Исцеляющие

Назенин попятилась назад. То, что предлагал сделать ей новый Правитель, означало лишь одно: способ отравления и её причастность были раскрыты. — Что же ты медлишь? Возьми и вкуси эти плоды немедленно! — Я…я…не ем фрукты, у меня аллергия. Да и как можно, они предназначены специально для вас. Самые спелые, из лучших садов Империи…- глаза испуганно забегали. — Значит ты, рабыня в этом дворце, отказываешься подчиняться приказу Хана? — Нет, что вы, я… — Ешь, я сказал! — Эзель терял терпение и его взгляд становился суровей с каждой секундой. Женщина взяла грушу и, повертев её в руках, сделала неглубокий надкус как можно дальше от хвостика и сердцевины, надеясь, что пытка прекратится, когда Эзель поймёт, что ошибся. Но не тут-то было. — Продолжай. Съешь её всю, а потом яблоко. — сел на диван в ожидании, шевеля желваками и не спуская глаз с испуганной кухарки. Назенин выронила фрукт на пол и упав к ногам, стала целовать сапоги Хана. — Помилуйте, не заставляйте меня делать этого! Я всё расскажу! — Думал, ты смелая. Значит, всё же боишься смерти? — наклонился ближе к её уху. — И что ты выгадаешь? Жалкие два дня жизни? Тебе никто уже не поможет! Экин мёртв, а ваш третий сообщник будет вот-вот схвачен. Что ты предпочитаешь: плаху или виселицу? Назенин всё поняла. Он подняла с пола надкушенную грушу и продолжила её есть, теперь уже не осторожничая. Когда она закончила, её глаза озарились сумасшедшей улыбкой, перешедшей в безумный смех. — Но Ибрагиму я всё равно отомстила! Пусть даже он давно сгнил и никогда не узнает об этом! — Ошибаешься. Но ты тоже об этом не узнаешь. Не успеешь. Женщина стала корчиться от сильной боли, скрутившей все её внутренности, упала на ковёр в судорогах и через несколько минут скончалась. — Унесите! — скомандовал Эзель страже, потом устало, но с облегчением опустился на диван. Нефес отправилась по указанному адресу. Это было недалеко от дома родителей. Конечно, нужно было бы соблюсти элементарные меры предосторожности и взять с собой Озгюра, но он уехал по делам, потому она, прихватив лишь сумку со всем необходимым, пошла туда, где её ждали. Надвигалась гроза, и нужно было успеть до ливня. Здание оказалось одноэтажным, будто бы и не жилым вовсе. Она постучала, но никто не открыл. Дёрнула ручку — оказалось не заперто. Внутри стояло множество стеллажей, расставленных бессистемно и беспорядочно, везде — на подоконниках, столах и даже на полу лежали стопки книг, рукописи, свёрнутые чертежи и карты. Очень было похоже на библиотеку, ту самую, что два года назад по протекции Атике Султан открыли Кёпрюлю. — Кто там? — раздался вопрос из другой комнаты, но Нефес, понятно, его не услышала. Ей всё меньше нравилось это место, и она поспешила обратно, к двери. Но выйти не удалось, кто-то снаружи запер дверь на ключ. — Аллах! Что здесь происходит? — Демир был очень удивлён, увидев Нефес, тщетно пытавшуюся выбраться наружу. — Как ты здесь оказалась? Девушка порылась в кармане и нашла записку, в которой был обозначен адрес. Молодой мужчина сразу же узнал почерк и покачал головой. — Аслыхан, Аслыхан, моя добрая сестра. Она неправильно поняла мои слова, решила, что мы должны встретиться и поговорить. Будто бы в этом лишь проблема… Не переживай, скоро откроет. А пока пойдём, я угощу тебя чаем. — показал в сторону комнаты, где работал над созданием новой библиотеки Стамбула, второй по счёту. Нефес ничего не оставалось, как последовать за Демиром. Прошло около часа. Они в основном молчали и смотрели друг на друга, лишь изредка отводя глаза в сторону. Он ничего не спрашивал, она ничего не писала. Всё и так было понятно. Наконец он заговорил: — Рад, что мы встретились, пусть даже это ничего не меняет между нами. Я очень скучаю и продолжаю верить, что однажды ты придёшь ко мне с радостной новостью, чтобы сообщить, что нас больше ничто не разделяет и для твой жизни нет угрозы. Нефес достала листок бумаги и стала писать. «Не жди. Женись на той девушке, которую для тебя выбрала госпожа Фериде. Не трать свою молодость на ожидание». — Даже не проси меня об этом. К тому же, Бидан теперь невеста другого. Она выходит замуж за Харуна. — заметил робкую улыбку на её лице. Значит, переживала, что он и впрямь женится, хоть и говорила обратное. — Я пытаюсь как-то отвлечься в своей работе. Нашёл дело по душе, с ним время идёт быстрее. Днём занимаюсь вопросами строительства мечетей, а вечерами допоздна просиживаю здесь. А как ты? Как учёба? «Всё хорошо». — Хорошо? — погрустнел. — У тебя…у вас…у вас с мужем не намечается ли прибавления в семье? — даже мысль об этом больно ранила, но Демир допускал что такое может случиться в любой момент, готовил себя к этому. Нефес опустила взгляд. Признаваться ли, что это невозможно или всё же не стоит? Пусть думает, что их с Кузгуном брак настоящий, не фиктивный? Может так ему будет проще смириться? Или наоборот? — Я тебя и с детьми от другого приму, если однажды ты захочешь этого, не переживай. Моя любовь к тебе всё стерпит, со всем смирится. Главное, чтобы ты жила. — положил руку на её ладонь и увидел слёзы в уголках любимых карих глаз. Вечером Ягмур пришла в покои мужа и нашла его в подавленном состоянии. Эзель сидел не шелохнувшись, глядя на стопку лежавших перед ним писем. К ужину даже не притронулся, кусок в горло не лез. — Что с тобой, дорогой? Всё ведь хорошо, всё идёт по плану. Папа выздоравливает, Экин и Назенин мертвы. Сулеймана агу взяли с поличным, он уже в тюрьме и понесёт своё наказание. Приближённый евнух Турхан Султан тоже оказался замешан в деле венецианских предателей. После смерти Экина Фазыл Ахмед приказал обыскать дом, где он скрывался, а также родовое поместье семьи, в котором жил. В мусоре сохранились обрывки переписки, где упоминался некий человек, мужчина, имевший доступ в гарем, который должен был подложить яд в покои Эметуллах Султан после отравления Султана Мехмеда. Вычислить такого человека было не сложно, только евнуху можно было легко проникнуть на женскую половину дворца, да и на мужскую. К тому же, зная о повторном покушении на Эзеля, Сулейман ага по приказу свыше снова хотел сделать так, чтобы все подумали на мать малолетнего наследника. Его задержали в кафесе с пузырьком яда в руках, чуть-чуть не подброшенного Эметуллах. — Эти люди подобрались совсем близко в Повелителю. Если бы не Нефес, его бы уже не было в живых. Когда Морозини узнает о своём поражении, ему ничего не останется, как согласиться на обмен шехзаде. Тогда мы реализуем вторую часть плана Кесем Султан. — Вот видишь, всё получается, как задумано. Почему же ты грустишь? — Это письма моего отца. Фазыл Ахмед нашёл их в доме Экина при обыске. Я боюсь читать, но всё же чувствую, что должен. — Давай я. — Ягмур села рядом и развернула одно, лежавшее сверху. Много лет назад оно было отправлено из Стамбула в Иран, где в это время, видимо, служил Экин. «Дорогой друг, спешу поделиться с тобой невероятной новостью: я влюбился. Влюбился так, что потерял и покой, и сон. У меня перед глазами всё время золотистая копна её волос и голубые глаза, такие чистые, как утреннее небо на рассвете. Если мой брат Мурад узнает, мне несдобровать. Ты знаешь наши законы. Но эту девушку я не смогу обмануть, не смогу играть её чувствами, но и оставить её я тоже не в силах…» Не останавливаясь, Ягмур раскрыла следующие письма и зачитала самое важное в тексте. «Вчера мы с Каликой тайно поженились в Мечети шехзаде. И будь что будет, ради неё я готов на всё, даже на смерть…» «Представляешь, друг, скоро я стану отцом! Я! Отцом! Знаю, что и этот брак, и рождение моего ребёнка вне закона и грозят навести хаос в порядке престолонаследия, но как же я счастлив! В моём брате-Повелителе с каждым днём всё сильнее растёт его ярость, его гнев, однажды он без причины на то прикажет казнить меня, как Султан Осман однажды казнил Мехмеда, старшего сына Кесем Султан. Но теперь я никогда не умру, после смерти у меня останется продолжение — мой сын или дочь. Если повезёт, у него будет такая же шапка золотистых волос, как у моей любимой жены…» Голос Ягмур задрожал, она увидела на глазах Эзеля подступающие слёзы и крепко обняла его за шею. — Там ещё одно. Прочти и его тоже. — Оно отправлено из Багдада в Стамбул, двумя годами позже. Может не стоит? Давай сожжём его, не читая. Зачем бередить раны? — Нет, прочти. Я хочу знать. «Дорогой друг, это моё последнее письмо к тебе. После него для меня уже ничего не будет: ни света, ни темноты, ни горя, ни радости. Я прощался с тобой перед отъездом, но ты меня прогнал. Хочу сказать последнее «прости». Скоро я найду свою смерть, получу на этом свете по заслугам. Надеюсь, что там, на небесах, я встречу Калику и моего сына, смогу упасть перед ними на колени и вымолить прощение за трусость. Тот день у меня до сих пор как в тумане. Я не могу понять, почему Всевышний не поразил меня намертво в тот момент, когда я, доказывая свою верность Мураду, помутился рассудком и убил своих любимых. Знаешь, мне всё время снится сын. Он плачет, зовёт меня, тянет руки. Этот мальчик совсем не похож на того, в колыбели, которого я, безумный, лишил жизни. Он совсем как я, только волосы как у матери, золотистые. Я бы отдал всё на свете, чтобы хотя бы раз прижать его к своей груди…» В тот вечер Эзель и Ягмур долго плакали в объятиях друг друга, без стеснения, не сдерживаясь. — Знаешь, я сегодня понял очень важную вещь — отец любил меня. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить, принять его выбор, но моё сердце наконец обрело покой и смирение. Сильная гроза, начавшаяся вечером, продолжалась и ночью. Ураганный ветер ломал ветки деревьев, а потоки воды уносили их куда-то далеко-далеко. Демир и Нефес стояли у окна, понимая, что Аслыхан вряд ли сможет вызволить их из плена до самого утра. Должно быть, она уже дома и по дороге вся вымокла до нитки. — Совсем как в ту ночь, помнишь? В нашу с тобой ночь. — она помнила. — Меня не хватятся, сестра что-нибудь выдумает. А тебя? Кузгун знал про ранение Кеманкеша, Нефес отправила ему записку накануне. Скорее всего, он решит, что она снова осталась на ночь с отцом. Да и его самого до рассвета обычно дома не бывало. Поэтому можно было не переживать. «Муж подумает, что я с родителями». — Ну и хорошо. Тебе холодно? — увидел, что девушка дрожит и не дожидаясь ответа, снял свой кафтан, чтобы накинуть ей на плечи. Тут где-то есть диван. Мы планировали поставить его в фойе, чтобы посетители могли присесть. Подожди. Демир среди хаоса нераспакованных вещей нашёл нужную деревянную коробку и ловко орудуя ножом вскрыл её. Диван был узкий, длинный, обшитый изумрудным бархатом. Мужчина установил его недалеко от окна и предложил Нефес присесть. Сам принёс ещё свечей и поставил их на узкий подоконник так, чтобы яркое пламя внутри освещало для них водные потоки снаружи. — Когда Аслыхан откроет эту дверь, я её накажу. Вот честно, никогда не поднимал руки на младшую сестру, но в этот раз хорошенько отшлёпаю. — оба улыбнулись. Ситуация была очень неловкой. В обоих молодых людях одновременно боролось множество чувств сразу: любовь, желание быть вместе, страх, что что-то может случиться, если они вдруг прикоснутся друг к другу, стыд за то, что они испытывали, хотя не имели на это право. Сильная молния осветила небо и раздался раскатистый гром, от которого содрогнулось и зазвенело стекло в оконных рамах. Нефес хоть и не слышала, но почувствовала вибрацию. Интуитивно прижалась к Демиру закрыв руками голову. Порой такая сильная и решительная, сейчас она была похожа на ребёнка, испугавшегося грозы. Он не задумываясь обнял её и только от этого ощутил себя самым счастливым на свете. Её кожа, волосы, запах, исходивший от них, были словно магнит, его притяжение было невозможно преодолеть никакой силой в мире. Он очнулись лишь когда их руки и губы опасно переплелись. Нефес резко отпрянула, испугавшись. — Я знаю, что ты любишь меня. Неужели мы так и умрём, разделённые проклятием? Если бы я мог взять эту смерть на себя, не задумываясь обменял бы всю оставшуюся жизнь на одну последнюю ночь с тобой. — отошёл и с силой ударил ладонью по стене, выплеснув всё своё отчаяние и беспомощность. Упёрся лбом о холодный камень, пытаясь унять свой пыл, но в этот момент почувствовал её ладони на спине. — Нефес, не надо. Я теряю самообладание, не понимаю, что я делаю. Боюсь тебе навредить, но всё же не могу сдержать себя. — последние слова он говорил, осыпая её лицо поцелуями. Оба знали, что нельзя, пытались оттолкнуть друг друга, но через секунду снова оказывались вместе, с каждым мгновением лишаясь разума. — Помоги нам, Всевышний, ибо мы не ведаем, что творим. — с этими словами тяжёлый кафтан Демира соскользнул с плеч девушки и она тут же одновременно почувствовала холод стены за спиной и жар его горячих рук, путающихся в нижних юбках её платья и пробирающихся всё выше и выше. — Ваш долг, господин Юсуф, двадцать тысяч акче! — довольно произнёс Ворон. — И я хочу получить его немедленно. — Но у меня нет и акче за душой! Мне просто негде взять! — Зачем же вы садились за стол? Теперь придётся найти. Одолжите у кого-нибудь, как вы это обычно делали раньше. — Я надеялся на удачу. — Но она вам снова не улыбнулась. Даю вам ровно месяц. Если через месяц денег не будет, ваши только что зажившие ссадины и ушибы снова напомнят о себе. Я уже не говорю о том, что весть о вашей неплатежеспособности разлетится повсюду и никто больше не захочет испытать с вами судьбу, не сядет за один игральный стол. — Ворон встал, увлекаемый куда-то наверх распутной Марией, которая часто крутилась в таверне. Юсуф проводил их взглядом, пока парочка не скрылась за деревянной дверью. Паша был зол на себя. Опять вовремя не смог остановиться и проиграл целое состояние за одну ночь. Послать за янычарами? Так у этой хитрой хищной птицы чутьё лучше, чем у собаки — испарится в считанные минуты. Оставалось надеяться, что за месяц удастся либо достать денег, либо найти способ сдать Ворона Вани Эфенди. Стоп! А откуда он знает про его побои? Мутный человек. Ну уж он, Юсуф, найдёт способ вывести его на чистую воду. Нефес лежала прижавшись к обнажённой груди спящего Демира на узком бархатном диване. Её собственная частичная нагота говорила о совершённом грехе. Но отчего-то ни раскаяние, ни страх, ни статус замужней женщины, не обещание родителям сохранить свою жизнь — ничто её не тревожило. От судьбы не убежать. Что же случится завтра? Она сгорит в огне? Будет убита разбойниками? Может, снова упадёт в морскую пучину? Но ведь это будет завтра, а до того ещё целая вечность. Губы сомкнулись и ощутили его солёную от пота кожу. Она может любить только одного мужчину, и он сейчас рядом с ней, судорожно во сне сжимает её талию, скрытую под тонким нижним платьем. Девушка закрыла глаза, пытаясь заснуть, но сквозь надвигающуюся дремоту почувствовала дуновение ветра по полуобнажённой спине. Но откуда здесь ветер? Окна ведь закрыты! Демир подскочил резко и испуганно схватил её сонную в охапку. Небольшой ярко светящийся шар размером с крупное яблоко, летел прямо на них из разбитого окна. — Нефес! — закричал больше для себя, чем для неё, не слышащей, пытаясь прикрыть собой. Они резко двинулись в сторону, но уйти от незнакомого мерцающего сгустка было не так-то просто. Нужно было убегать в другую комнату и плотно закрывать дверь. Но прежде чем они успели это сделать, их сильно ослепило, осколки стеклянного стакана, стоявшего на столе разлетелись в разные стороны и что-то с силой ударилось о пол, буквально в метре от Нефес. Спустя три недели. Мехмед, просидевший на острове больше месяца, от скуки освоил новый вид развлечений: прогулки. Иногда для этого он брал одну из лошадей Кеманкеша. Но чаще всего надевал потрёпанную соломенную шляпу, изъятую у старого грека, следившего за домом, пошарпанные шаровары и зажелтившуюся от времени рубаху Озгюра и шёл пешком по тропинке в сторону деревни. Сначала он избегал людей, наблюдая со стороны на повседневным бытом греков, но однажды кто-то из рыбаков больного толкнул его локтем на пристани. — Чего рот раскрыл? Не видишь, сети тащим? — заорал юноша, чуть помладше его самого. — Кто ты вообще такой? Чего болтаешься под ногами? Султан по обыкновению открыл рот, чтобы поставить бедняка на место, но вовремя опомнился. Наверное, впервые в жизни он сказал простому человеку «простите». — Я не хотел, честно. — Мы раньше тебя никогда не видели. Ты не из местных ведь? — Да, я в гостях… — Ага, рассказывай сказки. В гостях он! Небось попрошайничаешь? Или, может, скрываешься от кого? — спросил с усмешкой другой молодой человек. — Ладно, сынок, не обращай внимание. — сказал мужчина постарше. — Это мои оболтусы. Пойдём в дом, мы тебя накормим. Мехмед не успел опомниться, как оказался за столом большой семьи рыбаков. Хозяин с женой и куча детей от мала до велика благословили еду, прочитав православную молитву на незнакомом языке. Жареная рыбёшка прямо с чешуёй и кишками шмякнулась в глиняную тарелку Падишаха. Такого кушанья в жизни ему отведывать ещё не приходилось. — Чего не ешь? Обидеть нас хочешь? — опять принялся донимать один из старших сыновей главы семейства. — Цыц! — замахнулся ложкой на сына хозяин и тут же с нескрываемым обожанием зыркнул на отпрыска. Во всей этой напускной строгости Мехмед увидел отцовскую любовь и заботу, то, чего ему самому всю жизнь не хватало, то, что он искал то в Мехмеде Паше Кёпрюлю, то в дяде Юсуфе. Искреннее неравнодушие, участие. Не из-за положения или принадлежности к династии, а просто так, от души. — Ешь, сынок, ешь. — обратился к нему мужчина. — Но…- посмотрел по сторонам и не обнаружил ни одного подходящего столового прибора. Все ели руками, выплёвывая кости прямо на тарелку. Султан поморщился, засучил рукава и отломил первый кусочек. На удивление, оказалось очень вкусно, даже вкуснее, чем у лучшего повара Топкапы! От рыбы исходил аромат моря и дровяной печи, мякоть оказалась сочной и нежной, просто таяла во рту. Мехмед умял всё и попросил добавки. Хозяйка улыбнулась и не отказала. Уж чего-чего, а рыбы в доме рыбака всегда было вдоволь. — Спасибо. Это восхитительно! Кажется, я ничего вкуснее не ел в жизни! — Какие твои годы?! Да ты приходи ещё, не стесняйся! Чашка похлёбки, кусок хлеба и свежий улов всегда ждут страждущего в этом доме. Да, он был страждущий. Но только не до еды, а до простого человеческого отношения. Когда не важен ни статус, ни религиозная принадлежность, ни кровь в жилах. Наследника османского престола с самого детства учили многому: как управлять государством, как повелевать народами и землями, как одерживать победы в самых кровопролитных сражениях. Но самое главное он узнал здесь, на Хейбелиаде: он Падишах простых людей, и от него зависит судьба каждого из них. Очередное утро наступило в гостевом домике дворца. Кеманкеш почти поправился, нога зажила, но забота детей и жены ему так понравилась, что он мог позволить себе ещё немного почувствовать себя больным. Тем более, ничего не происходило, Топкапы замер в ожидании вестей из Венеции. Кесем уже несколько дней как раскусила мужа, но хотела сделать ему приятное и ухаживала за ним с большим удовольствием. Однако, в это утро она решила, что пора бы уже и честь знать. Кеманкеш положил ладонь на талию супруги, сидевшей на краю кровати и причесывавшей свои длинные волосы. — Что ты делаешь? Ты болен. — улыбнулась. — Это поднимает мой моральный дух. — Ясно. Я могла бы поднять его ещё сильнее, но тебе ведь нужно беречь силы. Возраст, болезни, ранение вот… Ушло твоё счастливое время, дорогой. — Что значит ушло? — нахмурился. — Да я же ещё… Я совсем не старик! Ну посмотри же, посмотри! — поднялся с постели и бодро пробежал по покоям, демонстрируя свою резвость. Бедро всё ещё немного тянуло, но то были мелочи. — Я ещё покажу, на что способен. Только вечера дождись! — Какой прыткий. А ещё вчера казалось, что ты наконец успокоился. Я уже вздохнула с облегчением. — ещё сильнее раззадоривала, видя, как это влияет на Кеманкеша. — Да я в самом рассвете сил! Забыла, как месяц назад ревновала меня к молодкам? Я могу освежить твою память. — теперь уже он наступил на больную мозоль супруги. — Только попробуй, дамский угодник, сердцеед! Хорошо, посмотрю я на тебя вечером. Но сначала поужинаем с Эзелем и Ягмур в султанских покоях. Мы приглашены. В особняке Эюпа стояла небывалая тишина. Турхан Султан была не в духе и не спустилась на завтрак. Фазыл Ахмед приехал к обеду, привёз подарки детям. — Где мои любимые именинники? — спросил у служанки. — В саду, с Хатун. Дети здорово подросли за месяц, пытались подняться на ноги и лепетали что-то членораздельное, напоминающее отдельные слова. Фазыл Ахмед собрал их в охапку и поднял на руки сразу двоих, целуя пухлые в щёки и мягкие макушки. — Сынок, доченька, мне не верится. Прошёл год, как я обрёл вас. Моё счастье. Это для вас. — в свёртке была первая тряпичная кукла Элмас и взвод расписных деревянных солдатиков для Фазыла Мурада. Они ещё многого не понимали, но с любопытством разглядывали яркие игрушки. — А Султанша? — Не выходила. — Хорошо. Уложите детей на дневной сон и можете быть свободны до вечера. Я справлюсь. Когда дети уснули, а дом опустел, Визирь решился и постучал в покои Валиде Султан. Она ожидаемо не ответила. — Открой, нам нужно поговорить. — Нет, у меня сегодня траур, ты же знаешь. — Нельзя лишать детей праздника. — Ты и празднуй. Я не могу. Сегодня годовщина со дня смерти дочери. Единственной и любимой. — Турхан, я привёз письмо от Повелителя. Неужели ты не хочешь его прочитать? Это обстоятельство не могло не сработать. Она открыла дверь и вышла. — Где оно? — Сначала мы поговорим, а потом ты получишь письмо. — Опять играешь на моих материнских чувствах? — Довольно! — впервые за долгое время Фазыл Ахмед разозлился, взвалил Турхан на плечо и понёс в сад. Она отчаянно била его по спине кулаками, болтаясь вниз головой, но сделать ничего не могла. Среди только что распустившихся белоснежных кустов черешни в беседке был накрыт стол, горели свечи. — Да что ты….- ударила теперь и в грудь, когда он поставил её на ноги. — Будешь кричать, разбудишь детей. Вон, окно их комнаты открыто и оттуда всё слышно. Притихла, но не угомонилась, сделав безразличное лицо. Он присел рядом и уже спокойно стал изливать душу. — Я тоже о ней постоянно думаю. Каждый раз, когда вижу сына, его светлые волосы, веснушки, голубые глаза… И каждый раз, когда дочка смеётся. У Элмас такой же задорный смех, какой был у нашей Бейхан. Эта девочка сыграла важную роль в моей жизни, спасибо, что подарила ей жизнь. Я думаю, я уверен, она сейчас там, наверху, огорчается, что два её самых родных человека не могут найти общий язык. Она с её добрым сердцем поняла бы меня, мою большую любовь к тебе. Мы не можем выбросить всё, что между нами было после того, как прошли этот долгий путь друг к другу. И во имя Бейхан тоже. — вложил в её ладони свёрнутый листок и ушёл. Письмо от Мехмеда было пропитано нежностью и сыновьей любовью. Он тоже вспоминал сестру, а также выражал надежду, что скоро увидит и обнимет свою мать. Просил верить Эзелю, Фазылу Ахмеду и Кесем Султан, как верит он сам. «…мы сейчас должны опереться на плечи друг друга, Валиде. Только так мы снова увидим свет в конце тоннеля…» — Не плачь, осталось немного. — мужская рука легла на плечо и Турхан не нашла в себе сил, чтобы побороть желание положить свою голову на его кафтан. Ужин прошёл в семейной обстановке, как прежде, когда они все вместе жили в одном доме. Чувствовалось небольшое напряжение, вызванное долгим ожиданием вестей от Морозини. После Кеманкеш с зятем вышли на балкон, чтобы обсудить государственные дела, а Кесем осталась с дочерью в покоях. — Мама, ты не видела Нефес? Она какая-то странная последнее время. Не понимаю, что с ней происходит? — Я тоже заметила. Поговорю с ней позже. Расскажите, как вы с Эзелем? — Всё не так просто. Я бы никогда не привыкла. Переживаю за мужа. Страх за его жизнь так и не отпускает. К тому же, я ужасно ревную ко всем этим девицам. Скажи, как ты справлялась, будучи женой Султана? — Вот так и справлялась. Врывалась в покои, скандалила, переживала, терпела, сжав зубы, плакала… — Я бы не смогла. — У меня не было выбора. К счастью, у тебя он есть, милая. Мужчины вернулись в покои и Кеманкеш впервые после ранения взял на руки внучку и слегка подбросил над головой. Она радостно засмеялась и схватила его за шею. — Дочка, когда ты уже скажешь первое слово? — обратился к Зеррин Эзель. — Я жду от тебя долгожданное «папа». — Ну уж нет! Сначала будет «мама» — возразила Ягмур, тщательно и громко проговаривая каждую букву в слове «anne». Эзель ответил ей тем же, отчеканив «baba». Зеррин посмотрела на отца, на мать, потом снова на каждого из них по очереди, улыбнулась Кеманкешу и произнесла: — Деда, «dede», схватив его за пуговицы кафтана и прищурив глаз. — Ой, моя красавца! Умница! Три недели болезни не прошли даром! — поцеловал в макушку, гордясь своим достижением. — Папа! Это нечестно! Эта форма слова «дедушка» предназначена для отца папы, а ты отец мамы! — Чтобы сказать правильно, ей бы пришлось сначала выучить «папа» и «мама» и сложить их. Когда бы это было?! Ну родная, скажи ещё раз. Кто я? — Деда! — все весело засмеялись. — Султанша, ваш ужин! — слуга поставил поднос на стол перед Исмихан. — А Омер? Почему его нет за столом? — Простите. Ваш муж…то есть ваш бывший муж его забрал недавно. — Как это? Куда забрал? — напряглась молодая женщина. — Сказал, что они погуляют и вернуться, но их до сих пор нет. — Кто позволил ему забрать моего сына из дома? — непривычно громко закричала госпожа, испугав хатун. — Я, Султанша… Я думала…- вышла вперёд испуганная нянька. Исмихан хотела ещё что-то сказать, отругать, но все мысли были в тот момент о другом. Юсуф никогда не делал ничего просто так. Тем более, никогда не проявлял отцовских чувств к чужому ребёнку. Семья уже собралась расходиться на ночной отдых, когда Эзелю доложили о срочном прибытии Великого Визиря. — Впустите немедленно! Кесем, Кеманкеш и Ягмур переглянулись. Такой поздний визит ничего хорошего не сулил. — Только что доставили письмо от Дожа! — Фазыл Ахмед протянул свиток в руки Хана. Тот нетерпеливо взломал именную печать и торопливо забегал по строчкам долгожданного послания. — Готовь армию и флот. Через две недели мы встретимся лицом к лицу с нашим врагом.