Игорь, мне нужна помощь

Сергей просыпается от собственного сонного копошения, и, судя по звукам за спиной, будит им же Игоря. Точно, они же вчера уснули… Вместе. Ладно. Разумовский поворачивается к нему, умилительно щурясь спросонья. Гром же — наоборот, как будто и не спал вовсе, моментально поднимается и тянется за курткой, бросая беглый взгляд на Сергея и как будто оценивая его состояние. — Доброе утро, — произносит он, понимая, что давненько не произносил этого сразу после подъёма с кровати. Некому было. А Сергею давно такого не говорили. Сколько уже длится его одинокая жизнь в башне собственной компании?.. Поэтому сейчас такие простые и привычные обычным людям слова Разумовскому кажутся словно другим языком: смысл понятен, а звучит непривычно. — Как самочувствие? — тем временем спрашивает Игорь, обуваясь и накидывая кепку. — Доброе утро, — вполголоса вторит он и садится на кровати, сминая пальцами ног мягкий ковер. — Самочувствие? — Сергей прислушивается к себе, с удивлением отмечая, что все в порядке: даже голова не болит. — Все хорошо, спасибо. Неожиданно заворчавший желудок выставляет Разумовского лжецом. Точно, он же не ел около суток. И сейчас, даже несмотря на то, что обычно спросонья голод не чувствуется, Сергей очень сильно хочет есть. Найдет потом, может, пару яиц в холодильнике, пожарит… Но сейчас нужно проводить гостя. Тот уже одетый стоит в дверях комнаты, в отличие от Сергея, до сих пор сидящего на кровати в одних боксерах. — Я тогда пойду, — Гром нервно одергивает куртку. Хотя, куда он пойдет — даже не представляет. «Отпуск» же. В жизни, конечно, всякое случается. И за грузовиками погоняться, и одному против трёх вооруженных грабителей выбежать, а вот ночевок с миллиардерами в одной кровати Гром припомнить не может. А ведь он думал, что случилось что-то серьезное. Какое-то катастрофическое происшествие, которое не получится решить без его участия. Игорь, скрестив руки на груди, прислоняется к косяку и отворачивается от Сергея. Не смотреть же, как он переодевается. Разумовский поднимается и проходит к стулу, на котором висит халат, мысленно благодаря Игоря за то, что тот не смотрит. Было бы неловко. — Бестактно, наверное, но спрошу, — подает Гром голос через какое-то время. — Чего ты шатался ночью в одиночестве? До сих пор понять не могу, что ты в том районе забыть мог. Вопрос заставляет душу перевернуться. Гром снова напоминает ему о смерти Олега, да и события прошлой ночи вкупе со всеми навязчивыми страхами после. Сергей дергается, пытаясь прогнать тяжелые мысли. Накидывая холодную ткань халата на плечи, он все-таки отвечает, прочищая горло: — Мне… Нужно было пройтись, как это… Привести мысли в порядок. У меня, в общем… — Сергей сглатывает образовавшийся ком в горле. Может, если он скажет это вслух, это поможет смириться и принять новость?.. — Единственный друг умер. Он выходит из спальни, затягивая пояс халата, и поднимает на Игоря начавшие щипать глаза. Произнесенные вслух слова не помогли. Сделали больнее. Гром закусывает губу изнутри, так что внешне этого почти не заметить. И кто его за язык тянул? Сам же знал, что это бестактный вопрос. Но кто же знал, что это будет настолько бестактно. — Простите, я не хотел, — начинает он, после одёргивая себя, — то есть… Прости. Гром не знает, каково это — потерять единственного друга. У него в принципе никогда не было друзей. Коллеги, приятели… Прокопенко, который практически заменил семью… Но он семья, а прямо чтобы друзей… У Игоря их нет. Остальные люди держатся им на расстоянии вытянутой руки. Так безопаснее. А любое дело проще сделать самому. Зачем ему друзья? Но Сергею, наверное, сейчас нелегко. — Может, тебе тогда развеяться? — внезапно даже для самого себя произносит Игорь. — Не сидеть же в этом аквариуме? Тут и без таких… Обстоятельств… Не слишком уютно. Игорь спешит прикусить язык. Развеяться? Где? Хотя, у богатых наверняка есть, где отдохнуть. Бары, театры, казино… Это Гром находит спокойствие на питерских крышах, но вот о Разумовском и о том, что ему нравится, он не знает ничего. Сергей кротко улыбается предложению, молча исчезая за дверью гардеробной. Развеяться… Неплохая мысль. Всяко лучше, чем сидеть впятером: он и стены. Только вот… Как ему развеяться? Уже давно ничего не приносит удовольствия, да даже хоть как-то душу не трогает. Все эти светские мероприятия, на которые ему периодически приходят приглашения, уже просто осточертели, но являться на них все равно нужно. Для поддержания имиджа. Может, его новый знакомый знает развлечения получше? Они существуют, считай, в разных мирах: Разумовский, миллиардер с соответствующим досугом, и Гром, обычный парень. Получается, они и время проводят по-разному. И Сергею внезапно хочется узнать, что Игорь делает в нерабочее время. С этими мыслями он снова выходит в офис. Только теперь на нем бежевая водолазка и классические брюки, поверх — чёрное пальто, а на ногах — старенькие Аsics'ы. Сергей хоть и обладает тонким чувством стиля, все же остаётся верным любимым и привычным вещам. Как эти кеды, например. — Покажешь мне… Свой Питер? — фраза звучит очень пафосно и неловко, но… Это стало первым, что пришло на ум после всех мысленных сравнений себя с Игорем. — А… Ты так представляешь одежду для прогулки по Питеру? — всё же уточняет Гром. Разумовский выглядит так, будто собрался в театр или на родительское собрание в школу. Почему-то эта мысль приходит первой, а уже потом доходит и другая: — Стой, подожди, я что, похож на экскурсовода? — он хмурится, потирая переносицу. Как можно отказать после того, как напомнил о смерти единственного друга. Но, может, получится хоть как-то уклониться от этой темы? — А… У тебя нет важных дел или ещё вроде того? — чтобы это не прозвучало грубо, Игорь добавляет: — Ну, если нет, то да, можем пройтись немного. Ты только оденься попроще. — Никаких важных дел, — Сергей пожимает плечами, — а если и будут… Не сегодня. Явно не сегодня. Ты, все-таки, прав, мне нужно отвлечься. Грому, наверное, до сих пор неудобно с ним говорить. Ну а Сергею он сейчас практически необходим. Казалось бы, так было вчера, когда боль от утраты Волкова была просто оглушающей, но наутро это ощущение так и не исчезло. Разумовскому не хочется отпускать Игоря, но, если бы тот захотел уйти, Сергей бы не стал его останавливать. Но пока мужчина отвечает согласием на его маленькие прихоти, Разумовский будет этим пользоваться. Иногда нужно позволять себе чуть-чуть эгоизма. — А что с одеждой?.. — переспрашивает миллиардер, непонимающе уставившись на собеседника. — Обычная вроде… — Обычная. Для театра или ресторана, — Гром разводит руки в стороны. — Мы же гулять пойдем, а там Питер, дождь, грязь, всё такое. Гром всё еще не верит, что он сейчас ведет погулять миллиардера, которому приспичило поглазеть на другую сторону Санкт-Петербурга. Наверняка, в детстве её видел, разве нет? Хотя у богатых свои причуды, а у Разумовского, видимо, просто крыша едет. Ну, по крайней мере, Игорь быстро находит для себя такое объяснение ситуации. Сергей лишь снова чуть дергает плечами и выходит на лестничную площадку, нажимая кнопку вызова лифта. Ну а что он сделает? И так выбрал максимально, как это… «Обыкновенную» одежду. Не белоснежная рубашка, не дорогой официальный костюм… Вполне себе подходящий вид для прогулки. Игорь больше не спорит, но всё-таки кидает взгляд, выражающий сомнение в адекватности Разумовского. На первом этаже их встречают те же охранники, что и ночью — ещё не успели передать смену. Один косится с недоверием на Грома, второй — гаденько ухмыляется Сергею. Тот отвечает максимально холодным и высокомерным взглядом. Обычно он себе такого не позволяет, но этот хмырь просто раздражает своими ужимками — того и гляди, сейчас как-нибудь неуместно пошутит про веселую ночь нанимателя. Но, к своему благополучию, все же благоразумно молчит. Они выходят на улицу, и Сергей делает глубокий вдох, прикрывая глаза. Воздух с утра прохладный. Надеть пальто было хорошим решением. Он медленно выдыхает и оборачивается к Игорю, вопросительно смотря и будто спрашивая: «Ну что, пойдем?». Игорь всё еще не знает, куда ему вести Разумовского. На крыши? Ну, на самом деле есть платные, с красивым видом на город, но об этом и так все жители знают. Есть и те, на которые залезать запрещено, но в этом есть и своя романтика. Гром обычно там и прохлаждается, когда свободное время выдаётся. Но Игорь все же кивает на вопросительный взгляд и направляется вперед по тротуару вдоль широкой дороги. Так… Куда они идут? Непонятно. — Я, на самом деле, редко отдыхаю, — решает все же прояснить Гром, чтобы дать понять, что он сам не знает, куда они пойдут. — У меня, по сути, один маршрут: от работы до дома, да и обратно. — А, вот как… — голос Сергея в момент пропитывается грустью, в душу забираются сомнения, а уверенность и приподнятое настроение улетучиваются. Медленно шагая, Разумовский взглядом сверлит свои кроссовки, а самого внутри ковыряет вина. Почему он вообще решил, что Игорь будет ему «красоты Петербурга показывать»? И почему надеялся на что-то?.. А может быть, у Грома были и другие дела? Ну, не работа, так личная жизнь? Получается, Разумовский сам напросился на прогулку, и ни он, ни Игорь не знают, что в этой ситуации делать. Захотел сменить окружение, так только вывел себя и спутника из зоны комфорта… Хотя Гром не похож на мужчину неуверенного. Может, ему только рядом с Сергеем некомфортно?.. И от этого становится лишь хуже. — Извини, я не подумал… — тихо выдыхает он, поднимая на спутника виноватый взгляд. — Да не, я просто думаю, куда тебя сводить, чтобы развеяться, — Гром поправляет кепку, стараясь как-то скрыть нервозность. Как вообще можно развеяться, когда у тебя умер лучший друг? Чёрт, о чем он вообще думал, предлагая?.. — А хрен с этим, пойдём. Он сворачивает с широкого и красивого тротуара в ближайший переулок, беря Сергея за локоть и ведя за собой. Красивые дома сменяются кирпичными стенами, частично разрисованными граффити, частично развалившимися. Какие места Гром знает в городе? Не самые благополучные. Не поведёт же он туда эту изнеженную принцессу. А вот побродить по неприглядным улочкам между пятиэтажек… Почему нет? — Развеяться, значит развеяться, — пояснил он. — Говорят, перемена маршрута помогает отвлечься от мыслей. На дорогу надо смотреть и всё такое, в облаках не полетаешь. Сергей, ведомый за локоть Громом, молча кивает на его слова. У самого глаза — то на изрисованных стенах древних домов, то под ногами, которыми нужно перешагивать торчащие арматурины и обвалившуюся кирпичную кладку. Таким Санкт-Петербург Разумовский… Да видел, конечно. Но очень давно. Может, лет пятнадцать назад — в последний раз. А как и любое детское воспоминание, неухоженные дворы кажутся чем-то нереальным и далёким. Они проходят под аркой в один из таких дворов, и Сергей замирает, задирая голову к своду. У этих мест, в отличие от шикарных банкетных залов, есть душа, и Разумовского это трогает. Словно второе дыхание открывается, появляется какое-то неизвестное желание… Жить. Жить так, чтобы на душе было хорошо и свободно, не загоняя себя в рамки, в которых оказался ещё в юношестве. И он пробует. Улыбается, сначала робко, но потом — шире, не так, как делает это для фото в журнал. По-настоящему. — Спасибо, — говорит он Игорю и закусывает губу, пытаясь сдержать внезапно подступившие к глазам слезы. Яркие ощущения всегда его так пронимают. — Да пожалуйста, — хмыкает Гром, не замечая состояния Сергея. Благодарность эта… Он и сам не до конца понимает, за что. Коротко и по делу. Вот он, Гром. Простой, как есть, и не строит из себя ничего. Ещё одно положительное отличие от тех, с кем Разумовский вынужден пересекаться на дорогих тусовках. Игорь ведёт Разумовского за собой, придерживая его чуть ниже локтя и стараясь идти с такой скоростью, чтобы новый знакомый не отставал, но и медлить он не собирается. Сергей даже не понимает, зачем Грому вот так его поддерживать. Понятно, что вчера он на ногах почти не стоял, но сегодня его так таскать совсем не обязательно… Но руку все равно не убирает, лишь идёт следом, продолжая улыбаться. — Раз делать нам нечего, займёмся завтраком, — говорит Гром через какое-то время. Сергей поднимает на него глаза, до этого опущенные к земле. Игорь вырывает его из спутанных мыслей. — Я место одно знаю. Просто отличное. И не дорого. Разумовский начинает предполагать, что именно его спутник называет завтраком. Черный кофе без сахара в какой-нибудь недорогой кофейне, где бариста — его лучший друг? Ну, как у всех полисменов из фильмов. Они проходят переулок за переулком, петляя дворами. Так, к слову, гораздо быстрее, чем по крупным улицам. Если знать, где срезать и не заблудиться ещё сильнее. Каково же его удивление, когда Игорь через дворы выводит Сергея к ларьку с шавермой. — Здорова, — Игорь улыбается продавцу, доставая кошелёк. — Дай две. Ну как обычно. — Что, решил собаке целую отдать, чтобы она тут окончательно поселилась? — продавец не сразу понимает, что Разумовский вместе с Громом. Выглядят настолько разными, что невозможно провести параллель. — А, ты с приятелем? Новых клиентов мне приводишь, Игорёк, а? Молодчик. — Распространяю хорошую еду, — он облокачивается на прилавок. — Готовь иди давай. Сергей удивленно вздергивает брови. Его только что нарекли приятелем Грома? А тот даже и не спорит. Это когда они стали приятелями?.. Нет, бред какой-то. Разумовский просто чересчур много думает. — Шаверма? — он окидывает Грома удивлённым взглядом. — Не думал, что ты любишь… — Да брось, лучшая же еда на свете, — он усмехается, переводя взгляд на Разумовского. Жизнь без шавермы, да еще и в Санкт-Петербурге, не жизнь. Ее ведь даже здоровой пищей можно назвать. Ну, если избегать шуток про мяукающие ингредиенты, а то так и аппетит перебить можно, на самом деле. Игорь на секунду задумывается о том, как Разумовский представляет себе жизнь полицейских, но ему на ум приходят только какие-нибудь кино по НТВ про бравых детективов. Да, реальность порой сильно отличается от правды. — А ты думал, я не ем и живу чисто на желании ловить преступников? — Игорь пожимает плечами. Прогулка по улице помогла и ему немного отвлечься. Там, у Разумовского в его стеклянной клетке, Грому было крайне некомфортно, а сейчас он чувствует себя, как обычно. — Не, разумеется, прилив адреналина во время погони заставляет и о голоде, и обо всём остальном забыть, но он же не вечный. Так, минут на десять-пятнадцать. Сергей усмехается шутке. Да уж, про Игоря можно, наверное, и так сказать. Как сам говорил, живёт работой, друзей нет… Разумовский замечает, что Гром наконец расслабляется. Видимо, на питерских улицах ему спокойнее, чем в богато обставленной квартире. И Сергей выдыхает. Кажется, взаимная неловкость постепенно пропадает: вон, Игорь уже шутить начал. Сам он уже почти не волнуется, позволив маленькому доверчивому мальчику Серёже ненадолго занять голову. А рядом с Громом таким быть можно. Гром — надёжный. Только вот душу скребёт совесть по имени Олег. Единственного друга нет в живых, а Разумовский тут гуляет по улице с мужчиной, которого уже серьезно считает олицетворением безопасности и защиты. Раньше этот титул принадлежал Волкову, только ему. Но ведь Сергей не может убиваться по нему вечно? Наверное, сам Олег бы не хотел, чтобы друг его вот так унизительно жалел и плакал по нему. Но вместе с ним внутри Сергея умерло что-то важное. И сейчас эта дыра, как место потерявшегося фрагмента пазла, не даёт покоя, раздражает и тревожит своей пустотой. Ничем, кажется, не перекрыть. Гром расплачивается за две шавермы, забирая их у знакомого продавца. Неизменного, если быть точнее. Он протягивает одну Разумовскому, снова выдергивая того из тяжелых размышлений. — Лучшая во всём Санкт-Петербурге. Уверяю, — Игорь сразу принимается за еду. Говорить о его любви к местной шаверме можно вечно. Разумовский с недоверием принимает из рук Игоря «лучшую еду Петербурга». Он и понятия не имеет, что это вообще такое. Разумеется, он знаком с сопутствующими шутками о ее происхождении, но пробовать ещё не доводилось: в детстве не мог себе позволить, а после — быстро и неожиданно для себя же разбогател, так что его почти ежедневным рационом была еда из лучших ресторанов Санкт-Петербурга. И сейчас, когда он слышит точно такие же слова о… Шаверме, Господи… Ему очень сложно уложить эту информацию в голове. Не проходит и пары секунд, как к ним подбегает дворовая собака, радостно махая хвостом. Сердце Сергея сжимается: такая одинокая, брошенная, голодная… — Привет-привет, — Игорь отламывает кусок от своего обеда, протягивая его четвероногому обитателю здешних районов. Сердце Разумовского моментально тает, и, когда собака радостно доедает угощение, он следует примеру Игоря. К его руке животное подходит нехотя, осторожно, но, в конце концов, принимает вторую порцию своего сегодняшнего обеда. Сергей улыбается. Он всегда любил собак. — А вот я говорил тебе, не подкармливай, — беззлобно, но строго произносит хозяин ларька. — Она у меня тут поселилась и посетителей пугает. Но еду только у тебя просит. Знает, что не откажешь. — А, мы тогда пойдем, чтобы она тебе других клиентов не пугала, — Игорь легонько хлопает Разумовского по плечу, призывая идти дальше, но уже с заветным завтраком. — Признаться, я ещё не придумал, куда мы идём, — задумчиво произносит Гром, откусывая ещё один кусок и давая себе паузу в речи, чтобы прожевать его нормально и не подавиться. — Но что-нибудь придумаем, не переживай. Сергей поднимается на ноги, провожая взглядом собаку, убегающую куда-то во дворы. На предложение Грома он тут же кивает. А ему, в принципе, и не важно, куда идти. Они бредут вдоль широкой улицы, когда Гром быстро доедает свою шаверму, выкидывая упаковку в ближайшую урну и отряхивая руки. Разумовский смотрит на Грома, и всё-таки решается притронуться к шаверме. Раз «лучшая в городе», можно и рискнуть. На вкус незнакомое блюдо сразу кажется неплохим, но с каждым новым укусом становится все вкуснее. Ещё и голод даёт о себе знать, так что вскоре и от его шавермы остаётся лишь бумажный пакет, который тут же летит в мусорное ведро. — На платных крышах ты наверняка был… Это почти как экскурсия… — Игорь оглядывается по сторонам, выискивая, куда бы им пойти, чтобы провести час другой на… Свежим воздухом городской смрад не назовешь, но радует хотя бы то, что сейчас они на улице. Дышится гораздо свободнее, чем в застеклённом здании. Но, может быть, только Грому. Он кидает взгляд на Разумовского. Когда Сергей слышит про платные крыши, он с усмешкой вспоминает последний раз, когда был на них. На день рождения своего сыночка владелец сети развлекательных центров закатил недешевую тусовку на одной из таких крыш с умопомрачительным видом на Неву. В тот день вся романтика Питерских крыш утонула под глупой мишурой праздника для «высшего общества». Привлекающая своей простотой крыша была превращена в бездушную площадку, а жильцы целого дома — на сутки выселены из своих квартир. Разумовский тогда не упустил шанса напомнить об этом хозяину вечера в весьма резкой, хоть и уважительной, форме, за что был выпровожен охраной. Ещё одна слегка подорванная вечеринка и едва ли не репутация крупного бизнесмена. И Сергей весьма горд собой. — Был, — кивает он Игорю, усмехаясь. Гром тем временем заворачивает в арку, и они оказываются в полуразрушенном дворе, на пустой детской площадке. — Это заброшенные дома, так что не переживай, никому нет дела, что мы здесь шатаемся. Гром занимает одни из качелей, стряхнув с них пыль рукой, а потом машет на соседние, предлагая и Сергею сесть рядом. — Передохнём, потом пойдём дальше. Разумовский садится на старые скрипучие качели и вспоминает такие же на площадке их детского дома. Олегу всегда нравилась эта площадка, маленький Сережа же всегда сидел на лавочке рядом и рисовал в тетрадках, пока Волков брал на абордаж очередной турник. Воспоминания пробирают до костей. Мимо пробегают какие-то мальчишки и смеются, показывая на «взрослых, впавших в детство» пальцами. Разумовский лишь провожает их мрачным взглядом. Гром же машет ребятам рукой, усмехаясь, на что те, пребывая в лёгком шоке, спешат скрыться и найти себе другое место для посиделок. Сергей украдкой смотрит на Игоря, одним незамысловатым жестом прогнавшего детей. Сидит, хмурится (или это из-за кепки так кажется?), немного раскачивается на качели и о чем-то думает. Разумовский тоже слегка отталкивается от земли носком кед, но быстро понимает, что качаться не хочет. Вот совсем. Ему бы равновесия, тишины… Тишины в душе, а не такой, как сейчас. Окружающей и сдавливающей. Кажется, ещё минуту назад она такой не была. — Ну что, — Игорь хмыкает, видимо, чувствуя неприятную атмосферу, и поднимается на ноги. — Перерыв окончен. Идём дальше к новым свершениям. Сергей вздрагивает от резкого движения со стороны Грома, но видит, что тот пытается разрядить обстановку. Всё-таки, ему не по себе рядом с Разумовским, и Сергею снова вспоминаются годы в детском доме. Никто не мог вынести с ним разговора длительностью больше минуты. Кроме Олега. Разумовский поднимает глаза на Игоря, своего спутника и защитника в данную секунду, и стыдливо отводит глаза, проводя аналогию с Волковым. Не хочется снова думать о потере, а ещё сильнее не хочется ставить этих двоих в один ряд. Всё-таки, Олег — друг, а тут… Сережа разберётся с этим потом, когда-нибудь потом. Он встаёт с качели и снова готов идти за Громом куда угодно. В голове Игоря быстро созревает план, как попасть на крыши, на которые заходить не положено. Но он все равно бывает на них частенько. Игорь кивает в сторону переулков. Он идет вперед, стараясь придерживаться того же темпа ходьбы, что и у Разумовского, чтобы тому было комфортно. Они заходят за угол очередного дома, и Гром подталкивает закрытый мусорный бак к пожарной лестнице, сооружая что-то вроде ступеньки. В голове Сергея проскакивает что-то вроде «А так можно?» Есть же крыши платные, то есть, специально созданные для таких целей… Нет. На платной крыше Разумовский был. И больше как-то не хочет. А в этом есть что-то живое, что-то настоящее. Пусть ради этого и приходится немного нарушать закон на пару с его представителем. — Я вперёд полезу, — Игорь кивает на старенькую лесенку. — Если подо мной не развалится, то тебя точно выдержит. Это, конечно, не платные крыши, но вид оттуда просто отличный. Готов к новым свершениям? — Гром дружелюбно улыбается. И ему почему-то очень хочется, чтобы Сергей тоже улыбался. Сергей усмехается своим мыслям и с улыбкой кивает Игорю: — Готов. Гром залезает на мусорный бак, протягивая руку Разумовскому, чтобы помочь залезть следом. Сережа хватается за руку Игоря, подтягивается и залезает вслед за ним по пожарной лестнице. Неудобно, в брюках-то. Вспоминаются студенческие годы, за которые Разумовский до дыр затаскал любимые джинсы. Зато удобные. А как стал известным… Гардероб пришлось сменить на одежду менее комфортную. Но, как сказал один стилист, подбиравший ему как-то образ для съёмки в каком-то зарубежном издании: «Зато красивая, эстетичная. Подчеркивает стройную фигуру и компенсирует местами излишнюю худобу». Игорь кладёт чужую ладонь на край пожарной лестницы. Сам же он лезет наверх, вслушиваясь в тихое поскрипывание железного каркаса под ногами. Крепкий, не развалится, это уж точно. Гром забирается на крышу и вновь протягивает руку своему спутнику, затаскивая его за собой. — Вот, — он разводит руками в стороны, а после опирается на невысокие перила, установленные по краям. Раньше, вероятно, и сюда тоже людей водили, но давненько. Всё проржавело — привет болезни всех видов и мастей, но Игорь же аккуратно. — Конечно, не вид на Дворцовую, но тоже ничего. А Сергею роскошные виды и не нужны. Насмотрелся уж. А здесь как-то и дышится свободнее… Он садится на выступ на крыше, не боясь запачкать дорогую одежду, и смотрит вдаль. На другие крыши Петербурга, узкие улочки, виднеющиеся между ними… Возможно, все это время Разумовскому не хватало именно этого. Этой простоты, восприятие которой усиливает находящийся рядом Игорь. А Гром здесь совсем другой, нежели в офисе Сергея. Раскрепощенный… Тоже смотрит на крыши и легко так, совсем незаметно, но улыбается. Да ещё и так по-доброму. На первый взгляд этот человек не показался Разумовскому особо улыбчивым или жизнерадостным. Но сейчас он видит другого Грома. Грома, так сказать, в естественной среде обитания. Спокойствие заброшенных дворов, только что приготовленная шаверма, одиночество крыш, на одну из которых они только что залезли, не спрашивая разрешения у закона. Вот он — действительно его Питер. Питер глазами Игоря. И, чтоб его, Сергею он очень нравится.