Часть 2. Тёмная Эпоха Средиземья.

***

Их отношения начинались с настороженности, ненависти и страха. Не так, как в большинстве банальных историй о любви с первого взгляда и яркой искры пламенной страсти в глазах, когда хочется накинуться друг на друга и в диком порыве сорвать друг с друга одежду, лишь бы оказаться в постели вместе. У них в животе не полыхали бабочки счастья и не было такого чувства, что они были готовы ждать друг друга и радоваться каждой минуте, проведённой вместе. Они оба не просто не стремились к пониманию, не говоря уже о какой-либо интимной близости. Вовсе нет. И Саурон, и Эовин были так далеки от этого. Они оба воевали и были по разные стороны баррикад. Они сражались, убивали и противостояли друг другу с самого начала. В момент их первой встречи они были далеки не просто от приятных знакомых или чего-то в этом роде. Они были врагами. Саурон медленно проникал в Рохан, плетя свои заговоры и интриги, разжигая раздоры, ненависть и сомнения. Он хотел подчинить себе степных дикарей, как он их считал, хотел не просто победить их в их борьбе, но править ими. Майрон был достойным манипулятором своего имени. Мастером притворства и перевоплощения. Он ставил цель и достигал её, даже если ради этого приходилось идти по головам других. В момент их первой встречи ристанийская царевна была для него никем. Лишь пешкой, наивной забавной девицей, решившей поиграться с мечом и возомнившей себя воином. Но какой бы наивной или глупой она ни была в тот момент, дикая принцесса была для него заманчивым ключом к Рохану. К его заветной цели. Его кладом. Его трофеем. В тот день Эовин потеряла всё. Она потеряла свой дом, лишилась родных от рук ненавистного врага, потеряла свою страну и оказалась в плену под воздействием его магических чар, контролирующих не то, что каждое движение. Каждое её малейшие действие. Он играл с ней, притворяясь её покойным братом, пытаясь втереться в доверие подданых и пытался разрушить её дом. Он был хаосом и разрушителем. Эовин тоже никогда не была подарком. Но она была бойцом и пыталась защитить свою страну. Пыталась, но проиграла. И в итоге потеряла всё, оказавшись пленницей подлых и грязных игр Тёмного Властелина. А Саурон... Майрон... Майрон был доволен. Ему нравилось укрощать сильных противников. Непокорных, отчаянных, диких. Выкованных из стального железа. Неукротимых. Достойных. Даже в каком-то смысле равных ему, каким был мёртвый наследник Исильдура. Да, Саурон ненавидел его, но у него был весомый аргумент. Он имел право ненавидеть своих врагов также, как и они ненавидели его. И будь проклят Арагорн, он был единственным из мира людей, кого он боялся и опасался почти также сильно, как старого мага Гэндальфа, прозванного Олорином. О, какое удовольствие доставило ему победить их. Видеть в их глазах страх и отчаяние. Видеть осознание обречённости их неминуемой гибели на глазах у всех. Он победил их. Он раздавил их. Арагорн мёртв, а Гэндальф в бегах и всё равно что мёртв. Ему не выбраться с континента и не уплыть за море. Владыка Тьмы позаботится об этом. Средиземье станет его могилой. Он уже победил. Ему нравилось побеждать. Чувствовать свою мощь и силу, чувствовать собственную значимость и самоутверждаться за счёт других. Владыке нравилось проявлять жестокость и быть великодушным. Ему нравилось даровать жизнь и отнимать её. Нравилось чувствовать себя всесильным и знать, что ни майар, ни даже сами Валар не могут помешать ему. Осознавать себя самим Богом. Да, ему нравилось побеждать своих врагов. С ними интересно было играть, но он одолел их. Победил, и теперь у него не осталось противников. Никаких. Гарри был не в счёт — они достаточно быстро нашли общий язык и даже никогда не были по-настоящему врагами. Чёрт возьми, он был его Правой рукой, его наследником и учеником! Это было не то. Ему даже не хотелось побеждать и ломать крёстного отца Гарри — Сириуса, не после того, как они оказались связаны самой магией. И он, Саурон Чёрный, лишился противников. Жалкие горстки повстанцев были не в счёт. Едва начавшиеся фитили восстания быстро подавляли крылатые кольценосцы и отряды орков. И даже те, кто остались, были ему уже неинтересны. Они были слишком слабы и жалки, чтобы Чёрный Владыка уделил им хоть какое-то, даже малейшее внимание. Он уже и так ими правил и управлял, как само собой разумеющееся. После того, как он победил самых сильных, слабые стали ему неинтересны. И без противников ему стало тоскливо и скучно. Он жаждал большего. А потом в его поле зрения появилась Она! Красивая дикая лилия! Непокорная и, самое главное, ещё не обузданная Его властью. Она была в его плену, но не была Его! Эовин была красивой белой лилией с холодными, словно сталь, глазами. Она была бунтаркой, ломавшей стереотипы. Женщиной-воительницей, которая бросалась в бой. Она была дикой лошадью с благородными чертами лица и королевских кровей. Гордая воительница, не боявшаяся смерти и жаждущая сражений. Она притягивала, манила к себе своей дерзкой красотой и гордостью. Эовин не была похожа на других женщин. Она не была робкой и той, кто легко преклоняет колени и с отчаянным вниманием жаждет любви и ласки. И она была не из тех, кто так просто сдаётся даже под действием магии. Она сама могла поставить на колени тех, кого хотела. Песня ристанийской царевны была не песней нежности и любви. Её Песней были лёд и сталь. Её Песней была борьба и сражения, а звук поющего в воздухе клинка ласкал слух нежнее самых нежных звуков арфы. Она была не просто девой, решившей поиграть с мужским оружием. Эовин была благородной породистой лошадью с чертами дикости, которую хотелось обуздать. Гордая лошадь, что мчится по степному полю в поисках свободы и жаждущая сражений и славы. И именно это так привлекло к ней Майрона. Таким трофеем хотелось обладать. Её хотелось завоевать. Покорить. Обладать. И этот самый трофей был в шаговой доступности от него – достаточно протянуть руку. В отличие от других, кто либо был уже мёртв, либо бежал, как трус. Эовин же... Эовин была здесь. Майрон зарычал, прижав девушку лицом к стене, когда подкараулил её за поворотом. Эовин боролась, пытаясь вырваться, но крепкая хватка мужчины сделала её абсолютно беспомощной и неподвижной перед ним, а сам Владыка лишь навалился на неё своим мускулистым телом. — Пусти меня! — вскрикнула девушка, извиваясь и пытаясь выкрутиться из под неподъёмного веса своего врага. Который, конечно же, не послушал её и продолжал нависать над ней огромной тенью. — Отвали от меня, ты, урод! — воскликнула Эовин, боднув головой назад, и попыталась было ударить пяткой под дых, но её ногу тут же перехватили и обвили другой. Мужской ногой. А затем тряхнули и резко развернули, припечатав спиной к холодной стене. Огненно-жёлтые пугающие глаза уставились на её бледное от испуга лицо. — Я бы не стал так со мной разговаривать, будь я на твоём месте, маленькая дикарка, — прошипел Саурон, сжимая горло девушки и слегка приподнимая её так, чтобы она была вынуждена встать на носочки, чтобы хотя бы иметь возможность просто дышать. — Пусти меня! Ты — чудовище! — выплюнула девушка, плюя ему прямо в лицо. Её треснули о каменную поверхность, а затем с силой припечатали к стене. — Повтори это ещё раз, грязная ты дикарка, — угрожающе прошипел он, а затем резко поднял её руки вверх, сжимая её горло, словно в тиски. Эовин захрипела и закашлялась, но всё же нашла в себе силы с вызовом поднять голову и посмотреть в жёлтые пугающие зрачки. — Чу... Чу-до-ви-ще! Последовал удар, и звонкая пощёчина по лицу девушки эхом разнеслась по просторам подземелья. — Это лишь вопрос времени, кода ты подчинишься мне, моя маленькая дикарка, — с жаром прошептал Майрон на ухо бунтарке, приподнимая своё колено между ног в опасной близости от интимных мест. Эовин буквально почувствовала, как огонь проникает внутрь, заставляя плавиться толстые слои льда, под которыми было погребено слабо бьющееся сердце. — Ты убил моего брата и человека, которого я любила, — прошипела она, упираясь ледяными ладонями в грудь тёмного властелина и пытаясь его оттолкнуть, но глаза, эти чудовищные глаза заставляли смотреть на него, не позволяя избегать его поля зрения. Они, словно само Всевидящее Око, проникали в самую душу, разрывая её подноготную и заставляя трястись до мелкой вибрирующей дрожи нежных и тонких пальчиков столь юного создания. — Думаешь то, что ты контролируешь моё тело с помощью своей магии, покорит меня? Ты можешь контролировать его, но тебе никогда не покорить мой разум. Только не добровольно! — О нет, моя милая дикарка, — почти с нежностью прошептал Владыка, слегка оголяя плечо девушки и крепко сжимая сосок груди Эовин, заставляя её вскрикнуть от слегка пронзающей боли. — Ты ошибаешься. Поверь мне, я знаю, что ты обо мне думаешь: что я какой-то монстр, разрушающий всё на своём пути и сжигающий этот мир до тла, – произнёс Майрон, почти ласково продолжая растирать сосок, изредка играясь с ним и сжимая до острой боли и заставляя стонать ристанийскую царевну помимо её воли. – Думаешь, я жесток? Это правда, но разве другие ваши вожди не жестоки? Разве ваши мужчины не насилуют женщин, которыми хотят обладать? Ты права, я не рыцарь и не благородный лорд. Я — тёмный Властелин Средиземья и должен поддерживать свою репутацию. Но я не собираюсь тебя насиловать. Я хочу, чтобы ты добровольно отдалась мне, стала моей, принадлежала бы мне. И когда это случится, я хочу, чтобы ты добровольно раздвинула передо мной ноги, дала взять тебя и стонала бы от удовольствия, извиваясь под весом моего прекрасного тела. И когда (не если, а когда) ты это сделаешь, то будешь молить меня о том, чтобы я трахнул тебя так, чтобы ты хотела этого ещё и ещё! – Пошёл ты, – с отвращением сказала Эовин, плюя ему в лицо кровью и попыталась боднуть врага головой прямо в его физиономию, но быстро была побеждена под тяжестью более сильного мужчины, похожего на огромного огнедышащего зверя. В мгновение ока на поднятых вверх руках девушки возникли наручники, приковывающие руки прямо к стене. Затем в неё полетела ещё одна звонкая пощёчина. Эовин вспыхнула, как свеча, чувствуя, как пожар разрастается на её краснеющей щеке. – Ещё раз сделаешь что-то подобное и я тебя выпорю, не посмотрю, что ты царевна, – холодно произнёс Владыка, сжимая горло девушки и заставляя её хрипеть от нехватки воздуха. Вместо ответа она лишь лягнула его ногой, едва не попав в пах. Не дожидаясь повторного неповиновения, Майрон резко развернул царевну носом к стене, одной рукой схватил девушку за растрёпанные от борьбы волосы, прижимая её к стене, а второй рукой задрал подол платья. – Плохая дикарка, – холодно произнёс Майрон, а затем больно шлёпнул принцессу по заднице, заставляя её взвизгнуть и задёргаться в попытках освободиться от своего мучителя, за что тут же получила несколько сильных и беспощадных шлепков. Эовин извивалась и извивалась, когда владыка резко сдёрнул с неё трусики, опустив в непристойном виде до самых колен, и нанёс ещё несколько болезненных ударов своей твёрдой рукой по беззащитной покрасневшей коже. Эовин дёргается и извивается под твёрдой рукой владыки, пытаясь оттолкнуть его от себя сверкающим задом, но тёмный властелин лишь крепко прижимает её к себе, наваливаясь на неё всем своим телом и опуская руку на зад девушки. Эовин чуть не задохнулась от возмущения. Её никогда не пороли! – Пусти! Ты не имеешь права так со мной обращаться, я ристанийская царевна! – Ристанийские царевны не ведут себя так непочтительно, – нравоучительно произнёс Майрон, не слушая вопли девушки и продолжая наносить один за другим серии ударов. – И не плюют в лицо даже своим врагам. – Ты убил моих родных и близких! Ты убивал, унижал и уничтожал мой народ! И ты продолжаешь унижать меня! Ты так сильно хочешь меня? – прорычала Эовин в ярости. – Иди и возьми меня! Легко побеждать, когда твой противник беззащитен! Попробуй одолеть меня, не в цепях и не закованной в кандалах, а с клинком в руке! Брови Майрона слегка приподнимаются, когда он по-хозяйски кладёт руку на зад Эовин, почти нежно проведя по ней кругами и посылая дрожь по всему телу девушки. Эовин слегка дёргается, пытаясь увернуться от навязчивого прикосновения и едва не задыхается от паники, когда чувствует, как рука этого чудовища оказывается в опасной близости от тех самых мест, а палец находит маленькую дырочку и ласково проводит по колечку мышц. Владыка лишь улыбается, чувствуя, как сжимается попка пленницы от страха, ожидая чего-то... Чего-то страшного, что по её мнению, должно произойти. Мужчина хмыкает, когда Эовин пытается повернуть к нему голову, находясь в неудобной для неё позе, и сталкивается с ней глазами. – Хорошо, маленькая дикарка, пусть будет по-твоему, – ухмыляется Майрон, чувствуя азарт и, убрав палец от дырочки, тут же шлёпает её по заднице. Девушка вскрикивает, возмущенно открывая рот, чтобы разразиться ругательствами, но указательный палец Владыки тут же оказывается рядом, прикасаясь к губам царевны и заставляя её заткнуться. – Пусть будет по-твоему, маленькая дикарка, я дам тебе меч. Но мы заключим пари. Если выиграешь ты, я так и быть, отвяжу тебя, дам тебе свободно передвигаться по замку при условии, что ты никого не попытаешься убить, и даже не буду прикасаться к тебе, пока ты сама этого не захочешь. – А если я проиграю? – тихо спросила Эовин, мысленно замирая от того, какими ужасными могут быть фантазии её заклятого врага и боясь того, что он может с ней сделать. – Я трахну тебя, – просто ответил Майрон, взяв девушку за подбородок и заставляя её посмотреть ему прямо в глаза. – Но когда я сделаю это, ты придёшь ко мне добровольно, встанешь передо мной на колени и сама попросишь меня об этом маленьком одолжении, широко раздвинешь свои прелестные белые ножки и будешь визжать и стонать от удовольствия под моим весом, когда я буду иметь тебя. Согласна? – А если я откажусь? – нахмурившись, спросила царевна. Ей совсем не нравилась такая перспектива. Она не хотела, чтобы её изнасиловали. И уж точно не так! – Я всё равно тебя сломаю и покорю своей воле, – пожав плечами, ответил Майрон. – Возможно, даже что-то сломаю. Тебе решать, какой части ты лишишься первой. И вряд ли это будет в такой же приятной обстановке, как сейчас, – добавил он, пристально наблюдая за своей пленницей, вмиг вспыхнувшей пламенем от возмущения. – И это ты называешь хорошим предложением? Из всего этого... Это? – Это лучше пыточной или того, что я мог бы сделать с тобой, сдирая с тебя кожу и лишая частей тела, разделяя их по кусочкам и отправляя их врагам в качестве сувенира. Тебе повезло, что ты мне нравишься и я позволяю тебе биться со мной, хоть это и бесполезно. Без шансов. Но я благодушен, и мне интересно узнать, на что способны ристанийские царевны, – пожав плечами, нарочито равнодушно добавил Владыка, сохраняя всю невозмутимость на своём красивом и каменном лице. – Я... Я согласна, – приглушённо ответила девушка, понимая, что ей, в отличие от немногих привилегированных врагов, предоставили выбор. Даже если этот выбор был заранее проигрышным, это было лучше, чем не иметь никакого, пусть даже и призрачного шанса. Быть может, Судьба будет к ней благосклонна и ей улыбнётся удача сегодня, какой бы отчаянной она ни была. – Прекрасно, но перед этим я всё же хочу закончить своё наказание за твой плевок, дикарка, – кивнул Майрон и начал отстёгивать свой ремень. Глаза Эовин расширились от ужаса, когда она увидела широкую чёрную кожаную полоску. – Не волнуйся, милая дикарка, ты получишь всего десять ударов за свой острый язычок, прежде, чем мы начнём. А после, я, так и быть, сдержу своё слово. – Это нечестно! Мы так не договаривались! – восклицает Эовин, но тут же замолкает, когда видит, как Майрон устрашающе щёлкает ремнём, а затем с любовью прикладывает его к беззащитной коже девушки, примеряясь и заставляя её вздрогнуть и сжаться от предстоящей порции боли. – Я проявил к тебе милосердие, неблагодарная ты дикарка. Ты заслуживаешь куда больше ударов за свой проступок, и я бы выдрал тебя до крови, дав тебе сотню плетей в придачу, но мы договорились и я выполню часть своего обещания. Но это не отменяет наказания за моё оскорбление. – пожав плечами, отвечает Майрон и без предупреждения наносит первый удар. – Ай! – вскрикивает девушка, не ожидая, что ей будет так больно от первого удара. Владыка методично отстёгивает обещанные десять ударов, наслаждаясь песенными воплями ристанийской царевны. Девушка шипит, чувствуя жалящие укусы на своей нежной непоротой коже. Майрон наносит удары жёстко и быстро, даже не заставляя считать вслух свою пленницу, считая это явно ненужной прелюдией. Всё проходит, как в тумане, и девушка не сразу понимает, когда страшный ремень перестает жалить, а руки перестают быть связанными. Порка заканчивается также быстро, как и началась, и Эовин, пользуясь тем, что её затёкшие руки теперь свободны, тут же начинает тереть полыхающую огнем задницу. Властелин ухмыляется на это действие и даёт бунтарке пару минут прежде, чем бросает ей меч. Эовин тут же бросается к нему. Царевна дерётся, как разъярённая львица, нанося резкие рубящие удары, но Майрон с лёгкостью отбивает каждый из них. Эовин рычит на его наглую ухмылку. Она видит, что он играется с ней и забавляется её неуклюжей слабостью после унизительной порки, знает, что он может покончить со всем этим в одну секунду, если захочет, но всё равно отчаянно продолжает бороться несмотря на то, что видела их немыслимые тренировки с Гарри. Пожар, полыхающий в её заднице и оставленный от ударов тёмного властелина, лишь разгоняет кровь. Адреналин бьёт дикарке в голову с новой силой. Эовин упорно сопротивляется, стараясь не потерять остатки своего достоинства. Майрон позволяет ей, чувствуя азарт от этой игры и её отчаянных попыток. Это немного не так, как проходят его тренировки с Гарри. Гарри – его ученик, а Эовин... Эовин – совсем другое дело. В их агрессивной пляске есть какой-то странный огонь, какая-то страсть, пробуждающая звериный голод внутри самого тёмного и мрачного повелителя Средиземья. Майрон быстр для своего размера и для столь хрупкой девушки, как Эовин, но он всё ещё следует за боевым танцем роханской девицы, отражая удары один за другим и не отрывая ярко-алого взгляда от её раскрасневшегося лица. На её лице появляется мимолётная улыбка, когда ей удаётся задеть Майрона, но она быстро спадает, когда противник ставит ей подножку и одним резким толчком бросает на каменный пол, словно мешок, набитый картошкой. Владыка не гнушается ударить девушку кулаком в нос, разбивая его до крови, потому что сейчас перед ним не хрупкая царевна, а противница – дикая девица, по глупой наивности возомнившая себя воительницей, достойной сразиться с Ним, повелителем тёмного края! Что же, он быстро спустит её с небес на землю. Эовин падает и утыкается носом в землю. Майрон отбрасывает одним грубым пинком уже бесполезный меч в сторону и прижимает её к каменному полу. Царевна продолжает бесполезно трепыхаться, когда чувствует, что захвачена в тисках под тяжёлым весом Майрона. Эовин стискивает зубы и щёлкает, пытаясь укусить мужчину, но тщетно. Смех владыки эхом разносится по залу, и Эовин проглатывает злые слёзы от унижения и осознания того, что она проиграла. Её сердце замирает и делает двойное сальто, когда она вспоминает о проигранном пари и с ужасом ждёт того, к чему может привести фантазия Майрона. *** – Милая дикарка, – приветствует Майрон, почти ласково целуя девушку в щёку и гладя её по мягким отливающим золотом волосам, словно благородную породистую кобылку. – Ты ведь знаешь, что меня зовут Эовин, не так ли? Или ты забыл? – сонно бормочет царевна, изображая слабую борьбу и стараясь увернуться от очередного поцелуя мужчины. – О, я никогда не забуду, как ты упала на колени, а я схватил тебя за волосы и протер тобой пол с задранной юбкой и сверкающей красной задницей после того, как ты проиграла мне ту битву, – смеется Майрон, наклоняясь совсем близко и оказываясь к ней лицом к лицу. Он нежно покусывает нежную губку девушки, лаская её и осыпая нежно-дразнящими поцелуями, опускающимися спиралью вниз по обнажённой шее. – Ты всё ещё мог бы называть меня по имени, – задыхаясь, простонала Эовин, когда Майрон задел особенно чувствительное место. – Мог бы, но не хочу, – пожав плечами, просто ответил мужчина. Майрон поднялся с кровати и, подойдя к шкафу, достал верёвку. Приподнявшись на локтях, Эовин с любопытством посмотрела на них. – Что ты собираешься с ними делать? – Связать тебя, конечно же, – хмыкнул владыка так, как будто это было очевидно и играючи помахал верёвками. – Подойди сюда, – приказал он, сменив нежный и ласковый тон, на холодный и стальной, не терпящий и капли возражений. Эовин вздрогнула, но повиновалась, вставая. Чёрная шёлковая ткань упала вниз, оставляя девушку полностью обнажённой и беззащитной. Майрон одобрительно кивнул, заворожённо наблюдая за прекрасным и полностью обнажённым телом, и указал на место рядом с собой. Царевна на ватных ногах подошла к нему. Также повернулась и наклонилась, вытянув руки вперёд и повинуясь приказам своего повелителя. Запястья Эовин привязаны к столбу прямо перед ней. Девушка попробовала ими пошевелить. Бесполезно. Запястья были прочно связаны тугими верёвками. Мужчина усмехнулся, наблюдая за жалкими экспериментами любовницы и обхватил её могучими руками и притянул в свои объятия. Длинные тёмные волосы упали на лицо, рассыпаясь по могучим плечам. Эовин завязала было борьбу, но Майрон лишь жадно впился губами под горячим телом, столь отчаянно жаждущим прикосновений, пусть и таких грубых. Сильных. Властных. И, как ни странно, Защитных. Это было неправильно. Так не должно было быть! Она должна была бороться с ним до конца на поле боля, а не быть с ним здесь в таких позах! Но теперь, оказавшись в крепких и надёжных руках Майрона, Эовин чувствует, что пропала и какого бы прогресса она не добилась в игнорировании и ненависти к Майрону, он был потерян. По какой-то неизвестной ей причине она не могла его ненавидеть. Она не должна была испытывать каких-либо тёплых чувств к этому монстру, который держал ее, словно в клетке, к монстру, который забрал у неё дядю Теодена и брата Эомера. Она должна была его ненавидеть! Должна была отомстить ему, раздавить, растоптать, уничтожить, но по какой-то чёртовой причине не могла. Неужели она сломалась? Эовин утешала себя тем, что это было из-за парализующего заклинания, полностью контролирующего её тела за исключением тех случаев, когда чудовище хотело поиграть с ней и её дикой натурой, но в глубине души понимала, что не могла обманывать себя вечно. Она бежала от этих чувств, как от лесного пожара, но каждый раз, каждый чёртов раз, когда она натыкалась на голодные и жаждущие глаза Майрона, её сердце начинало учащано биться, а внутри чувствовалось страшное похотливое желание подчиниться заклятому врагу! И это её пугало. По-настоящему пугало. Она не могла влюбиться во врага! Только не так! В ту ночь они почти не отходили друг от друга, полностью поглощённые друг другом и страстью, охватившими их обоих. — Я знаю, что я не тот, о ком ты когда-либо мечтала, — сказал Майрон утром, когда они закончили, и повернувшись к девушке, стоя у самой двери. Эовин, приподнявшаяся на локтях и прикрывающая себя одеялом, блестящими и пронзительными глазами посмотрела на Владыку. — А тот, кого ты любила, мёртв. Но даже если бы он был жив, то он выбрал не тебя. — Ты ничего не знаешь, Майрон, — прошептала она, но её надтреснутый голос эхом разнёсся по спальне. — Может и так, — легко согласился Владыка. — И всё же я знаю, что я не тот, кого ты бы выбрала добровольно. Будь он жив, ты выбрала бы его. Но вся правда в том, что Он не выбрал тебя. Он отказал тебе, не дав даже и шанса. Он предпочёл вечернюю звезду эльфов яркому золотистому солнцу людей. — Ты ничего не знаешь, — повторила Эовин, сжимая шелковистые простыни и отказываясь признаваться даже самой себе в том, что Владыка был прав. Он был прав! Я не могу дать то, что ты хочешь, моё сердце принадлежит другой, эхом услышала она далёкие и жестокие слова Арагорна. Ещё не зажившая рана дала трещину. Она гноилась и разъедала её изнутри, заставляя выть и метаться от безумного отчаяния. От того, что ей отказал тот, кого она так сильно любила. Тот, кому она отдала бы всё: свою красоту, свою доброту, свою верность, свою любовь, свою Жизнь! Но, видимо, этого было недостаточно, чтобы покорить Следопыта с Севера и наследника Исильдура и законного правителя Гондора. Её всегда было бы недостаточно, и если бы он даже и выбрал её, то лишь из жалости или если бы Она уплыла от него тогда на своё долбанный Запад! Стала бы лишь её заменой. Он выбрал бы её лишь тогда, когда эльфийки не было бы рядом, и только. Не стоило строить лишних иллюзий и витать в облаках. Он не остался бы с ней только потому, что Она любила его. Этого было недостаточно. Не будь Саурона в этом мире, сын Араторна всё равно бы не выбрал её, потому что он любил Арвен. Саурона там не было, когда они полюбили друг друга. Его не было видно и за милю на горизонте, и он бы уж точно никогда бы не стал фигурировать в их идеальном будущем. Нет. Не Владыка Мордора разбил ей сердце. Существуй он или не существуй — всё едино. Она не досталась бы ему, а он ей. Нет. Не Владыка Мордора разбил ей сердце. О нет. Он сделал это, но не сильнее, чем это сделал Арагорн. Он сделал больно даже без всякого вмешательства Тёмного Властелина. Майрон был прав. Люди были жестоки и разрушали не хуже самого вселенского зла. Словно почувствовав смятение в неспокойном сердце девушки, Майрон подошёл к ней. – Я знаю, что я не Арагорн, что я не Он. Ты никогда не принадлежала бы ему. Не по-настоящему, — прошептал Майрон в опасной близости от лица девушки, нежно проведя по её белокурым локонам, слегка отливающим золотом. — Но ты могла бы принадлежать Мне! Ты могла бы стать чем-то больше, чем заменой в сердце северного следопыта. Ты была бы моей прекрасной, неотразимо-опасной, неукротимой любимой дикой женой. Только представь, Тёмный Властелин Средиземья и его воинствующая царица в иссиня-чёрных доспехах подле него. Мы могли бы править этим миром вместе. Ты могла бы стать моей королевой! Эовин вздрогнула, поднимая широко распахнутые глаза и в шоке уставившись на Майрона. Она ожидала всего, что угодно от Тёмного Властелина Средиземья, но явно не этого. Она могла быть его дикаркой. Его любовницей. Его пленницей, но это? Это было невозможно! — Да ты как никак издеваешься надо мной, неужели? — взорвалась девушка, явно решив, что это очередная уловка, и с ней просто на просто играют в какие-то дурацкие игры и плетут непонятные интриги! Но Владыка, похоже, был явно не согласен с подобной оценкой, поэтому вместо лишних слов он просто взял и подошёл ближе, взяв её за руки и вложив её руки в свои. — Ты это сейчас серьёзно? — опешив, спросила Эовин, только сейчас, кажется, поняв, что Владыка, действительно, с ней не шутит и говорит совершенно серьёзно. — Да, — просто ответил Майрон, и сердце Эовин разбилось вдребезги. — Да. Ты могла бы стать моей королевой.