Два стеклянных сердца

      — А ты… ты даже переплюнуть своего непутёвого шисюна не можешь! — совершенно не задумываясь, ляпнул Цзинь Цзысюань сразу после того, как Цзян Чэн, шипя сквозь зубы, назвал его высокомерным «павлином».       Цзян Чэн вдруг вспыхнул, словно факел, а в воздухе, кажется, запахло озоном. В его глубоких, до жути тёмных глазах будто началась гроза, а вполне сносное для наследника Ордена лицо исказило гримасой злобы. Цзинь Цзысюань невольно отшатнулся назад, кладя правую руку на рукоять Суйхуа. Что-что, но он никак не ожидал такую ужасающую реакцию на столь банальные слова, которые тот наверняка слышал от других. Ладно, если бы всё обошлось просто реакцией, но Цзян Чэн шибко резко поднял руку вверх с зажатой в кулак ладонью, а Цзинь Цзысюань никак не успел отреагировать, лишь упираясь бедром в письменный стол. Слава Небесам, Вэй Ин успел схватить своего шиди за локоть, когда рука того была аж в одном цуне от лица Цзинь Цзысюаня.       — Цзян Чэн, не стоит марать руки об этого «павлина». — спокойным тоном сказал он, пытаясь оттащить шиди от Цзинь Цзысюаня.       Но, увы, безуспешно.       Цзян Чэн, сжав губы в тонкую полоску, вырвал руку из крепкой хватки Вэй Ина и направил кулак прямо в скулу Цзинь Цзысюаня.       — Молодой господин Цзинь! Молодой господин Цзян! — кричали адепты их Орденов со всех сторон. Это было последнее, что услышал Цзинь Цзысюань перед тем, как в ушах зазвенело, а он повалился на пол, ударяясь-таки ногой об угол стола.       Цзян Чэн, усевшись между ног Цзинь Цзысюаня, бил наугад: попадал то по рёбрам, то по подбородку, то вообще в живот. Цзинь Цзысюань тоже не оставался в долгу, оставляя мощные удары на теле юноши, иногда с силой ударяя в солнечное сплетение, что на несколько мгновений охлаждало пыл Цзян Чэна. Он чувствовал, как кто-то пытался стащить Цзян Чэна с него, но ни одна попытка не увенчалась успехом, а мощные ноги, накаченные многочисленными тренировками и ночными охотами, всё сильнее и сильнее сжимались на его бёдрах. Он слышал разные голоса: кто-то кричал, кто-то визжал, кто-то пытался чётко говорить, что, естественно, в этой суматохе не получалось. Но Цзинь Цзысюань не мог различить ни одну реплику, ощущая всё тот же звон в ушах, который с каждой секундой нарастал и нарастал.       Избиение прекратилось спустя несколько ударов по грудной клетке, а он, в свою очередь, различил грубый и чертовски громкий голос прямо над своим лицом:       — Никогда — слышишь? — никогда больше не смей говорить, что он, блять, лучше меня! — а после уже Цзинь Цзысюань вмазал кулаком по губе Цзян Чэна.       — Мудак. — выплюнул Цзинь Цзысюань, ударяя коленом по пояснице Цзян Чэна.       Тот упал прямо на него, упираясь руками в пол. Он пытался дать сдачу тем же способом — ударить коленом, — но его наконец-то кто-то стащил с Цзинь Цзысюаня, а в кабинете, словно гроза, раздался крик Лань Цижэна, который, видимо, только-только пришёл на занятие:       — Прекратить потасовку! А вы двое будете наказаны! — как змея прошипел старик, теребя себя за седую козлиную бородку.       Цзинь Цзысюань сел на пол и с ужасом понял, что их застали за дракой в самих Облачных Глубинах. Мало того, что он, наследник великого Ордена, подрался с сыном лучшей подруги матушки, так сейчас выглядел максимально жалко: с разбитой в кровь губой, с парочкой синяков на светлой коже, которые на удивление уже успели появиться, и с кроваво-красным потёком на чисто-белом воротничке. Правда, он не был уверен, чья это кровь: его, или, всё же, Цзян Чэн оставил. Так ещё места ударов болезненно саднило, отчего ему приходилось морщиться и покусывать щёки изнутри.       Матушка и отец точно будут недовольны, узнав об этом!

***

      Цзинь Цзысюань сидел в покоях, выделенных ему на время обучения в Облачных Глубинах, прямо напротив бронзового зеркала. Изображение в отражении было каким-то кривым и словно чужим, а на светлой — практически белоснежной — коже красовались три светло-коричневых пятнышка: два на щеке, в которую Цзян Чэн ударил впервые, и один на подбородке. Вот-вот и они должны зацвести тёмно-синим или, что ещё хуже, ярко-фиолетовым. Да ещё и губа опухла и стала похожа на спелую хурму. Ниже носа находилась запёкшаяся полоска крови. На лице молодого господина Цзинь таких изъянов быть не должно!       Цзинь Цзысюань достал из рукава глиняный бутыль с позолоченными пионами. Окунув два пальца в его содержимое, он нанёс на синяки прохладную мазь. Кожу неприятно закололо, пришлось поморщиться, чтобы боль чувствовалась меньше. Эту лечебную мазь в его вещи положила матушка, словно чувствовала, что её тщеславный сын обязательно ввяжется во что-нибудь. И она оказалась права, как всегда. Как только Цзинь Цзысюань коснулся кончиком пальца опухшей губы, ту болезненно обожгло.       — Блядство.       Масло в огонь подливало ещё то, что наказанием за драку в классе был не простой выговор или лекция от Лань Цижэна, а переписывание аж трёх тысяч правил в библиотеке под присмотром до жути строгого Лань Ванцзи! И ведь переписывать ни один и ни два раза, а целых три!       Радовало одно — Цзян Чэн обязательно получит по заслугам. И не только здесь, в Облачных Глубинах, но и дома от мадам Юй. Ведь всё же именно он являлся зачинщиком драки. От этой мысли по нутру разлилось счастливое, сладкое, тягучее чувство мести. Точнее Цзинь Цзысюань надеялся, что это чувство мести. Хоть ему тоже всё-таки придётся отбыть своё наказание.

***

      На следующий день Цзинь Цзысюань послушно пришёл в библиотеку.       Цзян Чэн сидел напротив, серьёзный и невозмутимый. Его брови были сдвинуты к переносице, скулы поджаты, а пальцы крепко сжимали кисточку и водили ею по бумаге, вырисовывая, как казалось Цзинь Цзысюаню со стороны, аккуратные иероглифы. На его лице расцвело четыре синяка — зачем Цзинь Цзысюань вообще начал их считать? — нижняя губа тоже опухла. Неужели Цзинь Цзысюань настолько сильно бил? Он ведь даже не пытался навредить, чтобы матушка не узнала об этом всём от мадам Юй и не отругала его. Своими ударами он хотел лишь отогнать Цзян Чэна от себя, пытался защититься. Но получилось немного по-другому. А ведь этот придурок даже не удосужился намазать раны мазью, которая у него точно была, чтобы сейчас его лицо выглядело так, как выглядит всегда. Интересно, эти побои заживут до окончания обучения в Гусу Лань без должного обращения, или Цзян Чэн так и поедет домой, в Пристань Лотоса, разукрашенным? А как отреагировала дева Цзян на такой относительно жалкий вид младшего брата?       Цзинь Цзысюань тряхнул головой, прогоняя навязчивые вопросы, и отвернулся от Цзян Чэна, что продолжал выполнять наказание, даже не обращая внимания на то, что лицо его вчерашнего противника, по которому он нещадно бил, выглядело ничуть не хуже прежнего.       Лань Ванцзи сидел в другом углу библиотеке и с отрешённым выражением лица читал какую-то книгу. Осанка ровная, одежды без единой складки, лобная лента будто приросла к голове, а щёки юноши были белее снега. Цзинь Цзысюань всего лишь на секунду позавидовал ему, но тут же отдёрнул себя от этой мысли, стараясь выровнять спину так же, как Лань Ванцзи. Вроде бы получилось, но меж лопаток неприятно зазудело, поэтому пришлось вернуться в исходное положение и почесать-таки спину.       Цзинь Цзысюань взглянул на свой стол: пять листов бумаги, которые сегодня нужно было исписать правилами, книга с тремя тысячами правил, кисточка и тушь для письма. Уже давно нужно было приняться за переписывания, но ноющие после вчерашнего костяшки пальцев напрочь отказывались держать кисть в руках, отчего та то и дело падала на стол. Цзинь Цзысюань с надеждой посмотрел на Цзян Чэна — небось, у него та же проблема! — но тот уверенно продолжал заполнять иероглифами уже второй листок.       «Чтобы этот сопляк закончил раньше меня? — подумал Цзинь Цзысюань, подхватывая кисточку. — Да ни в жизни!»       С этой мыслью он с новой силой принялся за наказание, превозмогая почти адскую боль в ладони.