***
Фродо холодно. Очень холодно. Он лежит скрюченный и сжатый в комочек на холодной каменной плите: бледный, полуголый, покрытый порезами и исполосованный длинными то тонкими, то толстыми полосами шрамов от плети, вздрагивающий от каждого шума. Кусачие верёвки впились в кожу хоббита, не давая ему пошевелиться лишний раз. Потрескавшиеся и обветренные от жары губы едва шевелились. Прилипший к нёбу язык едва шевелился, при каждом неверном движении отдаваясь резкой болью. Покрасневшие от недосыпа глаза с огромными фиолетовыми синяками полуневидящим взором смотрели в одну точку. Он лежал, боясь пошевелиться, боясь думать, боясь даже просто дышать! Он мысленно смирился с тем, что проиграл, что не смог никого спасти. Когда все рассчитывали на него, надеялись, ждали великого подвига и спасения ото зла, а он... Он просто всех подвёл! Не справился. Не оказался сильнее. Просто маленький никчёмный хоббит, который проиграл, едва решив справиться со всем в одиночку. Когда его только-только схватили, Фродо боролся. Он рвался, кусался, царапался, пинался, вырывался, несколько раз пытался совершить побеги, оказавшихся в итоге неудачными. Чёрт возьми, он даже сбежать нормально не смог! Его схватили тут же, едва он попытался добраться входа. После первой же провальной попытки орки его сильно избили ногами, безжалостно ударяя по рёбрам и ломая кости. После второй его связали и на несколько дней лишили еды и воды – оставалось лишь слизывать языком капли воды с холодных и склизких стен, лёжа в согнутой унизительной позе. После третьей... После третьей на его шее закрепили толстый металлический ошейник с шипами, острыми концами смотрящими прямо в горло, и длинной цепью. Потом поймали Сэма. Бэггинс не думал, что тот когда-либо придёт за ним, ведь он велел ему уходить, оставить его, бросить! Но упёртый хоббит вернулся за ним, чтобы попытаться спасти, но в итоге попался сам. Фродо был бесконечно благодарен своему лучшему другу за эту попытку: было облегчением осознавать, что кто-то беспокоится о нём и готов рискнуть всем ради него, но в то же время испытывал большое чувство вины от того, что теперь его самый лучший друг тоже страдал. Милого, доброго Сэмуайза Гэмджи тут же забрали и куда-то увели, снова оставив бедного Фродо совершенно одного. Бывший хранитель беспокоился за него, постоянно накручивал себя и корил, корил, корил за то, что не был с ним грубее. Лучше бы Сэм обиделся тогда и спасся сам, чем осознавать, что они теперь в этой ужасной отвратительной ловушке вместе. Ещё хуже было от того, что он не знал, где Сэм и что творят с его лучшим другом. Порой Фродо казалось, что он слышал дикие вопли боли и содрогался. Представить, что это был Сэм было... Было невыносимо. Хоббита тут же скрутило и вырвало водой вперемешку с мокротой и бледно-зеленоватой жижей. После этого... После этого он перестал бороться. Силы покинули его. Секунды сливались в минуты. Минуты сливались в часы. Часы сливались в дни. Дни... Жизнь казалась ему бесконечностью. Он просто перестал бороться и забылся в своём забытьи, мучаясь кошмарами о себе, о Сэме и потеряв всякую надежду на спасение. А потом... Потом пришёл высокий человеческий юноша в чёрных одеяниях, с коротко остриженными волосами и яркими, как сапфиры, завораживающими изумрудными глазами. Он был в гневе, и вначале Фродо испугался, что этот гнев был направлен на него, но незнакомец лишь раздражённо взмахнул палочкой. Хранитель зажмурился, думая, что его сейчас будут пытать, но ошибся. Тугие путы со стуком упали на пол, освобождая его и без того отёкшие руки, ободранная ткань, скрывавшая его непристойные места, слетела, а на нём возникла простая, но чистая одежда впору маленькому росту невысоколика. Бэггинс удивлённо моргнул, с недоверием посмотрев на своего спасителя. – Прости их, – тихо сказал незнакомец, опускаясь рядом с Фродо на одинаковый уровень глаз и мягко положив руку на плечо. – Орки несколько жестоки к своим пленникам, это в их природе, но я не хочу причинять тебе вреда. Я не знал, что они так с тобой обращаются, но как только узнал, тут же пришёл. Не волнуйся, виновные понесут заслуженное наказание за слишком сильно проявленную жестокость. – К... Кто ты? Почему ты мне помогаешь? – тихо спросил Фродо, хотя его голос был настолько хриплым и тихим, что его практически невозможно было услышать. – Когда-то я был на твоём месте, – тихо ответил молодой человек, прямо посмотрев невысоколику в глаза. – Я также, как и ты, был пленником, но всё же со мной так не обращались. Мне удалось договориться с Владыкой этого края, и мы стали союзниками в обмен на свободу. Я не сторонник жестокости и неоправданной агрессии. Тебе не причиняет вреда. Больше нет. – Откуда мне знать? – едва шевелящимися губами спросил Фродо, всё ещё не веря в слова незнакомца. Ему было трудно представить, чтобы этот человек в богатых чёрных одеяниях и доспехах когда-то мог быть в плену. Тем более, как он. – Ты можешь мне не верить и это будет вполне обоснованно, – тяжело вздохнув, ответил волшебник. – Но я обещаю, тебе не нужно меня бояться. Теперь ты будешь в безопасности. – Меня отпустят? – неверяще спросил Фродо. – Нет, – сказал юноша, отрицательно покачав головой. – Мой учитель не отпустит тебя, но уверяю, больше тебя здесь не тронут. Не в мою смену. – Но кто ты такой? – Меня зовут Гарри, – решившись, ответил его спаситель. – Гарри Поттер, – уточнил он, освобождая Фродо от ненужных больше цепей и залечивая его раны. Хоббит со стоном и благодарностью посмотрел на колдуна, также смотря на то, как затягиваются и исчезают его ужасные шрамы. – Я волшебник. – Волшебник? – ахнул Фродо, широко распахивая глаза и с благоговением посмотрев на мага. – Как... Как Гэндальф? – Да, – легко согласился Гарри, полагая, что хоббиту так будет проще ему поверить и позволить, наконец, помочь ему. – Да, что-то вроде Гэндальфа. – Тогда ладно, – слабо ответил Фродо, чувствуя, как силы медленно покидают его. Он устал бояться, устал бороться, устал жить в страхе. Хотелось просто довериться хоть кому-то и знать, что не всё потеряно, что хоть кому-то до него есть дело также, как Сэму. Сэм! – Что-то случилось? – с беспокойством спросил Гарри, не выпуская невысоклика из своего поля зрения. – Сэм! Мой друг Сэм! Я знаю, что его схватили! Они увели его куда-то, как и меня. Он... Он мой лучший друг! Пожалуйста! Пожалуйста, помоги ему! – взмолился Фродо, слабо хватая за руку волшебника и с умоляющим взглядом, словно надеявшись на какое-то чудо, посмотрел на мага полными глазами надежды. – Пожалуйста! Сердце Гарри с болью сжалось в агонии от боли и жалости к этому маленькому невысоклику, который, несмотря на весь ужас своего бедственного положения, продолжал думать о судьбе своего лучшего друга, и на сердце у него потеплело. Гарри любил таких людей. Тех, кто в час огромной беды, несмотря на свои раны и боль, думал о тех, о ком заботился и любил. О тех, за кого был готов встать горой и продолжать защищать, пытаясь спасти, даже будучи на грани собственной смерти. Только ради одного этого Гарри был готов освободить Фродо и его друга Сэма. – Хорошо, – решился Гарри. – Я освобожу его. Твой друг будет свободен. – Спасибо, – одними губами прошептал Фродо, с благодарностью посмотрев на того, кого в самом начале при первом приходе посчитал своим врагом, не ожидая, что к нему проявят такое великодушие. – Просто спасибо... Фродо облегчённо выдохнул и почувствовал, как силы окончательно покидают его. Но если раньше он просто боялся потерять своё сознание, то теперь он был готов позволить себе отключиться и забыться во временном беспамятстве. Потому что теперь он знал, что его друг будет в безопасности. Сэм будет в безопасности! В безопасности... – Спи, – услышал он далёкий голос и почувствовал, как тяжелые веки слипаются от нахлынувшей усталости и сна. Через мгновение всё погрузилось во тьму. Он уже спал. Наблюдая за тем, как хоббита выносят из темницы, перенося в более безопасное место, Гарри не мог не подумать о том, что Гермиона была бы довольна этим его поступком. Она всегда защищала домовиков так же, как Гарри потом защищал и Добби. Добби, с нежностью подумал Поттер, вспоминая этого доброго и немного неуклюжего, но такого благодарного и верного домовика. Этот невысоклик по имени Фродо Бэггинс до боли напомнил ему Добби, этого маленького домовика и просто не смог позволить себе пройти мимо. Его Совесть просто не позволила ему этого. И он помог. Даже если Майрон будет против этого, он всё равно помог этому ни в чём неповинному невысоколику. Он просто не мог по-другому. В его душе всё ещё полыхало красное знамя Гриффиндора.***
– Думаешь, я предам Гарри только потому, что он на твоей стороне, Майрон? Ты настолько невысокого мнения обо мне? – яростно сверкнув глазами и отшвырнув бокал в стену, прорычал Блэк, резко поворачиваясь к Владыке Мордора. – Гарри очень сильно переживал о том, как ты это воспримешь, зная твою тягу к Свету и службе в Ордене Феникса. Учитывая его сомнения, я пришёл к выводу о том, что он боится тебя, – безразлично пожав плечами, просто ответил Саурон. – Я не... Он не боится меня, – выдохнул Блэк, сжимая кулаки. – Мы же ведь уже обсуждали это. Почему мы вообще снова к этому возвращаемся? – Очевидно потому, что сомнения всё ещё никуда не исчезли, – бесстрастно ответил Майрон. – Гарри? – Бродяга повернулся к сжавшемуся меж двух огней юноше и с болью посмотрел на него. – Это правда? Ты правда думал о том, что я всё ещё могу бросить тебя? Сын Джеймса виновато опустил голову и уставился в пол, как провинившийся школьник. – Прости, – одними губами прошептал юный волшебник. – Чёрт! – выругался Бродяга, мысленно давая себе пощёчину и посылая круциатус. Ну почему у них с Гарри никак не могут наладиться отношения даже после того, как, казалось бы, они уже всё решили? Что? Что ему нужно было ещё сделать, чтобы Гарри поверил ему? Не сторонился. Не отгораживался от него из-за страха быть отверженным? Где он ошибся? – Прости... Прости, прости, прости меня, – шептал Поттер, чувствуя, как его мелко начинает колотить дрожь. Он разозлил мужчину? Эта злость, эта ярость была направлена на него? Что если... Что если он бросит его после этого? Нет!!! Он не мог его потерять! Только не сейчас! Только не так... Не так глупо! Ты мне нужен! – хотелось крикнуть Гарри, но всё, что он мог сделать – это всхлипывать и вздрагивать от нахлынувшего чувства вины даже несмотря на присутствие своего учителя в этой комнате. Нет. Сириус вовсе не это имел в виду. Он не злился на Гарри или за его выбор. Он просто хотел, чтобы юноша был с ним рядом. Чтобы они снова были семьёй! – Не вздумай! – резко сказал Блэк, поняв, о чём думает его крестник. – Не смей так думать! Если ты будешь рядом, если я буду рядом, чтобы защитишь тебя... Гарри, я клянусь тебе в этом, я всегда буду рядом! Ты.... Я принесу Непреложный Обет! – Нет... Нет... Ты не обязан этого делать, Сириус, – начал было юноша, в шоке распахнув глаза, но был прерван. – Я твой человек, Гарри, – твёрдо сказал Сириус с окончательным и решительным видом, крепко сжимая плечо крестника. – Я твой человек, и ты ничего не можешь с этим поделать. Что бы ни случилось, кто бы ни встал против нас, я останусь с тобой. Ты моя семья, Гарри. Кроме тебя и Рега у меня никого нет. Я не оставлю тебя один на один со всем этим. Только не в этот раз. И готов принести клятву, если это означает, что ты поверишь мне! – Что? – потрясённо выдохнул Гарри, не веря своим ушам. Майрон, стоявший позади них и скрестивший руки на груди, удивлённо вскинул бровь, явно не ожидая такого порыва от Бродяги. Он ждал, что тот отвернётся от крестника, возненавидит его за то, что тот запер его, как в Азкабане. Ждал криков, в конце концов, но только не этого. Что же, похоже он недооценил Сириуса Блэка. – Ты слышал меня, Гарри. Я готов дать клятву. Майрон, – Сириус повернул голову к Владыке Мордора. – Скрепи наши узы. Майрон кивнул, приступая к ритуалу, протягивая руку и используя свою магию вместо палочки. – Обещаешь ли ты, Сириус Блэк, присматривать за моим учеником и своим крестником Гарри, когда он будет в опасности и когда будет нуждаться в твоей защите и твоей помощи? – Обещаю. Тонкий сверкающий язык пламени вырвался из пальцев Владыки, изогнулся, словно окружив их сцепленные руки докрасна раскаленной проволокой. – Обещаешь ли ты всеми силами защищать Гарри и быть верным ему до самого конца, какие бы ни были трудности и против кого бы тебе не пришлось выступить, даже если это будут твои старые друзья из Братства кольца? – Обещаю. Второй тонкий сверкающий язык пламени вырвался и окружил первую нить, сцепляясь с первой. Гарри нахмурился, пытаясь побороть внезапно возникшую мелкую вибрацию и дрожь по всему телу. Он всё ещё не мог до конца поверить в то, что Сириус, его Сириус действительно сделал это – принёс Непреложный Обет! Его не нужно было защищать! Он уже не был ребёнком, который не мог за себя постоять, живя в коморке под лестницей на Тисовой улице в доме Дурслей. И он не был маленькой принцессой, запертой в башне, которую нужно постоянно спасать! Ну почему? Глупый, глупый Сириус! Зачем, ну зачем он принёс этот ужасный, невыносимый Непреложный обет?!?! Да, Гарри избегал крёстного долгое время, боясь признаться ему о своих отношениях «мастер-ученик» с Майроном. Да, он бегал, юлил, перебегал с темы на тему, лишь бы избежать этого разговора в самом начале, но знал, что он был не избежен. Так или иначе он бы состоялся. Так или иначе он произошёл. Несмотря на то, что юноша успешно избегал Бродягу в течение многих месяцев, что, нужно отметить, тоже не было лёгкой задачей... – А если понадобится... Если станет ясно, что в какой-то момент ты предстанешь перед выбором: спасти свою жизнь или жизнь Гарри, обещаешь ли ты выполнить свой долг и умереть за него? Нет, Бродяга... НЕТ! Это он, Гарри, должен был дать Непреложный Обет, не Сириус! Его. Сириус. Он не хотел, чтобы за него умирали таким образом! Только не так! Юноше хотелось выкрикнуть мужчине об этом прямо в лицо, но все слова застряли в горле, когда он, не отрываясь от серебристой нити вокруг их крепкой хватки, и лишь обречённо смотрел на то, как магия соединяет их жизни навеки. Раз и навсегда. На мгновение воцарилась тишина. Майрон молча наблюдал за тем, как серебристые нити сплетаются вокруг ученика и его крёстного. – Обещаю, – ровно и бесстрастно сказал Блэк, не отрывая взгляда от Майрона, а потом перевёл его на Гарри. Третий язык пламени, вырвавшись из пальцев, сплелся с первыми двумя, опутал крепко стиснутые руки Гарри и Сириуса, словно веревка, словно огненная змея. – Я буду твоим мечом и щитом, Гарри, тебе никуда от этого не деться. Ты от меня так легко уже не отвяжешься (и не собираюсь!) – усмехнулся Блэк, смеясь и взъерошивая волосы одного из последних членов своей семьи. – Когда-нибудь, когда всё закончится, возможно, мы оглянемся назад и посмеёмся над этой клятвой. – Но только не сегодня, – заметил Майрон, тем не менее, не скрывая своего уважения к поступку бывшего мародёра и Бродяги. – Но только не сегодня, – легко согласился Блэк и заключил Гарри в свои крепкие медвежьи объятия. Теперь их судьбы были связаны навеки. Чтобы ни случилось. Это казалось правильным.***
Сириус и Майрон не друзья, но больше и не враги. Принесённая Блэком клятва изменила отношение Владыки Мордора к крёстному его ученика теперь, когда тот не только словом, но делом доказал, что всегда будет на его стороне. Теперь, когда были расставлены все точки над "i", Майрон мог не беспокоиться о предательстве Блэка. Они часто находятся в поле зрения друг друга по мере их общения с Гарри или простого пересечения в Башне, ограничиваясь нейтральным кивками или короткими фразами. Бродяга признаёт, что всё ещё чувствует себя напряжённо при виде Владыки Мордора, но уже не испытывает к нему того чувства отвращения, ярости или презрения, когда только узнал о нём. И не после того, как Саурон помог вытащить его брата, когда это, казалось, было невозможно. Сейчас это было больше похоже на то, как будто они привыкли к присутствию друг друга. Эти двое обменивались более чем одним или двумя словами по утрам и вечерам. Время от времени владыка Мордора даже снисходил до того, чтобы спрашивать мнение Блэка по вопросам обучения Гарри, расспрашивать о его прошлом с точки зрения Сириуса, его характере и привычках, о которых, возможно, сам юноша даже не замечал, но которые были видны со стороны. Бродяга же, будучи крёстным, был наиболее надёжным источником в этих вопросах, нежели все остальные, и мужчина, пользуясь этим, отвечал как можно более кратко, но прямо и в самую точку. Майрона это вполне устраивало – он ценил точность гораздо больше, чем слова, полные воды и лишённые всякого смысла. Гарри часто был единственным предметом их обсуждений, включая как согласия, так и разногласия. Оба часто спорили о том, что лучше для него, а что нет. Бродяге не всегда нравились методы Саурона, и он бы скорее предпочёл держать единственного крестника подальше от Владыки тьмы, но был вынужден признать, что они все трое повязаны и должны были что-то с этим делать. Гарри был одновременно и катализатором споров, и примирителем их отношений одновременно. Он крепко держал их рядом с собой, оставаясь якорем для Сириуса и единственно-важным центром всего его внимания, кроме, может быть, Регулуса, который сейчас находился в коме. Но даже в этом случае юноша оставался единственной надеждой и спасительной соломинкой от того, чтобы Сириус не сошёл с ума в беспокойстве о тех, кого он так сильно любил. Гарри уважал и ценил Майрона, а Сириус ценил и уважал Гарри. Более того, он был предан ему всем своим волчьим сердцем и был готов перегрызть глотку любому, кто попробовал бы причинить вред сыну его лучшего друга. Блэк не смог спасти своего друга тогда, но теперь он мог спасти его сына сейчас. Его единственную семью, которая у него когда-либо осталась теперь, и он не собирался терять Гарри снова. Не тогда, когда он был на уровне вытянутой руки от него, Сириус Блэка. И хотя мужчине не всё нравилось в его текущем положении, это было лучше, чем сидеть в Азкабане или быть преследованным магическим сообществом Англии. Так что хотя отношения Майрона и Сириуса вряд ли можно было бы назвать семейными, некоторая сердечность явно способствовала улучшению их отношений, что, конечно было к лучшему. Их отношения становятся почти дружескими за исключением тех случаев, когда это не так. Когда они всё-таки начинают спорить друг с другом относительно дальнейшей судьбы Гарри и его пути. Сириус понимает, что, возможно, испытывает тот же страх, что и его крестник: он не знает, кто он такой, когда не борется за свою жизнь или не продолжает сражаться. Как будто всё, что он когда-либо знал по-настоящему в своей жизни — это сражение. Но одно он знал точно и теперь уже наверняка — он умрёт за Гарри, если потребуется.