Tell me what's been happening
What's been on your mind?
Lately you've been searching for a darker place to hide
That's alright¹
— Ма-акс! — у Антона уже болит глотка кричать. И сил почти не осталось: тело полностью продрогло от январского холода, а тонкие джинсы на ногах и куртка на плечах тоже не под стать погоде. Соседи сейчас могут выйти из-за шума. Антон думает, что кричать бессмысленно, — ему не откроют. Из квартиры слышна музыка, чей-то смех и много голосов. Вот и всё. Последний шанс попасть в квартиру канул в лету. А ведь ему говорили: «Ты приедешь, и всё будет в норме. Я приготовил ужин, Шастик, приезжай пораньше». А Шастик, блять, приехал. Выписался раньше из больницы под строгим взглядом Арсения Сергеевича, будто он его учитель и Антон что-то натворил в школе. Но, на самом деле, Шастун реально чувствовал себя ребёнком рядом с ним. Он скатывается спиной по стене вниз, ещё пару раз постучав в дверь, но, получив полное ничего, решает сдаться. Для него это всегда было верным решением, но сейчас он не уверен, что останется жив после этого. Антону кажется, что он перегибает палку, — ведь бомжи не умирают в подъездах, но и те спят чуть ли не в тёплых шубах, а Шаст сейчас в весенних вещах. Антону кажется, что единственный выход для него, — звонить Арсу. Чтобы хотя бы тот отвёз его в ближайшую гостиницу. — Антон? — голос на той стороне будто заспанный, хотя сейчас только десять вечера. Может, начальник жаворонок и ложится рано, и Антон его разбудил? — Арсений Сергеевич, вы можете приехать и отвезти меня в ближайшую гостиницу? — голос предательски ломается, а слезы встают поперёк горла. Ещё не хватало расплакаться. — Что? Какая гостиница, Шастун? Когда тебя выписывали раньше положенного срока, ты сказал, что всё будет в порядке и будешь дома в тепле, — Арсений неосознанно повышает голос, кажется, вскакивая с кровати, но Шастун уже не соображает. Пальцам больно от холода держать телефон, а слёзы всё сильнее сковывают горло, не давая произнести и слова. Ему будто резко перекрыли доступ к кислороду, и теперь единственный выход — выпустить все ядовитые солёные капли. — Арсений Сергеевич, пожалуйста, мне холодно, — только и выдавливает из себя Антон, шумно всхлипывая. Кажется, если кто-то сейчас зайдёт на лестничную площадку, то может спутать его с душевнобольным, а сейчас такого точно не хочется. — Я сделаю всё, только заберите меня отсюда. Он мне не открывает. Ещё один всхлип — и Антон тонет в слезах. Глаза застилает пелена, и телефон падает из рук, оставляя Арсения пытаться докричаться до вызываемого абонента, но абонент, кажется, вне зоны действия сети.***
Попову хочется выть от безысходности. Знал, что всё будет так. Знал, что всё пойдет через жопу, когда ещё еле стоящий на ногах Антон молил о том, чтобы его выписали пораньше, но заверял, да он клялся всем, чем только можно, что всё будет хорошо и дома его встретят радушно. Встретили. Сейчас Арс аккуратно вёз сонного Антона в его квартиру, и это даже не обсуждалось. Попов может и на диване поспать, но картина, которую он увидел, всё ещё стоит перед глазами, заставляя руки сильнее сжимать руль до неприятного треска кожи на обивке. Антон тогда лежал тряпичной куклой на полу, облокотившись на стену, склонив голову вбок, а телефон валялся рядом с разряженным аккумулятором. Обидно. Обидно, что этот Максим может так обращаться с человеком, который его любит. Злит. Злит, что Шастун сам себе врёт, когда говорит, что будет всё в порядке. Не в порядке же, Арсений видит. Почему нельзя спокойно ему всё рассказать? Да хотя бы поверхностно, чтобы решить какие-то проблемы. Шумный выдох вырывается из груди. Да потому что. Потому что он Антону никто. Арсений никак не появляется в жизни Шастуна под другим углом: ни как друг, ни как какой-то близкий человек. Просто начальник, а Антон — подчинённый. Так почему же сейчас этот подчинённый, укутанный в плед, который специально находится всегда в багажнике, лежит и вздрагивает на очередном громком шуме? Шаст спит неспокойно, постоянно дёргается или вскрикивает, будто ему снятся кошмары. Но Попов не знал, что самый настоящий кошмар у него впереди. Антон снова препирается, но не так уж и сильно, потому что дрëма ещё не спала с поплывшего мозга, но и не успела она уйти, как голова соприкасается с мягкой подушкой. Арсений укладывает его осторожно, будто он маленький ребенок, который заболел и теперь за ним только уход и уход, а ещё много любви и ласки — прямо как врач прописал. Арсений стелет себе в зале, тихо включая телевизор, потому что не знает, сможет ли он уснуть в эту ночь спокойно. Уставшее лицо освещено тусклым светом от какой-то телепередачи, пока сам Арсений лежит на спине, вслушиваясь в «тишину» квартиры. Ему только удаётся уснуть на самое мгновение, и даже телевизор успевает выключиться от таймера, как на всю площадь квартиры раздаётся тихий вой. Попов даже не сразу понимает, что эти звуки исходят из его спальни, потому что думает, что это и вправду собаки начали выть под окнами, но когда он залетает в комнату и видит плачущего Антона, то сердце сжимается. — Антон, — он тихо зовёт его, но тот резко дёргается, давясь собственным всхлипом. Шасту сложно дышать, грудь сдавливает, тишина напрягает, незнакомая обстановка вокруг пугает, а холод в глазах любимого человека уже просто убивает оставшиеся силы. Он снова завывает, давая эмоциям возможность вырваться наружу. Абсолютно всем, которые только у него есть. Арс осторожно подходит к кровати, присаживаясь рядом. Антон складывается напополам, плача в собственные ладони, сгорбленная спина постоянно вздрагивает, а с губ слетают новые всхлипы. — Шаст, посмотри на меня, — у Арсения сердце сейчас точно не выдержит, потому что таких слёз он ещё не видел ни у кого. Глаза Антона полны боли, но даже сейчас Шастун улыбается — пытается показать, что всё хорошо, но слезы его оставляют безоружным. — Я ему не нужен. Пока я здесь вою, он развлекается там. Я не смог попасть в собственную квартиру. Я жалок, — слова срываются с губ неожиданно, но Антону будто это только и надо: ему хочется поговорить, хочется вывалить все проблемы наружу, но всё, что он может, — это глотать слова, говорить несвязные предложения и давиться собственными соплями и слезами. — Ты мне нужен. Я бы не приехал к тебе в такую ночь, я бы не нёс тебя три этажа вниз, я бы не вёз тебя в свою квартиру, и я бы не уложил тебя в свою постель, если бы ты был не нужен. Ты не жалок, совсем нет. Посмотри на себя, ты красивый, весёлый, да ты иногда светишь ярче солнца, — Арсений не знает, зачем это говорит, но чувствует влагу на собственных щеках и тут же быстро вытирает их тыльной стороной ладони, чтобы Антон не начал на почве его слез плакать ещё сильнее. — Не уходи, пожалуйста. Я не могу спать один, — Антон дрожит, будто замёрз. У него охрип голос из-за всех звуков, которые он издавал, пока плакал. Арсений улыбается уголком губ и поворачивается корпусом к кровати, поднимая руку, чтобы откинуть одеяло. Шаст сразу дёргается в сторону, прикрывая лицо, ожидая удара. Попов замирает на месте, боясь сделать ещё одно резкое движение. Он смотрит в испуганный взгляд из-под ресниц и не на шутку пугается сам, потому что никогда раньше не встречался с людьми, которые бы дëргались от резких движений. Антон, понимая, что его не будут бить и это всё — только пресловутые рефлексы, расслабляется и ложится спиной к окну. Арсений укладывается лицом к нему — сейчас уже всё равно, кто в чём лежит, потому что Антон быстро засыпает от переутомления и начинает неосознанно жаться к Попову. В груди что-то неприятно колет, потому что Арсений не знает, что с ним делает этот Максим, что Шаст пугается движений рядом с ним. Он не знает, что заставляет Антона жаться к нему, как будто он единственный источник тепла в зимнюю ночь. Нутро колет от обиды или ещё каких-то странных чувств, будто несколько иголочек быстро-быстро колют в несколько мест сразу. Антон утыкается носом в ключицу, обжигая дыханием оголëнную кожу, но даже так понятно, что спит он снова неспокойно. Дыхание сбитое, дëрганое, а грудная клетка и вовсе иногда быстро поднимается и опускается, будто он сейчас снова заплачет. Арсению удаётся заснуть только под утро с мыслью, что ничего путного он придумать не может на сонную голову, а поутру всё равно будет плохо себя чувствовать из-за недостатка привычного количества сна.