***
Я долго размышлял над рассказом фрау о своём детстве, юношестве и о том, как она пришла к тому, что стала серийной убийцей. Могу вам сказать, что, действительно, нет ничего, что могло бы оправдать её деяния, однако в моей голове застряло множество её слов. Интересно, пускай это мой первый опыт, но я ни разу не сталкивался с женщиной, убивавшей настоящих преступников. Настоящих, иными словами, подонков, творивших беззаконие по-отношению к другим. Но каким образом она вычисляет, кто из них подонок, а кто из них мирный житель? Не у каждого на лице написано. Иногда внешность столь обманчива, что и подозревать долго не приходится. Я помню свой первый рабочий день, когда на допросе сидел неприглядный мужик, точно алкаш борзый… Его же потом нашли мёртвым… Выходит, она убила его по самым веским причинам. Мне он тоже не очень понравился. И, всё-таки, откуда она узнаёт, что, допустим, этот человек — убийца? Женская интуиция? Женщины — народ очень нестандартный… Они чувствуют очень много и часто оказываются правы. Но и, учитывая, что фрау почти всегда на ногах, трудно сказать, что она просто-напросто не следит за каждым жителем. В ней много странного, и она не слишком охотно делится со мной о себе… Оно и понятно… Я бы тоже не хотел, будь я на её месте, чтобы какой-то детектив знал обо мне много. И всё паранормальное, происходящее с ней, имеет своё логическое объяснение. Каким образом она бы могла неожиданно оказаться на другой улице, если минуту назад шла по одной? Учитывая, что она прожила тут всю свою жизнь, она знала все лазейки этой местности. И этот момент с резким переходом из одной личности в другую… Чем ближе я знакомился с ней, тем больше она раскрывалась передо мной с совершенно иной стороны. И становилась она совершенно иной… Всё ещё не могу перестать этому удивляться… За своими размышлениями я постепенно проваливался в сон, мечтая о том, чтобы Елена вернулась поскорее… Парадокс, но мне спокойно с ней…***
На следующее утро я проснулся, как говорится, с петухами. Поморщив немного глаза, я услышал сопение рядом… И не ошибся ведь, когда глянул в сторону и увидел свою подругу, отвернувшейся от меня, мирно сопящей на своей половине. Я невольно улыбнулся, прикоснувшись к её голове, и начал бережно ласкать её волосы, почёсывать скальп, водить по пшеничным густым прядям, играть с её бакенбардами, невинно накручивая их на палец. Затем я нежно повел рукой по её плечу вниз к предплечью, затем обратно вверх и по скуле. Я слышал её урчащие звуки, напоминающие мурлыканье довольной кошки. — Так сладко спит… — тихо прошептал я вслух, любуясь ею. — Вовсе и не спит… — донеслось от неё. Я чуть было не подпрыгнул, взглянув на фрау… Всё моё лицо стало вновь красным. Она медленно разворачивалась ко мне и чуть потягивалась, затем села на колени, взглянув немного спросонья. — И д-д-д-давно ты не с-спала? — я неловко заулыбался, заикаясь, и чувствуя, что готов был сквозь землю провалиться. Она спокойно улыбнулась, не убирая от меня карамельных глаз, затем чуть усмехнулась, ответив: — С того самого момента, как ты прикоснулся ко мне… Я осознал, что она всё чувствовала и всё знала… Тогда я закрылся по глаза одеялом, постанывая от смущения: — Вот стыд то какой… Блондинка с оскалом рассмеялась, потрепав мои волосы и спокойно встала, покинув комнату. Я продолжал лежать смущённый, смотреть в потолок и прятаться, но и одновременно вспоминать, насколько же нежна её кожа и волосы…***
Дни тянулись один за другим. Особенно тоскливо было лежать целыми сутками и смотреть в потолок. Я периодически пытался затянуть Елену в какую-то беседу, но она часто отмалчивалась, теша меня лишь своим присутствием. Если она что-то готовила, то периодически заходила ко мне в комнату, помешивая заготовки и слушая. Так и прошло полмесяца… Я уже мог немного присаживаться… Хоть не лежать. Однако делать мне всё приходилось аккуратно, чтобы швы не разошлись. Немка строго мне запрещала делать резкие движения, и вставать рывками. Елена зашла ко мне в комнату и без лишних слов аккуратно уложила обратно на кровать, разрезая старые бинты. Я увидел, что повязки были немного перепачканы в крови, но это ерунда по сравнению с первыми днями. Фрау пальцами провела по краю моей раны и задумчиво произнесла: — Будет шрам… — Шрам, как история, которая приключилась со мной… Или моя автобиография… — я тихо рассмеялся, улыбаясь ей. Елена безразлично взглянула на меня, и начала обрабатывать это злосчастное место, вновь бинтуя. Я терпеливо наблюдал за ней, улыбаясь, как идиот, сам не зная почему. — А у тебя есть шрамы? — осторожно спросил я. Заканчивая с процессом смены повязок, фрау взглянула на меня и отрезала: — На спине. — Как так вышло? — Знаешь, было бы удивительно, если бы у такой, как я, их не было. Я покраснел немного и отвёл взгляд, заикаясь. Однако любопытство меня одолевало с большей силой, и я вежливо спросил: — Покажешь?.. Она пялилась на меня, застыв на пару секунд. Казалось, будто мне сейчас пропишут пощёчину за столь наглую просьбу, но она молча убрала сундучок и вздохнула: — Будет тебе, Шиллер… — фрау присела ко мне спиной и стянула с себя майку. Я сглотнул и аккуратно присел, едва ощутимо касаясь пальцами спины, будто боясь причинить ей боль… Будто эти шрамы до сих пор доставляли ей неудобства. Их было немало, скажу я вам. Эти шрамы шли тонкой полоской, как трещины старого фарфора… Они проходили через всю спину, где-то имели крестообразную форму… Даже на пояснице попадались небольшие. Их было не так трудно прощупать, но и это не мешало мне почувствовать насколько шелковистая у неё спинка. От моих прикосновений она слегка вздрагивала, покрывалась мурашками, особенно, когда я убирал её волосы со спины и перекидывал их на плечо. — Наверное, у каждого шрама своя история. — У всех у них практически одна история, — холодно ответила та. — Попадание осколков, либо достойный противник. — Ого… Даже так? — Не все такие беспомощные, как ты, Шиллер, — она повернула голову ко мне, взглянув с усмешкой. Я покраснел и фыркнул, отведя взгляд в сторону. — Ребёнок… — продолжила издеваться она. И мне было немного обидно это слышать. Я фыркнул громче и вздохнул, поубавив «пыл», а затем вовсе ткнулся щекой в её лопатку, бормоча: — И почему меня путают с подростком… — Вероятно потому, что ты правда выглядишь молодо. — Но мне уже двадцать шесть! — А на вид все шестнадцать. — Так нечестно! — Ну, радуйся… По крайней мере у тебя, вероятно, хорошая генетическая наследственность оставаться долго молодым. Не каждому так везёт. А мне в мои двадцать восемь моложе сорока пяти никто не давал. Я замолк и поднял голову, взглянув на неё. Мы смотрели друг на друга, синхронно похлопав глазами. — Н-ну… Честно… Я почему-то изначально так и думал… — Хах! — она рассмеялась, закрыв глаза. — Прекрасно, спасибо. — Нет-нет! Я не хотел тебя обидеть! Тебя это даже не портит! А совсем наоборот! — мои щёки запылали и я поджал губы, невинно взглянув на неё. Фрау качнула головой и приблизилась ко мне, одарив воздушным поцелуем мой висок, а затем растрепала мои волосы, отстраняясь, чтобы натянуть майку обратно. Я вновь прислонился к её спине щекой, закрывая глаза, вздохнув с небольшим облегчением. Она сидела спокойно не шелохнувшись, позволяя мне уютно расположиться головой на ней. Мы могли молчать часами, зависая в таком положении…***
Вечером я расчесывал её густые пшеничные локоны. Естественно я спросил разрешения, и она позволила мне бережно поухаживать за ней. Я старался делать всё аккуратно, чтобы не причинить ей боли. Она сидела с откинутой головой и отдавалась наслаждению, издавая рокочущие звуки, точно всё та же кошка. Фрау выдохнула и осторожно развернулась ко мне, бережно уложив обратно на кровать. Я с улыбкой наблюдал за ней, едва сдерживаясь от желания прикоснуться к её бакенбардам и накрутить их на палец. Мы лежали молча в одной кровати и слушали тишину. Она целиком и полностью уложила голову на мою грудь, слушая моё сердце. Я старался не дышать, чтобы послушать её дыхание, моим пальцы мимолетно проводили по её прядям, чтобы оголить шею. Я слегка задирал её майку, чтобы прикоснуться к шрамированной спинке и пригладить её. Она не сопротивлялась, а отдавалась моим рукам… Это странное чувство, щекочущее мой живот. Будто тысяча бабочек вспорхнули крыльями, создавая шелест. Их шёлковые голубые крылышки касались внутренних стенок моего живота… Я не мог побороть это чувство, мой голос немного дрожал от лёгкого экстаза. Почему?.. — Елена… — М-м-м? — немного сонно откликнулась она, не думая даже поднимать головы. — А тебе точно комфортно, когда я глажу тебя? — Шиллер… — тихо зевнула та, устроившись лишь удобнее. — Если бы мне было некомфортно, я бы давно скинула тебя с кровати. А теперь заткнись и продолжи. Я покраснел слегка и чуть радостно облегчённо вздохнул, тихо нашёптывая: — Тогда позволишь мне крепко обнять тебя во сне? — Валяй… — уже засыпая, пробормотала немка. Я глубоко вздохнул и аккуратно приобнял её, касаясь поясницы, продолжая оглаживать, почёсывать, водить. Я был уверен, что её тело отвечало мне одобрением, как и она сама. Женщина немного вздрагивала, крылась мурашками, засыпала с лёгкой улыбкой, а я смотрел в потолок, тоже постепенно впадая в сон.***
Мы проводили вечера вместе. День за днём… И когда нам было скучно, мы играли в слова или отгадывали кроссворды. Затем она предлагала почитать мне книгу. А если и читала, то она садилась рядышком и ласкала мой слух приятной дикцией. Я лежал с ней рядом, улыбался и слушал, повернув голову в её сторону. Фрау коготками ласкала мою щеку и вверх по виску к волосам… И так по кругу. Я тихонько зевал, уже практически не слушая её, а засыпая… В моей голове её голос становился всё более и более приглушённым… И я опять провалился в сон…***
Елена остановила чтение, услышав сопение со стороны. Медленно переведя взгляд, она заприметила Джеймса, мирно спящего у неё под боком. Его умиротворённое лицо было столь залипательным для просмотра, что фрау так и застыла в одном положении, глядя на него. «Насколько же он жалок, никчёмен, неудачлив. И я тягаюсь с ним?» — её голову заполоняли нелестные мысли. Женщина смотрела строго и хмурилась, подёргивая уголком губ. И всё-таки что-то заставило её смягчиться и взглянуть на него ещё раз уже спокойнее. Женщина слезла с кровати и подошла к полке, отложив книгу. И всё же она раздумывала о том, что вся эта история выходит столь нелепой, что, возможно, было бы лучше, если бы она бросила его умирать… Нет, лучше бы не было. Высокая немка взглянула на спящего ещё раз, застывая на пару секунд, затем быстро метнулась прочь из комнаты, через считанные минуты покидая дом уже одетой «формально». По пути она, конечно же, не забыла прихватить предметы первой необходимости: пачку сигарет и зажигалку. Она никогда не забывала затянуться при первой же возможности, пуская клубы дыма, рассекающие воздух. И выглядела она рассеянно. «Ну зачем мне всё это…» И чёртовы мысли затянули её в этот город, который ассоциировался с ним. Она высокой тенью шла вдоль по улице, будто полуночный охотник, вышедший по зову сердца за очередной добычей. Быть пойманной, когда уже во всю был объявлен «сезон» охоты за единственным волком. И кто же теперь охотник на самом деле? Фрау быстро скрылась за углом и выбросила бычок в урну, заглянув в дом к Клаудии. Старушка не спала, а смотрела телевизор и вязала шарфик. Елена, переступая порог, не забывала пригибаться, чтобы не стукнуться макушкой. — Дорогая, это ты? — старческий голос донёсся из гостиной. — Да, бабуля, — с лёгким хрипом откликнулась блондинка, немного улыбнувшись. Она вышла на свет, отражая на своём лице вечно болезненный оттенок из-за нехватки витамина D и нарушенным режимом сна. Да и спит ли она вообще? Бабуля отложила все свои принадлежности и быстро пошагала к своей псевдо-внучке, сухими ручками взяв её за длиннющие пальцы. — Ну, слава Николасу, а то я думала, что никогда не увижу тебя. Ты ускользаешь от меня, как солнечный зайчик. «Как солнечный зайчик… Как это мило», — вновь задумалась фрау. Ах, эта милая немецкая бабушка, которая стала ей точно родной. Ах, этот домашний запах убранства, пирожков и валерьяновой настойки. Она осмотрелась так, будто не была тут годами. А всему виной объявленная на неё охота. — Я приготовлю нам чай, милая. Пожалуйста, садись! Садись-садись! Голодной, я тебя не отпущу! — старушка побежала на кухню, шуганув кота с полки. — Фернандо! Какой невоспитанный кот! Рыжий откормленный котяра спрыгнул с уютного места и ринулся к Елене. Фрау, как чувствовала, что он прибежит именно к её рукам, поэтому она пригнулась, подловив его, и выпрямилась, подкинув, чтобы взяться за него удобнее. Она ласкала его рыжую холку, почёсывая своими когтями, а его подушечки упёрлись на её плечо. Котик был доволен. Как ни странно, фрау чувствовала себя, как дома. Она ощущала тепло сей атмосферы, выливающейся через скупые слёзы лёгкого счастья, которых она никому не показывала. Давно разбита, как хрусталь; растоптана, как букашка; истерзана, как тряпичная кукла. Она услышала его слова… Она услышала свой голос впервые за двадцать четыре года. Она начала чувствовать себя более иль менее живой. «Джеймс…» — это имя застряло в её голове… И всё не уходило. Не уходило очень долго, а въелось в её разум уже месяц как… До этого она несильно интересовалась его личностью… Хотя… Она интересовалась. Она думала: убить аль отпустить? Не зря ли она сделала выбор в пользу последнего? — Присаживайся, дорогая… — голос старушки заставил её опомниться и выйти из прострации. Бархатный язычок Фернандо продолжал ласкать бледную кожу фрау, издавая мурчащие тёплые звуки. Елена присела на стул и уложила кота себе на колени, потянувшись за чашкой, отпив немного. Кипяток давно не обжигает её язык. Острое давно не причиняет боли. Всё это напоминает деперсонализацию… Клаудия села напротив, наблюдая за женщиной. Она облегчённо вздохнула, и начала причитать: — Как же хорошо, что ты пришла. Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, твоя нога лучше. Елена взглянула на неё и едва заметно улыбнулась, потупив взгляд в сторону. Долго думать ей не пришлось, она нашла что ответить милой старушке: — Да, вполне, спасибо... — О-о-о, моя дорогая. А я так переживала. Ты будь осторожна… Сейчас ведётся охота на страшную убийцу. Не гуляй по ночам. Фрау неловко улыбнулась, поджимая губы, и опустила голову к рыжему котику, оглаживая его пушистые бока. — Конечно, спасибо за заботу… — Ходят слухи, что она такая же высокая дама, как ты. Главное, чтобы тебя не спутали с ней… Ты же хорошая девочка, я знаю! Елена глубоко вздохнула, не поднимая головы. Она старалась не думать об этом, отвлекая свой взор на Фернандо, что, казалось, уснул у неё на коленях, расслабленный благодаря её ласкам. Старушка продолжала что-то рассказывать на фоне, но Елена даже не старалась слушать. Теперь она начала думать, как бы уберечь её от тех, кто бы мог досаждать ненужными допросами. — Кстати, дорогая, ко мне периодически заходил один очень милый мальчик, — продолжила старенькая фрау. — Ты его знаешь. Он костыль тебе приносил. Джеймсом зовут. Он твой друг? Блондинка немного вздрогнула, услышав это имя, затем посмотрела в сторону бабушки и улыбнулась: — Можно и так сказать… — Мне кажется, что ты ему нравишься… Фрау тут же поперхнулась, чем спугнула кота, что незамедлительно бросился наутёк. — Вот он также отреагировал. — Я… — пыталась выговорить женщина, кашляя. — …Не удивлена. — А что в этом такого? Мне кажется, что у вас бы всё получилось… — Как многого ты не знаешь, бабуля, — вздохнула та, неслышно пробормотав. Елена вновь погрузилась в свои мысли, рассмотрев блёклое, едва заметное отражение в чашке. И даже рассуждения старушки не мешали ей продолжать думать о чём-то своём. Однако… Что-то заставило ту забеспокоиться. Она взглянула куда-то в стену, произнеся: — Джеймс… — Что? Что такое, дорогая? Что-то стряслось? Глаза немки забегали. Она отставила чашку и подорвалась с места, спешно удаляясь: — Бабуля. Я была бы рада задержаться, но мне срочно надо… — Ох, дорогая, — разочарованно вздохнула та. — Возвращайся скорее! Елена ничего не ответила. Она быстро шла по улице обратно к дому, с беспокойством осматривая тёмные переулки. Неожиданно её начали съедать параноидальные мысли. Фрау рванула со всех ног в свою хижину. Когда блондинка с хлопком распахнула дверь, первым же делом ринулась в комнату к Джеймсу, заметив, как этот безумный малый елозил по кровати, о чём-то скулил и плакал во сне. — Джеймс? — отдышавшись, вполголоса окликнула его та. Но он не слышал, он лишь бормотал что-то невнятное, тяжело дыша и захлёбываясь в собственных слезах. — Джеймс! — немка окликнула громче, подходя ближе. Она села перед ним, положив ладонь ему на щеку. — Джеймс! — прикрикнула та. Паренёк подорвался, учащённо и испуганно дыша. Ей казалось, что она могла слышать его сердце даже через столь громкое дыхание. Несомненно, оно колотилось со скоростью звука. Его наивные детские глаза смотрели в сторону подруги, и он даже не знал, с чего начать. — Кошмары? — осмотрела мужчину та. Она убрала его волосы с глаз и большими пальцами, не задевая когтем кожу, смахнула солёные слёзы. Он неуверенно закивал, пряча глаза, чтобы не смотреть на фрау и не смущаться ещё больше. — Я… Я уже не помню точно, но я звал тебя… — Джеймс… — вздохнула блондинка. — Ложись-ка спать… Я здесь. Его красные от слёз очи нелепо очертили фигуру женщины. Он аккуратно лёг рядом, ощущая ноющую боль в израненном боку. Елена в это же время наблюдала за ним, спуская с себя длинный плащ, но не отводила глаз от парнишки. Она поняла для себя, зачем ей всё это…***
Я долго думал о тех плохих снах, что снились мне этой ночью. Елена примчалась ко мне, будто почувствовала, как мне неспокойно… Вероятно, между нами есть какая-то связь. Видели бы вы её лицо, полное беспокойства и сожаления. Я никогда ещё не помнил её такой. Мы уснули вместе, и с того момента она не чуралась обнимать меня во сне, как плюшевого медведя. Наши отношения укреплялись, и она больше не видела во мне объекта, который следовало бы уничтожить, но это не мешало ей продолжать издеваться надо мной и давать мне клички. Я не обращал внимания. Я слушал её ругань, возмущения, но продолжал улыбаться. Однако я всегда знал, что за этим каменным лицом скрывались боль и тоска, а также сожаление. Она самый необычный и нетипичный маньяк из всех, что я знал. Мне всегда казалось, что она будет типичным шаблонным психопатом, вырезающим людей ради развлечения. Несомненно, она находила в этом некое развлечение, но это было во благо других лиц. Кровь за кровь… И так подходил к концу июнь. Я уже мог понемногу вставать и шагать босиком по её хижине, но только не нагибаться. Мне хотелось полностью принять душ и ополоснуться в воде, поэтому я поднялся, натянул брюки и подошёл к выходу из домика, ибо до этого был уверен, что она была на улице. Я вышел на задний дворик, увешанный чистым стиранным в кипятке бельём. За ним и скрывалась моя подруга, и я только видел, как ловкие женские руки перекидывали простыни и наволочки, и скрепляли их прищепками. — Фрау Елена? — вежливо обратился я, наблюдая высокий силуэт за бельём. В следующую секунду, тонкие пальцы ловко подхватили край ткани и отодвинули её, как ширму. Передо мной показалась она… Совершенно иная: бежевый комбинезончик на бретельках с кармашком на груди, под ремешком на бедре была длинная изорванная ткань грязновато-фиолетового цвета в горошек. Я не понял из какого материала она была сделана… Может из занавесок или постельного белья. На ногах были что-то вроде сандалей на невысоком и устойчивом каблуке, едва не вылетавший с её пяток при каждом вставании на носочки, футболка с белыми округлыми воротничками, светлее, чем сам комбинезон, и бандана… Бандана на её прекрасной головушке, подчёркивающий образ домохозяйки, вовсе не маньяка. И самый сок, я бы сказал… Это красная губная помада. Я никогда не видел на ней ничего, кроме чёрного. Я даже и забыл, зачем пришёл… — В чём дело, Шиллер, выдрыхся? — усмехнулась она, выглянув полностью, держа подмышкой эмалированный тазик. Я едва заметно покраснел и улыбнулся, подходя чуточку ближе, потупив взгляд: — Я… Я бы хотел узнать, где можно принять душ. Фрау замолчала, взглянув на меня, затем внимательно осмотрела с ног до головы: — Да? Тебе помочь? Я опешил и покраснел, точно помидор, мотая головой: — Н-нет-нет! Уж здесь я точно сам! — Точно сам, говоришь? — с вызовом ухмыльнулась та, отставляя тазик на табурет, не сводя с меня глаз. — Ну, пошли, таракан. Проведу. Она обошла меня, и я покорно пошагал за ней, знатно удивившись тому, что она ведёт меня не в дом, а обходит его стороной. В следующую минуту я обнаружил, что она привела меня к ширме. Какой-то самострой в виде душа. Я тихо проговорил: — Это… — Это душ, прошу, — она отодвинула ширму, пропуская меня внутрь. Там была небольшая платформа из досок, краник, табурет, мыльница… Непосредственно сверху была сама лейка. — Ты… Моешься на улице? А как же зимой? — я повернулся к ней, взглянув. Фрау смерила меня спокойным взглядом, хмыкнув: — Да, так оно и есть. Зимой я переподключаю стоки в дом. — А… Откуда ты берёшь воду? А электричество?.. — Ну, я и сама своего рода инженер. Долгая история. Заместо электричества у меня огонь и руки. Я немного поёжился, тихо вздохнув. У меня возникло странное желание забрать её в свои апартаменты, но, боюсь, она никогда не согласится на это. Я тихо прошёл внутрь, начав стягивать с себя брюки, но вспомнил, что фрау, всё ещё позади меня. Я медленно повернулся: — А… Ты не могла бы… Елена лукаво улыбнулась, подперев «кабинку»: — Чего ты? Застеснялся? Поверь, ты меня не интересуешь как мужчина. Я немного насупил брови и поджал губы, потирая шею: — Тогда почему ты пялишься? — Мне стало интересно, как ты будешь справляться с раненым боком. — Я… Я справлюсь! Т-только отвернись! Фрау пожала плечами и спокойно отвернулась, а я, свободно выдохнув, снял с себя весь низ, попытавшись изучить эту причудливую конструкцию. Я коснулся пальцем мыла и дрогнул, нечаянно выронив его с рук на доски. Блондинка несомненно услышала звук и успела насмехнуться: — А представь на зоне в общественном душе так облажаться? Я смутился и нахмурил брови, повернувшись к ней: — Н-ничего я не облажался! И-и вообще! Мне зона не грозит! В ответ я получил только молчание и лёгкую усмешку: — И как поднимать будешь? Нагибаться нельзя. Я задумался, поняв, что попал в засаду. Если с одеждой справиться было можно, то только не с мылом, которое пальцами ног не поднимешь… Я тяжело вздохнул, опуская голову. Делать было нечего… — Помоги мне… Фрау рассмеялась и развернулась, осмотрев меня, затем стянула обувь и зашла следом, поднимая мыло и складывая его на место. Затем женщина аккуратно повернулась ко мне и села на табуретку, хлопая по коленям. Я изначально не понял её намерений, но когда осознал, то встрепенулся и нахмурился сильнее: — Что? Нет! Нет-нет-нет-нет! Даже не думай! Нет! — нервный смешок вырвался из моих уст. — Этот номер не пройдёт! Но Елена улыбалась мне исподлобья, тихо отвечая: — И что же ты будешь делать? Останешься вонючкой? Я замолк, изредка поглядывая на её хитрую мину. А она игриво поводила бровями, продолжая медленно постукивать по своему колену и шептать: — Я не буду его трогать… Не бойся. — Точно не будешь? — спросил я, заикнувшись. — Джеймс, я вроде бы не нимфоманка… Я вздохнул и подошёл ближе, аккуратно усевшись к ней спиной, на её колени, как на стуле, продолжая немного волноваться: — Но ты будешь мокрой… Фрау включила душ и прохладная струя воды начала окатывать нас двоих… Я чувствовал, как её одежда намокала и прилипала к телу. Мне пришлось замереть из-за страха пошевелиться… Она ничего мне не ответила, а продолжала намыливать сначала мои руки, натирая душистым мылом. — Перед мамой тоже стеснялся? — Я… — заикнувшись, я замер, отводя взгляд. — Я был ребёнком. Тем более это была моя мама… Ты же не моя мама… — Разве я тебе чужая? Я видела тебя всякого за этот месяц… — помолчав немного, Елена натирала мне спину, затем бережно шею и грудь, прислоняясь своим бюстом к моей спине, и продолжила: — Зря девушки недооценивают тебя… — фрау приблизилась к моему уху, проговорив ещё тише: — У тебя большой потенциал… Я смутился, чувствуя, как к телу подступил жар, несмотря на то, что душ был прохладный. Поджимая свои губы, я молча отдался ей, позволяя отмыть от грязи. На самом деле было приятно окунуться в воду после стольких недель лежания и обтирания лишь мокрыми тряпками. Мы погрузились в молчание, слушая, как капли отбивали по деревянным дощечкам. Фрау намывала меня, продолжая натирать бёдра и ноги, подбородок, намывать волосы, массировать мне скальп… Через какое-то время мы были в комнате. Я сидел, завернувшись в полотенце, ожидая Елену, что должна была переодеться из мокрого в сухое. Через считанные минуты она вышла ко мне в той же майке и шортах, вытирая свои волосы. Я внимательно наблюдал за каждым её жестом, ёжившись от прохлады и одолевающих меня мурашек. Фрау вытащила бинты и ножницы, чтобы поменять мои повязки. Спустив с меня полотенце к бёдрам, она уложила меня, а сама начала процесс замены мокрых старых бинтов. Я рассматривал её грубоватые черты, чуть дыша. Её ловкие пальцы продолжали работать и вытворять чудесные вещи, учитывая, какой же я неловкий. Елена поднимала на меня свои глаза, смягчённым взором одаряя. Краешек моих губ чуть дрогнул, я попытался улыбнуться, однако она вновь взглянула на мою рану, проведя по краю. Следом пошёл тот же процесс перевязки… Когда фрау закончила, я осторожно встал, и взглянул с ноткой благодарности на спасительницу. С ноткой нежности, поджимая свои подсохшие, обкусанные губы. Елена взглянула на меня, сворачивая старые бинты, затем выпрямилась. — Думаю, что тебя можно скоро отпускать на волю, моя птичка. Я зачарованно смотрел на неё, а затем тряхнул головой, попытавшись прийти в себя: — П-правда?.. — Ты доволен? — Я?.. О… Я… Я даже не знаю. Я привык… Просто… Уже как-то… Ну… Я изъяснялся, будто умалишённый. Увидев, как она посмеивалась, я покраснел лишь сильнее, всхлипнув: — Не смейся… — Я и не смеюсь… — она с прищуром улыбнулась, проведя большим пальцем по моим губам, очерчивая круг. — Я просто смотрю, что у тебя пересохшие губы. — Г-губы? — я обтёр их, посмотрев на свою ладонь, затем мой наивный взгляд переметнулся на неё. — Это плохо? — Закрой глаза, пожалуйста, — спокойно ответила та. Я недоверчиво смотрел на неё, но всё же медленно прикрыл глаза, ожидая чего-то… Сам не зная чего. Поначалу ничего не происходило, затем я ощутил на них что-то тёплое, матовое… С привкусом, напоминающий спелую вишню, и дыхание, обдавшее мои сухие уста… Я просто чувствовал, как это нежное что-то легонько обтёрлось о мои губы, насыщая их лёгкой влагой и бархатом. Я приоткрыл глаза, заметив, что фрау уже отстранялась от меня. В моей голове было множество вопросов, однако она опередила меня одним ответом: — Даже не спрашивай. Это совсем не то, что бы ты мог подумать. Я замолк, увидев, что она поднималась, оставляя меня одного. — Как надумаешь уходить, не забудь стереть их со своих губ. Я как жалкий ребёнок, продолжил сидеть и смущённо смотреть куда-то вниз, нащупывая пальцами отпечаток помады. И я не до конца понимал, что это всё было неспроста.***
К следующему дню я, попрощавшись с ней, отчалил домой… Меня переполняли смешанные чувства тоски и радости. Мои коллеги задавали мне множество вопросов, отвечать на которые я просто напросто не успевал да и не хотел. Мне часто приходилось отнекиваться и стараться скрывать свою рану. Фрау обещала мне, что на неделе снимет швы… А я просто непременно ждал очередной встречи с ней. Мы не виделись пару дней, и я захотел выйти из дома, подышать свежим воздухом совсем недалеко. Как раз уже была неглубокая ночь… Тёплый свет фонарного столба разливался по чёрной улице… Однако от этого тёплого света веяло неким холодом. И я ощутил запах сырой дороги, хотя дождя не предвиделось… Внутри живота ощущалось странное давление, желудок сводило от непонятного напряжения и чувства паники… Я искал взглядом что-то, сам не зная что… Однако стоило моему взору упасть к соседнему столбу, с таким же светом растекающимся по пространству, я успел понять, что мои глаза искали её… Нашли они неприглядную страшную фигуру, утопающую в клубах никотинового дыма… Свет рассекался о неё, как о непробиваемую преграду. И он падал таким образом, что жуткий взор лишал её очертания глаз… Иными словами, круги были настолько чёрными, будто глазные яблоки находились в невесомости… Мелкие точки смотрели сквозь пространство… И за эти месяцы, я успел понять и выучить, в каком состоянии она пребывает сейчас… Мне было жутко… Я замёрз… Но увидев её рядом, будто тень, вечно следовавшую за мной, по груди распространилось тепло… Я неуверенно подходил ближе, ощущая в ней и друга, и врага… Или же больше.? Не отводя от неё глаз, я знал её уловки исчезать также неожиданно, как и появляться за моей спиной… Поэтому я стремился даже не моргать. Зуб на зуб не попадал… С физическим холодом мне было не справиться. Что я забыл ночью?.. Она почувствовала меня, медленно и тянуще откидывая голову, пуская клуб густого дыма, что столбом вздымался вверх и разбивался о головку фонаря… Фрау повела глазом в мою сторону, второго я не видел из-за вздёрнутой головы… Она боковым зрением успела заприметить меня… Как и всегда… Я подошёл ближе и остался с ней рядом… Попытавшись молча взглядом ей улыбнуться и сказать, что несмотря на её заскоки выглядеть жутко, я очень рад её видеть… Особенно после того, что она сделала для меня… Но такая, как она, никогда не придает значения своим поступкам… Это меня и притягивало… Притягивало и то, что других бы отталкивало… Я слышал лишь биение своего сердца, но не слышал её дыхания. Даже простого выдоха очередного клуба никотина… Я осмелился поднять на неё взгляд и посмотреть в упор… Она наверняка видела, как я трясся от лёгкого холода… Она возвращалась в стандартное состояние спокойствия… Зрачок увеличивался, радужка расширялась, становясь карамельного оттенка, а губы дрогнули в ироничной улыбке. Теперь я мог разглядеть её глазницы… И густые чёрные ресницы, которые слегка колыхались на ветру, как и край потрёпанного плаща… И за всё это время она не шелохнулась… Не дрогнула… А я чувствовал себя, как кленовый листик, так ещё и с позором, который мне не отмыть во второй раз слезами… Невыносимо… Но так прекрасно… Мы долго стояли, вместе наслаждаясь ночью, пока она докуривала очередную сигарету. Мой призрак, преследовавший меня. Неужели она знала, что я выйду на улицу? Она решила проведать меня? Моя холодная ладонь аккуратно потянулась к её собственной, взявшись за длинные пальцы и огладив выпуклые венки на их тыльной стороне. Я вежливо поднёс её ладонь к своим губам, ещё раз молча поблагодарив за всё. Немка взглянула на меня с тёплой усмешкой, в ответ лишь кивнув. Я тайком насладился запахом её кожи, ощущая в ней родное… Нет… Она мне не враг…***