Исцеляющие

Нефес и Кузгун поехали в детский приют, на который указала Зейнеп. Сердце Ворона восторженно билось: он не один в этом мире, у него есть младший брат! Оказалось, что их мать успела выбежать из дома и передать соседке младенца, после чего вернулась вызволять других детей и мужа, оказавшихся в западне из-за обрушения потолочных балок. Кузгун всё это время был внутри, пытаясь помочь горевшим заживо сёстрам и отцу, но тщетно. Из последних сил мать вытолкнула старшего сына на улицу сквозь дверь, объятую пламенем. Болезненные воспоминания каждый раз возвращали Ворона в тот момент: вот разжались её пальцы, прикоснувшиеся к его руке в последний раз в жизни, вот охваченный огнём он упал на землю возле дома, вот в нос бьёт запах его собственной жжёной кожи и волос, вот его, ревущего во всю глотку, поливают холодной водой из жестяного ведра… — Я работаю здесь очень давно, более тридцати лет и в год к нам попадает до трёх десятков сирот, всех не упомнить, особенно младенцев. Многих потом разыскивают родственники или забирают в семьи бездетные. К тому же, у нас тоже был пожар пятнадцать лет назад, все книги, все записи сгорели. Знать бы хотя бы имя. — покачала головой настоятельница приюта. — Ему было всего три месяца от роду. Мужчина, передавший ребёнка, наш сосед, мог и не назвать имени вовсе. — И всё-таки… — Арслан, мама звала его «маленький лев». — Двадцать пять лет назад? Нет, не припомню никого с таким именем. Извините. Они вышли на улицу. Ворон был разочарован. Тётя Зейнеп очень извинялась, когда призналась, что они с мужем решили, что не потянут ещё одного ребёнка в семье и скрепя сердце отнесли его в приют. Судьба десятилетнего Кузгуна, которого полуживым отправили в госпиталь, также была им неизвестна. В те страшные дни пожаров в столице погибло много народу, плакать по всем слёз бы не хватило. — Меня полгода выхаживали. Старый лекарь так привязался, что забрал потом к себе домой, пожалел. Так я и прожил с ним в его комнатушке до пятнадцати лет, пока он не умер. Убирался, еду готовил, травы собирал на целебные отвары. Его личные вещи и старая обшарпанная комната — всё что мне досталось в память о моём благодетеле. Он, как и ты, снимал мою боль, физическую и душевную, а ещё научил делать добро людям. Оказалось, что это тоже помогает заглушить страдания. Нам ведь тогда никто не помог, а я могу помочь многим, понимаешь? Нефес понимала. Такое доброе сердце как у Кузгуна нужно было ещё поискать. Кто-то от несчастий и лишений черствеет, а кто-то наоборот, через них очищается. — Помоги мне найти брата! Ты ведь особенная. Знаю, у тебя получится! «Я вижу недуги в человеческом теле и некоторые из них могу излечить. Все мои сны и предчувствия касаются в основном кровных родственников и очень близких людей. Ты сам почти не помнишь брата, духовная связь между вами давно потеряна, как я могу что-то почувствовать?» — Верно. Всё как в тумане. Он ведь слишком мал был, да и мне всего десять в ту пору исполнилось. Что же делать? «Моли Аллаха, чтобы его милостью вы встретились». Чёрная карета, украшенная позолоченной арабской вязью, остановилась у дома Кесем и Кеманкеша. Впереди и за каретой на лошадях следовал десяток янычар, охранявших Хана Баязида. Храбрые воины выстроились в живой коридор, чтобы в случае нападения заслонить собой Регента, приехавшего навестить свою близкую родственницу. У Харуна от всего этого кружилась голова, он чувствовал себя словно во сне и не мог понять, хорошо или плохо всё происходящее вокруг его друга, радоваться за него или сочувствовать. — Эзель! Мой Эзель! — Синем кинулась к племяннику и стала целовать его руки, украшенные драгоценными перстнями, положенными по статусу. — Тётя, что ты делаешь? Остановись пожалуйста, я чувствую себя неловко. Это я должен целовать тебе руки, а не наоборот. — взял за локти и усадил женщину на диван. — Ну как же, ты теперь самый главный в Империи! Я тобой горжусь, сынок. Но также сильно переживаю. Ты ведь не привык… — Знаешь, оказалось, что весь этот церемониал, все эти традиции не так уж и страшны. Шёлковые кафтаны, «юсуфи» с лентами, именное оружие, личная печать, толпы разных людей вокруг, которые одновременно хотят угодить и боятся каждого твоего слова, каждого взгляда… Сложнее другое — ответственность. С ней нужно не просто родиться, с ней нужно вырасти. И хотя я знаю, что рядом надёжные люди, которые не дадут ошибиться, переживаю, что могу не сделать чего-то, что должен. Не представляю, как Султан Мехмед в свои юные годы с этим справлялся. — У тебя всё получится, дорогой, ты всему научишься. — Дело не в этом… Ну ладно, что мы всё обо мне? Как твоё здоровье? — Лучше. Аллах мне послал двух исцеляющих ангелов — Ягмур и Нефес. Уж и не знаю, что со мной делает эта молчаливая девушка, только после каждого её визита, после каждого осмотра, боль отступает. — Ты выздоровеешь. Мы с тобой ещё Зеррин выдадим замуж. — рассмеялся. Тут Синем заметила Харуна, скромно стоявшего в стороне. Она протянула ему свою руку, и он приложился к ней лбом в знак почтения. Как бы не сурова была с ней судьба, какие бы страшные ошибки она не совершала, глядя на этих двух молодых статных мужчин, Синем чувствовала, что не так уж и зря прожила свою жизнь. Спустя пару часов боль от ожога немного утихла. Одна из хатун среди склянок в хамаме нашла жирную мазь, которая должна была уменьшить жжение. Фазыл Ахмед забрал её и попросил оставить их с Турхан Султан наедине. — Не думай, что я тебе позволю… — Позволишь. Давай руку. — протянул свою ладонь. Она помедлила, но послушалась. Его пальцы, несмотря на внешнюю грубость, были настолько проворными и так деликатно соприкасались с её повреждённой кожей, что не хотелось, чтобы это действие быстро завершилось. Но тут она вспомнила про их конфликт, строго посмотрела и одёрнула руку. — Достаточно. Оставь меня. — Хватит уже. Мы оба знаем, чем закончится это никому не нужная ссора. Не проще ли вместе переживать сложные времена? — Ты играешь не честно, используешь детей, чтобы врываться ко мне в любой момент, когда захочешь. — Я думал, что они немного облегчат твои страдания от разлуки с сыном. Мне их увезти? — Да. То есть, нет…- Турхан не могла не признать, что присутствие двойняшек рядом отвлекает её от дурных мыслей. — Вот видишь. Никаких игр, всё лишь для тебя. Но я ведь тоже без них долго не могу. — В следующий раз пусть меня предупредят о твоём визите, я запрусь в своей комнате. — Как прикажите, Турхан Султан. — усмехнулся. Никто и не говорил, что будет легко. Эзель и Харун уже собирались возвращаться во дворец, когда Кузгун привёз Нефес в дом её родителей. Девушка и Синем с позволения присутствующих уединились, а трое мужчин остались в гостиной. Харун с самого начала относился к Ворону с опаской и не разделял восторгов друга по поводу талантов этого мрачного, с виду сурового человека огромного роста со шрамами под длинными волнистыми волосами и на руках. Вот и сейчас они молча переглядывались, не проронив ни слова. — Хорошо, что мы встретились. Я бы хотел поговорить с вами. — Кузгун сделал многозначительную паузу. — Наедине. Эзель указал рукой в сторону кабинета. И только после того, как мужчины скрылись за дверью, Харун понял, что его так раздражало в Вороне — самоуверенность и абсолютное бесстрашие человека, которому нечего терять, кроме собственной жизни. — Нет нужды в церемониях. Говори. — обратился Эзель к собеседнику, когда они остались вдвоём. — Вани Эфенди. Можно ли его как-то приструнить? — Насколько я знаю, он находится под покровительством Фазыла Ахмеда Кёпрюлю, являясь его духовным наставникам. А что не так? Он перешёл тебе дорогу? — Уважаемый богослов уже давно охотится за Вороном, вы, наверное, слышали? — Конечно. Только не знает, где искать. — Мы с вами люди, вышедшие из одного круга, много раз сидевшие лицом к лицу за одним игровым столом. Только не подумайте, я не угрожаю, ни в коем случае… — Что тебе мешает начать новую, честную жизнь? Мы ведь теперь родственники. Если ты пойдёшь ко дну, можешь потянуть и меня. Неужели накопленного за годы мало, чтобы просто жить и наслаждаться? — Вопрос не в этом. Я не так много оставляю себе, большую часть трачу на помощь бедным людям, забирая из карманов тех, кто может себе позволить играть и платить за свою пагубную страсть. — Значит это ты тот тайный благодетель, что всегда оставляет чёрное воронье перо? — Да. И делаю это не для того, чтобы выхвалиться. Это мой способ жизни, лекарство от моей болезни. — Ничего другого я и не ждал от тебя. Но боюсь, что в глазах Вани Эфенди даже это не будет оправданием. Признаюсь, ситуация сложная. Моё положение пока шаткое, а вышеупомянутый Эфенди пользуется поддержкой всех улемов без исключения и большинства членов Совета Дивана. Вмешательство в его богоугодные дела будет рассматриваться негативно и может вызвать смуту, тем более, если вскроется моё прошлое. Сейчас очень важный момент для всех нас, я не могу рисковать. — Что ж, понимаю. Надеюсь, вы не выдадите меня. — Ни в коем случае. Через какое-то время, когда всё встанет на свои места, я попробую найти способ помочь, но не сейчас, прости. — похлопал по плечу. — Ничего. — Береги себя. Надеюсь, мне не придётся ввязываться в это дело раньше, чем я рассчитываю. Эзель сожалел, что пришлось отказать такому достойному человеку, но впутываться в эту историю сейчас было бы не очень правильно. Однако он надеялся, что потом, с возвращением Мехмеда, они смогут все вместе договориться. Харун поморщился, когда Кузгун покинул дом. Его крайне беспокоило это родство и эта дружба, которая могла выйти боком для Эзеля. Среди однотипных османских деревянных домов Фатиха Хасан с трудом нашёл нужный, чья дверь была выкрашена в зеленый цвет. На стук сразу же послышались торопливые женские шаги. Назенин надела одно из лучших своих платьев персикового цвета, заколов пышную копну светлых волос двумя красивыми гребнями, доставшимися ей ещё во времена нахождения в гареме Султана Ибрагима. Весьма привлекательная женщина повела своего гостя по коридору к комнате, которую снимала. — Я живу скромно. Да и бываю здесь редко, пару раз в неделю, обычно дела на кухне начинаются рано утром, с рассветом, потому ночую во дворце. Хасан осмотрелся. Небольшое помещение было чистым и ухоженным, сразу видно, что хозяйка вкладывала душу во всё, что делала и к чему прикасалась. Сложно было поверить, что за ангельским добрым личиком скрывалась коварная предательница, но всё говорило именно об этом. — Хорошо тут у тебя. — Присаживайтесь, Визирь. Я заварила чаю. — поставила на стол чашки с ароматным напитком, а также сладости. Хасан ни к чему не прикоснулся, хотя сделал вид, что поднёс чашку к губам. Ожидать от Назенин можно было что угодно. С другой стороны, она проявляла к нему неподдельный интерес и в любую минуту эта щекотливая ситуация могла выйти из-под контроля. Вот сейчас женская рука уже лежала на его рукаве, а глаза игриво блестели. — Только не подумайте, что я распутная. После гарема Султана Ибрагима я отказалась выходить замуж без любви. А вот вы мне сразу понравились, с первого взгляда. Просто ходили слухи о том, как вы преданны Султанше, потому я и не решалась проявить свои чувства, пока вы сами не подошли. — Я хочу, чтобы наши отношения развивались постепенно, чтобы мы сначала узнали друг друга. Признаться, я нуждаюсь не столько в физическом утешении, сколько в душевной дружбе, понимании, поддержке. — Конечно. Хотите, я вам почитаю? — достала книгу Данте. — Нет, уберите, а лучше вообще выбросите. Я солгал, чтобы произвести впечатление. Мусульманину не может нравиться произведение, в котором Пророк Мухаммед помещён в девятый круг ада за ересь. Хотя начало там как раз про меня. — Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу… — Именно. В лесу. Спустя полчаса милой беседы Назенин ненадолго покинула комнату. Хасан воспользовался этим, чтобы осмотреть содержимое старого деревянного сундука. На дне, под одеждой, женщины обычно хранили самое сокровенное, что хотели скрыть от глаз посторонних. В данном случае это были письма, потрёпанные от времени. Глаза Паши хаотично забегали по строчкам. «Дорогая Назенин, я не могу забыть тебя. Просыпаюсь и ложусь спать с мыслями о тебе. Если ты дашь мне хотя бы один шанс, я сделаю всё, о чём бы ты не попросила». Подписи не было, как и на других любовных посланиях, пронизанных глубоким чувством со стороны написавшего. Рано утром Кесем открыла глаза и увидела на подушке рядом большой букет из тюльпанов разных цветов и оттенков от нежно-белых до насыщенно-бордовых. Она улыбнулась, коснулась пальцами лепестков и попыталась понять, источают ли эти цветы тонкий аромат ранней весны, такой дорогой её сердцу. — Где ты их нарвал, сумасшедший? — улыбнулась, увидев мужа, хлопотавшего с завтраком, который только что принесли. — В саду, понятное дело. Видела бы ты лицо дворцового садовника, когда он заметил, что пол клумбы опустело. — Могу представить. Хорошо, что тебя не приняли за вора. — Что толку в цветении тюльпанов, если ими не может насладиться моя любимая женщина? Я хотел подарить тебе весну прямо в постель. — подошёл, чтобы поцеловать. — Как думаешь, Хасан вчера справился? — Не сомневаюсь. — У этой мерзавки должны быть сообщники и в стенах Топкапы и за его пределами. Нужно вычислить их всех, чтобы никто не остался рядом с детьми, не причинил им вреда. — взяла в руки стакан с чаем, но Кеманкеш пресёк попытку сделать глоток. — Сначала я. — Нет, ты что! — Я давно всё решил. Поклялся, что не увижу твоей смерти, уйду первым, пусть на минуту раньше, но первым. — Дурак! А как же я? — погрузила пальцы в густую жёсткую щетину, испытывая невероятно сильное чувство, сочетающее в себе одновременно нежность, привязанность, благодарность, обожание и много других самых различных чувств, собравшихся в один большой клубок, имя которому «любовь». Кесем взяла другую чашку, отлила половину своего чая и протянула Кеманкешу. — Давай вместе. Хотя еду им теперь приносили проверенную, с другой кухни, но страх оставался. И если судьба всё-таки должна была их настигнуть, то только в тот момент, когда они держали друг друга за руки, разделив не только жизнь, но и смерть. Но не в этот раз. — Не понимаю, куда и зачем я должен ехать? — Али недоумённо развёл руки в стороны. — Я приготовила для тебя сюрприз, дорогой. Хасан и Кеманкеш всё расскажут. А мы с сыном будем ждать вас дома. — Атике прижала мальчика к груди — всё ещё не верилось, что время её счастья наконец пришло. Али долго роптал, но поехал вместе с бывшим хозяином и его сыном. К удивлению, они остановились у мечети Михримах-Султан в Эдирнекапы. — Что, сейчас вроде не время намаза? Зачем мы сюда приехали? — Иди, не спрашивай. — слегка подтолкнул Кеманкеш. В лёгком светлом архитектурном сооружении Миамара Синана их встретил имам с Кораном в руках. — Жених, свидетели с обеих сторон, все здесь? — Да, мы готовы, Эфенди! — Но кто женится? — ещё сильнее удивился Али. И тут Кеманкеш не выдержал: — Дорогой друг, оглянись вокруг. Сколько людей ты здесь видишь, не считая имама? Трое — правильно. Могу ли я жениться, будучи мужем Кесем Султан? Не могу. Иначе этот день станет последним в моей жизни. Может ли жениться Хасан, влюблённый в свою супругу? Тоже нет. А теперь догадайся, кто же женится среди нас троих! — Я?! — Хвала Аллаху! — улыбнулся Паша, глядя на отца. — Но…- попытался что-то уточнить Али, однако слова ему не дали. Кеманкеш протянул имаму согласие на брак, подписанное регентом и потребовал начинать церемонию. — Никаких «но». Твоё дело благодарить Всевышнего и Хана Баязида. Согласие за тебя дам я. Ввиду сложной ситуации во дворце Атике решила не устраивать торжеств в честь своего замужества, приняв поздравления лишь от матери и младших сестёр. Даже без праздника её счастье было полным. — Ну, Атике Султан! Как ты хитро всё провернула! — Грех было не воспользоваться ситуацией. Теперь мы семья: ты, я и Джемаль. Осталось забрать Дерью. — Али с чувством поцеловал теперь уже законную супругу. Все их мечты сбывались. Дож Венеции Джованни Пезаро смотрел на любимое произведение искусства в своих покоях — Пьету Беллини. Фигура мёртвого Иисуса, поддерживаемая с двух сторон Святым Марком и Святым Николаем, казалась настолько реалистичной, что всякий раз он чувствовал себя участником тех библейских событий, что случились почти семнадцать веков назад. В это время личный советник Дожа, член Большого Совета и Совета Десяти поднимался по богато украшенной Золотой лестнице. — Ваша Светлость! — Проходи, Франческо. Присаживайся. Я вызвал тебя, чтобы узнать новости, и чтобы сообщить, что до меня дошло задержанное в пути письмо покойного Султана Мехмеда. Он спрашивает, в курсе ли я твоих дел и предлагает решить вопрос с шехзаде миром, попутно намекая на возможную войну между нашими государствами, невыгодную никому. То есть он готов был отдать нам большую часть Крита. Не поторопился ли ты с его смертью? — Молодой Султан был неопытен и в военных делах сам ничего не решал. Автором письма наверняка был Великий Визирь Фазыл Ахмед Кёпрюлю. Насколько знаю, он сохранил свою должность и при Хане Баязиде. Поэтому смею предположить, что это предложение действует и сейчас. Я же рассчитываю разыграть более крупную кату, Ваша Светлость. — Шехзаде готовы на наши условия? — Нет. Сулейман сказал, что лучше пусть Империя останется в руках самозванца, но тюрка, чем перейдёт под наше влияние. Ахмед также отказался сотрудничать. Но это вопрос времени, поверьте. — Время, время… Это то, чего у меня нет, Франческо. Я слишком стар, страшная болезнь сжирает меня изнутри. Что скажут потомки про Дожа Джованни Пезаро? То, что в его бытность Венеция потеряла контроль над Критом, проиграла многолетнюю битву туркам? Я хочу остаться в истории если не победителем, то по крайней мере тем, кто не отдал своего. Мы примем условия Османов, если они ещё в силе. А уж отвоевать весь остров целиком находясь на выгодных позициях — твоя задача. У тебя то времени ещё полным-полно в запасе. — Но Ваша Светлость… — Это моё окончательное решение. Мы подготовим письмо Хану Баязиду и назначим день, время и место, где будет подписан мирный договор в обмен на шехзаде. Морозини был недоволен таким решением Дожа. Ведь оставалось подождать всего то немного! Но старики всегда торопятся жить, считая оставшиеся дни. Однако, последний приказ был ещё в силе и отменить его он не мог, у него тоже на это не было времени. Поэтому оставалось полагаться лишь на судьбу. Пока Нефес с матерью и сестрой отправилась поздравить Атике Султан и Али с бракосочетанием, Кузгун остался дома один. Отныне эта пустота его пугала. Да, их с Нефес союз нельзя было назвать полноценным браком, но без неё его обуревала паника, вызванная страхом боли, страхом одиночества, страхом никогда не найти своего младшего брата. Последнее теперь тревожило его больше всего. Мысли Ворона прервал стук в дверь. Сначала он подумал, что показалось — кто к нему может прийти? Если только Хромой? На пороге стояла милая девушка в сиреневом платье, меховой накидке и головном уборе в тон к основной одежде. Она упиралась на приспособление для ходьбы, который Кузгун сделал своими руками. — Простите, но моей жены сейчас нет дома. — А я и не к ней. К вам. Удивился, но впустил нежданную гостью, предложив чаю. Аслыхан не отказалась. — Я могу быть вам чем-то полезен? Если так, то помогу с радостью. — Нет. Я…я захотела отблагодарить вас за добро. Никто и никогда из посторонних мужчин так не заботился обо мне. Если кто-то и обращает внимание на мой недостаток, то лишь из жалости. В вас же я ощутила поддержку и понимание, желание помочь. — Вы же знаете, я сам не идеален. — немного приподнял рукава, чтобы показать свои обезображенные руки, потом про себя удивился, ведь раньше почти никогда с такой лёгкостью этого не делал. — Это такие мелочи. — Аслыхан слегка дотронулась до кожи запястья Кузгуна, при этом продолжая мило улыбаться и не ощущая отвращения. Он почувствовал тепло её ладоней. Эта девушка явно что-то к нему испытывала. Его это трогало и пугало одновременно. Он не мог, не имел право впутывать её в водоворот своей непростой жизни, давать надежду на ответные чувства, которые могли никогда не возникнуть. Потому сделал вид, что ничего не заметил, что не случилось чего-либо необычного. — Я принесла вам подарок. Это перчатки из тончайшей кожи, вы такие носите, должно быть. — протянула пару. — Что вы? Не стоило беспокоиться. — У моего отца были такие же крупные руки и в последнее время, когда он болел, они всё время мёрзли. Мы с мамой попросили сшить ему перчатки на заказ, но, к сожалению, папа так ни разу и не успел надеть их. Они совсем новые. Примерьте. — Благодарю. — Кузгун натянул одну, и она оказалась как раз по размеру. Он и правда носил такие, чтобы лишний раз не пугать людей видом своих конечностей. — По-моему, в пору. Носите на здоровье, мне будет приятно. — Спасибо. Это очень ценный подарок. Во-первых, от души, во-вторых, для меня очень нужная вещь. — Я так и подумала. А теперь простите, мне нужно идти. И не говорите о моём визите Нефес, вдруг ей не понравится, что я вторгаюсь в её в дом, когда она отсутствует. Аслыхан ушла, а Кузгун подумал, что всё могло бы быть иначе, если бы он встретил эту девушку раньше. С другой стороны, до Нефес он жил совершенно другой, затворнической жизнью, не предполагавшей знакомств с порядочными юными дамами. Жизнь на острове в одиночестве быстро наскучила молодому человеку. Мехмеду не хватало дворцовой суеты, матери, сына, Афифе… Тоска по последней была особенно сильной. Единственным желанием первое время было узнать, что она не причастна к покушению на его жизнь. Когда Озгюр спустя неделю привёз первые письма от Кесем Султан и Фазыла Ахмеда, Султан он не мог скрыть своей радости: ни Афифе, ни Эметуллах не желали его отравить. Его бабушка и её супруг были на пути к тому, чтобы вычислить и поймать всех заговорщиков. Всё остальное шло по плану, реакция Морозини и Дожа требовала времени. Мехмед быстро написал ответ, стараясь исказить свой почерк до неузнаваемости, чтобы никто не догадался о том, что он жив. — Что-то передать на словах, Повелитель? — Да. Пусть Фазыл Ахмед успокоит мою Валиде, спустя время я обязательно напишу ей, сейчас не стоит рисковать. И ещё, когда все злоумышленники будут выявлены, я хотел бы, чтобы сюда тайно привезли Афифе. Она скрасит моё ожидание. — Не уверен, что Кесем Султан это одобрит… — Нужно хотя бы попытаться узнать её мнение по этому вопросу. Ты привёз то, что я просил? — Да, одежда простолюдина. Я взял свою, чтобы смотрелось естественно. Чичек её выстирала и выгладила, так что… — Хорошо, мне это подойдёт. Только не проговорись никому. — Повелитель, но это ведь рискованно! — Сидеть здесь днями и месяцами — вот что рискованно, для моего рассудка в первую очередь. — Старый грек, присматривающий за домом ни о чём не догадался? — Похоже, что нет. Он за всю жизнь выезжал с Адаларов всего пару раз, Султана никогда не видел в лицо, как и большинство островитян. Для него я дальний родственник Кеманкеша. — Хорошо. Ягмур Ханым передала вам травы от диабета, я расскажу старику как их правильно заваривать и что вам следует употреблять в пищу, а что нет. Время шло, а Кесем и Кеманкеш терпеливо ждали новостей от человека, следившего за Назенин. Он должен был сообщать каждый раз, когда она уходила из дворца. Хасан навещал женщину уже дважды, но так толком ничего и не выяснил, кроме того, что у Назенин был тайный возлюбленный. Имело это отношение к делу или нет, пока было непонятно. Но по крайней мере теперь они точно знали, где она живёт. В дверь постучали. — Войдите. — Кёсем Султан, Назенин Хатун собирается покинуть Топкапы через час. Я слышал, как она говорила об этом повару. — сообщил мальчишка, работавший на кухне. — Прикажете следить за ней в городе? — Нет. Остальное не твоя забота, можешь быть свободен. Кеманкеш вытащил из шкафа длинный чёрный плащ и шарф, за которым можно было частично скрыть лицо. Эту работу он не мог никому доверить. — У тебя есть ещё один? — поинтересовалась Кесем. — Нет, любовь моя. Тебя я с собой не возьму, это не для женщины, это опасно. — Думаешь, я оставлю тебя одного? Мы пойдём вместе. Дай мне оружие и одежду. — тон супруги не оставлял надежды на то, что она передумает, оставалось только повиноваться. Дом Кёпрюлю стоял вверх дном от новости о том, что к воротам подъехала султанская конница. Фериде молилась, представляя, что же мог натворить её сын, что Правитель лично решил их посетить. Тётушка Гизем радовалась — возможно представиться шанс сосватать дочку за Демира, с которым, она знала, новый Хан был знаком лично. Эзель вошёл в родовое гнездо Кёпрюлю уверенным шагом и поприветствовав хозяев и их гостей. — Ваш визит сколь неожиданен, столь и приятен для нас. Имеем большую честь приветствовать вас в нашем доме. — произнёс Демир дежурную фразу для человека, с которым они одно время были почти родственниками и общались на равных. Но теперь всё изменилось. — Я приехал со своим другом детства, господином Харуном. — указал в сторону, где стоял взволнованный мужчина, переглядывавшийся с испуганной девушкой, которая ему всё больше нравилась. — Он желает свататься к вашей родственнице Бидан. Гизем округлила глаза, уставившись на потенциального зятя, одетого с иголочки, по моде молодого симпатичного человека. Она не могла вымолвить ни слова, столь неожиданны были слова Правителя. — Я…я…удивлена…- только и сказала. — Полагаю, вы мать девушки. И вы конечно же согласны. Потому давайте просто обсудим все детали — размер махра и дату свадьбы. Бидан покраснела. С одной стороны, она была рада настойчивости Харуна, с другой — он даже не предупредил её, сделал всё по-своему. А вдруг она бы не пошла за него? По глазам, жених понял, что после их ждёт непростое объяснение, но сейчас это было неважно. Если Бидан не воспротивилась, значит согласна. В присутствии ошарашенных родственников была достигнута договорённость и заключена помолвка. Жених преподнёс в подарок невесте дорогое кольцо и какая бы выволочка не ждала его потом, был счастлив. Ещё счастливее был только Демир, устроивший счастье своей троюродной сестры. Та встреча в Топкапы была судьбоносной. А теперь и он мог вздохнуть спокойно, ожидая свою Нефес. — Итак, решено. Свадьба с махром десять тысяч золотых состоится через месяц. — сказал на прощание довольный Эзель. Назенин словно намеренно петляла по узким улочкам старого Стамбула. Двое людей в чёрных плащах еле поспевали за ней, пытаясь не потерять из виду. Кеманкеш боялся, что Кесем быстро устанет и ему придётся делать выбор: продолжать слежку или остаться с женой. Но его Султанша в очередной раз удивляла. В критической ситуации она не только проявляла способности своего острого ума, но и физическую выносливость. Вычислить Назенин для Кесем не составило никакого труда после того как отравление фруктов стало очевидным. Именно этого и боялась женщина, пытаясь пробраться в султанские покои и замести следы. Раз её не поймали, значит, обошлось. Злоумышленница и не подозревала, что её ждёт, как только все участники заговора выйдут на свет и будут пойманы. Они свернули в одну из подворотен и замерли за углом. Хатун остановилась у одного из серых невзрачных домов и осмотрелась по сторонам. Потом ей открыли дверь, и она растворилась в темноте. — Стой здесь! — скомандовал Кеманкеш, доставая из-за пояса острый нож.