Исцеляющие

Девушка шагала в полной темноте, не понимая, где находится, не видя ориентиров в пространстве. Растрёпанные ветром волосы прилипли к мокрому от слёз лицу, мешая смотреть и дышать. Она потерялась. Одна в этой кромешной мгле и никакая сила не может вытащить её из мрака. Где-то скрипнула дверь и по ногам прошёлся холодный ветерок. Она в надежде побежала на звук, не боясь упасть, лишь бы спастись. Там был свет! Тусклый, гнетущий, смешанный с дымкой, но всё же свет! Когда Нефес смогла хоть что-то разглядеть, перед глазами появился образ женщины, сначала расплывчатый, нечёткий, но потом всё более осязаемый и узнаваемый. Родной. — Атике! Сестра! — крикнула во всю мощь, но почему-то не услышала своего голоса как раньше, во время бесед с Альтаном. Только безмолвие. Но её всё равно поняли. Султанша подняла своё бледное безжизненное лицо и потухшие глаза. — Прости меня, я не успела. — произнесла очень грустно. Нефес хотела было броситься к ней, обнять, но Атике стала резко удаляться, словно какая-то невидимая сила отталкивала её. — Тебе нельзя со мной, не ходи. У тебя ещё есть шанс, а я иду туда, откуда уже нет возврата. Если приблизишься ко мне, погибнешь. — Не страшно ли тебе, сестра? — Нет. Я буду со своими братьями и сыновьями. И мой Али теперь навечно со мной. — откуда-то из темноты появился хорошо знакомый Нефес мужчина, темноволосый, с усами и добрыми глазами. Через мгновенье они вместе, взявшись за руки, растаяли в дымке тусклого света. Её затрясло от безысходности. Сейчас всё погаснет, и она снова останется одна, в темноте, покинутая всеми. Опустилась на колени и закрыла руками голову, беззвучно зарыдав. — Дочка, очнись! — тормошила за плечо Синем. — Тебе плохо? Сейчас я пошлю за Ягмур. Что же это творится? Не успела она уехать и вот опять! — Нефес схватила её за руку и умоляюще посмотрела. Женщина сунула ей в ладони грифель и листок бумаги. — Напиши, я не понимаю. «Не зовите никого. Им сейчас не до меня. В нашей семье большая беда. Я справлюсь сама». Тело Султанши вынесли из кареты янычары, дежурившие перед дворцом. Поняв, что ничего уже изменить нельзя, Кесем всю дорогу прорыдала, склонившись над лицом Атике. Как когда-то в детстве, она перебирала руками светлые волнистые волосы дочери, целовала лоб и щёки, теперь уже безжизненно холодные. Кеманкеш не знал, что делать, чем помочь. Да и было ли что-то, способное облегчить боль матери от потери ребёнка? Ей нужно было выплакаться, излить своё бескрайнее горе, а дальше уже наступит его очередь поддержать жену после очередной ужасной потери. Его сердце сейчас разрывалось между Кесем, больной дочерью и маленьким мальчиком, завёрнутым в чёрный плащ, лежавшим на сидении напротив. Одним глазом он посматривал на свёрток, боясь, что Джемаля постигнет участь его родителей. Он не шевелился, не издавал никаких звуков и это настораживало. Ягмур вернулась во дворец как раз тогда, когда янычары, выстроившись в шеренгу, отдавали почести бывшему регенту Империи, склонив застывшие лица. Ринулась было на помощь, но отец в окровавленном кафтане остановил её. — Поздно, дорогая. Атике Султан с нами больше нет. — Папа, ну почему? — заплакала, цепляясь за локоть Кеманкеша. — Если бы я знал… Мы с тобой сейчас должны быть сильнее всех на свете. Там в карете Джемаль и мама. Ты нужна им. В первую очередь маленькому султанзаде, его задела пуля. Дочь оправдала надежды отца. Жизнь её закалила, сделав выносливой и терпеливой в любой ситуации. Ягмур стёрла ладонями слёзы и быстро пошла за мальчиком. Кесем всё ещё сидела не двигаясь, не находя в себе силы пошевелиться. — Мамочка, держись, родная. Я помогу Джемалю и приду к тебе. Папа будет рядом. Мы сможем пережить…- голос срывался, хотелось рыдать навзрыд, но позволить себе этого Ягмур не могла. По крайней мере, не сейчас. Кеманкеш отнёс жену в гостевой дом, помог раздеться, освободив от тёмно-синего платья, от груди до подола которого расплылось огромное бардовое пятно. Она всё ещё сжимала в кулаке окровавленный платок, что прикладывала к ране погибшей дочери. — Дай его мне, дорогая. — бережно стал разжимать пальцы. — Не выбрасывай. Я хочу сохранить на память. — Но… — Оставь платок, прошу. — тихо сказала и в глазах появилась немая мольба. — Хорошо. Я просто его уберу в шкаф, обещаю. Через два часа Кесем умытая, переодетая, в чистой ночной рубашке, сидела перед зеркалом с опухшими глазами и отекшим лицом. Она больше не плакала, не стонала, не кричала, просто сидела неподвижно, будто застыла. И хоть первый шок прошёл, ни одному человеку вокруг нельзя было постичь того, что творилось у неё в душе, в голове, на сердце. — Любовь моя, тебе нужно отдохнуть. Завтра похороны. — провел ладонью по спине, словно через прикосновения можно было забрать её боль себе. — Я не могу. Убийца должен быть наказан ещё до того, как тело моей Атике предадут земле. Есть новости? — Пока нет. Никто не вернулся. Но это значит, что Хасан и его люди напали на след. — Юсуф погубил двоих моих детей и внука, ранил Джемаля, чуть не надругался над Ягмур. Жалею, что мы с тобой оставили его в живых в прошлый раз. Ничего бы не было… Я хочу видеть его смерть. Он должен умереть от моей руки. До этого момента ни пророню больше ни одной слезы, клянусь. — закрыла веки, стараясь затушить пожар, который вновь разгорался в груди. Сейчас, как никогда нужен был холодный трезвый ум. — Аллах не позволит уйти ему от возмездия. Не на этот раз. Ты, главное, мужайся. — Думаешь, я могу себе позволить слабость? Впереди тяжёлая борьба за Нефес и за нашего внука. Не отдам больше в лапы смерти никого из своих любимых! — в словах Султанши было столько силы, столько решимости, столько достоинства, что Кеманкеш в очередной раз поразился. — Как Джемаль? — Одна из хатун передала, что он вне опасности. Будет жить. — У нас с тобой теперь маленький ребёнок на руках. Не умру, пока не исполню последнюю волю дочери. — Конечно. Мы с тобой его вырастим. — Помнишь то письмо, которое оставила нам Нефес перед тем как сорвалась с обрыва? Там говорилось, что нам дарованы долгие годы жизни, чтобы сделать что-то очень важное, что должны сделать именно мы. Я всё думала, гадала… Потом решила, что это спасение Мехмеда и Империи. И только сейчас поняла, что именно это значило. Невзирая на возраст, на болезни, на боль в душе — поднять ещё одного ребёнка. Скажи, мы сможем? Успеем? — заглянула в беспокойные глаза Кеманкеша, ища в них поддержки. — Нефес же написала, значит успеем. Всевышний никогда не даёт своим рабам ношу, которую им не под силу вынести. — помог Кесем подняться, отвёл на кровать и усадил рядом с собой. — Приляг ненадолго. — Только если на твои колени. Можно? — вместо ответа взял лицо своей Кесем в ладони, бережно наклонил её голову и положил к себе на ноги, как раньше, как много лет назад в Багдаде. Чем больше времени проходило, тем крепче в нём жила уверенность — всё что случилось, было неспроста. Всевышний, подарив им большую любовь, послал и большие испытания, будто бы постоянно проверяя, не ошибся ли, вручив столь ценный дар именно им. — Закрой глаза, жизнь моя. — руки нежно поглаживали распущенные волосы, иногда ненароком касаясь кожи лица. — Когда ты их откроешь, станет чуть-чуть легче. Время не лечит, но оно смиряет, заставляя принять то, что мы не в силах изменить. Я никогда не отпущу твою руку, до последней минуты. — Кеманкеш безумно сожалел о ранней смерти Атике и Али, но где-то в глубине души и завидовал им, ушедшим одновременно. Именно о таком конце он молил и для них с Кесем. Пуля самым краем попала в маленькую ножку Джемаля, повредив лишь мягкие ткани ниже колена и каким-то чудом не затронув кость. Последнее означало бы если не смерть, то уж точно инвалидность на всю оставшуюся жизнь. — Никогда не видела таких ран у младенцев. Бедный, такой маленький и остался круглым сиротой. — вздохнула лекарша Зулейха, помогавшая накладывать швы Ягмур, пока Джемаль разрывался от плача, ему было больно. — Всё, дорогой, успокойся. — Ягмур сквозь собственные слёзы пыталась его утихомирить. Потом вдруг поняла, что племянник должен быть сильно голоден. Неизвестно сколько времени прошло с тех пор, когда он в последний раз ел. Она продолжала кормить Зеррин, в её груди ещё было достаточно молока, оттого не задумываясь, приложила к ней мальчика. Джемаль стих и ритмично зачмокал. — Вы прирождённая мать, госпожа. Будете воспитывать малыша как своего? — Как решит семья. Но я бы хотела. Это самое меньшее, что могу сделать в память об Атике Султан. Присмотришь за ним? — Разумеется, не переживайте. Молодая госпожа распорядилась насчёт похорон. Как раз по приказу Кеманкеша во дворец привезли тело Али, они с супругой должны были упокоиться рядом на кладбище в Эюпе. Нужно было проверить мать, но сначала Ягмур решила утешить Дерью, свою верную помощницу. Девочка растерянно смотрела по сторонам, прижимая к груди тряпичную куклу заснувшей Зеррин. — Поплачь, тебе станет легче. — Папа и Атике Султан… Я смогу их ещё увидеть? — спросила, роняя слёзы. — Да, рано утром. Их приготовят, и ты попрощаешься. — А как я теперь буду совсем одна? — Ты не одна. У тебя есть мы все. Если хочешь, я напишу твоей сестре Эбру. Она живёт в достатке с семьёй в Орду. Уверена, когда узнает, захочет, чтобы ты приехала к ней. — Нет, здесь мой братик, Джемаль. Я должна позаботиться о нём, папа этого бы очень сильно хотел. Мы ведь мечтали жить все вместе, но так и не вышло… — Твой папа в первую очередь хотел, чтобы ты училась, была образованной, чтобы не оставалась прислугой всю свою жизнь. Когда мы все переживём эту утрату, я поговорю с родителями, и мы найдём тебе хорошего учителя. Даже не знаю, почему мы не сделали это раньше. — Госпожа Ягмур, мне так страшно, так одиноко…- уткнулась лицом в рукав платья своей хозяйки. — Ты нам как родная, Дерья, но это всё равно не одно и то же. Мне гораздо больше лет, чем тебе, но я до сих пор не могу представить, что могу потерять маму или папу. Их никто никогда не заменит. Но в память о родителях нужно проявить стойкость, они жили ради тебя, и если ты чего-то добьёшься, значит, их усилия были не напрасны. Каждый твой успех будет поцелуем в небеса. Сложно было найти правильные слова утешения для тринадцатилетней девушки, по сути, ещё ребёнка, её нужно было просто крепко обнять, что Ягмур и сделала. Ей тоже очень хотелось дать волю чувствам.  — Шайтан, да сколько же у тебя пуль? — ругался Хасан, обстреливая руины старой крепости, в которых надёжно забаррикадировался Юсуф, завалив вход башни большим камнем, не поддающимся снаружи. Теперь уже не приходилось сомневаться, что это он. Заброшенное защитное сооружение позволяло ему всё ещё оставаться живым, в то время как несколько воинов полегло убитыми. — Визирь, нужно привезти порох и на рассвете взорвать башню, по-другому не выйдет. — предложил один из янычар. — Хорошо. Действуй. Поезжай во дворец и возвращайся с подкреплением. И доложи обо всём моему отцу. Мы не выпустим этого ублюдка живым, клянусь Аллахом. Когда воин прибыл в Топкапы, было уже глубоко за полночь, но приказ Визиря Хасана Паши нужно было исполнить, потому янычар тихо постучал в двери гостевого дома. Ему отворил крепкий наполовину седой мужчина, сразу поняв, о чём речь. — Расскажи подробно, где это. Я соберусь и приеду через несколько часов. Ночной визит не удалось скрыть от Кесем, ведь она так и не смогла крепко заснуть, мучаясь мыслями об Атике, судьбе Джемаля и Нефес одновременно. — Я поеду тоже. — Но Кесем… Это опасно. Юсуф совсем сошёл с ума. — Мне всё равно. Я должна быть там и буду. — открыла шкаф, ища глазами чёрное траурное платье. — Обещай, что не отойдёшь от меня, а если меня не окажется рядом, не будешь делать глупости. — Ничего не обещаю, Кеманкеш. Моё материнское сердце пылает пламенем ненависти и только справедливое возмездие сможет потушить этот пожар. — Возьми пистолет и трость. Так мне будет спокойнее. В этом она послушалась мужа, настойчиво натягивая корсет. Откуда только брались силы? Султанша хорошо себя знала. Позже, когда всё пройдёт, она снова позволит себе слёзы, но не теперь. Как только забрезжил рассвет, Султан Мехмед Хан в окружении янычар прибыл в Ретимно. Когда Эзель и Фазыл Ахмед узнали об этом, сильно удивились и насторожились. — Повелитель! Так неожиданно. Мы ведь вроде обсуждали это… — Обстоятельства изменились. Нам нужно срочно поговорить наедине. — Падишах со странным выражением лица показал Визирю на один из шатров. Они прошли туда вдвоём, попросив охрану удалиться на расстояние. — Что случилось, Повелитель? — Прочти это. — Мехмед протянул свиток, присланный Франческо Морозини. У Фазыла Ахмеда было всего несколько секунд, чтобы решить, что делать, как реагировать, как оправдываться. — Это всё неправда. Ложь от первой буквы до последней. Выдумки Юсуфа Паши, который стал предателем и рассказал небылицы нашему врагу, чтобы сломить наш душ, растоптать нашу волю. — он говорил так уверенно и эмоционально, что в какой-то момент даже сам поверил в свои слова. При этом старался не смотреть в глаза Султана, чтобы не выдать себя. — Ты знаешь, что даже намёк на греховную связь с Валиде Султан — серьёзное обвинение. В другой ситуации мне не стоило даже разбираться в этом. Ты знаешь, что бывает с теми, кто позволил себе подобное. Кесем Султан хотя бы была женой Кеманкеша по воле Аллаха, тебе же нельзя даже смотреть на Валиде и по статусу, и по родству. Возжелать мать своей супруги, бывшей, умершей, всё равно, это как возжелать свою собственную мать. Махрам! — слова Мехмеда звучали грозно и отрывисто. Фазыл Ахмед никогда раньше не видел его таким. Врать оказалось не просто, но ещё страшнее было представить, что ждёт Турхан, если Повелитель поверит написанному Морозини со слов Юсуфа. Думал он и о судьбе своих детей в этом случае, и даже о результате предстоящего возможного сражения с венецианцами. Лишись армия его командования, туго придётся. Видимо на это и рассчитывал враг, доставая из рукава свой последний козырь. — Вы знаете, какое горе меня постигло, когда умерла ваша сестра Бейхан. Валиде Султан протянула мне руку помощи по-родственному, заботясь о своих внуках. Действительно, мы часто стали встречаться, проводить время с детьми, потому кому-то могло что-то показаться, чего не было на самом деле. Юсуф Паша, считая, что вы погибли и не сможете уличить его в грязной лжи, решил продать этот якобы секрет Морозини. Вот и всё. — Поклянись Аллахом! Фазыл Ахмед замер. Ему предстояло соврать, прикрываясь именем Всевышнего, соврать, чтобы спасти тех, кого он любил, а не просто свою грешную душу. «Аллах, прости меня. Только ты знаешь, через что мы прошли на пути к этой любви, которая не может быть грехом, ибо дарована нашим сердцам по воле твоей». — Ну же! — Мехмед был недоволен молчанием Великого Визиря. — Клянусь Аллахом, что ни я, ни Валиде Султан не виновны в том, что здесь написано. — Хорошо, я поверю. Но если подумал Юсуф, могли подумать и другие. Со смерти Бейхан прошло достаточное количество времени, когда мы вернёмся, ты женишься. Моя сестра Исмихан Кая Султан недавно получила развод. Я уже думал о достойной партии для неё. Достойной и выгодной. И сразу же мой выбор пал на тебя. У неё нет детей, а у твоих детей нет матери. Этот брак нужен и тебе, и династии. Да и моя Валиде будет спокойна, в её частом присутствии в твоей жизни не будет надобности. — Но… Как скажете, Повелитель. — тихо произнёс Фазыл Ахмед, убитый решением Падишаха. Позже они с Турхан попытаются что-нибудь придумать, чтобы избежать этого брака, сейчас же проще было согласиться. Не успел разговор Султана и Великого Визиря закончиться, как раздались выстрелы и лязг мечей. — На нас напали! — громко закричал Эзель, давая команду янычарам к обороне. Ещё по темноте высокую башню обложили мешками с порохом. Юсуф слышал возню, но боялся высунуться и стать мишенью для пуль. У него был план побега, но для этого нужно было хоть немного естественного света. Он уже сто раз пожалел о похищении ребёнка Атике Султан, но в тот момент на него давила безысходность. Не оставалось сомнений, что Эзель вернётся и помилует Кузгуна, прибрать игорное дело к своим рукам не было и надежды. Между тем, долг Юсуфа рос и не только перед Вороном, но и перед другими игроками, не говоря уже о том, что на жизнь не было и акче. Он хотел получить крупную сумму денег и бежать из Стамбула в Бурсу, Измир или даже Конью и попытать удачу там, на новом месте. Убийство Али и Атике не входило в его планы, всё вышло случайно. Не крикни она ему вслед о том, что знает правду об Ибрагиме и Османе, не наведи её муж на него оружие, ничего бы не случилось. «Они сами во всём виноваты, сами вынудили меня» — думал бывший Паша, сжимая в руках пистолет. У него было ещё достаточно пуль, чтобы противостоять Хасану и его людям. «Я сбегу, обхитрю их всех. Подамся в Анатолию, потом в Персию. Там меня никто никогда не найдёт». Первый взрыв пороха прогремел, как только ночная мгла стала рассеиваться, постепенно уступая место очередному дню. Юсуф вздрогнул. Это означало, что вход в башню вот-вот будет открыт. Он посмотрел вниз, до земли было около десяти метров. Нужно было немного спуститься по каменной стене, противоположной входу, где суетились янычары, потом спрыгнуть и броситься бежать со всей силы, воспользовавшись дымовой завесой и неразберихой после очередного подрыва. Ему почти удалось это сделать, но неудачный прыжок и подвёрнутая нога подвели, скорости не было, потому нужна была хитрость. — Где он? — слышался голос Хасана, ворвавшегося в башню и осматривающего окрестности сверху. — Быстрее! Искать в округе, он не должен снова сбежать! — Что происходит, Кеманкеш? — спросила Кесем, выглядывая из кареты. — Юсуф бежал. Мы отправляемся на поиски, запри дверцу изнутри и жди здесь. Я оставлю с тобой одного война. Только ради Аллаха, не рискуй собой! — быстро дал указания янычару, запрыгнул на лошадь и поскакал вслед за Хасаном и другими. Кесем осталась одна в карете и поначалу хотела послушать мужа и не выходить наружу, но через десять минут послышался хруст веток, а потом возглас война, охранявшего её. Султанша проверила, есть ли пуля в затворе и сжав в одной руке оружие, в другой трость, тихо приоткрыла дверцу на улицу. Судя по ржанию лошади и доносившимся звукам, кто-то выпрягал кобылу из упряжи. — Стой, мерзавец! — навела пистолет на Юсуфа, который обманул всех, бросив личные вещи на дороге и увёл погоню в другую сторону в то время пока сам прятался недалеко от крепости. — Кесем Султан, не надо! Не советую вам шутить со мной. Мы умрём вместе. Я ведь тоже выстрелю. — в руках Юсуфа было также заряженное оружие и стрелял он гораздо лучше её, нужно было себе признаться. — Убийца моих детей и внука заслуживает смерти, какова бы не была цена. Но знай, чем больше трупов ты оставишь на своём пути, тем сильнее будешь гореть в аду! — Опустите пистолет, иначе я тоже выстрелю. — расстояние между ними было критически мало, не такое как с Али днём ранее. Юсуф понимал, что если Кесем успеет нажать на курок, шансов у него останется не так много, но и он уверенно держал палец на спусковом крючке. Она медлила, видимо, боялась смерти, как и он сам, и тогда он решился: резким движением выбил оружие из рук Султанши. Однако потерял и своё, уронив за землю. Силы здорового мужчины и слабой женщины в возрасте были не равны, потому хватило одного резкого движения и удара, чтобы Кесем отключилась. Наверное, Юсуф убил бы и её, но побоялся привлечь выстрелом своих преследователей, потому забрав оба пистолета, быстро вскочил на лошадь. Сражение было яростным и кровопролитным. Венецианцам нечего было терять, на кону стояло всё. И Фазыл Ахмед, и Эзель, и даже Мехмед взялись за оружие. Султану очень помогала его меткость на охоте и хорошая физическая форма, но старшие покровители всё равно старались не спускать глаз с молодого Падишаха, готовые подстраховать в любой момент. После того как противники выпустили единственные пули, в ход пошло холодное оружие, в суматохе боя перезаряжать огнестрельные орудия было некогда и не с руки. Тяжёлые кованые мечи, копья и стрелы рассекали воздух во всех направлениях сразу, издавая металлическое лязганье, скрежет и даже свист. Каждые несколько секунд кто-то терял свою жизнь, бесценную независимо от вероисповедания и национальности. Фазыл Ахмед жестом просил Эзеля присматривать за Повелителем, сам одновременно сражаясь и отдавая приказы своим войнам. Османов в какой-то степени застали врасплох, никто не думал, что Морозини решится на такой отчаянный шаг. Но он всё же решился, зная, что Султан Мехмед прибыл в Ретимно и наивно полагая, что Великий Визирь если не казнён, то хотя бы пленён. Если бы Фазыл Ахмед признался, сказал правду, ожидания венецианца могли вполне оправдаться и тогда триумфальный блицкриг был бы весьма кстати. Но Кёпрюлю оказался в строю и это всё меняло. Отбиться удалось только спустя несколько часов. Перешагивая через горы тел, принадлежавших как своим, так и чужим, Мехмед шёл в свой шатёр. — Вы в порядке, Повелитель? — поинтересовался Эзель, слегка оцарапанный стрелой. — Вполне. А ты, мой славный брат? Я видел, как ты закрывал меня, рискуя собственной жизнью. — Султан был тронут. Теперь он ещё сильнее доверял своему старшему наследнику, не секунду не помышлявшему о власти и троне. — Я тоже. Это всё мелочи. — вытер кровь со лба. — Нужно подтягивать все наши силы и с рассветом наступать, не давая противнику передышки. — произнёс Фазыл Ахмед и это прозвучало как единственное решение. — Значит будем наступать! — подтвердил Султан. Кесем очнулась довольно быстро, пытаясь вспомнить всё, что случилось. Вспомнив, стала искать оружие, его не оказалось. Тогда она доползла до убитого янычара и начала шарить руками вокруг. Длинный мушкетон находился под тяжёлым мужским телом. Каким-то невероятным усилием удалось его вытащить и выстрелить в воздух, привлекая внимание. Нашла на земле пулю, перезарядила и снова выстрелила. Кеманкеш и Хасан прискакали через несколько минут, они были не так далеко, не найдя больше следов Юсуфа, как раз возвращались. — Кесем! — хотел слезть с лошади, увидев жену, но она его остановила. — Я не ранена. Сама встану! Поспешите! Он уйдёт! Мужчины послушались и поскакали во всю мощь, пока Султанша, упершись на трость, встала и отряхнулась. Лошадь под Юсуфом была не молодой, не предназначенной для быстрой езды, да и удила в суете оборвались, поэтому передвигаться быстро не получалось, но всё же это было гораздо быстрее, чем пешком, хромая. Погоню он не сразу заметил, а когда заметил, занервничал, стал заряжать пистолет и целить в преследователей. Мишени передвигались быстро, да и он худо-бедно не стоял на месте, потому о меткости роль не шла. Наконец его кобыла устала, споткнулась и встала. Разозлённым до предела отцу и сыну понадобилась пара минут, чтобы настичь беглеца, выбившего из сил. Под прицелом мушкетона убийца был повязан толстыми верёвками. Потом Хасан привязал их к своей лошади и потащил Юсуфа волоком по земле за собой. Двое всадников и пленник встретились с Кесем Султан на мосту над широким ущельем. Там, на дне, на глубине более пятнадцати метров среди огромных острых камней журчала крохотная речушка. Султанша немного прихрамывала, упираясь на резную деревянную трость. Её волосы были растрёпаны, а на лице застыл непроницаемо-суровый взгляд, лишённый всякой жалости. Она хотела лишь одного. Хасан и Кеманкеш спустились, отвязали Юсуфа от лошади и бросили к ногам Кёсем. — Пощадите! Я не хочу умирать! — заплакал мужчина в изодранном кафтане и штанах. — Ничтожество! Мои дети тоже хотели жить! Ты не сдохнешь так просто. Будешь мучиться, преисподняя покажется тебе раем. — Кесем кивнула в сторону обрыва и двое мужчин опустили Юсуфа над пропастью, держа лишь за верёвку, сдавливающую его запястья. Он закричал от боли, а еще больше — от страха. Его палачи смотрели на него сверху, не выражая никаких эмоций. Они просто ждали, когда его сердце начнёт биться, как тысячи барабанов, отмеряя последние минуты жизни. Юсуф забил ногами, глотая ртом воздух. — Смотри, грязная собака! Там внизу твоя смерть. На этих острых камнях. Ты никогда не будешь предан земле как истинный мусульманин. Твою плоть сожрут дикие животные. — Нет! Не надо! Прошу! Кесем медленно подняла трость от земли и велела перерезать верёвку. Во дворце Эюпа заплакали дети. Турхан встали, чтобы взглянуть на внуков, двумя руками качая деревянные резные кроватки. Провела пальцами по светлым локонам Фазыла Мурада, потом по вьющейся тёмной чёлке Элмас. Где-то в глубинах её памяти возникли слова колыбельной, которую пела им с братом мама. Николушка-сокол взлетел высоко, Выше церкви, выше маковки, Уронил сапожок на зеленый лужок. Надюша, сестричка, подай сапожок, Мне некогда подать, я платье шью, Платье шью, женихов жду… Валиде Султан уронила слезу, упавшую на ручку маленького внука. Она была единственной, кто имел право оплакивать покойного, единственной, кто знал Юсуфа до того, как злоба завладела его душой. Проститься с Султаншей и её мужем приехала Гевхерхан, поддерживаемая сыном Баязидом и племянницей Исмихан. Тут же была и Ягмур, и маленькая Дерья, то и дело всхлипывающая от ужасающего зрелища. Кесем вошла с Хаджи, Кеманкешем и Хасаном. В этих же покоях она когда-то оплакивала своих сыновей — Мехмеда, Касыма и Ибрагима, никогда не предполагая, что снова доживёт до страшного дня. Атике, укрытая белым саваном, была похожа на ангела. — Покойся с миром, девочка моя. Мы все будем сильными ради тебя. — в последний раз дотронулась до дочери и покачнулась, но заботливые руки мужа не дали упасть. После похорон женщины династии собрались вместе. Нужно было поговорить. — Кесем Султан, бабушка, как только закончится траур и Правитель вернётся с Крита, мы с Баязидом попросим у Правителя благословение на наш никях. У меня нет детей и мы хотели взять ещё одного приёмного. Джемаль нам всё-таки родной…- робко предложила Исмихан. — И мы с Хасаном тоже можем принять его в семью. Где трое, там и четверо. — подключилась Гевхерхан, убитая горем после смерти сестры. — И Эзель будет не против, если у нашей Зеррин появится братик. Неизвестно, будут ли у нас ещё дети…- Ягмур осеклась, не все из присутствующих знали, что Мехмед жив и будущее её мужа как шехзаде тоже пока не совсем ясно. — Спасибо. — спокойно произнесла Кесем, измученная последними событиями. — Для меня важно знать, что за спиной всегда есть те, кто помогут в случае беды. Но пока я жива, пока жив Кеманкеш, Джемаль останется с нами, нашим внуком, нашим сыном. Если мы не успеем, тогда кто-то из вас возьмёт эту ответственность на себя, а пока об этом даже речи быть не может. Когда он поправится, мы найдём кормилицу и вернёмся в наш дом. Сейчас я должна быть ближе к моей Нефес. Ещё одно горе мне уже не пережить. Две дочери и внучка обняли Кесем и она наконец-то снова позволила себе в голос заплакать. Не знавшая покоя чета, отправилась навестить свою младшую дочь. Возможно, понимание своей нужности, необходимости близким, всё ещё держало их на ногах. — Примите мои соболезнования, Кесем Султан. Я, как никто другой, знаю, что такое боль от потери ребёнка. Пусть Аллах упокоит душу вашей дочери и её мужа. — Спасибо, Синем. Как дела у Нефес? — спросила бледная Султанша. — В одной поре. Хотя, она что-то почувствовала про сестру, хотела предупредить Ягмур. Сразу после ей стало значительно хуже, но сейчас уже прошло. — Её болезнь не физическая, а духовная. Нефес губит проклятье. И даже смерть её сестры не помогла, к сожалению… Ты что-то говорила о гадалке, пусть Озгюр привезёт её. Сейчас любая помощь пригодится. Знать бы, что делать… — Конечно, как скажете. Через пару часов женщина средних лет с пронзительными зелёными глазами была уже рядом с больной, которая, как обычно, спала. — Оставьте нас. — попросила ведунья и дотянулась до руки девушки, но сразу же одёрнула ладонь, словно дотронулась до раскалённого огня. На месте прикосновения остался ожог. Спустя полчаса гадалка вышла удручённой. — Я ничего не смогу сделать. Это очень сильное и редкое проклятье. Помочь могут лишь редкие колдуны, но таких в Стамбуле нет. Единственное, что могу сказать, ей нельзя было иметь детей от того человека, которого она любила. Этот ребёнок, как и близость его отца, убивают её. — Но что же делать?! — воскликнул Кеманкеш. — Вы должны выбрать между дочерью и внуком. Если в её чреве не будет плода, она поправится. Не излечится от своего проклятья, но будет жить.