Зависло в дыму молчание, стоишь на краю отчаяния.
Всего один шаг, всё как то не так...
И окна скрипят голодными взглядами,
И мысли летят, отравлены ядами.¹
— Анто-он, открой, пожалуйста, — у Арсения ком стоит поперёк горла, который с такой силой сжимает глотку, что становится плохо. Было же так всё хорошо: Арсений спокойно садился за свежеприготовленный жюльен, а Антон уже собирался садиться с ним, но только у него начал вибрировать телефон, как улыбка с лица сразу исчезла. А потом — какой-то звук, больше похожий на скулëж маленького щенка, чем на всхлип, и сожителя уже след простыл, а дверь в ванную шумно хлопнула. — Арсений, прошу… Мне стыдно, — слёзы бесконечным водопадом стекают по щекам, падая на белоснежный кафель и на одежду. Попов прикусывает губу, присаживаясь возле двери. Как бы он не был голоден, но сейчас аппетит вовсе пропадает, оставляя после себя только рвотный рефлекс. — Шаст, что произошло? Ты можешь мне довериться, я не буду тебя осуждать… — Да просто, — слово тонет в очередном всхлипе, а потом Арс начинает не на шутку переживать, когда по ту сторону двери становится настолько тихо, будто Антон и вправду что-то сделал с собой и теперь лежит безжизненной куклой, а Арсений даже ничего не может сделать. — Просто Максим снова писал. Он снова затронул больные для меня темы… сказал, что в том доме меня больше никто не ждёт и я могу катиться на любой хуй. Шаст замолкает, сжимая в пальцах грязное полотенце, которое он ещё использовал при готовке. Вокруг бёдер обмотан фартук, и Антон только сейчас понимает, что с ним не очень удобно сидеть, потому что узелок давит на спину, а сама верёвка затянулась вокруг бёдер, впиваясь сквозь одежду. Арсений облокачивается головой на дверь. Тяжело дышит, будто пробежал целый марафон, но на самом деле ему самому плохо за Шастуна. Ему сложно смотреть, как тот плачет, давясь собственными всхлипами, как дёргается от каждого резкого движения, как тот постоянно ходит понурый, но как только кто-то появляется рядом с ним — сразу весь такой человек-солнце. — Антон, — тихо зовёт Арсений, поворачивая голову в сторону кухни, чтобы посмотреть в окно. Там солнце медленно заходит за многоэтажки, оставляя после себя разливающиеся по небу красные и оранжевые краски. — М-м? — тяжело отзывается Антон, будто ему морально сложно сделать хоть какие-то движения или вымолвить из себя парочку слов. — Пойдëм посмотрим мультики? Поедим твой жюльен, я буду его расхваливать... Можем заказать целое ведро мороженого, чтобы объесться им, и потом, валяясь, стонать от того, что мы переели. — Шоколадное? — будто ребёнок отзывается Антон, и у Арса возникает перед глазами чёткий образ маленького мальчика с красными глазами от слёз, ободранными коленками после неудачной пробежки. На глазах невольно проступает влага, но Попов старается её сдержать, шумно вдыхая. — Шоколадное, — так же тихо говорит Арсений, отодвигаясь от двери. Опирается на стену и встаёт, слыша шум воды в ванной, а потом видит самого Шастуна, когда он открывает дверь. Потерянный и растрëпанный воробушек, который выпал из гнезда и теперь потерялся в этом большом опасном мире, где при любом удобном случае на него может напасть хищник или просто зверь, который сильнее его. Антон уходит в сторону зала, прячась в груде неубранных подушек и тёплого одеяла с цветочками на пододеяльнике. Арсений умиляется такой картине, и в сердце что-то приятно теплеет, разливаясь сладкой патокой по всему телу. Ему хочется мурлыкать от такой картины, потому что она слишком милая, слишком домашняя, но в то же время больно осознавать, что это всё вынужденно. Что Шаст бы по просьбе Арса не пошёл бы смотреть с ним мультики, что если бы мужчина не предложил мороженое, то вряд ли Антон попросил бы сам об этом. — Можно «Холодное сердце»? — шмыгает носом, заворачиваясь в одеяло с головой, пока в это время Арсений уже принёс всю сковородку с жюльеном в зал, ставя на специальную подставку. Потому что сам мужчина даже не знает, сколько съест. — Можно, — тепло отзывается Попов, передавая выбор мультика в руки Антона. Они не знают, сколько так сидят, пока Арсений не наедается стряпней Шастуна. Антон удивлён. Последний раз такую неподдельную радость на лице от его еды он видел у родителей. Эти воспоминания больно бьют под дых, заставляя снова и снова возвращаться к мультфильму в котором, как назло, начинает играть та самая песня «Отпусти и забудь». Он уже жалеет, что выбрал этот мультик. Антон уговаривает Арсения заказать мороженое прямо до двери обычной доставкой, потому что оставаться в квартире одному не хочется, выходить вместе из тёплого кокона — тоже. Арс легко соглашается, беря сразу два ведра на будущее, а когда мороженое оказывается в их руках, то понимает, что оно слишком сладкое для его организма. В нём один чистый шоколад, и как Шаст легко уплетает его за обе щеки — загадка. — Арс, — Антон ставит полусъеденное ведёрко на стол, вытирая вспотевшие руки о футболку. Арсений лениво отрывается от титров по телевизору, поворачиваясь вбок, — я же не могу у тебя вечно сидеть. Можешь помочь вещи собрать из той квартиры? Я просто не хочу туда идти один. А потом просто сниму какой-нибудь номер в отеле… — Шаст, всё в норме, можешь остаться у меня, насколько пожелаешь, ты не приносишь дискомфорта. За оплату не переживай, можешь, — Арсений на секунду зависает, пытаясь придумать какую-нибудь тупую отговорку, лишь бы не видеть грусть в глазах напротив, — оплачивать проживание своей едой. Она поистине шикарная. Попов улыбается, когда Антон смущëнно отводит взгляд в сторону, краснея кончиками ушей, кутается сильнее в одеяло, пряча слабую улыбку, потому что кажется, что даже такое выражение эмоций для него это уже победа. Они же искренние. Оставшийся вечер проходит в спокойном ритме, пока не приходится ложиться спать. Антон теперь уже отказывается ложиться на кровать хозяина квартиры, ведь: «Я не хочу забирать у тебя ещё и кровать. В зале хороший диван». В этот момент Арсений понимает, что какой же Шастун всё-таки упёртый баран, даже не так, он — маленький упëртый ягнëнок, на которого крикнешь, и он сразу станет пугливым комочком. Арс не знает, что снится Антону в три ночи, но мужчина послушно сидит возле дивана, что-то тихо шепча, потому что истерики накатывают неожиданно даже для самого Шастуна. Никаких всхлипов, никаких криков — просто тихие завывания, и, если бы не острый слух Арсения, то он вряд ли бы вообще услышал эти мольбы о помощи. Пальцы зарываются в пшеничные волосы, начиная их перебирать. Мужчина старается не нарушать личные границы и не лезет с ногами на диван, чтобы обнять Антона, хотя желание довольно большое. Вместо этого он сонно рассказывает Шасту «Маленького принца», не дословно, конечно, но хотя бы поверхностно, чтобы забить чужую голову мыслями о книге, а не о чём-то плохом.***
Антон тяжело дышит, когда ступает по своей же квартире, будто по минному полю. Это же, чёрт возьми, и его территория тоже, так почему он должен чувствовать себя здесь как загнанный зверь в капкан? Эти мысли роем жужжат в голове, мешая вспоминать, что он вообще хотел взять здесь. Несколько комплектов одежды лежало в спортивной сумке на кровати, ещё несколько дорогих сердцу безделушек: маленькая статуэтка слоника, которую подарила ещё бабушка при жизни, приговаривая, что это на счастье, дедушкина пепельница в виде змеи, которая так некстати послужила плохим воспоминанием, но целым уроком на всю жизнь, что курить это вредно — вредно, но успокаивает нервишки — и рамка с фотографией всей семьи вместе. Шастун матерится себе под нос, потому что приходится вытащить её из деревянной окантовки и вставить в общий альбом, который нужно будет потом перебрать, потому что там может быть и вся жизнь Антона, но Максим тоже затесался на каких-то фотографиях. Громкий крик с лестничного пролёта заставляет выбежать пулей из квартиры. — Я сказал, пошёл вон отсюда, — Антон видит неуверенный удар со стороны Максима в сторону лица Арса, но тот просто отклоняется в сторону, потому что первый точно не в состоянии адекватно мыслить, ходить, да и говорить тоже. Антона будто парализует, когда Попов всё-таки получает удар под дых, но тут же отвечает хорошим ударом в челюсть. Внимание Шастуна полностью приковано к сцепившимся мужчинам, и кто из них проигрывает, а кто выигрывает —непонятно. У Максима сбита координация, но он вытаскивает своим размером, будто дерёшься с целым шкафом, а Попов берёт выносливостью и реакцией. Из оцепенения Антон выходит, только когда его легонько бьют по щекам, пытаясь привести в чувства. — Антон, твою мать! — почти кричит Арсений, выводя парня из парализованного состояния, но тот всё ещё выглядит потерянным. — Молодой человек, можно побыстрее? — слышится грубый голос со стороны, и Шаст замечает униформу полиции. Сердце пропускает удар. — Сейчас, видите, в каком он состоянии? — чуть ли не рычит Попов, стараясь мягко подтолкнуть Антона на выход из квартиры, потому что тот как стоял в проёме, так и стоит. Полицейский цокает и начинает медленно спускаться вниз, когда дверь наконец-то хлопает, закрываясь на ключ, а Шастун начинает идти сам, но сумка находится на плече Арсения.***
Арсений устало трëт виски, когда снова видит этот ёбаный участок, в котором был буквально несколько недель назад. Участковый снова дрючит его с какими-то протоколами, что нет, это был не взлом, подтверждая, что Антон Шастун — один из хозяев этой квартиры, что нет, это было не нападение и это чистая ложь — просто Попов не хочет возиться с ещё большим количеством документов, а дома его ждёт перепуганный Шастун, которого тоже допрашивали, но, поняв, что от того мало чего добьешься, отпустили, и Арс попросил его вызвать такси, а водителю втихую доплатил, чтобы тот проверил, дойдёт ли Антон до самой двери квартиры. Телефон начинает противно вибрировать в кармане куртки. — Да, Серëж, — устало отзывается в телефонную трубку. Оттуда сразу же слышатся громкие крики на фоне и ещё какой-то шум, больше похожий на то, что кто-то что-то уронил. — Попов, комиссия на подходе, ты где? — Арсений страдальчески улыбается, не зная, что ответить. Ну пиздец, что едет эта комиссия, потому что они по плану ждали их ровно через неделю, а Попов снова в участке. — Кузнецова, не тупи, уноси это всё к Журавлю и жгите прямо там с Гагариной! Матвиенко орëт, и Арсений даже не хочет ему перечить, потому что хвостатый точно знает, что делать в таких ситуациях, чтобы не попасться. — Я в участке… — Опять? Ты там поселиться решил, что ли? Бебур, стой, лети выключать пожарную сигналку в сорок седьмом кабинете, там сейчас будет жарко, — Сережа действует как настоящий начальник, даёт какие-то идиотские указания, душой понимая, что половина из этого нихуя не поможет, а если их ещё и спалят, то выпишут штраф в такую круглую сумму, что надутая жаба из Шрека охуеет. — Давай я тебе потом всё объясню, мне и так хуёво сейчас, — и это отчасти правда, потому что рёбра ноют, отбитый копчик болит, а на лице начинают проступать несколько больших синяков, — я на тебя рассчитываю, ты за главного, только не спалитесь со своим мангалом. Отправляй Гороха за своей троицей святой, пусть помогают. Когда эти суки приезжают — мы все в одном котле. — Окей, я надеюсь, у вас там всё в порядке, — он явно выделяет интонацией «вас», намекая Арсению ещё и на Антона, и на лице невольно проступает улыбка. — Я всё расскажу потом. Правда. Главное, чтобы у вас там было всё хорошо. Он кладёт трубку с чистой душой, полностью доверяя своему лучшему другу и хорошему сотруднику. Арсений бы даже сказал — одному из лучших. Да, Серёжа может страдать хернёй, но точно знает, что от него хотят и делает всё в сроки, никогда не подводя. Единственные мысли, которые сейчас заполняют голову Попова, связаны с Антоном. Доехал? Довели до квартиры? Что он уже успел натворить в одиночестве? Мыслительный процесс неожиданно прерывается вибрацией телефона. Антон 16:09 Я выпил пустырника, приготовил макароны с соусом, а сам пойду спать. И эти слова, пусть и выглядит как отчёт перед строгим родителем по типу «а что ты сегодня делал?», «а что будешь делать?», но Арсению становится спокойнее: он расслабляется на месте и даже не сразу замечает, когда ему подают новую бумажку, чтобы проставить подписи. Главное — Антон дома, и ему ничего не угрожает, по крайней мере, в данный момент.