Вдох-выдох и мы опять играем в любимых.
Пропадаем и тонем в нежности заливах,
Не боясь и не тая этих чувств сильных.
Ловим сладкие грёзы на сказочных склонах.¹
Арсений поправляет прилипшую чёлку Антона, целует в горячий лоб и уходит в сторону прихожей, начиная обуваться. Антон булькает заложенным носом, несколько раз кашляет и переворачивается на другой бок. Поцелуй ощущается как лекарство в эти осенние деньки, и даже тот факт, что в квартире появилось отопление, не отменяет того, что всё равно холодно. Но Арсений так не считает — это не его тут колотит от мороза. — Купи воздушный шоколад! — последнее, что слышит Арсений перед выходом за порог. В мыслях некая путаница, а в неё ещё добавляют новую нить в виде пометки о покупке шоколадки этому большому заболевшему ребёнку. Ну нужно было ему сидеть под кондиционером и потом ходить без шапки? У Антона после крика начинает сильнее болеть горло. Он только сквозь сон вылезает из одеяльного кокона, брызгает лекарство в рот и снова засыпает. Солнце, которое уже почти не греет, противно лезет в глаза, пытаясь разбудить Антона. Он еле открывает веки, смотрит по сторонам и падает обратно. В руках сразу оказывается телефон, и он проверяет все социальные сети. Ничего нового — только проект от Арсения Сергеевича, нужные бумаги от Оксаны и ещё пара ненужных писем. Градусник, поставленный заранее, показывает 37.6, а это значит, что жить можно. Главное сейчас — избавиться от заложенного носа и боли в горле, но вот только из нужных медикаментов в аптечке Арса оказалась старая брызгалка в рот, да таблетки от головы. Вряд ли Антон сможет вытерпеть до вечера, поэтому приходится встать и упорно пройти до кухни, оставляя одеяло на плечах, из-за чего оно уже успело собрать неубранную пыль и другую грязь. Они же вроде мыли полы недавно… В холодильнике стоят бутерброды с маленькой запиской: «Сегодня буду допоздна, если будет слишком плохо — иди спать». Антон улыбается и откладывает исписанный стикер на стол, а сам вытаскивает простые бутерброды с колбасой. Они с Арсением хотели устроить романтический ужин сегодня, но вместо свечей будет подсветка от телевизора, а вместо вина — горячий чай с печеньем. От осенних болезней и хандры осталось только в плед завернуться. Но лекарства нужны Антону сейчас, потому что температура, он уверен, поползëт в скором времени стремительно вверх, а для горла нужно что-то эффективней. Как раз в пяти минутах от дома находится аптека, можно сходить туда и не переться по холоду дольше, чем следует. Антон это и делает. Быстро завтракает, моет за собой посуду и идёт одеваться. В этот раз он и шапку, и шарф Арсения надевает, чтоб не застудиться ещё сильнее. Лифт оказывается сломанным, и приходится спуститься по лестнице, но Антону это не мешает. Он открывает дверь, выходит на улицу, и нос тут же начинает мёрзнуть вместе с остальными конечностями. Он не сразу ориентируется в пространстве и дёргается, когда рядом вырисовывается чья-то фигура. — Привет, крольчонок, — голос Максима изменился, стал грубее и суше, и черты лица всё ещё выжженными картинами всплывают в голове Антона. Тот сначала думает, что у него галлюцинации, и делает пару шагов назад. — Я тебе тут букет принёс. — Извините, вы, наверное, ошиблись, — Антон жмурится, кутается в шарф и прячет руки в карманы. Он делает вид, что не знает Макса, и пытается пройти мимо, но его хватают за руку, благо дутая куртка не даёт всех привилегий для мёртвой хватки по сравнению с летом. — Отпусти, иначе я буду кричать. — Брось, заяц. Смотри, твои любимые хризантемы. Пойдём домой, поваляемся, расслабимся, как раньше. Максим тычет букет буквально в лицо Антону, а тот уворачивается от него. Резко дёргает руку, чтобы его перестали касаться, и делает пару шагов вперёд, чтобы были какие-то ходы отступления при нападении. — Как раньше не будет. Не знаю, сколько ты меня тут караулишь и как узнал, что я дома, но лучше уйди. — Антон, не совершай ошибок. — Я однажды совершил. Когда начал с тобой встречаться. Иди на хуй, Макс. У меня новая жизнь, и в ней тебе места нет. Антон уверенно разворачивается на пятках в сторону его изначального пункта, а самого внутри трясёт и вовсе не от холода. Он послал на хуй Максима. Он, блять, послал Максима. Антон не замечает, как перед лицом уже появляется вывеска аптеки, и он быстро заходит внутрь, оборачиваясь. Сзади никого нет, а значит, Максим действительно ушёл, либо в худшем исходе ждёт его на лавочке возле подъезда. Сердце быстро колотится, а руки потряхивает от всех нахлынувших ощущений и воспоминаний. Он покупает всё, что необходимо для борьбы с осенней простудой, и берёт себе аскорбинки. У дома Антона никто не ждёт, а в мусорке валяется тот самый букет хризантем. «Кретин, я всю жизнь люблю лилии», — думает Антон, когда заходит в дом. Антон 12:16 Я послал Максима Очень грубо и далекоАрсений 12:18
Что? Он приходил к тебе? Он приставал? Мне нужно приехать?
Антон 12:18 Нет, всё хорошо, он меня караулил перед подъездом Приходил с букетом, но я сказал, что в моей новой жизни нет места емуАрсений 12:19
Пидорас он ëбаный
Пиши мне, если он опять вернётся
И что ты вообще делал на улице?
Антон 12:20 Температура поднялась, решил, что схожу за таблетками в нашу аптеку рядом котораяАрсений 12:20
А, хорошо, смотри у меня там, отдыхай лучше
Антон оставляет сообщения Арсения просто прочитанными и уходит в спальню принимать лекарства и отсыпаться за весь день.***
Арсений заносит поднос с горячими кружками любимого чая и разными печеньями с конфетами. Антон тут же нападает на овсяное печенье, как изверг макая его в чай, а Арсений только смотрит на него и не скрывает искренней улыбки. Антон замирает с набитым ртом, у него в уголках скопились уже крошки, а какая-то часть печеньки утонула в чае, но Арс всё равно любуется. Они включают сначала какую-то сопливую мелодраму от скуки, потом индийский боевик, чтобы посмеяться, а потом включают «Все псы попадают в рай», чтобы просто насладиться компанией друг друга. Антон заметно напрягается, когда в голову лезет утренний инцидент, и Арс это замечает. Хочет как-то помочь, но думает, что здесь нужны скорее слова, чем какие-то действия. — Уверен, что всё хорошо? — Арсений касается плеча Антона, а тот сразу ластится и падает головой на колени, трётся щекой о тёплые домашние штаны и сдерживает всхлип. На столе стоят две пустые чашки чая, рядом полусъеденная ваза сладостей, а в телевизоре этот старый и до боли знакомый мультик. — Я послал его на хуй. Я смог, Арс, — Антон поворачивается и теперь лежит лицом вверх, разглядывая Арсения с этого ракурса. Арс поправляет сползший на пол плед, прикрывает Антона до груди и чешет густые светлые волосы. — Ты вообще молодец, Антон, самый лучший на этом свете. Антон смотрит сквозь слезы и тянется за бумагой, чтобы высморкаться. Арсений с нежностью улыбается, а когда Антон возвращается обратно на колени, делает «буп» в заострённый нос с родинкой на конце. — Я вообще мог с этим утырком не связываться, — Арсений вопросительно смотрит, давая знак, чтобы Антон продолжал, не дожидаясь встречных вопросов, — я просто оказался не в том месте не в то время. У меня тогда был сложный период: смерть родителей, предательство лучшего друга детства. В клубе даже не получалось напиться нормально, потому что алкоголь просто не брал. И там сидел он. Подкатил ко мне, сделал пару комплиментов, ну и мы просто поболтали. А потом он пригласил к себе, и вот я уже живу с ним. Один раз контролировал, как я сижу в телефоне, — и вот меня уже нет в соцсетях, ни с кем не переписываюсь и почти не использую его. Один раз легонько ударил — и я не заметил, как это превратилось в настоящее избиение. О сексе я вообще молчу, мне до сих пор больно это всё вспоминать… Самое худшее, что он запрещал ходить на кладбище к родителям, — думал, что пойду блядовать. Так я и оказался заперт в четырёх стенах. Прости, если я от тебя дëргаюсь при резких движениях — это всё привычки, выработанные за эти годы. Блять, столько лет был под его контролем, он так сильно меня ломал, что я однажды просто сдался… Это были худшие пять лет моей жизни. Арсений сдерживает слёзы, но некоторые всё равно стекают по подбородку. Антон привстаëт и теперь обнимает Арса поперёк груди, обжигает горячим дыханием ключицу, цепляется пальцами за домашнюю футболку и хочет завыть, когда Арс начинает покачивать его в объятьях и напевать какую-то мелодию. Как ни странно, это успокаивает. — Но теперь у тебя есть я, — тихо шепчет возле самого уха Арсений, прижимаясь к Антону ближе. Хочет вжаться в него полностью и раствориться, забыться навсегда в этом тёплом и родном аромате. — Теперь у меня есть ты, — вторит ему таким же тоном Антон и шмыгает носом, потому что не надо было плакать после того, как он закапал нос. Теперь придётся всю ночь шмыгать, чтобы не брызгать часто. — Спать пойдём? — на экране уже появляются титры, и Арсений привстает с кровати. — А убраться? — Да потом. — Пошли тогда.