Исцеляющие

Кеманкеш подошёл к деревянному дому, построенному по типично османским канонам — двухэтажному, с выпирающим и нависающим над входом небольшим балконом. Такие сооружали себе люди невысокого достатка. Те, кто побогаче, строили жилища из камня, не подверженного горению в часто случающиеся пожары и не поддающиеся разрушению от времени. Дверь выглядела тяжёлой и крепкой, такую точно не выбить плечом, не повредив костей. Мужчина осмотрелся. Окна первого этажа были зарешечены и наглухо занавешены изнутри, зато на втором этаже одно большое, ведущее на балкон широко распахнулось, видимо, от ветра. Соседний дом стоял практически впритык и у Кеманкеша появилась идея. Он постучал в дверь и ему сразу же открыли. Не церемонясь, быстро вошёл в небольшую комнату, где обитало двое стариков и двое детей. — Именем Хана Баязида я прошу у вас в помощи в поимке опасных преступников, причастных к гибели Султана Мехмеда. — Конечно, но что мы можем… — Кто ваши соседи, вы знаете? — Хозяин полгода назад уехал в другой город, сдавал кому-то, но мы не разу не видели его лица. — Мне нужна крепкая верёвка. Имеется такая в хозяйстве? — Конечно, господин. Найдём. Два балкона отделяло расстояние не больше метра. В былые годы Кеманкеш запросто бы перепрыгнул, но сейчас, в его возрасте, рисковать не стоило. Он обвязал верёвку вокруг талии, а концы закрепил на деревянных балках, державших навес над головой. Так, сорвавшись, был шанс хотя бы не упасть на землю и не свернуть шею. Его руки были всё ещё достаточно крепки — тренировки по утрам не прошли даром. В доме нашлась длинная деревянная плаха, которую перебросили между балконами. Оставалось надеяться, что она не прогнётся и не сломается под тяжёлым весом. Кеманкеш знал, что с улицы за его манёврами с замиранием сердце наблюдала жена, потому не имел права на ошибку, на любое неточное движение. Причём всё нужно было сделать ещё и без шума, чтобы не спугнуть обитателей по соседству. На удивление, всё прошло быстро и благополучно. Сняв в себя верёвку, протянул руку в окно и изнутри открыл балконную дверь. Как и предполагал, на втором этаже никого не было. Вниз вела крутая лестница и оттуда раздавались голоса — мужской и женский. Он прислушался. — Что-то скрипнуло. Пойду проверю. — Брось, наверное, ветер. Гроза собирается. — ответил неизвестный мужской голос. — Лучше возьми то что я тебе принёс и уходи, пока никто не заметил. — Снова яд? — Этот сильнее и от него нет противоядий. Нужно, чтобы Эзель умер таким же способом, как и Султан Мехмед. Тебя ведь не раскрыли? — Нет, иначе бы я здесь не стояла. — Береги себя. Ты ведь сдержишь слово, когда Морозини заплатит мне всю сумму, мы уедем вместе? — Конечно. — Если обманешь, пусть Аллах покарает тебя самой страшной карой, что есть на земле. Из-за тебя десять лет назад я стал предателем, из-за тебя потерял жену и детей. Если бы мой отец узнал, мир его праху, умер бы во второй раз. А теперь уходи. Послышались шаги, щёлкнул замок, скрипнула дверь, потом всё в обратном порядке. Назенин ушла, оставив своего сообщника одного. Самое время было узнать, кто он и наказать за все злодеяния. Сомнений, что справится с этим человеком, у Кеманкеша не было, да и заряженный свинцовой пулей мушкетон был мощным аргументом за то, что всё пройдёт гладко. Он вынул из-за пояса оружие и быстрым шагом спустился по лестнице вниз. Хозяин дома опешил и тут же подскочил, схватив лежавший рядом нож. — Ты? — удивился, поняв кто перед ним. — Как же мой друг Халиль гордился тобой. А ведь ты прав, он бы предпочёл смерть, чем знать, что его сын продал Империю ради какой-то дешёвой юбки. — навёл мушкетон на голову Экина. — Кто бы говорил, Кеманкеш. Не ты ли всю жизнь ходил под каблуком Кесем Султан? И это государство вам не родина. Ни моему отцу, ни тебе, ни тысячам и миллионам людей, которых поработили, забрали из семей и пригнали сюда как скот, чтобы гнуть спины на Османов, чтобы отдавать свои жизни за новые земли для них, чтобы ублажать их наследников в султанских покоях. — Назенин видимо была очень обижена на Султана Ибрагима, что решилась на убийство его сына. — Знаешь ли ты, как издевался сынок твоей жёнушки над ней? Как унижал, заставляя на глазах других девушек отдаваться ему? Всего одна ночь и четырнадцать лет она не может забыть стыд, унижение, позор. Это дурная кровь не имеет права управлять самой могущественной Империей мира! Пусть сдохнут! Пусть Венеция отнимет у них всё! — Не ищи оправдания свой гнили, ублюдок! Ты втянул моего зятя в эту грязь, чуть не погубил, убил члена династии — Абдулхамида, помог отравить Падишаха. За это всё по отдельности и в совокупности ты будешь приговорён к смертной казни. — Эзель, Эзель… Кто бы подумал, что он достигнет таких высот? Но ничего, не в этот раз, так в следующий Морозини доберётся и до него. Его отец шехзаде Баязид был таким же никчёмным, как все Османы. Не пожалел ни жену, ни сына из-за трусости. Но я другой, слышишь? Я ничего не боюсь! И умирать не боюсь… — Тогда положи нож на пол, убери руки назад и повернусь ко мне спиной. — вынул заранее припасённый кусок верёвки. Экин послушался и выполнил, как просили. Кеманкеш ногой швырнул нож в сторону. Мушкетон мешал связывать преступника, потому пришлось зажать его подмышкой. Почувствовав уязвимость, Экин резко толкнул и ударил мужчину намного старше себя и, естественно, слабее. Оружие полетело на пол. Началась борьба, в которой в силу возраста проигрывал Кеманкеш. Наконец обрез оказался в руках противника и раздался громкий выстрел. В доме было тихо. Младшие дети уснули раньше срока, а Мустафа гулял в саду со старой Бату — он всё же уговорил мать разрешить забрать собаку к себе. В последнее время псина резко сдала и теперь мальчик выхаживал её как мог, облегчая последние месяцы жизни. Гевхерхан сидела в беседке и наблюдала за заботливым сыном, из которого должен был получиться такой же хороший муж и отец, как и её супруг. Мысли о Хасане все последние дни не покидали её. Он не должен был жертвовать бесценными годами своей ещё достаточной активной жизни ради неё, инвалида. Как и в случае с Сафие, она была готова отпустить его несмотря на свои страдания. — Как ты, любовь моя? Не пора ли в хамам и ложиться спать? — мягкий голос супруга раздался за спиной. — Хасан, я тут подумала… Не надо больше возиться со мной. Ты не этого достоин. — Что такое? Приступ отчаяния? Тебе ведь в последнее время значительно лучше. Процедуры в хамаме и травы помогают, я вижу. — Не надо обманывать себя. Я никогда не стану такой, как прежде. Никогда. — Ещё месяц назад мы не надеялись и на то, что ты будешь самостоятельно вставать и гулять по саду. А смотри, что сейчас! — опустился на колени рядом и стал целовать холодные руки Султанши. — Ты сейчас как я, когда выхаживала Абазу Мехмеда, чувствуя свою вину в его болезни. Ты тоже винишь себя в случившемся… — Виню. Ещё как виню. Если бы не моё прошлое, ты была бы сейчас здорова и бегала по дому вместе с детьми. — Не говори так. Я не хочу быть тебе в тягость. Оставь и уходи к той, что сделает тебя счастливым. Я знаю, что у тебя кто-то есть, не надо больше никого обманывать. — Гевхерхан, родная, ты нормально себя чувствуешь? У меня никого нет, клянусь Аллахом! — Не греши так. Я видела светлые волосы на твоём кафтане, чувствовала запах её духов. — Назенин! — Вот видишь, я не ошиблась. — слеза скатилась по щеке. — Всему своё время. Мы были очень счастливы, и я не сожалею ни об одном дне, прожитом вместе с тобой, но теперь настало время Назенин. — Какие глупости! Я всё тебе расскажу, и ты поймёшь, как сильно ошибалась. А если не поверишь, и отец, и Кесем Султан подтвердят. Хасан начал с самого начала. С того момента, когда понял, что Назенин к нему неравнодушна, но это его не капли не тронуло, ведь своё сердце он отдал одной-единственной и навсегда. Потом он сам предложил помочь, встречаясь с предательницей, но это не дало почти никаких результатов. Но всё равно, рано или поздно она приведёт их к своим сообщникам и тогда все будут наказаны. — Даже не знаю, что сказать. А я подумала… — Не надо никогда об этом думать, даже мысли допускать. Во-первых, это невозможно, во-вторых, даже если вдруг случится, ты первая об этом узнаешь. Я клянусь жизнью всех своих детей, что буду честным с тобой и всегда буду говорить правду, какой бы она не была, ты не достойна обмана. Но на сегодняшний день правда заключается лишь в том, что я безумно влюблён в свою жену. И вместе мы всё преодолеем. — стёр пальцами слёзы с её щёк. Теперь уже это были слёзы радости. В это время у тётушки Гизем случился приступ. Нет, всё произошедшее днём конечно было волнительным, но в целом она больше симулировала, чтобы наказать несчастную Бидан, в одночасье ставшую невестой какого-то мелкого дворцового служащего. — Как ты могла? Бегала на свидания с этим…как какая-то… — Не обижай меня, мама! И Харуна тоже! Он хороший! — Пока твоя несчастная мать пыталась устроить для тебя лучшую партию в Стамбуле, ты выкинула такое! У меня под носом! Если твой будущий муж не станет большим человеком, я лично добьюсь вашего развода, клянусь! И даже Хан Баязид ничего не сможет сделать! — Какую партию? Демиру и дела нет до меня. Он влюблён в Нефес! Я не хочу всю жизнь прожить с человеком, который думает о другой, не хочу бояться, что он однажды бросит с детьми. Пусть лучше у меня будет скромное счастье, но своё! Гизем понимала, что выбора у неё нет. Да и замужество это могло быть гораздо перспективнее, чем если бы она выдала дочку за какого-нибудь торговца в их родном городе. Но чтобы показать свой принципиальный характер, который можно было назвать скорее зловредным, всё равно злилась. Свою взбучку получил и Харун. Бидан не понимала, как можно было не посоветоваться с ней, прежде чем решать всё за спиной и приходить свататься, да ни с кем-нибудь, а с самим османским Правителем! — Я хотел, как лучше! Ты ведь знала о моих чувствах. — оправдывался. — Или ты не хочешь выходить за меня? — Хочу, не хочу… У меня вот кольцо на пальце. — потрясла рукой перед лицом. — И свадьба через месяц. Надеюсь, уживёмся. Но учти, я вредная как мама и с возрастом это только усугубляется. Так что пеняй на себя. — улыбнулась, сменив гнев на милость. Харун поцеловал руку своей невесты, довольный, что ураган наконец-то закончился и самое страшное позади. Демир и Аслыхан наблюдали за ними со стороны и радовались. — Наконец-то они будут встречаться открыто и Бидан перестанет брать меня на тайные встречи с Харуном как прикрытие. — Я чувствую себя свахой, сестра. Моя первая же попытка найти мужа Бидан завершилась успехом. Надеюсь, теперь наша мама оставит мысли женить меня. — Сказать по правде, брат, я не понимаю, на что ты рассчитываешь? У Нефес такой замечательный муж…- мечтательно, с тоской произнесла наивная и добрая Аслыхан. — Но любит то она меня! А я её! Просто так сложилась жизнь… — Это ведь не честно по отношению к Кузгуну, он этого не заслуживает! — Всё честно, дорогая сестра. Он в курсе. Мы все делаем вид, что так и надо. На самом деле, всё неправильно, с какой стороны не посмотри. — Демир стал грустным и поспешил удалиться в свои покои. Аслыхан была в корне не согласна с тем, что только что узнала. Три человека страдают без любви. И даже не три. Четыре. Она вынуждена была признаться себе, что Кузгун ей нравится. «Надо как-то распутать эту непростую ситуацию, помочь всем нам. Но как?» Самого главного, причины, по которой Нефес вышла замуж без любви, Демир не назвал. И это была ошибка. Когда из глубины дома раздался выстрел, Кесем вздрогнула. «Нет, Кеманкеш! Только не ты! Зачем я отпустила тебя одного?» На раздумья времени не было, она достала свой пистолет с ударно-кремневым замком — последнее слово в османском вооружении и вставила туда свинцовую пулю. Если что, у неё была всего одна попытка, ведь пистолет однозарядный. Вспоминая, чему её учил муж, встала напротив закрытой двери и стала ждать, когда она откроется. К тому моменту она уже решила, что нажмёт на курок, кто бы не вышел. Главное, чтобы это был не Кеманкеш. Через пару минут дверной замок щёлкнул и на пороге показалась фигура мужчины, откуда-то отдалённо знакомая. В руках у него был нож и мушкетон. Кесем подумала, что у мужа в кармане было несколько пуль и одна из них уже была выпущена. Возможно, предатель успел перезарядить оружие. Она навела прицел прямо на голову Экина. — Не глупите, Кесем Султан. Ваш супруг уже мёртв. Не хотите же вы присоединиться к нему? — поднял свой мушкетон. Они стояли лицом к лицу, прицел против прицела. Ноги Султанши тряслись. Неужели он сказал правду? Неужели Кеманкеша больше нет? Или врёт, хочет испугать? Она пыталась держать себя в руках, но это было сложно. — Если ты говоришь правду, мне нечего больше терять и нечего бояться. — курок издал характерный звук и с силой вылетевшая пуля заставила руку вздрогнуть. Свинец достиг своей мишени, но чуть левее, чем было задумано. Пуля попала прямо в глаз. Экин выронил мушкетон и замертво завалился на землю. В эту минуту Кесем, ничего не замечая вокруг, ворвалась в дом. Кеманкеш лежал на полу в луже крови, не шевелился. В темноте Юсуф прокладывал себе путь к одной из тайных таверен, где играли в карты самые отъявленные игроки. Накануне, собрав все пожитки, он покинул дом бывшей жены. Исмихан, решив, что рёбра уже срослись, а ссадины зарубцевались, попросила его уйти. Денег в кармане почти не было, будучи при должности в Топкапы Юсуф всегда тратил больше жалованья, которое получал. Теперь же монетам вообще неоткуда было взяться. На последнее он снял скромную комнату на постоялом дворе, заплатив за два месяца вперёд. Душа требовала мести. Руки требовали карт, раскинутых на игральном столе. Потому недолго думая, он отправился к Вани Эфенди. — Какая нелёгкая принесла тебя ко мне, Юсуф? Ты и при Султане Мехмеде был не в милости последнее время, а теперь и подавно. Закончилось твоё время. — Не говорите так, Эфенди. Никогда не знаешь, где начнётся твоя чёрная полоса, а где она закончится. — У игрока не может быть белых полос, а о твоём греховном занятии знают все. — Не поверите, но я не виноват в той пагубной страсти, что завладела мной, желаю избавиться. Я добьюсь, чтобы такие люди как Ворон и Эзель были наказаны. — Эзель? Причём здесь Хан Баязид? — А вы не знаете о его прошлом? Ещё совсем недавно мы частенько встречались с ним за игровым столом. Он одержим азартом! — Не может быть! Ты лжёшь! — Я докажу, что внезапно объявившийся османский отпрыск совсем не ангел. И Ворона тоже могу помочь поймать. Вы же этого всегда жаждали? — Я заплатил бы любую цену, чтобы видеть его на плахе. — Заметьте, вы сами это сказали. Мне потребуется время и деньги. Если вы готовы мне их дать, я готов вам помочь. Эта встреча состоялась утром, а сейчас Юсуф уже отправился на поиски. Нет, он не собирался очень быстро наводить Вани Эфенди на след владельца всех злачных мест Стамбула, желая вытянуть из него как можно больше за работу. Но в конечном итоге у него имелся план, который был невозможен до тех пор, пока Ворон стоял во главе всех этих богаделен. Юсуф мечтал сам стать их хозяином и навсегда избавиться от проблемы долгов. В таверне нестерпимо пахло табаком и алкоголем. Девушки лёгкого поведения крутились у своих постоянных клиентов, а на столе, обтянутом красным сукном, шла игра. Юсуф сразу же узнал человека в чёрной маске и поспешил присоединиться. — Давно вас не было видно, Паша. — пробурчал сквозь материю и сдал ему карты. — Были проблемы, но теперь всё наладилось. Я в строю. — Ну вот и прекрасно. — Кузгун терпеть не мог этого человека и собирался этой же ночью сделать всё, чтобы вогнать Юсуфа в очередные долги. С его способностями это было не сложно.  — Скорее! Несите сюда! — командовала раскрасневшаяся Ягмур, когда её отца привезли во дворец и втащили в гостевой дом. Белая как снег Кесем, суетившаяся вокруг, не могла проронить ни слова. — Спаси его, я умоляю, я не могу представить свою жизнь без него! — Мама, успокойся. Тебе нельзя нервничать. Кеманкеш открыл глаза и застонал. — Кесем… Моя Кесем… — Я здесь, любовь моя, рядом! — подбежала и взяла мужа за окровавленные руки. — Срочно пошли за Нефес. Вдруг я умру. Пусть моя смерть будет во благо нашей дочери. Больше ничего сказать не успел, застонал от резкой боли. Кесем плакала, но понимала, что Кеманкеш прав. Даже в таком состоянии он думал о ней и о своих детях. Взяв волю в кулак, отправила карету к Нефес, а также весточку о случившемся для Хасана. Все близкие сейчас должны быть рядом, должны молиться за него. Младшая дочь уже знала о случившемся, чувствовала, но Кузгуна не было дома и в темноте она боялась отправиться в путь в одиночку. Ягмур осталась с отцом и стала осматривать рану, в это время пришёл встревоженный Эзель, чтобы узнать, как обстоят дела. Кесем упала к нему на грудь и горько зарыдала. — Вам нельзя было ходить туда вдвоём! — Каюсь, не подумала. Он хотел идти один. Тогда бы мы его нашли уже мёртвым. — Надо надеяться на лучшее, Султанша. — поддерживающе провёл рукой по плечу матери своей супруги. — Эзель, войди, срочно! — закричала Ягмур и мужчина ринулся к кровати раненого тестя. — Господин Кеманкеш, держитесь. Мы без вас не сможем. Вы для всех пример. Вы и мне отцом стали! — Сынок… Назенин получила новое указание и новый яд… Для тебя… — Ну уж нет! Это сволочь за всё заплатит. Я её уничтожу, не сомневайтесь! Пуля попала в бедро. Убрав лишнюю кровь, Ягмур просунула пальцы в рану, пытаясь нащупать злосчастный свинец. Кеманкеш взревел от боли и каждый его крик отдавался в сердце Кесем, стоявшей за дверью в маленькой прихожей и сжимавшей кулаки так, что ногти врезались в кожу до крови. «Аллах, подели оставшееся мне пополам и отдай вторую половину ему. Или же забери и мою жизнь в ту секунду, когда его сердце перестанет биться. Зачем мне продолжать дышать без него?» Слышать эти крики было невыносимо, но Кесем не уходила. Пока он чувствует боль, он жив и значит есть надежда. Она должны быть рядом, разделив каждую секунду его мучений. Ягмур сожалела, что Нефес всё ещё была в пути. До дома её мужа на окраине было слишком далеко. Будь рядом, сестра бы подсказала, где искать пулю. Самое страшное, если она попала в кость и застряла в ней. — Зулейха, дай папе ещё морфию! — командовала другой опытной лекарше дворца, не останавливая поиски. От напряжения на лбу выступили капельки пота. Всегда сдержанная с другими больными, Ягмур теряла самообладание, когда речь заходила о родителях и близких членах семьи. Наконец среди плотных липких мышц и мелких порванных сосудов она нащупала то, что искала. Облегчённо вздохнула, бросив кусок свинца в таз. Теперь нужно было всё промыть и зашить. А потом молиться, чтобы не было заражения и всё затянулось. Слава Аллаху, самые крупные сосуды были не задеты. Когда приехала Нефес, всё самое страшное было позади. Она сидела рядом с Кеманкешем и гладила его колючую бороду своими нежными руками, мысленно повторяя лишь одно слово «папа». Она никогда не слышала, как красиво оно озвучит, знала лишь соответствующее ему характерное шевеление губ и это невероятное чувство любви, которое испытывала к этому человеку, давшему ей жизнь и однажды вдохнувшему свой воздух в её лёгкие. — Моё дыхание, не уходи! А в друг я…а тебя не будет рядом. Не уходи. Нефес знала, что опасность позади, но чтобы отцу было спокойнее, на ночь устроилась на диване с гостиной. Кесем же приняла полулежащее положение на тахте, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому стону. Ночью Кеманкеша стал бить озноб, большая доза морфия начала отходить, правое бедро налилось кровью и болью, внутри что-то дёргало. Ягмур предупредила, что так может быть и на всякий случай оставила ещё морфий. — Потерпи, сейчас будет лучше. — Кесем потянулась за стаканом воды. — Не надо больше. От него сознание, как в тумане. Приляг рядом, мне сразу станет легче. Султанша послушалась и забралась под одеяло мужа. Его тело дрожало, но при этом было горячим. Из раны всё ещё понемногу сочилась кровь, выпачкав белые простыни в алый цвет. Кесем аккуратно положила голову на грудь со здоровой стороны, прислушиваясь к ровному биению родного сердца. — Не оставляй меня, иначе я сильно на тебя обижусь… Ты ведь знаешь, как я умею злиться. — сказала как можно более спокойно, но голос дрожал и из глаз катились слёзы. Хорошо, что он их не видел. — Это важный аргумент, чтобы продолжать бороться за жизнь. — попытался улыбнуться, но не получилось. — Уже лучше. Ты моё самое сильнейшее лекарство. Постепенно озноб прошёл и Кеманкеш заснул. Кесем же так и не спала в ту ночь, ежеминутно прислушиваясь к дыханию и сердечному ритму своего любимого. Остался во дворце в ту ночь и Хасан, расположившись на ночлег в кресле своего кабинета. Происшествие с отцом сильно взволновало Визиря, не готового сейчас терять одного из самых близких людей в жизни. Гевхерхан знала о случившемся и не переживала за ночное отсутствие супруга. Сон Паши был уже крепким, когда дверь тихо отворилась и в неё вошла худощавая блондинка. Она зашла сзади и положила руки на мужские плечи. Хасан вздрогнул и тут же проснулся. — Назенин? Что ты тут… — Успокойтесь, мой господин. — обняла за шею. — Завтра будет важный день. Я покину этот ужасный дворец навсегда, чтобы забыть всё, что когда-то случилось со мной в этих проклятых стенах. Завтра начнётся моя новая жизнь и я хочу разделить её с вами. Вы излечите меня от страхов и боли. Я выбрала вас. — Почему именно завтра? — встревожился Хасан, пытаясь понять, что у неё на уме. — У меня есть ещё одно дело, последнее. Настало утро. Кеманкеш в окружении жены, двух дочерей и внучки выглядел намного лучше. На рассвете Нефес прочитала какой-то заговор из тех, которым её научил старец Фотий на Хейбелиаде. Кровь перестала сочиться из раны, унося жизненные силы мужчины. — У тебя волшебные руки, дочка. Я верю, что в них заключена сила Всевышнего. Он благословил тебя, чтобы помочь всем нам. — Ягмур нарочито ревниво посмотрела на отца, на самом деле радуясь, что у неё такая необычная сестра. Но отец заметил. — А твои руки он сотворил золотыми! — поцеловал две ладони, протянувшиеся с двух сторон. — Похоже, в этом райском саду нам с Зеррин места не хватило. — улыбнулась Кесем, держа на руках внучку. — Подождите, дедушка встанет на ноги и тогда вы все не спасётесь от моей любви. — поморщился Кеманкеш, пытаясь чуть повернуться. Эзель был решителен, как никогда. Наступило время положить конец бесчинству предателей в Топкапы. В дверь покоев постучали. — Войдите! — Баязид Хан, ваш завтрак. — Пусть заносят. Несколько Хатун внесли подносы с разнообразными яствами. Чего там только не было! Эзель всегда поражался, зачем столько всего нужно для одного лишь человека? Пожалуй, этим могли подкрепиться пол взвода янычар. Последней вошла белокурая венецианка с вазой фруктов. Спелые гранаты, ароматные мандарины, наливные яблочки, крупный виноград, розовобокие груши… — Поставьте это сюда, передо мной. — Да, мой господин. — Я хочу, чтобы вы сняли пробу со всей пищи, как обычно. — по команде Хатун взяли серебряные ложки, чтобы зачерпнуть понемногу из каждой тарелки. Всё было в порядке и девушки вереницей стали покидать покои. — Назенин?! — она замерла на пороге, необъяснимый холод пробежал по спине. — Тебя ведь так, кажется, зовут? — Да, господин. — Я хочу, чтобы ты надкусила это яблоко и эту грушу. — взял те, что лежали сверху и протянул женщине. Нефес вышла из Топкапы, чтобы заглянуть в дом родителей и переодеться после ночи, проведённой в гостевом доме. После нужно было справиться о самочувствии Синем и навестить Гевхерхан и Тахира. — Госпожа Нефес? — спросил молодой человек у ворот из тех, что торговали зеленью на площади. Она кивнула. — Вас просят посмотреть одного больного, которому только вы можете помочь. Он очень ждёт. Вот адрес.