Исцеляющие

Синем выглядела неважно. С тех пор, как она вернулась в Стамбул три недели назад, её состояние только ухудшилось. Два месяца прошло с того момента, как женщина впервые испытала острую боль в пояснице и обратилась к лекарю. Он развёл руками — увы, не все болезни человеческого тела известны медицине, а уж тем более подвластны лечению. Ноющие боли сопровождались сильными отёками конечностей, бессилием, иногда — лихорадкой. Синем сильно похудела и от былого цветущего вида не осталось и следа. «Почечная болезнь» — был поставлен диагноз с прогнозом на неблагоприятный исход. Очень не хотелось умирать не чужбине, ещё больше — быть объектом жалости и свалиться на руки племяннику, его жене или Харуну, жизни которых и так были сильно омрачены её неуёмной жаждой мести. Поэтому она решила терпеть до последнего в одиночестве, считая ниспосланный недуг своей справедливой карой за всё совершённое зло. Однако Синем всё же старалась наблюдать за дорогими сердцу людьми хотя бы издали. Когда немного отпускало, она приезжала на площадь Султанахмет, чтобы держать в поле зрения особняк, принадлежавший Кесем и Кеманкешу. Последнее время что-то происходило, мужчины семьи вели себя нервозно — постоянно куда-то уезжали и возвращались по двое, по трое, а то и более многочисленным составом. Сердце женщины подсказывало: что-то происходит с её Эзелем, что-то очень страшное. Однажды она не выдержала и дождавшись, когда Кеманкеш выйдет из дома один, подошла. Он удивился, но не выдал родственницу по её просьбе. С тех пор они встречались несколько раз и Синем узнала о несчастье, которое свалилось на семью. Зная о намерениях племянника сдаться на милость Повелителя, как только найдётся Мустафа, очень нервничала и накануне отправила записку Кеманкешу, чтоб он приехал, ведь проклятая болезнь скрутила не на шутку. Понадобилось несколько часов разговоров, чтобы успокоиться и поверить, что всё будет хорошо. Потом бессонная ночь и вот наконец добрые вести. А добрые ли? — Я совершила глупость, что не решилась напоследок подойти и сказать, как он мне дорог. Возможно, больше шанса не представится. Так и умру, не попрощавшись… — Не говорите так. Я настаиваю, чтобы вы показались Ягмур или другим лекарям. Нельзя по суждению одного человека впадать в отчаяние. Может не всё так страшно? — Отчего же мне всё хуже и хуже с каждым днём? Если узнает Ягмур, узнает и ваша супруга. Не хочу, чтобы она меня жалела. Только не она. — Поверьте, Кесем отнесётся с пониманием к вашему положению. Она не держит зла. — После того как я пыталась её убить? — Но я же вас простил. Несмотря на то, что вы украли мою внучку, несмотря на то, что чуть не отняли у меня самого дорогого человека на свете — мою жену. — Вы — другое дело. — Синем не могла объяснить, выразить словами свои чувства по отношению к Кесем. Это была гремучая смесь раскаяния, неловкости и в то же время какого-то внутреннего неприятия этой женщины по причине, которая ей самой была непонятна. Что это было? Гордыня? Зависть? Или может быть просто неприязнь по привычке? Синем боялась вновь встретиться с Султаншей, с её сверлящим пренебрежительным взглядом, но больше всего — испытать на себе её жалость. — Вам нужна помощь близких людей. Я конечно помогу, чем смогу, но долго обманывать жену не получится. Кесем и так уже что-то заподозрила. Вы ведь знаете, как она у меня ревнивая… — Это можно понять. Ей очень повезло с вами. Многие бы хотели оказаться на её месте. — замолкла, поняв, что последняя фраза была лишней и выдала её отношение к Кеманкешу. — Но только я не вижу рядом с собой никого, кроме моей Кесем. Когда думал, что она умерла в том пожаре на конюшне, хотел и сам пойти за ней на тот свет. — Никогда не встречала человека, способного испытывать такие сильные чувства после стольких лет брака. — Эта любовь — моё сокровище, самый ценный дар Всевышнего, она уйдёт из моего сердца, то только вместе со мной. Потом они ещё долго разговаривали об Эзеле и Ягмур, об их будущем, а в конце Кеманкеш заварил чай и помог Синем устроиться поудобней на высоких подушках, чтобы спине не было так больно. Она с благодарностью принимала заботу о себе сожалея лишь о том, что в её жизни не было мужчины, который любил её хотя бы в половину того, как Кеманкеш любит Кесем. Ягмур устроилась на краю родительской кровати, как они с сестрой любили делать ещё в детстве. В душе молодой женщины бушевали противоречивые чувства. С одной стороны, она ощущала в себе невероятную силу и уверенность в том, что пройдёт с мужем рука об руку через все испытания, с другой — хотелось получить защиту от всех бед от того, кому она безоговорочно верила, уткнуться в чьё-то надежное плечо. Это могла быть только её мать. Кесем хорошо понимала Ягмур и делала всё, чтобы происходящее дошло до дочери, а через неё и до Эзеля. — Ты должна поговорить с ним, успокоить. Понимаю, что твоему мужу будет непросто, но Мехмед поступил правильно, в интересах нашего государства. Теперь и враги, и соратники будут знать, что у Империи есть взрослый дееспособный наследник, что ни у кого не выйдет уничтожить династию и никто не сможет использовать наследников в своих корыстных целях. — Эти недолгие встречи, мне их будет мало, мама. — Ты теперь жена Бея османских кровей, прямого потомка Султана. Пусть защитит Всевышний всех моих внуков — Мехмеда, Сулеймана и Ахмеда, но когда-нибудь при определенных обстоятельствах твоё положение снова может измениться. Ты понимаешь, о чём я говорю? — Не могу себе даже представить. Пусть шехзаде вернутся во дворец, тогда, может быть, Повелитель согласится выпустить Эзеля. — Даже если он когда-нибудь выйдет из кафеса, вы не сможете больше иметь детей. Согласно закону, у наследника не должно быть сыновей до вступления на престол, иначе история шехзаде Баязида сможет повториться. — Не важно. У нас уже есть Зеррин, а у меня ещё и Мустафа. Главное ведь в том, что мы любим друг друга. Я хочу, чтобы мы пронесли это чувство через всю жизнь, независимо от того, где завтра окажемся — во дворце или в нищей лачуге. Я ведь выросла на вашем с папой примере и по-другому не умею, да и не хочу. — Тогда я только могу пожелать тебе терпения и сил, родная. Мы с Кеманкешем будем рядом столько, сколько позволит Аллах. — Кесем обняла дочку, на долю которой в таком возрасте выпало уже немало. Паша, чувствуя неладное, виновато склонил голову, вошёл в покои племянника и замер, боясь даже пошевелиться. — Юсуф, скажи, ты видел меня когда-нибудь в гневе? — Что вы, Повелитель, никогда. — Ну тогда сейчас у тебя будет шанс. — Мехмед приблизился и схватил мужчину за грудки, прижав в стене. — Какого шайтана ты творишь? На кого работаешь? Врагам моим помогаешь? — Никак нет! Даже в мыслях такого не было! Я хотел помочь. Эзель ведь предатель, на власть на вашу глаз положил… — Впредь все новости, что ты приносишь в эти покои, я буду перепроверять лично. Достаточно этой ситуации и истории с замужеством Атике Султан. — Неужели вы поверили этому проходимцу и его родственничкам? Понятно, какие цели они преследуют. Хотят вас свергнуть и снова завладеть властью. Кесем Султан спит и видит… — Я запрещаю упоминать тебе имя моей бабушки! И эти, как ты говоришь «родственнички» и мне родные тоже. Не забывайся! Если я всё ещё не выгнал тебя из дворца, то только благодаря тому, что ты брат моей Валиде. Кто прислал тебе эти документы? — указал на свидетельства, касающиеся Эзеля. — Я не знаю, правда. Просто передал какой-то человек. И я подумал, а вдруг это всё ложь? Кто знает, является ли на самом деле Эзель сыном шехзаде Баязида? Кто может это подтвердить? Уверен, он самозванец! — Уйди с глаз и долго-долго не появляйся в этих покоях. Не хочу тебя видеть! Юсуф был зол так, как не был зол ещё никогда в жизни. Эти люди смогли рассорить его Султаном-племянником, расстроили его планы мести. Кесем прилегла, почувствовав себя не очень хорошо. Должно быть, из-за всех событий перепады глюкозы в крови давали о себе знать. Кеманкеш увидев это, не на шутку испугался, потом присел рядом, заботливо провёл рукой по спине, остановившись сначала на талии, а затем сдавив её ладонь. — Холодные. — улыбнулась. — Опять спросишь, где я был? Я просто… — Нет. — прервала оправдание, которое Кеманкеш придумал заранее, по дороге. — Я тебе верю. Верю в твою бесконечную любовь и преданность. Если не можешь сказать — твоё право, не могу заставить. Расскажешь потом. — Кесем…- Кеманкеш был безумно удивлён, он ожидал услышать что угодно, только не это. Можно было только догадываться, чего стоили подобные слова его ревнивой жене, которая в любой женщине, даже в её тени, видела соперницу. — Я учусь доверять тем, кого люблю. Только смотри, не попадись в сети какой-нибудь коварной соблазнительницы. — пошутила, но он знал, что в этой фразе было больше предостережения и беспокойства, чем юмора. — Обещаю. — поцеловал руку и увидел в глазах задумчивость совсем другого рода. — А теперь рассказывай, о чем болит сердце моей любимой. — Когда я чуть не сгорела на конюшнях, у меня было чувство, что впереди нас ждёт какая-то сложная задача, важное дело, которое под силу лишь мне, нам. Теперь я понимаю, что именно. Мы должны спасти детей, внуков и наше государство. — Что ты задумала? — Пока сама не знаю. Поживём — увидим. Наутро Шейх уль-ислам в окружении улемов обсуждал внезапно свалившегося на голову наследника династии. Бородачи почтенного возраста в объемных тюрбанах и широких шароварах, среди которых был небезызвестный всему Стамбулу Вани Эфенди, сидели полукругом на ковре в окружении открытых книг со священными текстами Корана. — Я не вижу явных доказательств того, что Эзель это и есть Баязид, сын шехзаде Баязида. А если мы имеем дело с самозванцем? — задал вопрос один из мусульманских богословов. — Есть свидетельство господина Экина, сына Халиля Паши. Хотя ведь и он может заблуждаться. По некотором данным, рождённый мальчик был приговорён Султаном Мурадом к казни и этот приказ был исполнен. — высказался Вани Эфенди. — Повелитель уверен в том, что Эзель является его братом. — произнёс шейх уль-ислам. — Я послал приглашение на наш Духовный Совет для Кесем Султан, уверен, она развеет наши сомнения. Султанша вскоре прибыла в сопровождении мужа. Многие из присутствующих застали период правления Великого Визиря Кеманкеша Паши и его будущей супруги, матери двух Повелителей, потому с доверием относились к тому, что услышат от этих почтенных господ. Кесем предложили дать клятву на священном Писании, что она будет говорить исключительно правду. — Я на протяжении долгого времени жила с Эзелем под одной крышей и успела хорошо его узнать. Лично видела и слышала много доказательств его происхождения, но главное из них — неоспоримое внешнее сходство с его отцом и дедом, Султаном Ахмедом. Поверьте, я вырастила Баязида, потому могу это утверждать. — Кесем вспомнила их первую встречу в доме Хасана и Гевхерхан, тогда молодой человек показался ей неуловимо знакомым. Впоследствии, она корила себя за то, что сразу не поняла, не прислушалась, не распознала. — Кроме того, и я, и мой супруг, лично слышали свидетельство Синем — тёти Эзеля, в котором она признавалась, что сына её сестры Калики и шехзаде удалось спасти от смерти. Лично у меня нет никаких сомнений в том, что Эзель Бей является законным наследником династии. — Есть ли какая-то вероятность того, что вы ошибаетесь? Дело ведь особой важности, поймите. — Нет, такой вероятности нет, ни малейшей доли. Я клянусь именем Аллаха, что Эзель через своего отца является родным внуком Султану Ахмеду, так же, как и мои родные внуки, дети Султана Ибрагима. — Благодарим вас, Кесем Султан. Ваши слова будут учтены при принятии решения. Обсуждение было сложным и неоднозначным, но в тяжёлой ситуации, когда два шехзаде находились в руках врага, а над династией нависла серьёзная опасность, шейх уль-ислам принял единственно верное решение: — В целях защиты нашего государства от нападок неверных, учитывая просьбу Повелителя Султана Мехмеда Хана и предоставленные свидетельства, Духовный Совет постановил: «Считать Эзель Бея, законного сына шехзаде Баязида и Калики Хатун старшим наследником османской династии и наделить его всеми правами и обязанностями, коими обладают шехзаде от рождения». Кесем и Кеманкеш медленно шли к карете, раздумывая над тем, что ждёт их семью дальше. — Я не могла соврать, держа руку на Коране. Во-первых, это правда, во-вторых, не спасло бы Эзеля, а лишь усугубило положение, ведь для самозванца пощады нет, ну и в-третьих, внутреннее чутьё подсказывает, что это как-то нам поможет, станет решающим в самый тяжёлый момент. — Иншаллах. Вести дошли до Франческо Морозини довольно быстро, для этого потребовалось лишь несколько дней. Сидя в просторном венецианском кабинете родового поместья, он с досадой смотрел на шахматную доску. Его задумка шла насмарку. Партия, которая казалась беспроигрышной, зашла в тупик. Нет, можно было всё переиграть: подождать несколько лет и за это время перетянуть юных шехзаде, томящихся в тюрьме Пьомби под крышей Дворца Дожей, на свою сторону. Но сколько воды утечёт за это время? Его душа требовала быстрого реванша. Того же требовал венецианский Дож Джованни Пезаро: вернуть Крит незамедлительно и, по возможности, бескровно, ослабить влияние Османов на всех границах и фронтах, остановить их многовековую экспансию по миру. — Надо было убить Эзеля. А лучше прихватить его с собой. Что ж, я готов поторговаться за жизнь ваших шехзаде. — произнёс вслух и опрокинул рукой несколько фигур на шахматной доске. Дальше Морозини достал чистый лист бумаги и написал: «Уважаемый Султан Мехмед Хан, я наслышан, что отныне османский трон завещан вашему двоюродному брату. Означает ли это, что вы больше не желаете увидеть ваших кровных братьев Сулеймана и Ахмеда? Если так, стоит ли им продолжать томиться в тюрьме? Или, может, отпустить их юные души к вашему Аллаху? Бухта Алмирос и Ретимно за шехзаде Сулеймана, залив Мирабелло и крепость Спиналонга за шехзаде Ахмеда. Моё последнее предложение». Оставалось лишь приложить к письму подарок для Падишаха. Харун был расстроен. Его верный друг, названный брат, теперь томился в кафесе и его невозможно было ни увидеть, ни поговорить. Он написал короткое письмо, всего несколько строчек со словами поддержки и передал его с Ягмур в надежде, что стража разрешит пронести такое безобидное, ничего не значащее послание. После всего случившегося мужчина был рад, что его хотя бы не попросили из дворца, разрешив и дальше служить помощником в канцелярии. Теперь, когда Эзеля не было, Хасан Паша давал ему всё больше поручений, что радовало, с одной стороны. — Нужно переписать вот это начисто и отправить по указанному адресу. — Демир передал расчёты по строительству новой мечети в Бурсе. — Будет сделано в самое ближайшее время, господин. Скажите, а как поживает ваша родственница? Та смешная девушка, что искала Великого Визиря несколько недель назад? — Вижу ты проявляешь неподдельный интерес к моей сестре Бидан. — улыбнулся молодой Кёпрюлю. — Что вы? Просто вспомнилось. — Ну уж нет, я всё вижу, теперь не отвертишься. Моя мать и тётя Гизем уехали в Анадолукавагы на пару дней. Почему бы тебе не стать моим гостем, скажем, сегодня вечером? Харун задумался, но отказываться не стал. Во всей этой суете последнего времени только образ рассеянной девушки, из-за которой рассыпались все документы, согревал его. — Вот и славно. Жду тебя в шесть у ворот дворца. Эзелю стало чуть лучше, он даже смог говорить, хотя пока шёпотом и короткими фразами. На шее всё ещё красовался красно-синий след от удавки, но то было дело времени. Осознав отчётливо своё положение, он решил вести себя мужественно в соответствии с новым званием, ведь Беем мог быть лишь потомок Османов либо особо отличившийся государственный деятель или военачальник. К тому же, ему было просто стыдно быть слабым в то время, как Ягмур проявляла невероятную стойкость и выдержку. «Это твоя судьба, прими её смиренно». — говорила жена в их последнюю встречу. С тех пор Эзель обследовал кафес, имевший солидную библиотеку, собственный хамам, внутренний дворик с фонтаном для прогулок. В целом эта просторная красивая клетка была удобной для проживания, если бы не одно «но». Одиночество. Не с кем словом переброситься, не на кого даже взглянуть. От тоски он принялся за чтение. Пробовал также продолжить работу Сулеймана, на момент похищения украшавшего драгоценными камнями обложку очередного экземпляра переписанного вручную Корана. Навыков не хватало, но дело оказалось занимательным, позволявшим убить кучу времени, ведь девать его теперь было совершенно некуда. Сегодня с утра он ждал жену и дочь, по этому поводу вымылся и надел красивый кафтан, один из тех, что принесли накануне. Зеррин узнала отца и сразу же радостно протянула к нему свои пухлые ручки. — Доченька моя…- прошептал и прижался щекой к жёстким золотистым волосам девочки. Через секунду к этим объятьям присоединилась и Ягмур. Так хорошо снова было быть вместе, втроём. Там, на свободе, они разучились остро чувствовать ценность таких простых вещей, казавшихся обыденностью. — Я принесла тебе весточку от Харуна и ещё кое-что, что ты просил. Только упаси Аллах, кто увидит. — из-под платьица Зеррин женщина достала колоду игральных карт. — Спасибо! Я их спрячу! — это был лучший способ провести вечер без душевных страданий. Эзель всё придумал: он сдаст на троих и будет перемещаться с места на места, пока один из «игроков» не подберёт идеальную комбинацию. Как бы не легла карта в такой ситуации, победа будет за ним. Эзель посадил Зеррин на пушистый ковёр и дал дочери игрушки, которые попросил достать начальника охраны кафеса. Так же в его покои была доставлена просторная колыбель, на тот случай, если дочка захочет спать во время визита к отцу. Ягмур не отпускала руку мужа, а он, в свою очередь, не мог насмотреться на девочку, которая, казалось, за несколько дней, сильно подросла. — Всё будет хорошо…- как молитву повторяла женщина, убеждая и себя, и мужа. — Мы привыкнем, вот увидишь. Мы ведь семья. — Султанша, к вам гостья. Валиде Турхан Султан ожидает вас в библиотеке. — доложил Озгюр и Кесем немедленно поспешила вниз. — Не ожидала увидеть тебя в своём доме. Добро пожаловать. — попросила принести Чичек чаю. — Я решила нанести визит вежливости. Волею Аллаха, нас много связывает в последнее время. Мне кажется, Мехмед к вам прислушался и возлагает большие надежды на ваши советы. — начала издалека Турхан. — Вот и прекрасно. Ты, я, Фазыл Ахмед…- Кесем понизила голос, специально сделав ударение на последнем имени. — Он делает всё, чтобы наши люди как можно быстрее нашли место, где держат в Венеции ваших внуков и нашли способ вызволить их. — ответила торопливо, отводя взгляд. — Но это непросто… — Турхан, выпей чаю. — протянула чашку и с улыбкой добавила: — И спроси у меня наконец то, зачем приехала. От неожиданности Валиде залила горячим напитком подол и промокнув его салфеткой, густо покраснела. — Вы ведь что-то видели там, в тайной комнате? — А как ты думаешь? Стала бы я так долго шуметь, подбирая ключи к открытой двери? — Кесем Султан, я… — Даже и не думала требовать от тебя объяснений. Я всё понимаю. Сама была на твоём месте, только твоё положение гораздо серьёзнее. Мы с Кеманкешем были в законном браке с самого начала, и он не успел заключить никях с моей дочерью Гевхерхан, тогда как ваши отношения греховны, с какой стороны не посмотри. — Вы ведь сами мне говорили… Сердцу не прикажешь. — Верно. Наконец-то ты сполна получишь женского счастья, залечишь раны, нанесённые Силахтаром и моим сыном. Теперь, когда ты сама мать Султана, понимаешь, как это нелегко. Порой сложно повлиять на решение собственного ребёнка, которого носила под сердцем в силу того, что его положение гораздо выше твоего. Надеюсь, не держишь на меня обиду за то, что не всегда я могла защитить тебя и моих внуков от безумия Ибрагима. — Что вы, нет конечно. Простите… Могу я рассчитывать на ваше молчание? — Что за вопрос? Как я могу лишить Империю заботливой Валиде и хорошего Великого Визиря разом? — улыбнулась. — Знаешь, как затягивает власть иногда? Порой я думаю, что если бы не Кеманкеш, не наши дети, я бы погрязла во всём этом и никогда бы не покинула Топкапы, из последних сил зубами вырывая место рядом с детьми и внуками. Я бы обозлилась и винила всех и вся в своих потерях. Поэтому, как бы не было сложно, если ты отважилась на этот шаг, постарайся сохранить любовь до конца, она и станет своим спасением. — Не знаю, что сказать, как благодарить вас… — Будет сложно, приезжай. А сейчас скажи, мне не даёт покоя одна мысль: кто надоумил Мехмеда казнить Эзеля? — Мой брат. Каким-то образом документы оказались в его руках, и он захотел отомстить. Это ведь Юсуф пытался тогда обесчестить Ягмур и поплатился за это сполна. — Турхан замолкла, видя, как удивлённо уставилась на неё Кесем. — Что? Почему ты раньше молчала? — Думала, вы в курсе. Да и вообще… Он шантажирует меня отношениями с Фазылом Ахмедом… Его лучше не злить, иначе… — Знаешь, что? Это тебе он брат. Можешь бояться его сколько угодно. Со мной этот номер не пройдёт! — соскочила с места и подошла к окну, обдумывая наказание для мерзавца. — Кесем Султан, что бы вы не сделали, будете правы, я вас поддерживаю. Подходил к концу восьмой месяц беременности Атике. Султанша была конечно в курсе всех событий в Топкапы, переживала, но теперь её главной заботой было рождение здорового ребёнка, потому она берегла себя от излишних тревог. Али был всегда рядом и как мог поддерживал любимую. Днём во дворец Атике пришло письмо из Анатолии, женщина торопливо развернула его. Лицо озарилось лучезарной улыбкой, она не могла скрыть радости. — Али! Иди скорей сюда! — Что случилось? — Месяц назад я стала бабушкой! У меня родилась внучка! Моя Айлин стала матерью, представляешь? — Поздравляю! — Они с Махмудом назвали её моим именем. Моим… — Вы это заслужили, Султанша! — из предосторожности Али звал Атике на «вы», если они не находились наедине или могли быть услышаны прислугой. — Эта девочка получила всю мою любовь. Теперь вот выпорхнула из гнезда в самостоятельную жизнь, и я могу посвятить жизнь сыну. Как думаешь, имя Али Осман ему подойдёт? — Честно говоря, не думаю, что это хорошая идея. Понимаю ваши чувства, но у этого мальчика должна быть своё собственное имя, не связанное с тяжёлыми воспоминаниями прошлого и своя собственная судьба. — Тогда, может, просто Али? — Давайте дождёмся его рождения. Вдруг сын сам расскажет вам, как его зовут? — так хотелось обнять её, положить руки на большой живот, поцеловать, но Али научился ждать. У них всё ещё было впереди. Бидан надеялась, что в отсутствие матери и тёти сможет больше времени проводить с Демиром. Гизем настаивала, чтобы девушка проявляла инициативу и заинтересованность в браке, ведь шли недели, а даже о помолвке всё ещё никак не удавалось договориться. И вот настал вечер, когда она, Демир и Аслыхан должны были ужинать втроём. По договорённости с сестрой будущего жениха, Бидан должна была остаться с молодым человеком наедине, чтобы как-то продвинуться в отношениях. Каково же было удивление, когда Демир вернулся из дворца не один, а с тем самым недотёпой с кучей свитков! — Я решил пригласить Харуна к нам на ужин, так сказать, для равновесия. — лукаво улыбнулся младший сын Кёпрюлю. — Иначе вы с сестрой меня совсем заболтаете. Сначала Харуну было неловко, его присутствие явно не нравилось Бидан, он пришёлся ей не к душе. После трапезы под каким-то благовидным предлогом Демир увёл Аслыхан в библиотеку и молодые люди остались наедине. — Я, пожалуй, тоже пойду. — Моё общество вам неприятно? — Нет, просто я устала. К тому же, в нашей семье незамужним девушкам не принято оставаться вдвоём с посторонними мужчинами. — А сбивать их с ног принято? — пытался пошутить, неудачно. — Вы что, теперь всё время будете ставить мне это в упрёк? Какой невоспитанный! Куда смотрели ваши родители? — осеклась, вспомнив, что Харун, кажется, сирота. — У меня никого нет. Я один на всём белом свете. Мальчик, который чуть не захлебнулся дождевой водой в канаве, потому что никто за ним не следил…- встал, чтобы выйти из гостиной. — Подождите, прошу. Я не хотела вас обидеть… — Конечно. Откуда вам знать, что это такое? А ведь вы мне понравились с первого взгляда, несмотря на чудаковатое поведение. Зря я о вас думал всё это время. Бидан поняла, что допустила непростительную грубость и ранила бедного молодого человека, но было уже поздно, он ушёл. Исмихан крайне удивилась, когда к ней в дом вечером пожаловала бабушка в сопровождении своего мужа. Она проводила Кесем и Кеманкеша в просторные покои, усадила на диван и велела принести абрикосовый щербет. — Скажу честно, милая, это не визит вежливости. Нам нужен твой муж. — Юсуф? — Было бы прекрасно, если бы его звали по-другому, а не как этого выродка, негодяя. — Но… Что он сделал? — Как? Ты не в курсе? Он гулял от тебя. Мою дочь хотел обесчестить и лишился за это своего мужского достоинства. Тебе ли не знать, как жене? — Что??? Я думала, он болен… Он ведь говорил, что может даже умереть… — Наивная девочка. — Ваш муж будет серьёзно болен после встречи со мной, Султанша. — решительно произнёс Кеманкеш и вынул из-за пояса дубинку. — Никто не смеет покушаться на честь и достоинство моей любимой дочери. Вернувшийся Юсуф не успел и слова вымолвить, когда получил тяжёлой деревяшкой по спине. Разъяренный отец повторил это действие несколько раз, слыша, как трещат и ломаются рёбра. Последний удар пришёлся туда, где и без того уже давно ничего не функционировало. Мехмед получил свиток из Венеции поздно вечером. Послание его очень расстроило, но ещё сильнее ранило то, что лежало в обитой синим бархатом коробочке. Это было два отрубленных пальца левой руки — большой и указательный. На каждом из них были надето по перстню Сулеймана и Ахмеда и нарисован чёрными чернилами от ногтя до фаланги большой чёрный крест.