Don't you ever leave me alone
My war is over
Be my shelter from the storm
My war is over
I am a sad boy¹
Антон просыпается первым. Еле разлепляет засохшие глаза, с минуту ещё думает, почему ему так тяжело дышать, будто лёгкие сдавило, но не так, чтобы специально перекрыть воздух. Сонный мозг не сразу соображает, но парень и не замечает этого. Он только сильнее утыкается в ключицу, думая, что это Максим; в голове будто становится пусто и легко, ему кажется, что всё это был просто страшный кошмар. Чужие руки начинают на автомате оглаживать спину, поднимаясь вверх к макушке, и начинают её массировать. Антон ластится как маленький котёнок, который потерялся и сейчас готов верить любому, кто его возьмёт только на руки. Он делает глубокий вдох и понимает, что его обнимает не Макс. Это не тот острый запах какого-то прогнившего парфюма, который часто щекотал ноздри, заставляя слезиться глаза. Это что-то тёплое, не объяснимое словами. Просто когда вдыхаешь, будто становится так хорошо. Шаст наконец-то вспоминает, что вчера происходило, и несколько слёз скатываются по щеке. Это не сон. Это кошмар наяву, который так и норовит добить мужчину полностью. — Антон? Я чувствую твои слёзы, — голос у Арсения чуть охрипший, но стоит ему пару раз прокашляться, как всё уже в порядке, только лёгкая дрëма ещё так и норовит вернуть в сонное царство. Шаст сжимается, тычется носом между подушкой и чужой шеей. Руки Арсения исчезают с его спины, а потом и сам Попов отодвигается дальше, чтобы видеть лицо его ночного гостя. У Антона, как он и думал, опухли глаза, на щеках следы от сна, а чёлка вся спуталась между собой. В этот же момент за спиной резко светлеет, наверное, солнце наконец-то вышло из-за облаков, оповещая жителей города о том, что пора вставать на работу или в школу. А кому-то ещё можно поваляться в тёплой постели. Шасту хочется закрыться одеялом от пытливого и изучающего его взгляда, но ему не дают. Арс обхватывает рукой ткань, начиная спускать её вниз, но так, чтобы не нарушать личных границ. Он ведь знает, что Антон и так зашуганный, а если ещё начать лезть в его зону комфорта, то можно заказывать гроб для одного трусливого крольчонка. — Арсений Сергеевич, не смотрите на меня так, — шепчет Антон, не удерживая тёплого взгляда напротив. Арсений вообще никаких отрицательных эмоций не испытывает, хотя, как кажется Шастуну, должен. Хотя бы капельку злости, раздражения или презрения. Нельзя же так смотреть! С нежностью, будто Арсений увидел кошку с её котятами и теперь готов бесконечно наблюдать, как молодая мама вылизывает своих деток, параллельно следя, чтобы те не разбежались. С беспокойством, будто и вправду боится за состояние Антона. А Антон не верит, ему внушили, что никто не может на него так смотреть, потому что: «Ты же просто сломанная игрушка, кто к тебе вообще захочет прикасаться?». А Арсений и не знает, что делает не так. Не смотреть как? Опешивает от такой просьбы, теряясь в своих собственных мыслях, резко врывается в реальность. Округляет глаза и отпускает до сих пор находящееся в руках одеяло. — Хорошо? — то ли спрашивает, то ли утверждает Попов, падая обратно головой на подушку. — Мы можем поговорить о том, что было ночью? Хотя бы просто поверхностно, я не хочу на тебя давить. Антон прикусывает губу, подтягивая одеяло до плеч, оставляя снаружи только голову. Смотрит на Арсения, а потом за него. Он думает, что если ничего не будет говорить, то и вопрос просто растворится, будто его не было. Но Арс никуда не исчезает, как и его поднятая левая бровь. «Ты же не ребенок, Антон, тебе рот дан не только, чтобы удовлетворять Максима», — Антону от одних этих мыслей тошно. Ему кажется, что его парень выдрессировал не только его самого, но и его мысли. — Я просто когда приехал в квартиру. Там… там было закрыто, и я решил позвонить Максиму, а он ещё и не брал. А потом… а потом я смотрю, и какие-то девушки в квартиру заходят, — несколько слез скатываются на подушку, а слова начинают будто тонуть в подступающих всхлипах, — и я зашёл вместе с ними, а меня встретил… а меня встретил Максим в спальне и сказал выйти, пока они не наиграются. Вот теперь у Арсения взгляд злой, только не на Антона, а на этого Максима. Насколько люди иногда бывают ублюдками, не знающими границ и не заботящимися о людях, которые готовы их боготворить. Шастун начинает заходиться плачем, прямо как ночью, но Арсений решает, что никаких вопросов больше не будет задавать. Антон сказал всё, что хотел и что смог. Арс делает выпад вперёд, поднимая руку вверх, чтобы обнять за плечи, но Шаст дёргается назад, жмурясь и сразу закрывая лицо одеялом. Попов сам на себя шипит внутренне, вспоминая, что рядом с этим хрупким существом вообще нельзя делать подобных резких выпадов. — Просто обниму. Можно? — Арс никогда не думал, что будет спрашивать о том, можно ли обнять человека. Нет, конечно, это тоже своеобразное соблюдение личных границ, но ведь в объятьях ничего плохого нет? Попов пытается не думать об этом, потому что сразу лезут мысли о том, что мог делать с Антоном его парень дома, когда их никто не видит, а единственный способ сбежать из квартиры — пойти наперекор главному тирану. Антон неуверенно кивает, выглядывая из своего «домика». Арсений осторожно, будто берёт в руки младенца, обвивает руками Шастуна за плечи, прижимая к себе. Отдаёт всё тепло и всю нежность, которая таится в большом сердце, но оно обливается кровью от обиды и злости на несправедливый мир. Потому что он совсем немного хочет почувствовать себя эгоистом и мечтать, чтобы каждый день был вот таким: не со слезами на глазах, а просто с Антоном. В одной кровати, в широких объятьях, в рассматривании друг друга, будто не видели сто лет. Но увы. Антон смотрит так на другого, живёт так с другим, мучается так с другим.***
— Можешь остаться в квартире, Антон. Хотя нет, сиди точно в квартире, я даю тебе отгул, Шастун, бе-бе-бе, — сам с собой разговаривает Антон, стараясь не сойти с ума в четырёх стенах чужой квартиры. Попов решил, что ему будет лучше дать один день отгула. И причём за счёт Арсения Сергеевича! Это же вообще ужас. И главное — начальник точно не возьмёт деньги, а если втихую как-то подкинуть их, то точно вернёт обратно, так ещё и по голове настучит. По коже пробегает холодный ветерок, разливая склизкий комок сомнения, что что-то здесь нечисто. С такой жизнью реально становишься параноиком. Антон в который раз проверяет свой телефон, понимая, что никто ему так и не писал, а в чате висят непрочитанные сообщения ещё со вчерашнего дня. Глубокий вдох и выдох, чтобы оставить голову пустой. — Значит, приготовлю ему что-нибудь, надеюсь, что в его холодильнике найдутся нужные ингредиенты. Шаст занимает кухню полностью. Включает телевизор, будто находится у себя дома, оставляя на фоне очередную историю любви по Первому каналу. Заглядывая в холодильник, находит пачку свежих шампиньонов, и в голове сразу строится воображаемая таблица блюд, состоящих из грибов. На глаза попадаются сливки, а чуть поодаль, спрятавшись за бутылкой молока, лежит сыр. Антон думает, что если найдет ещё хотя бы одну луковицу и постарается откопать в недрах морозилки куриное филе, то может выйти неплохой жюльен. Ещё десять минут — и на столе уже все ингредиенты для идеального ужина. А в голову сразу лезут воспоминания о Максиме: и как тот постоянно плевался от стряпни парня, и как Антон часто получал за порчу продуктов. Эта идея кажется уже не такой хорошей, когда филе быстро размораживается в микроволновке. Шаст быстро находит фартук с орнаментом в виде сочной клубники, потому что запачкать одежду хозяина квартиры не хотелось. Как он вообще оказался в шортах и майке Попова — тоже хороший вопрос. По квартире разносится пряный запах жареного мяса и лука, и Антон снова расслабляется за своим любимым делом, уходя куда-то в себя. Он знает, что это плохо, что ему ни в коем случае нельзя оставаться наедине со своими мыслями, но что же поделать? Шаст снова думает о Максиме. Тот наверняка отсыпается после шумной ночки. С какими глазами он смотрел на проскочившего в квартиру Антона — от этого взгляда животный страх развивается где-то внутри, пуская по коже холод. Он вспоминает, как его забирали возле двери собственной квартиры и сквозь сон было слышно маты Арсения, как он злился и пытался достучаться, но не получалось. А в машине, кажется, начальник пытался что-то спросить у Антона, но тот не отвечал, безжизненной куклой лежал на заднем сиденье и пытался не заплакать. — Блять, — Антон матерится, потому что режется о тëрку. У него подобное иногда бывает, руки сами помнят, что делать, пока мозг находится далеко не в этой вселенной, но и в таких несложных движениях бывают сбои. Кровь идёт маленькой струйкой, стекая по пальцу, но Антон всё-таки доделывает начатое, накрывая своё творение крышкой и чуть убавляя газ. Окунает палец под холодную воду, снова погружаясь в свои мысли. «Ты дал слабину, Шаст. Нельзя так, ты же обещал, что не будешь плакать, хотя бы сам себе…» — мысли сами собой появляются в голове, будто уже и не тот Антон разговаривает со своим внутренним я. В нём реально поселилось две личности, и одна точно побеждает другую, оттесняя в сторону и морально задавливая. Из мыслей вырывает хлопок двери. — Это чем так пахнет? — удивлëнно тянет Попов, быстрее проходя на кухню. Возле плиты стоит Антон в его дурацком фартуке и придерживает одной рукой сковородку. Арсений, честно сказать, не помнит уже, когда в последний раз он приходил с работы, а в доме пахло чем-то вкусным. Наверное, в далёком детстве, хотя и тогда не каждый день его баловали такими ужинами. В его доме самообслуживание брало верх. — Я тут решил тебя отблагодарить… Прости, если нельзя было брать продукты, за них я точно могу отдать деньги… — Стой-стой, всё в порядке, я оставил тебя одного в квартире, зная, на что иду. Ты мог спокойно брать всё, что тебе хочется, и готовить, что тебе хочется. Кстати, что ты приготовил? — О, это жюльен! — Антон весь расцветает на глазах, выключает газ и снимает крышку, восторжëнно продолжая свой рассказ. — Меня тогда ещё бабушка научила своему тайному рецепту, сказала, что он всегда будет получаться идеальным. Попробуешь? Антон неуверенно улыбается, смотря, как Арсений быстро моет руки и уже в открытую пускает слюни на его аппетитный ужин. Арс отодвигает подчинëнного от плиты, беря в руки чистую тарелку и быстро накладывая еду. Шастун чувствует вибрацию в кармане шорт, и сердце ухает в пятки, когда гаджет отзывается ещё несколькими вибрациями, оповещая своего владельца о новых сообщениях. Максим 19:08 Ну и где ты, сука? Шалавам вход был вчера запрещён, уж простите Я только не пойму, куда ты делся, такой шавке, как тебе, не у кого переночевать Даже родственники — и те подохли Надеюсь, что ты умер от переохлаждения А если живой — не возвращайся, здесь тебя никто не ждëт.