***
На следующее утро я проснулся от навязчивого запаха чего-то вкусного, аппетитного. Аромат этот доносился с кухни, распространялся по всей хате и не обошёл стороной даже меня. Моё тело всё ещё было до жути ослабленным, и мне не хватало сил даже присесть. Впрочем, это было невозможно при той страшной ране, что я имел на своём боку. Вздохнуть полной грудью так тяжко, что лучше бы я и не дышал вовсе… Даже глаза немного слезились и все мои мысли прерывали страдания… Неужели я такой никчёмыш? Фрау в это время выглянула ко мне, встав у порога в комнату. Те же шортики, маечка, немного растрепанные волосы, старый дряхлый фартучек на груди, повидавший всё в этой жизни, и щёчка, немного запачканная мукой. Елена встретила меня безразличным взглядом, когда увидела, что я проснулся. Моя неловкая улыбка проскользнула по моему изнурённому лицу, и я тихонько поприветствовал её: — Доброе утро, Лена. Странно и, наверняка, нагло с моей стороны переходить на столь беспардонную манеру общения, называть её более смягчённо: Лена, Леночка, Ленуля… Но этим я выражал бесконечную благодарность, ощущение чувства долга перед ней, что она тягается с таким мальчишкой, как я. Фрау молча осмотрела меня и без лишних разговоров подошла ближе, нависая надо мной высокой скалой. — Как самочувствие? — спросила она холодно. — Относительно лучше, по сравнению со вчерашним днём, спасибо, что спросила. Она ладонью коснулась моего лба, замирая на доли секунды, водя глазами по пространству, старательно прощупывая температуру моего тела и соизмеряя с собой. Она хотела отстраниться, но я задержал её ладонь на своей щеке, понежившись о мягкость женских рук, мурлыча себе под нос: — Подожди-подожди… Такая прохладненькая… Я закрыл глаза, наслаждаясь прохладой и влагой недавно вымытых рук душистым мылом, я пытался прочувствовать её кожу, ощутить её текстуру, бесконечно благодарить её. Господи, я ведь правда был бесконечно благодарен, что я не раздумывая, вжался губами в тыльную сторону её ладони. Фрау смотрела на меня, как на придурка, но терпеливо ждала, когда я успокоюсь и отпущу её. Женщина не спеша напомнила мне: — У меня сейчас подгорать начнёт… Я опомнился и моментом отпустил её кисть, стараясь запомнить её запах. К моим щекам снова подступил жар, и она, несомненно, увидела это, уведомив: — Тебе нужно повязки поменять и вновь протереть тело уксусом. Температура ещё есть… Но уже меньше… — Повязки поменять… — тихо повторил за ней я, будто зачарованный. — Убийца будет менять мне повязки… Преступник, которого я пытаюсь поймать, выхаживает меня, как раненого птенца… — но тут ко мне пришло осознание. Я замер: — Постой… А когда их менять? Елена, уходя из комнаты, повернулась ко мне и вздёрнула бровь: — Сейчас. Огонёк только потушу… И тут я понял, что я влип… Блондинка вернулась обратно ко мне и взяла сундучок с медикаментами, положив его на табурет. Она потянулась за одеялом, в которое я так яростно вцепился, не позволяя его сдёрнуть. Мои глаза, как две большие пуговицы, уставились на неё. — В чём дело? — немного раздражённо спросила она. Я испытывал жёсткий стыд, однако боялся ей признаться… Как? А что она подумает? Я не хотел упасть в её глазах, однако в этот период времени моё тело было предельно чувствительным, и контролировать я это не способен: — Д-давай позже! Я… Я немного посплю ещё, я та-а-ак не выспался! — мой нервный смешок вполне мог натолкнуть её на мысли. Однако женщина на этом не остановилась. Она попыталась сдёрнуть одеяло вновь, а я вскрикнул, не отдавая его: — Не надо! Давай потом! — Да что с тобой, Шиллер?! — рявкнула она. Фрау не стала церемониться и моментом сдёрнула одеяло, встав в ступор… В этот момент я был готов провалиться сквозь землю… Нет… Умереть со стыда! И, как нарочно, она пялилась! Она всё видела, молчала, даже не дышала… Затем бросила: — А, вот оно что… Я неловко прикрыл лицо руками, тихо завыв от смущения, буцаясь легонько ногами, скрещивая их, старательно прикрываясь, но мои руки рефлекторно опустились ниже, прикрывая стыд. Я сквозь стон бормотал: — Я… Я не контролирую это! Я прошу прощения! Просто мы, мужчины- — Не продолжай. Я всё понимаю, — спокойно ответила фрау, затем подняла на меня глаза, чуть ухмыльнувшись. — Красивые девушки снились? Я пискнул, расширив глаза: — Ч-что?! Нет! Я… У меня не двоится в глазах, если что… Ибо красивая девушка тут одна… — я смущённо заулыбался, отводя взгляд. И зачем я это ляпнул? Длинный мой язык! Фрау зафиксировала свой взгляд на мне, пытаясь понять, что я имел ввиду, однако, когда до неё дошло, на щеках выступил бледный едва заметный румянец. — Т-только не отрубай мне его, пожалуйста… — с мольбой, столь жалобно обратился к ней я. — И не бей… Елена ухмыльнулась, посматривая на моё лицо. Её руки, нежно касающиеся моей кожи, не задевающие сокровенного, бережно прикрыли мой позор… Помолчав пару минут, она продолжила: — Ну, зачем же? Тебя и так прилично побило. Мне и добавлять не нужно… — Добрая ты… — обиженно ответил я. Немка отстранилась и, наградив меня молчанием, подошла к сундучку с медикаментами, вновь вытащив его на табурет, разыскивая бинты и прочие подручные средства. Я с осторожностью наблюдал за ловкими движениями её рук. Изящными пальцами она покрутила нож, подцепив старые бинты, что были на мне, и легко разрезала их. Да, картина была не из лучших, я зажмурился, чтобы меня случайно не вывернуло… Я лишь ощущал, как она вытащила бинты из-под меня и, молча, без лишних разговоров, начала обрабатывать рану вокруг. Даже не задевая самый болючий участок, я испытывал страшные муки резонансной боли по всему телу… Мне было ужасно холодно. Наконец фрау вновь смазала мою рану, наложила подкладку и начала обматывать, пропуская бинт под мою спину. Я чувствовал её дыхание на своём теле, когда она продолжала оборачивать это место… Моё тело крылось мурашками, я испытывал двойной стыд, зная, что сверхвысокая чувствительность пока что никуда не ушла. И она прекрасно это замечала… — Всё в порядке? — спросила она, не глядя на меня. Я поскуливал, немного откидывая голову, ощущая себя моральным уродом. — Н-нет… — пришлось быть честным. Блондинка закончила, завязав место стыка на узел, затем выпрямилась, взглянув на меня: — Я принесу завтрак, потом оботру уксусом… Я чувствовал себя нахлебником. Однако при всём моём желании, я не мог сейчас встать и уйти. Я молча кивнул, потирая щеку, и из-за чувства собственной ничтожности старался не поднимать глаз. Елена удалилась из комнаты обратно на кухню и продолжила там возиться, а я с тоской смотрел в окно, изучая серость сей атмосферы. Пасмурная погода изнуряла меня, заставляла чувствовать себя ещё более уныло, нежели обычно, и я со вздохом закрыл глаза, тешась светлыми мыслями, слушая звон посуды. Я услышал шаги, скрип половиц становился всё отчётливее. Когда я распахнул глаза, её мощный и внушительный силуэт нависал надомной. Фрау спокойно присела на табурет, положив тарелку себе на колени. — А что на завтрак? — осторожно спросил я. Блондинка подняла на меня глаза и тихо проговорила: — Завтрак начнём с лёгкого. Овсяная каша на молоке… — Не думаю, что молоко это легко… — Заткнись и не ной, — отрезала немка, помешивая ложкой смесь. Она подложила ещё одну подушку под мою голову, чтобы мне было легко глотать продукт. Елена зачерпнула содержимое и поднесла к моим губам. Я покорно открыл рот, приняв кашку. Она немного пахла жжённым молоком, но в целом была довольно аппетитной на вкус. Елена спокойно ожидала, пока я доем, и посмотрела в окошко столь задумчиво и немного смягчённо… Её расслабленное лицо выглядело столь уставшим, но таким… Женственным, чтоли? Даже не знаю, это не описать… Это глупо, она и так женственна, хоть в ней было уйма от мужского… Наверное, повадки. Я уже давно проглотил кашу и видел, как она задумалась. Когда я осторожно коснулся её колена, фрау очнулась, помешав немного смесь, протянула мне следующую порцию. Я без колебаний принял её. — Елена… — прожевав, обратился к ней я. — М?.. — выдохнула та, опустив с окна ко мне свои карамельные глаза. — Что мешало тебе оставить меня и забыть про «нудного детективишку», что путался у тебя под ногами? Зачем ты переводишь на меня бинты, еду, делаешь какие-то дела для меня, тратя своё время? Женщина взглянула, дослушав спокойно мои вопросы до конца, затем ровно и холодно ответила: — Я хоть и маньяк, но человек чести. Ты спасал меня не раз. Выхаживал однажды. Разве я могу не ответить тем же? Ровным счётом ты мог бы освободиться от дел одним моим простым убийством. Я застыл, посмотрев в её мёртвые глаза. Она, несомненно, была права… Тут и добавить нечего. Я снова принял ложку, которую она протягивала мне, и задумчиво продолжил жевать. После завтрака фрау снова обтёрла меня уксусом, укрыла одеялом, поправила подушки, а я не мог оторвать от неё глаз, настолько нравились мне её черты с ноткой сочувствия, которое она тщательно старалась скрыть. Но глаза, напомню, — зеркала души. Её глаза были печальны и несли в себе тяжесть жизни, обречённой судьбы. Мне было безумно жаль наблюдать их гаснущий огонёк. Когда Елена закончила, она убрала тряпку и отнесла посудину на кухню, возвращаясь ко мне и присаживаясь на кровать, затем и вовсе легла рядом со мной, посмотрев в потолок. Честно, я несказанно этому удивился: — Я думал, что ты пойдёшь к Клаудии или… Или убивать… — У Клаудии я была, пока ты спал, а убивать?.. — она безразлично хмыкнула, изучая потолок. — Пока ты болеешь, беру каникулы. Тебя одного я надолго оставить не могу. — Ты вообще спишь когда-нибудь? — Пару раз в десять дней. — То-то у тебя вечно изнурённый вид. — По другой причине… От жизни такой. Я смотрел на неё с интересом и тихо вздохнул, замолчав. Теперь фрау развернулась ко мне, устроившись на животе, подпирая щеку кулаком. — А ты, хлюпик, как вообще попал в ряды следственных органов? Я немного покраснел и вжался в плечи, избегая настойчивого визуального контакта с её стороны. — Ну… Я… Хорошо учился и проходил испытания, ну… Сама понимаешь. — Вот оно что… — чуть усмехнулась та, продолжая рассматривать меня. — А я думала из жалости. Я смутился и покраснел сильнее, глянув на неё: — Н-ничего не из жалости! Глупости! Я всё сам! Я… — но тут я замер, взглянув на неё, она продолжала мне слегка улыбаться, а я тихо вздохнул и перевёл тему. — Скажи, какие твои любимые цветы?.. — Зачем тебе? — Просто… Интересно… Всё равно поговорить не о чём. Елена задумалась, затем снова подняла на меня глаза: — Лилии… Мамины любимые… Мои тоже. — Ты так любишь свою маму… Женщина приподнялась слегка и села на кровать, посмотрев в стену: — Она была единственным близким мне человеком. Я глубоко вздохнул и посмотрел с сожалением, аккуратно потянувшись к её руке, сжимая ладонь. Елена слегка дрогнула и взглянула на меня, аккуратно развернувшись. Её глаза переметнулись с моего наивного вида на мою худенькую бледную руку. — Года два назад я тоже похоронил единственного близкого мне человека, — тихо прошептал я. Фрау смотрела на меня, как на жалкого мальчишку, затем вздохнула, ложась обратно на живот, устремив ко мне свой взор. — Расскажи? Я залился лёгким румянцем, затем осторожно отвёл взгляд: — Свою мать… Она, в какой-то степени, вечно меня контролировала… — Гиперопека? — Да, но… В отличии от моего отца она, хотя бы интересовалась моей жизнью. А отец?.. — Издевался? — Это слабо сказано… Он, когда выпивал, превращался в такую свинью… Ему мерещилось, что я нагулянный, и хотел убить меня. Когда он приходил домой с очередной бутылкой, я понимал, что лучше на глаза ему не попадаться… И свою маму я тоже старался уберечь. Елена внимательно слушала мой рассказ, немного хмуря брови, а я продолжал: — Он алкоголик, если быть проще. Мою мать периодически избивал… — Как же мне это знакомо… — вздохнула та. Я замолк и посмотрел на неё так, будто нашёл родственную душу или же друга по несчастью: — Твой тоже? — Мхм… Продолжай. Я выдохнул и продолжил: — Несмотря на гиперопеку, моя мать была единственным человеком, к которому я тоже мог обратиться. Да, у меня вправду был слабый иммунитет, и большую часть своей жизни я провёл в больницах. Я оправился уже тогда, когда заканчивал школу, однако месяцами мог зависать в палате… Бронхиальная астма, пневмония… Ох, осень и зима были адом… Я набирал вес также быстро, как и худел… — Моя мать была педиатром… Я думаю, она бы могла помочь тебе гораздо раньше… Если бы осталась жива, конечно… Я посмотрел на неё, поджимая губы, и вздохнул немного судорожно: — Ну, надо мной в школе издевались… Обзывали писающим мальчиком, ибо у меня был слабый мочевой пузырь. Меня учитель не отпускал в туалет, спрашивал, мол, что ты делал на перемене… А я не виноват, что мне часто хотелось… Вот я и обделался. Девчонки дружить со мной не хотели… В компанию мальчиков я не вписывался чрезмерно мягким характером. А в более старших классах меня избили, когда я защитил девочку. Они ей под юбку стремились заглядывать… Отвратительные типы… За рассказом я заметил, как фрау начала слегка улыбаться, рассматривая меня внимательно. — С учителями я был в нормальных отношениях… Каким же было моё облегчение, когда отец к моему шестнадцатилетию скончался от перепоя… — Могу себе представить… — А я постоянно так и слышал: «Джей-Джей, не валяйся в снегу!»; «Джей-Джей, ты выучил уроки?!»; «Джей-Джей, не общайся с этими мальчишками!»; «Джей-Джей! Пока не доешь обед, не выйдешь из-за стола!» — я тихо рассмеялся, представляя эту картину у себя в голове. Елена тихо усмехнулась, подпирая щеку кулаком: — Почему «Джей-Джей»? — У нас у американцев двойные имена… Джеймс Джейкоб Шиллер… В общем… Как я рассказывал, мы здесь полукровки, ещё давненько предки перекочевали сюда… — Вот оно как… Я помню… Мне бы следовало догадаться. — Да… Я отучился в академии, отслужил в армии… Успеха среди девушек никогда не имел… А тут ещё узнал, что моя мать скончалась от сердечного приступа… Два года назад. Я это говорил, да? Точно… — Оу… Я замолк и отвёл взгляд, чувствуя жжение в глазах. Она продолжила смотреть на меня, а голос мой предательски задрожал… — Я остался совсем один… Совсем… Ни друзей, ни родственников. И я, неудачник, который, чёрт знает как вообще попал сюда и остался жив… — по щеке скатилась первая слеза, я моментом её смахнул и нахмурился… Опозорился дважды… Ещё и нюни распустил… Я пытался мысленно дать себе пощёчину и сказать: «Соберись, Шиллер! Ты мужчина! Совсем расчувствовался!» Но в груди всё сковало, дышать было трудно… И она вновь видела этот позор… — Ничего я не умею… Долг свой исполнить? — тихо рассмеялся. — Нет… Идиот… Тупица… Неудачник… Я не смотрел в её сторону, но почувствовал, как она встала и приблизилась ко мне, подсаживаясь рядом. В следующую минуту я ощутил её руку, аккуратно обхватывающую меня под рёбра. Я застыл, немного распахнув глаза… Она медленно подвинула меня к себе, располагая на мягких грудях, разрешая мне уткнуться в них и забыться. Мои губы вновь задрожали, и я ткнулся в ложбинку, притеревшись к ней, сжимая одежду у неё на спине… Я чувствовал её холодные руки, ласкающие мои рёбра, талию, не задевая раны, затем тонкие пальцы перебирались выше и нежно ласкали мои волосы, почёсывали скальп, пропускали пряди. В следующую минуту я услышал мягкий успокаивающий тон: — Так вот ты какой, Джей-Джей… Фрау усмехнулась. Я поднял глаза, заметив, что она устремилась в пустоту. Затем Елена взглянула на меня, улыбнувшись: — Я тебя услышала… — её пальцы ласково смахнули мои слёзы. — Да, ты не из успешных, но ты и не гнида последняя… Именно это меня и зацепило в тебе. Ты действительно мужчина, да, слабенький, жухлый, не буду врать, но ты не из тех, кто мог бы обидеть. — Елена, я… — я покраснел, но вновь замер, когда её губы прижались к моему лбу, задержавшись. Я замолк, ощутив холодок по телу, словно им я был одарен ею. Она прошептала мне в лоб, щекоча лишь сильнее: — Придётся тебя, птенца, не только выхаживать. — А… А? — мои глаза в наивном непонимании округлились. Я смотрел на неё, пытаясь что-то сказать, но она встала и тихо вышла, оставив меня одного. Я долго смотрел ей вслед, вытерев слёзы, которые постепенно высыхали на моих щеках… Какая же у неё тёплая грудь…***