые родные из всех. Когда Баязид держал мать за руку, Мустафа висел на шее, а Тахир играл с пальцами, сжимая их своими маленькими ладошками — большего счастья не было. В глазах Султанши снова появился блеск, а на её щеках — слабый румянец. — Мама, у нас для вас сюрприз. — Что? — улыбнулась. В покои вошёл Хасан, держа на руках Сибель, которой скоро должен был исполниться год. Пока Гевхерхан болела, малышка сделала свой первый самостоятельный шаг, держась за крепкие ноги отца и вот теперь, выпущенная на свободу, громко выкрикивая «anne» — своё первое слово, хохоча семенила в объятья матери и братьев. — Хвала Аллах! Доченька! Какое счастье! — Уже настоящий человек! — гордо произнёс Мустафа и выжидательно уставился на Тахира. Этот молодой человек не спешил радовать родных своими успехами. Хасан заключил в объятья младших детей и жену — сразу всех, думая о том, что теперь то всё обязательно у них будет хорошо. И пусть за стенами дома пока бушевала зима и дули холодные ветра, но путь к оттепели начинался с малого — с горящего семейного очага. Юсуф был доволен: Турхан в расстройстве не стала с ним спорить и выдала ровно ту сумму золотом, которую он попросил. Паша расплатился по долгам с Вороном и в очередной раз начал жизнь «с чистого листа». Теперь у него был надёжный источник, из которого можно было бесконечно тянуть деньги. «Надо бы понять, как голубки встречаются, где воркуют. Теперь их любовь — золотая жила для тебя, Юсуф. Ты счастливчик!». — Что-то ты приуныла, жена. — бросил взгляд в сторону Исмихан. — Я была у тёти Гевхерхан. Ты будешь ругаться, но это мои родные… — Ладно, рассказывай, как поживает тётушка. — Болеет. У них украли Мустафу, но слава Аллаху, он уже дома. — Да? Что же произошло? — Юсуф мгновенно оживился и стал задавать вопросы жене. Мало-помалу вытянул у неё всю историю, связанную с Эзелем. — Даже не представляешь, как я рад! Моя душа ликует! Этот выскочка наконец получит по заслугам! — Зачем ты так? Я не знаю его лично, но мы ведь одной…- Исмихан осеклась и сразу попыталась сменить тему. Баязид просил никому не рассказывать о происхождении их общего кузена, но случайно вырвалось. Впрочем, Юсуфа мало интересовали её признания, он уже всё знал. В ящике письменного стола в его покоях лежал пакет, полученный несколько дней назад. «…надеюсь, ты знаешь, как это использовать, поймёшь, как наступит время». Ещё бы! То, что сильно огорчило Юсуфа в начале, несказанно радовало теперь. Кесем уже десяток раз вышла на просторный балкон их с мужем покоев, смотревший на минареты Айя Софии. Было девять вечера и давно стемнело, но Кеманкеш ещё не вернулся. Узнать что-то у Озгюра и Чичек не получилось, только то, что ему принесли письмо неизвестного содержания и он вскоре уехал, никого не поставив в известность куда. Без четверти десять его лошадь показалась на площади и Кесем облегчённо вздохнула. — Я с умай сойду! Где ты был? Что-то прояснилось насчёт Эзеля? — Нет, это совсем другое. Старый знакомый…нужна была помощь. — ответил уклончиво, не желая сейчас раскрывать причину своего долгого отсутствия. — Кеманкеш, посмотри на меня?! — Правда, это не касается нашей семьи напрямую. Потом расскажу. — Но… — Помнишь, что ты мне обещала? Что будешь верить, никогда больше не усомнишься в моей любви и верности. Обещала? — Обещала. — Тогда верь. — нежно поцеловал в губы и улыбнулся. — Завтра тяжёлый день, давай ложиться. Мехмед немало удивился, когда поздно вечером к нему заявился Юсуф. Стража преградила ему путь в султанские покои, но он стал скандалить и начальнику охраны ничего не оставалось, как доложить Повелителю о срочном визите. — Пропустите. Только если это не что-то важное, Паше несдобровать. — отправил свою любимицу Афифе обратно в гарем, попросив прийти позже. Юсуф был взвинчен до предела и прижимал к груди какой-то бумажный пакет. — Говори, что за спешка, что ты врываешься ко мне ночью? — Дело не терпит отлагательств. Я узнал такое… Взгляните! — Что это? — Документы, подтверждающие, что у шехзаде Баязида, брата ваше покойного отца Султана Ибрагима был законный сын от законной жены. — Не может быть, покажи! — внимательно прочитал свидетельства имама, заключившего никях. — Этот ребёнок жив. По словам некоего Экина, это Эзель. — Эзель?! — Теперь понимаете? Он сотрудничал с Морозини в собственных интересах. Возможно, ему обещали трон после вашей смерти как старшему законному наследнику. Либо он по собственной инициативе устранил других претендентов на престол, расчистил себе путь. Именно этих притязаний боялся ваш дядя Султан Мурад, однажды приказавший задушить племянника и его родителей. — Думаешь? — Уверен. Следующим шагом было покушение на вашу жизнь и жизнь шехзаде Мустафы. Подумайте, ведь нет ничего проще. Жена Эзеля — лекарь, имеющая доступ и к вам, и к вашему сыну. Одна доза яда и её муж новый Падишах! — Этому никогда не бывать! — бардовое лицо Мехмеда приобрело суровый вид. — Именно поэтому вы должны приказать казнить Эзеля и привести приговор в исполнение как можно быстрее, пока не начались крики и стенания его родных. Сегодня же ночью, до рассвета. В холодной темнице было сыро и промозгло: камень под тонкой вонючей лежанкой, металлические толстые прутья, отделявшие пленников друг от друга, запах отвратительной баланды, не выветривавшийся ни днём, ни ночью. Не спалось. Где-то скрипнула дверь, потом ещё одна, и ещё… Раздались шаги. Два человека с закрытыми лицами приближались к мужчине с золотой шевелюрой. В руках у каждого был толстый шёлковый шнурок.