Игорь, мне нужна помощь

Разумовский вежливо кивает Елизавете Сергеевне Деньковой, поздравляет её с днём рождения, желает благополучия и процветания подрагивающим голосом. Не волнуется, просто напряжён, как и всегда. На причале он появился задолго до многих гостей, которые всё продолжают прибывать. Да, их не так много, как на банкете Ильина, но тоже достаточно. Разумовский поправляет челку, снова оборачивается к набережной, туда, где только начинается причал, и, кажется, различает знакомую фигуру и походку. Сердце радостно прибавляет в темпе, и Серёжа кладет все силы на то, чтобы не побежать, как маленький, навстречу Грому. Но всё-таки идёт, не может оставаться на одном месте и смиренно ждать. Игорь же, в свою очередь, спешащего навстречу Разумовского замечает не сразу. Взгляд по профессиональной привычке пытается выловить подозрительное среди всего блеска мероприятия, но, кажется, поводов для волнения нет. Что окончательно подтверждает полное отсутствие охраны на празднике, не считая двух секьюрити со стороны именинницы. Гром вздыхает с облегчением. Предчувствие так же молчит, но бдительность майор всё равно терять не собирается. Тяжёлые мысли разгоняет подошедший Сергей, и Игорь ловит себя на том, что невольно расплывается в улыбке. Пусть и достаточно сдержанной. Но и такая делает с Разумовским что-то невероятное: всё вокруг моментально теряет краски и перестает быть значимым. Кроме Игоря. Гром, здороваясь, протягивает руку для рукопожатия, а Сергей хватается за нее, отвечая, а затем, не отпуская Игоревой ладони, приникает к его груди, заключая в робкие полуобъятия, прикрывает глаза. С Громом, как и всегда, спокойно и тепло. Даже вещи, еще пару минут назад действовавшие на нервы, кажутся незначительными. Например, люди, которые сейчас проявляют ещё больший интерес к миллиардеру и его другу, с которым тот обнимается на глазах у всех. Сергей это понимает и спешит отстраниться. Всё-таки, не хочется смущать этим ещё и Грома. — Да, привет… — тихо и чуть улыбаясь, говорит Серёжа, робко заправляя прядь волос за ухо. — Да… Рад тебя видеть, — Игорь нервно одёргивает пиджак, возвращаясь в реальность, из которой выпал мгновение назад. Одно дело — обниматься в офисе, и совсем другое — при таком количестве народа. Повисает недолгое молчание, которое Гром прерывает, рукой указывая в сторону яхты: — Пойдём? — Да, пойдем, — отстраненно кивает Сережа, всё ещё мысленно переживая объятия и ощущения прикосновений чужих ладоней. Пара минут — и они оказываются на борту действительно прекрасной яхты. Стоит отметить, достаточно большой, чтобы вместить человек двадцать, а может даже и двадцать пять. Не целый корабль, конечно, но это не мешает ей выглядеть по-настоящему величественно и дорого. И это накатившей на Игоря неловкости далеко не умаляет. Всё-таки, он тут точно лишний. Все люди здесь явно хорошо знают друг друга… Что и говорить, элита Санкт-Петербурга, только в явно меньшем формате, нежели в том ресторане. И Гром надеется, что на этот раз ему общаться ни с кем, кроме Разумовского, не придётся. Игорь, наверное, снова похож на секьюрити Сергея — да, только с ними обычно не обнимаются — потому что люди, здоровающиеся с Разумовским, на Грома не обращают никакого внимания. Но Игорь же — не пустое место, а для Сергея и подавно. Поэтому он старается вести себя так, чтобы друг не чувствовал себя как-то потерянно среди всех этих людей, и с превеликим трудом сохраняет баланс, старается не перегибать палку. Сегодня он не просто разговаривает с Громом, как это было на вечере у Ильина. Обычная речь сопровождается незначительными прикосновениями и жестами, а когда друг что-нибудь отвечает, Сергей выслушивает как обычно короткие фразы с лёгкой улыбкой. Сегодня она и вовсе не покидает его губ, а темы для общения выбираются самые нейтральные, Разумовский старательно обходит за километр тему суда над Гречкиным, подонком, который всё ещё на свободе и радуется своей безнаказанности. А ещё… Дистанция. С Игорем он давно уже послал ко всем чертям эти положенные при деловом общении два метра. Да и если бы и хотел отойти от Грома, не смог бы. Появилась какая-то нездоровая потребность в том, чтобы этот мужчина всегда был рядом, а если и не совсем близко, то давал хотя бы знать о себе. Когда яхта находится уже на приличном расстоянии от берега и величественно разрезает воду реки, они стоят у столика с расставленными на нём фужерами с шампанским, у обоих в руках по такому же, и Игорь искренне не понимает, почему богатеи пьют именно его, а другого алкоголя здесь днём с огнём не сыщешь. Он краем уха слушает разговоры других людей. Они обсуждают контракты, налаживают деловые связи, ищут спонсоров для своих проектов. Здесь прямо «кружок развития бизнеса» под личиной дорогого праздника. Хотя, если быть честным, то чем ещё им заниматься на подобных мероприятиях, если не умножением своего капитала? Всё-таки, эти люди здесь не для того, чтобы веселиться и отдыхать, а из собственной выгоды. Сергею вот, правда, это, судя по всему, вовсе неинтересно. Он делает глоток шампанского, пока какой-то молоденький предприниматель, племянник именинницы, из кожи вон лезет, рассказывая ему что-то о своем бизнесе. Разумовский почти и не слушает. Неприлично и так не принято, но… Важно ли это? Тоже нет. — Ну, что скажете, Сергей? — спрашивает парень и смотрит на Разумовского горящими глазами. — Вот моя визитка… Пожалуйста, подумайте о сотрудничестве. — Обязательно подумаю, — без особой заинтересованности кивает он, двумя пальцами принимая протянутую карточку. — Игорь, — он переводит взгляд на Грома, — пойдем на палубу? Тут душно. Приятного вечера, — оборачивается Сергей снова к… Вадиму, если верить визитке. — Да, душновато, — отмечает Игорь, думая в первую очередь не о духоте помещения, а о здешних гостях, чьё общество действительно надоедает до безумия. Грому всё это чуждо. Что уж там, он большую часть слов из речи этого паренька-предпринимателя и вовсе не понял. Они поднимаются на палубу, отставляя бокалы с шампанским, а Игорь делает это куда охотнее: хватит с него дорогущей гадости с этих светских мероприятий. Это даже на вкус как то, что было в ресторане в прошлый раз. На палубе их встречает прохладный ночной воздух, а людей тут значительно меньше. Гром подходит к краю, опираясь руками на ограждение и смотря на величественный пейзаж Санкт-Петербурга, открывающийся с воды. — Вид отсюда неплохой. — Ага, — кивает Сергей, тоже опираясь на перила рядом с Громом. Игорь ведь действительно прав. Вокруг ночь, в которой огни города на берегу кажутся болотными огоньками, так и зовущими за собой. Разумовский даже различает среди них подсветку бизнес-центра «vmeste». Но сейчас всё это кажется таким далёким. Рядом лишь тёмная вода и относительно небольшой островок света, на котором находятся они с Игорем посреди окружающей их темноты. И всё равно, что на этой яхте помимо них ещё немало людей. Значение для Сергея имеет лишь тот, что стоит совсем рядом, своим плечом к его. Такая атмосфера, что хочется поговорить о чём-то более важном и значимом, нежели виды и погода, и Разумовский, поднимая взгляд к звёздам в удивительно чистом сегодня небе, тихо задаёт вопрос, который в тайне грыз душу с самого вечера в ресторане. — Игорь, ты… Ты тогда сказал, что мы друзья… Разумовский робко замолкает и опускает взгляд в воду, а холодный ветер треплет волосы и кажется, что забирается под кожу, словно замораживая там всё. Серёже даже становится трудно вздохнуть. И надо было спрашивать?.. Гром нервно сжимает пальцы на перилах перед собой, ещё сильнее ощущая прохладу железа, остывшего от ночного воздуха. Друзья? Да Игорь даже сам для себя не может определиться, что это слово для него значит. У него были друзья в школе, в академии, а потом как-то… Вера в людей пропала. Фёдор Иванович всегда причитает, что нельзя без друзей, без любви, да только с ними что, лучше будет? Игорь привык ждать ножа в спину от всех и каждого, держаться на расстоянии вытянутой руки, никого близко не подпускать, а сейчас он стоит на яхте с богатейшим человеком Питера, у которого ночевал уже не один раз. Ночевал, чёрт возьми, совсем не думая о собственной безопасности. Просто с Разумовским было как-то слишком комфортно, да и какая опасность, если этого парня самого нужно защищать от всего мира? — А, да, — Гром старается выбить себе немного больше времени на ответ, сейчас прекрасно осознавая, что это выглядит, как попытка уйти от вопроса. — Я довольно плох во взаимоотношениях, так что подумал, что… Кхм… Могу назвать тебя другом. Мне показалось, что это будет правильно. Повисает недолгое, но гнетущее молчание. И сейчас Игоря гложет его собственное недоверие к окружающим. Но ведь… Серёже он же может довериться, правда? — Я просто не привык кого-то называть другом. Это же, вроде как, означает полное доверие и всё такое, — Игорь пожимает плечами, тяжело вздыхая. — А у меня с этим всё как-то слишком сложно. Боюсь, наверное, доверять кому-либо. Сергей ёжится не известно от чего: от прохладного порыва ветра или же от слов Игоря. Потому что слова эти самые точные. Что и говорить: друг у Разумовского за всю жизнь был только один. Олег. Другим он как-то не привык открываться, да это и не требовалось, когда Волков всегда находился рядом и был самой сильной и надёжной опорой. Но вот Грому же он доверился. И тот Сергею, кажется, тоже. Значит, успели стать друг другу дорогими и важными, хоть обоим это и сложно? Накатившие эмоции что-то в рыжей голове перещелкивают, и Разумовский пододвигается к Игорю поближе и берёт за руку, переплетая пальцы. У самого руки дрожат, а жест этот кажется таким нужным и неправильным одновременно. И самый большой страх сейчас — то, что Гром отпрянет, резко выдернет руку из Серёжиной и посмотрит, как на умалишенного. — Я… Я тоже тебе так доверяю, что мы, — он нервно сглатывает, — наверное, друзья. Гром поднимает на Разумовского слегка растерянный взгляд, а по коже пробегают мурашки от того, как чувственно переплетаются их пальцы друг с другом. Да, вроде бы друзья, но только… Игорю почему-то безумно не хочется навешивать на их взаимоотношения именно такой ярлык. Кажется, что он не слишком-то подходит тому, что Игорь испытывает. Он поворачивается к Серёже, не убирая свою руку, наоборот, осторожно прикладывает вторую к чужой скуле, подаваясь вперёд, и, замечая, что от него не отстраняются, вовлекает Разумовского в нежный и трепетный поцелуй. Он бережно проводит большим пальцем по чужой щеке, словно любое неосторожное движение может разбить этот хрупкий момент. Только рушит его именно осознание того, что он творит, и Игорь стремится отстраниться, быстро убирая руку обратно на перила и отступая на шаг назад. А у Разумовского в голове что-то неясное происходит, а обрывки слов, с которых можно было бы начать что-нибудь говорить или пытаться объяснять, лишь гулко отбиваются о черепную коробку и не хотят оформляться во что-то логичное и связное. Так что Серёже остаётся только безмолвно хватать ещё горящими губами прохладный воздух. Он нервно заправляет челку за ухо, пару раз быстро моргает, пытаясь прийти в себя, но у него, конечно же, ни черта не выходит. Потому что на щеке всё ещё ощущается прикосновение Грома, потому что поцелуй, уже относительно давно закончившийся, Серёжу всё ещё не отпускает. — Прости, я… — Игорь извиняется, но, на самом деле, не за что ему просить прощения. Потому что это для Серёжи «друг» звучит, как приговор. — Мне просто показалось, — продолжает Гром с тяжелым вздохом:  — Не хочу быть просто другом. У Игоря словно ком встаёт поперёк горла сразу же после сказанных слов. Хочется сорваться на самого себя за свою же собственную идиотию, которую тут устроил. Не хочет быть просто другом? А кем? Хочет занять в сердце Разумовского местечко побольше и потеплее? Быть с ним всегда рядом? Оберегать его от всего мира? Заботиться? Да… Именно этого он и хочет, пытаясь сейчас избавиться от мерзкого ощущения, словно перетягивающего горло изнутри. Даже дышать тяжело. Разумовский нервно сглатывает, делает шаг навстречу Игорю, стараясь как можно увереннее положить ладонь на его руку, и тихо, с очередными надрывами из-за волнения, говорит: — Не… Не показалось. И Разумовский тут же сам целует его, стараясь отбросить всё смущение и, наконец, понимая, откуда оно вообще у него рядом с майором все это время было. Игорю эти слова, кажется, всё нутро переворачивают. Безудержный поток мыслей врезается в них, словно бурная река в непонятно откуда появившуюся плотину. А последовавший поцелуй напрочь иссушает эту самую реку переживаний, потому что Серёжа ему ответил. Ответил взаимностью на его бездумный и совершенно не поддающийся объяснению порыв быть с ним рядом. Игорь приобнимает своего Серёжу за талию, притягивая к себе и продолжая их такой нежный и трепетный поцелуй, пока в голову не приходит мысль, что они стоят на яхте, полной людей, занятых поглощением еды и своими «важными беседами», но мало ли, вдруг их кто заметит. И Гром спешно, но очень осторожно отстраняется, мило улыбаясь. — Можем называть это «больше чем друзья»? — он осторожно берёт Серёжину ладонь. — Или… лучше вообще без ярлыков? А то я в них не очень хорошо разбираюсь. Сережа счастливо улыбается, глядя прямо в голубые глаза, которые куда красивее этого ночного неба над головой, и даже не думает оборачиваться на других гостей. Он совершенно не боится, что кто-нибудь их заметит и осудит, ведь его чувства к Игорю — самые настоящие и чистые. Те, которые скрывать не полагается. Разумовский чуть отстраняется, пытаясь твердо встать на ноги. Твердо настолько, насколько позволяет качающаяся на волнах яхта и головокружительная близость Игоря. Серёжа, нежно и едва касаясь, проводит свободной рукой по Громову лицу, шее, поправляет ворот его рубашки и заботливо приглаживает лацканы пиджака, мягко улыбаясь, опустив взгляд, и не торопясь с ответом. Наконец он снова заглядывает в уже вовсе не чужие глаза и тихо произносит: — Да… Давай без ярлыков.