Исцеляющие

Пока ничего не подозревавшая Кесем читала книгу в своих покоях наверху, в доме происходил очередной переполох. Озгюр отворил ворота Кеманкешу и с удивлением обнаружил на руках хозяина знакомую госпожу без сознания. — Аллах! Что с ней случилось? — Не знаю. Зови срочно мою дочь. Я отнесу Синем в бывшую комнату Хаджи. Ягмур спустилась очень быстро и сразу же приступила к осмотру, не вдаваясь в подробности, откуда и при каких обстоятельствах отец узнал о болезни тётки её мужа. Единственное, что Кеманкеш бросил на ходу, покидая комнату: «Вроде бы у неё что-то с почками, она говорила». Теперь предстояло самое сложное: поговорить с Кесем и всё ей рассказать, причём так, чтобы она поняла и не стала обвинять его во лжи. Но как всегда резвая там, где не нужно Чичек успела доложить хозяйке, что её муж вернулся домой не один. По лицу спускающейся по лестнице Султанши можно было прочитать, что сейчас начнётся буря. — Какого шайтана здесь происходит? Что это ещё за дела с Синем у меня за спиной? Почему ты привёз её сюда? — Дорогая, не злись. Просто она очень больна, не хотела прибегать ни к чьей помощи, не хотела, чтобы её жалели. Но было бы не по-человечески не протянуть ей руку… — Не хотела она помощи?! Как же! — произнесла с нарочитым сарказмом, при этом в глазах горело возмущение. — Почему тогда к тебе обратилась? К тебе, а не к Харуну, не к Ягмур, не к Эзелю, пока он не находился в кафесе? Всё ведь уже давно длится, эти твои постоянные отлучки из дома, оправдания, исчезновение продуктов с кухни… — Я просто выполнял её просьбу. Мы же договорились, что будем доверять друг другу, что бы не случилось. — Вот именно! Хотя эта женщина принесла немало горя в наш дом, думаешь, я изверг какой-то, не способный на человечность по отношению к нуждающимся родственникам? И тебе самому не обязательно было заниматься этим делом, у нас есть две дочери-лекаря, прислуга в конце концов. — Поняв, что всё совсем плохо, я привёз её сюда, несмотря на протесты. Возможно, она умирает, Кесем. Здесь не до ревности и обид, пойми. Неужели у тебя нет хотя бы маленькой тайны от меня, которую нельзя раскрыть? У Кеманкеша был нюх, он знал, на что надавить. Кесем хранила тайну Турхан, недоговаривала про брак Нефес и её близкие отношения с Демиром — всё то, что она считала непредназначенным для ушей мужчины, отца. Но ведь это другое. Или нет? Но как бы то ни было, сдаваться она не собиралась. — Не переводи тему, сейчас разговор не обо мне, а о том, что Синем из всех возможных людей, из всех вариантов помощи, выбрала именно тебя и о том, что ты скрыл это. А всё почему? Потому что ты ей как-то по-особенному дорог с самого начала. А может и она тебе тоже не безразлична? — Аллах! — вскинул руки к небесам. — Ты даровал мне любовь к этой женщине, дай же сил, чтобы вынести её ревность, не имеющую никаких разумных границ! — Не отвлекай Всевышнего своими глупыми просьбами, лучше бы сам взялся за ум и не давал мне поводов для беспокойства! — зло отвернулась, сложив руки на животе. Говорить что-то ещё в этот момент было бесполезно. Кеманкеш понял, что не так скоро будет прощён своей грозной Султаншей, хотя по сути, не считал себя виновным. Оставалось только стойко переждать этот ураган. Ягмур вышла из комнаты только через полчаса. К тому моменту Синем уже пришла в себя, осознала, что случилось и где находится, расплакалась. — Отдыхайте, вам нельзя напрягаться. Я сама займусь вашим лечением. А завтра, когда придёт моя сестра Нефес, возможно, сможет сказать больше о вашей болезни. — Спасибо, дочка. Мне так не хотелось тебя беспокоить, я так много зла тебе сделала, столько горя принесла. — Всё в прошлом. Эзель теперь в заточенье и кто если не я должен вам помочь. — Не говори ему, а то будет переживать. Он ведь связан по рукам. — Это мы решим потом. Чичек принесёт отвар, он снимет воспаление, собьёт жар и должно стать легче. Я ещё зайду через пару часов. Выйдя в гостиную, девушка обнаружила молчаливых родителей и сразу всё поняла. Кесем была крайне недовольна и раздражена. — Мама, там дела плохи, не надо. — Что с ней? — процедила сквозь зубы. — Очень серьёзный воспалительный процесс в левой почке, сильные отёки, боли, температура, кровотечение — всё сразу. Я попробую это вылечить, но не уверена, что смогу. Ей нужен уход и постоянное наблюдение. Лучше если она останется здесь на какое-то время. — Теперь мне не будет покоя и в собственном доме. Уехать на остров тоже нельзя из-за ситуации с Эзелем. Но если я скажу «нет», вы оба сочтёте меня чудовищем, не способным на сострадание, поэтому пусть живёт. Я, как всегда, приму на себя все муки. — посмотрела страдальчески и одновременно грозно на мужа. — Если станет невмоготу, уйду в пустой дом, что ты купил в Эминеню для дочерей. Хотя нет, я тебя здесь не оставлю! Ещё чего! — развернулась и пошла к себе. — Мама никогда не успокоится. — с сочувствием произнесла Ягмур, когда они с отцом остались одни. — Её любовь к тебе безгранична. Как и ревность. — Она готова видеть соперниц и в больных, и даже в мёртвых. Ничего не поделать. Боюсь, меня ждут тяжёлые времена. — натянуто улыбнулся и дочь понимающе погладила Кеманкеша по руке, а потом устало положила голову на отцовское плечо. — Внимание! Султан Мехмед Хан Хазретлери! — возвестила охрана и Эзель подскочил на ноги, приглаживая волосы и приводя одежду в порядок. Вот чего он точно не ожидал, так подобного визита. Падишах вошёл в кафес и осмотрелся. Он не так часто навещал своих братьев, да и вообще не любил это место несмотря на все изыски в интерьере. Каждый раз он мысленно благодарил Всевышнего, что родился первым сыном и наследником и ему не пришлось коротать свои дни в этой золотой клетке. — Повелитель! — склонил голову Эзель и так и стоял, не в силах посмотреть в глаза Султану. — Садись. — указал место напротив того, куда собирался сесть сам. — Как я смею. — Это приказ. — пришлось послушаться. Раньше двоюродные братья никогда не встречались лицом к лицу и не разговаривали один на один, Эзель видел Мехмеда лишь издали. Теперь же он мог разглядеть молодого темноволосого мужчину среднего роста и телосложения с приятным, ещё юношеским лицом. — Значит вот как выглядит мой брат. Надеюсь, ты не в обиде за столь суровое наказание. У меня были серьёзные причины подозревать тебя в измене. Теперь же я хочу, чтобы ты занял своё место, полагающееся по праву рождения. — Повелитель, благодарю вас за милость и честь. Только я птица вольная, тяжело мне здесь, в клетке. Я ведь никогда даже не помышлял о такой доле, и славной, и тяжёлой одновременно. — Ни у меня, ни у тебя нет другого выбора. Мы должны думать не только о своём благе, но и о троне. К тебе уже несколько дней приходит Вани Эфенди, это я его послал. Он в общих чертах обучит тебя законам и правилам нашей династии. — Мехмед замолчал, задумавшись. — Если вдруг со мной что-то случится, обещай, что не тронешь моего сына, шехзаде Мустафу, позволишь жить ему здесь как наследнику. — снова обвёл взглядом помещение. — Что вы такое говорите? С вами ничего не может случиться. Шехзаде вырастит рядом со своим отцом, на свободе. — Дай Аллах, чтобы твои слова сбылись. Но на всякий случай поклянись, мне так будет спокойней. — Только если вы просите… Клянусь! Исмихан нанесла неожиданный визит Баязиду. Ей очень хотелось поделиться всем, что произошло за последние дни. Они устроились в кабинете дома Хасана и Гевхерхан. Нужно было видеть лицо молодого султанзаде, когда он узнал о разводе своей кузины с Юсуфом Пашой. — Наконец-то ты прозрела! Я так рад. Больше не будет этих мучений, унижений, оскорблений с его стороны. Теперь ты сможешь стать счастливой! — Думаешь, я смогу? — Не на секунду не сомневаюсь. — По правилам через три месяца я должна буду вернуться во дворец, под покровительство брата-Повелителя, пока он не найдёт для меня нового мужа, достойного моего происхождения. — грустно затихла. — Зачем искать? Я собираюсь просить твоей руки так скоро, как только возможно. Ты ведь не будешь против? — Ты?! — уставилась на Баязида своими большими голубыми глазами. Он взял её руку в свои ладони, самое время было во всём признаться. — Я давно понял, что люблю тебя с самой юности и другую такую мне никогда не встретить. В Стамбуле я не только из-за мамы и судоверфи, а в первую очередь из-за тебя, чтобы быть всегда рядом. Сделаю всё, чтобы ты забыла кошмарные годы брака с Юсуфом и чтобы в твоих глазах всегда горел огонь. — Я догадывалась. Признаться, и сама питаю к тебе очень нежные чувства. Только… Вдруг у нас никогда не будет детей, тебя это не страшит? — У меня перед глазами пример Хасана и мамы. Они много лет ждали, верили и дождались. И мы будем верить. Ну а пока ждём милости Всевышнего, будем растить твоего Омера. Я не против, чтобы взять из приюта ещё одного ребёнка. Аллах посмотрит, какие мы чудесные родители и может сжалиться над нами. Но даже если нет, на всё его воля. — Баязид! Неужели у меня будет такой чудесный муж, как ты? Я не верю! — прикоснулась рукой к его колючей щеке. — У нас всё только начинается, Исмихан, всё впереди. Нефес долго водила руками около тела Синем, силясь понять, что происходит внутри, какая болезнь её убивает. — Ну что? Сколько мне осталось, милая? «Не знаю. Чувствую что-то, что выросло внутри вас под тяжестью вашей горькой ноши: обиды, ненависти, горя потери. Всё это превратилось в камни, большие и острые. Теперь они режут вашу плоть и приносят невыносимые мучения». — Значит я была права. Аллах послал мне наказание за слёзы твоей сестры и за боль родителей. «Получается что так. С этой болезнью вы можете прожить долго, а можете умереть за пару дней, если один из камней начнёт двигаться, вызывая воспаление, кровотечение и лихорадку, как сейчас. Еще немного, и вас бы не спасли». Диагноз Синем совсем не обрадовал Кесем. — То есть эта женщина поселится в моём доме надолго? Её нельзя тревожить, нельзя расстраивать, нагружать работой, только пылинки сдувать! За что мне это? — Мама, сейчас ей очень плохо, неизвестно как быстро удастся снять приступ и когда начнётся следующий. Синем не может жить одна, она без нас погибнет. По крайней мере ближайшие две-три недели я её не отпущу. Эзель меня не простит, если что-то случится. — Поступай как знаешь! В этом доме до всех есть дело, кроме меня. Весь вечер Султанша ворчала на Кеманкеша, не в силах остановиться, но пойти навестить незваную гостью так и не решилась. — Я не сдержусь и скажу что-нибудь грубое и потом вы будете обвинять меня в том, что ей стало хуже. Ну уж нет! Не будет такого. — Любимая, не делай трагедию из мелочей. Уверен, как только Синем станет чуть-чуть лучше, она сама уйдёт, не захочет нас стеснять. Хотя бы до того времени постарайся быть полюбезней. — Я не такая как ты. Хочешь, иди, бегай вокруг неё, а меня оставь в покое! — легла и отвернулась. — Понятно. Сегодня мне лучше провести ночь в кабинете, иначе до рассвета не доживу. — Кеманкеш взял подушку и собрался было уходить, но тут до Кесем дошёл смысл его слов, она не по возрасту резво подскочила и схватила его за руку. — Не смей! Пока эта женщина в доме, ты покинешь наши покои ночью только в случае пожара или землетрясения. — и уже спокойно и даже жалобно добавила: — Если ты уйдёшь, я вообще не усну. Кеманкеш вздохнул, выдохнул и смиренно лёг рядом. Другой на его месте уже давно бы взорвался. Но как это сделать, если любимая жена прижалась к плечу и сразу же задремала? Даже во сне Кесем не хотела отпускать его от себя ни на секунду, боясь потерять. Её любовь слишком дорого стоила. Дороже всего на свете. Утром Нефес проснулась в панике и сразу стала делать зарисовки. На столе недалеко от кровати лежала высокая белая шапка Султана Мехмеда, украшенная перьями и драгоценными камнями — «юсуфи». Близость этого предмета делала её связь с Повелителем более тесной, позволяла лучше чувствовать, что происходит вокруг него. Забыв о госпитале, девушка направилась сразу к матери в родительский дом, успела как раз к завтраку. — Что ты принесла, дорогая? — Кесем заинтересованно посмотрела на плотный лист бумаги. Там был нарисован крылатый лев с книгой в руках, в которой было написано «PAX TIBI MARCE EVANGELISTA MEUS». — Лев Святого Марка — покровителя Венеции. Что это значит? «Я видела сон. Повелитель вскоре примет смерть из рук венецианца». — Но Морозини далеко, как это возможно? «Значит это будет не он, другой человек, в жилах которого течёт венецианская кровь. Эзелю тоже грозит опасность, им обоим». Кесем посмотрела на дочерей, на мужа и велела Озгюру срочно готовить карету. Турхан облачилась в платье благородного бордового цвета, с которым идеально сочеталось колье и серьги из гранатов. Несмотря на тревоги в последние недели она буквально расцвела, что неоднократно подмечал Сулейман ага. Их встречи с Фазылом Ахмедом случались регулярно, но они были заняты в основном долгими разговорами о судьбе шехзаде и о том, как защитить Мехмеда от Морозини. Им было хорошо вдвоём, каждый черпал друг в друге уверенность и необходимую поддержку. Потом засыпали, крепко обнявшись и мечтая о том дне, когда всё вернётся на свои места. Накануне у Султанши случилась паника. Какое-то нехорошее предчувствие сковало сердце. — Фазыл Ахмед, прошу, поменяй охрану у покоев Повелителя, мне страшно. — Уже заменил вчера. Но если тебе будет так спокойнее, снова заменю, не переживай. Я сделаю всё возможное, чтобы защитить твоего сына. Сейчас же Сулейман ага принёс утренний кофе и как-то неуверенно мялся у двери. — Говори, что узнал, не томи. — Кесем Султан приезжала с мужем и падчерицами. Они были у Повелителя, потом он послал за Эзелем и за Великим Визирем. — Что? А почему меня не позвали? — Не было такого приказа, Султанша. — Как так? Не понимаю… Они всё ещё там? — Нет, все покинули султанские покои пятнадцать минут назад. Турхан нервно сглотнула подступивший к горлу комок. Что-то случилось, что-то было не так и её по неизвестным причинам не поставили в известность. Нужно было непременно выяснить в чём дело. Аслыхан не сразу поняла, что Кузгун тронул её сердце, как никто другой. Она несколько раз восторженно пересказала Бидан о визите в дом Нефес, о подарке, о том, как мужчина учил её ходить с новым приспособлением. — Если б этот человек не был женат, я бы подумала, что ты всерьёз им заинтересовалась. Но, во-первых, это грех, во-вторых, его внешность навевает ужас, угнетает. Как ты можешь не замечать этого ужасного уродства? — Он не урод! Не смей так говорить! Я никогда не встречала в жизни человека благороднее. У него огромное сердце, где нашлось место даже хромой Аслыхан. А вот ты уже два дня гуляешь с Харуном. Думаешь, я не заметила? — Ну и что. Твой брат всё равно на мне не женится. Когда мы вместе, только и разговоров, что о Нефес. А Харун очень смелый, внимательный, интересуется мной, всё спрашивает, что да как в моей жизни. — Что скажет тётя Гизем, когда вернётся и узнает? — Во-первых, ей пока не обязательно знать, а во-вторых, я пока не собираюсь за него замуж. Может всё так и закончится дружбой? Я ведь не влюбилась по уши, как некоторые. Нефес вернулась из дворца взволнованной. Тот разговор, который состоялся в покоях Султана, оголил нервы всех присутствующих. Она была совсем не уверена в том, что удастся воплотить в жизнь план матери по спасению Повелителя и его наследника. Предчувствия говорили о том, что жизнь одного из двух мужчин держится на волоске. Кузгуну она решила ничего не говорить, чем меньше людей знало об этом, тем лучше. Он сам пришёл в её покои поздно вечером, чтобы Нефес сняла боль, возникшую мгновенно, из ниоткуда, во всём теле сразу. Руки девушки были такими мягкими и ласковыми, когда она водила пальцами по обнажённой коже спины, покрытой рубцами и отвратительными бугорками. Боль постепенно улетучивалась и на её место приходило блаженство. Её распущенные волосы касались его оголённых плечей, рассыпаясь по ним нежностью шёлка. В какое-то мгновение Кузгун совсем растворился в этом моменте, забылся. Его губы неосознанно потянулись к её губам, таким манящим, таким сладким. Он уже не понимал, что делал, зато Нефес хорошо понимала. В последнюю секунду она увернулась от разгорячившегося мужа и отскочила куда-то далеко, в центр большой комнаты, испуганно тараща глаза. «Ты ведь обещал!» — читалось в них. А ещё — «Я тебя не люблю, прости…» — Извини, не хотел напугать. Просто само собой как-то вышло. Ты ведь всё понимаешь, всё знаешь. Долгое время внутри меня росло большое и светлое чувство к тебе. С недавних пор оно меня переполняет, переливаясь через край. Я знаю, что это не взаимно и никогда не будет таковым, но что мне делать? Я страдаю, когда ты возле меня, но ещё сильней мучаюсь, когда тебя нет. Это странная, нездоровая зависимость, которая меня пугает. Нефес хорошо понимала о чём говорил Кузгун. Мужчины, влюблявшиеся в неё, горели маниакальным желанием быть рядом, словно именно в ней был источник их жизненных сил. Сама же она не имела права выбора, права быть с тем, кого любит. «Я тебя вылечу. Не знаю, когда и как, но твоя боль пройдёт и ты перестанешь нуждаться во мне как в воздухе, которым дышишь». Она ушла, оставив после себя пустоту и Кузгуну ничего не оставалось, как снова собраться и поехать к Марии. Дальше было бессмысленно оттягивать разговор. Теперь в голове Кесем роилось разом огромное количество мыслей, касающихся предстоящего покушения и напряжённая ситуация дома только всё усугубляла. Она уверенно постучала в дверь и, получив разрешение, сразу же вошла. Синем находилась на кровати в полулежащем состоянии и пыталась привести себя в порядок. Кесем заметила, что даже в тяжёлой болезни женщина была достаточно хороша собой и оставалась привлекательной, хотя и не так как раньше. — Я пришла узнать о твоём здоровье. Как оно? — Благодаря Ягмур, её стараниям и уходу Чичек, гораздо лучше, спасибо. Я должна поблагодарить и вас за то, что после всего что было, не выставили меня на улицу. Это говорит о благородстве души. — Сейчас Ягмур и Эзель переживают тяжелый период. Нельзя, чтобы ещё и это стало причиной их мучений. Я делаю это для дочери, для её спокойствия. Хотя, признаюсь, мне было неприятно, что Кеманкеш помогал тебе, не поставив меня в известность. — Я просила его молчать. Не переживайте, Кесем Султан, я больше не хочу ничего вашего, а уж тем более, навредить вам. В моём положении нужно думать только о здоровье. — Очень надеюсь, Синем. Для общего спокойствия в этом доме постарайся как можно реже пересекаться с моим мужем. Думаю, для тебя как ни для кого не секрет то, что я очень ревнива. Это мой большой порок, который ты однажды умело использовала, желая разбить нашу семью. И знаешь, я могу простить тебе всё что угодно, кроме одного — из-за тебя мы с Кеманкешем в разлуке потеряли полгода жизни. Хотя именно ты и помогла нам понять, как мы дороги друг для друга. — Не буду обещать, что смогу выставить его за дверь, если придёт навестить, во всём остальном попытаюсь исполнить вашу просьбу. Спасибо за всё. — Вот и прекрасно. Поправляйся. Синем чувствовала себя крайне некомфортно под крышей своего недавнего врага, с которым так до конца и не смогла примириться в душе, хотя причин для вражды давно уже не осталось. Снисхождение Кесем, её надменный строгий вид, как бы говорящий о превосходстве над всеми и всем, коробили. Но каждый раз, когда она пыталась встать с кровати и чувствовала режущую боль, понимала, что другого выбора, как принять эту помощь, у неё нет. Впервые за долгое время Фазыл Ахмед не пришёл в назначенный день и час в тайную комнату. То есть он приходил заранее и оставил на столе бордовую розу и записку с извинениями, оправдываясь за своё отсутствие усталостью и необходимостью допоздна работать. Турхан это странным образом ранило, она ощутила себя ненужной, особенно сейчас, когда за её спиной что-то замышляли. Она полагала, что Фазыл Ахмед является частью этого заговора и пытается уйти от вопросов, на которые она непременно хотела знать ответы. Мехмед тоже был не намерен что-то рассказывать, а вместо этого долго выбирал между Эмметулах и Афифе, когда речь зашла о том, кого отправить в султанские покои этой ночью. Турхан вернулась к себе и вышла на балкон. Холодный северный ветер трепал длинные густые волосы, ещё сильнее нагнетая чувство тревоги и неминуемо надвигавшейся беды. Ягмур с особого позволения Султана пришла в кафес с вечера, чтобы остаться до утра. С собой из дома она принесла еду и напитки, приготовленные Чичек. Употреблять дворцовую пищу становилось всё опасней. — Как дочка проведёт ночь без тебя? — тревожился Эзель. — Зеррин привязана к Дерье и ведёт себя с ней очень спокойно. Мы стали давать ей перетёртые овощи и фрукты, так что без молока проблем не будет. — Хорошо. Как думаешь, нам удастся избежать смерти? — Убийца не знает, что мы отчасти посвящены в его планы и приняли меры. Здесь, как и в покоях Повелителя, пузырьки со всеми возможными противоядиями. Но против мышьяка я ничего не смогу сделать, при всём желании. Всю его еду будут сначала пробовать слуги и всё равно есть шанс, что мы чего-то не учли. Никто не знает, кто тот венецианец или венецианка, которые принесут яд в покои Султана. — Мне страшно. Я боюсь умереть и оставить вас с дочерью. Но ещё больше боюсь того, что может случиться в случае смерти Падишаха. Я не готов. — Будет так, как захочет Всевышний. Мы делаем всё, что можем. Сил тебе, любимый. Служанки принесли еду и оставили её на столе. Ягмур взяла поднос и вынесла его во внутренний закрытый дворик, куда часто залетали голуби и чайки. На этот раз Кузгун позволил себе выпить в таверне ракы перед тем как отправиться к Марии. Женщина как всегда была наигранно ласковой и удовлетворяла все капризы своего хозяина. После он крепко заснул. Мария дотронулась до руки, реакции не последовало. Тогда она аккуратно сдвинула чёрную тряпичную маску с мужского лицо. Её многолетнее любопытство было удовлетворено. «Значит вот ты какой, Ворон». В это время в султанских покоях Топкапы Афифе пыталась разбудить Мехмеда, застывшего в неестественной позе. Он не шевелился. Она прислушалась: есть ли дыхание. Его не было. Схватила халат, надела его и перед тем как в отчаянии позвать на помощь, выбросила содержимое своего кармана с балкона в кусты — как можно дальше. — Скорее! Помогите! Наш Повелитель умер! Его отравили!