Тень, свет и сила

Алина лениво ковыряла вилкой кусок отварной курицы. Все ее силы были направлены на то, чтобы не смотреть на Мала, к которому демонстративно прижималась Зоя. Ну в самом деле, неужели это нужно делать за столом? Звонкий смех шквальной долетел до ушей, и Алина непроизвольно отвернулась к вечно пустующему месту Дарклинга. Они не виделись уже больше недели и она… скучала?.. Ну что за глупость! Просто с ним оказалось куда проще чем с Малом. Ведь мальчик и девочка стали другими. Он больше не боялся гришей, и знал о них куда больше чем Алина. Он вообще знал намного больше, и часто посмеивался с ее вопросов, кажущихся глупыми. Мала знали все дети во дворце и редко упускали возможность поздороваться с ним. И когда Алина видела его с ними, он казался более настоящим, чем с ней. Наверное, Мал чувствовал то же самое. Они зачем-то пытались снова стать лучшими друзьями, как тогда, давно. Зачем?.. Может, стоило дать друг другу возможность узнать тех себя, которыми они стали, но оба упрямо не хотели этого делать. Ведь пытаться воскресить двух сирот куда проще, да? Проблема только в том, что у Алины теперь есть солнце, а у Мала — Зоя, с которой он тоже смеется искреннее. И Алина понимает, что злится на шквальную с каждым днем все меньше, осознавая собственную зависть. Бессмысленную. Бедная одинокая девочка, придумавшая себе призрака чтобы любить. Алина больше не одна. И ее призраки уходят. Их прогоняет заклинатель теней, с которым она смеется, рассказывая о себе, о детстве в приюте, о Первой армии и корпусе картографов. И молчит, слушая о детстве мальчика, что рос в тени великого греха. Наверное, все дело в его возрасте, ведь за несколько недель он, кажется, узнал все о ней. Тайн осталось так мало, что, если бы они когда-то стали врагами, у Алины не осталось бы щита. Дарклингу нравилось встречать ее после занятий с Багрой. Несколько раз Алине даже показалось, будто она увидела его еще до урока. Будто отражение мелькнуло в стекле маленького окна, тут же исчезнув. Но из хижины тут же донесся голос Багры, вечно мерзнущей и сетующей на выпускающих ее тепло гостей. И девушка выбросила, определенно дурацкую, мысль из головы, приступив к занятиям. Правда, увидев его после, едва заметно покраснела, отругав себя за глупые видения. Они гуляли в окрестностях озера, наблюдая за остальными эфириалами, и Дарклинг восхищенно слушал ее рассказы о новых успехах в познании своего дара. Однажды, у выхода из хижины ее ждал Мал, и улыбка, неосознанно предназначенная заклинателю теней, слегка померкла. Мал не заметил. Заметила Алина. — Привет. В простом слове, в сжатых за спиной руках, и в осторожном шаге навстречу, была вся странная неловкость, которая с каждым днем становилась все заметнее. — Мал! Что-то в хижине громко бахнуло, и оба поспешили убраться подальше. — Знаешь, она сегодня меня похвалила. Слова предназначались не ему, но Алина не удержалась. Друг улыбнулся. — Значит, скоро каньону придет конец. Девушка нахмурилась. Она думала о каньоне каждый день. И с каждым днем мысли были все более странные. — Я думаю, это не так просто. — Конечно. Но я верю, что у тебя обязательно получится. — Дело не во мне, а в Каньоне. — Что ты имеешь ввиду? В самом деле, что? Будто она сама себя об этом не спрашивала. — Ничего, не бери в голову. Это… глупости. Мал тогда только кивнул, и стал рассказывать о своем олене. А спустя неделю Алина лениво ковыряла вилкой кусок отварной курицы, стараясь на него не смотреть. Она теперь особо чувствовала отсутствие Жени, которую этим утром, еще до рассвета, потребовала к себе царица. А Надя с Марией, обычно способные своей болтовней отвлечь от чего угодно, были слишком увлечены обсуждением того, куда вчера ночью так срочно забрали дюжину проливных со шквальными. Впрочем, удивлены были не только они. Гриши до конца обучения редко покидали Малый дворец, в целях осторожности. И вот вчера, далеко после полуночи, многие были разбужены криком в коридорах и громкими шагами. Иван едва ли не летал по коридорам, насильно подрывая с постелей эфириалов, разгоняя их пульс, и избавляя от остатков сна. Никому ничего не объяснили, и, спустя каких-то десять минут, все стихло, только со двора доносилось глухое ржание удаляющихся лошадей… — Ты что, по селедке скучаешь? Шутки про селедку, волшебным образом исчезнувшую из рациона, стали чем-то вроде обязательной программы среди обитателей Малого дворца. Поэтому Алина не сразу поняла, что Мария обращается именно к ней. Она наконец пришла в себя, уставившись на мелкие ниточки того, что в самом начале было куриным филе. — Нет, я… задумалась. — Тебе нужно хоть немного отдохнуть от занятий. Ты слишком много времени проводишь у Багры. Алина горько улыбнулась, окинув взглядом мирно завтракающих гришей. Они мило болтали, спорили, смеялись. Почти идиллия, если не считать того, что каждый орден сидел за своим столом. Сквозь стеклянный купол пробивалось солнце и ничто не напоминало о тьме на Западе. Ничто не напоминало другим. Для Алины, эта тьма была в каждом обращенном на нее взгляде, полном надежды на избавление. — Я просто хочу поскорее покончить с каньоном. — Самое простое из всех объяснений. — Ну, такими стараниями ты быстрее покончишь с самой собой. — Что за глупости, Надя. Сила питает гришей. — Речь вовсе не о силе. Ты выглядишь невероятно, совсем не как та девочка, которую мы впервые увидели. И все же, та девочка смеялась и радовалась, узнавая наш мир. — Пойдем сегодня с нами к озеру, — Мария легко сжала ее ладонь, и в ее глазах появился умоляющий блеск. — Пожалуйста, Алина, ты никогда с нами не упражняешься. Все время с Дарклингом… Девушка зарделась, но подружки даже не заметили. — Он, конечно, усилитель, и все мы чувствуем себя рядом с ним сильнее… — Но он всегда такой мрачный, что кого угодно превратит в свою тень. Алина улыбнулась, согласно кивая. И хоть она вовсе не считала Дарклинга мрачным, и всегда удивлялась, когда другие гриши его таким называли, решила эту тему не развивать. Даже за очень короткое время Малый дворец научил ее не показывать подобных вещей. — Хорошо, пойду. Мария радостно захлопала в ладоши, а Надя, сияя от счастья, на едином выдохе попросила: — Сделаем радугу? — Радугу? — Ну да! Вода и свет! Только представь, как будет красиво! Алина представила. И все равно реальность оказалась куда прекраснее. Когда Оля, проливная, ловким движением рук подняла воду из озера, разделив на тысячи совсем мелких капелек, и Алина пустила свет сквозь них, заставляя переливаться и мерцать… Она подумала, что до этого дня ни разу не представляла, как можно использовать свет кроме борьбы со тьмой. Но свет не должен быть лишь оружием. Ведь он несет жизнь, и красоту, и тепло… Никто из эфириалов, наблюдающих за новым зрелищем, не смотрел на эту радугу так, как смотрела сама Алина. Оля смеялась, собирая капли в причудливые формы, заставляя Алину раз за разом по-новому преломлять свет. Когда капли превратились в маленькие льдинки, и все вокруг заполнили крохотные солнечные зайчики, Алина услышала за спиной голос: — Я тоже с вами хочу! Она не успела даже сообразить, когда Надя подошла ближе, вскинув руки, и пустила ветер вперед, подхватывая льдинки, и кружа их. Зрелище было невероятным. Лукаво улыбаясь, Мария щелкнула кремнем в руке, и наугад стала пытаться выхватить кусочки льда маленькими всполохами огня. Они играли, забавлялись, как малые дети… Вскоре остальные эфириалы стали присоединяться к ним, словно испытывая заклинательницу солнца. Но Алина только громче смеялась, разделяя свет на несколько маленьких сфер, пуская его плясать с водой, подхваченной ветром и огнем. На вряд ли Малый дворец видел когда-то что-то прекраснее. — Ну что, ты уже не такая задумчивая! Надя легко толкнула подругу в плечо, когда они уже сидели на траве, давая рукам отдохнуть. — Никогда не думала, что смогу делать что-то подобное. — Еще подожди, уверена, прочники выдумают для тебя что-то вроде нашего кремня к зимней демонстрации. Алина собиралась что-то ответить, но все вокруг вдруг встрепенулись, подхваченные общим возбуждением. Девушки смотрели по сторонам, в поисках причины, и наконец заметили идущих от Малого дворца ребят в кафтанах шквальных и проливных. Не составило труда понять, что это именно те, кого этой ночью забирал с собой Иван. Все трое вскочили, вместе с толпой направляясь к друзьям, которые теперь стали центром внимания. Ребята это понимали, и раздувались от гордости, не спеша рассказывать в чем было дело. Интрига тянулась, вызывая все новые смешки и выкрики в толпе, пока старший из шквальных наконец не принялся рассказывать. — Ночью горел Балакирев. Дарклинг приказал нам помочь тушить пожар. По правде, — в его голосе появилась гордость, — дюжины было даже многовато. Хватило бы и половины чтобы справиться с… Конец предложения утонул в криках и вопросах, но Алина больше не слушала. Кое как она выбралась из толпы, пытаясь привести мысли в порядок. Он ее послушал. Дарклинг ее послушал. И она… оказалась права? Старший шквальный выглядел невероятно довольным собой, лениво отвечая на вопросы восхищенных эфириалов, и только посмеивался в ответ на озвученные желания быть с ними в прошедшую ночь. Их чествовали, как героев в Балакиреве, это Алина еще успела услышать, направляясь в противоположную толпе сторону, к дворцу. Решимость странным образом пропала, когда кулак уже был занесен над черной дверью. Может он вовсе не ждет ее? И не хочет видеть? В конце концов, он всегда приходил сам… Только не в последние дни. Входить или нет? Вопрос решился сам собой, когда дверь резко распахнулась. На пороге возникла Зоя, и злость на ее лице мгновенно сменилась елейной улыбкой. — Рада видеть тебя! Ее полные губы мазнули по щеке, обдав холодом, но голос за дверью тут же привел в чувство. — Алина? — Добрый день. Тишина немного затянулась, и Алина прокляла себя за нерешительность, которую перед Зоей уж точно не хотела выдавать. — Зоя, ты собиралась идти. — Да. Конечно. Шквальная снова улыбнулась, и единственная причина, по которой Алина быстро вошла в комнату — не позволить Зое увидеть, как она топчется на пороге. — Привет. Дарклинг улыбался, и выглядел ужасно уставшим. Алина понятия не имела, что нужно говорить. Что она скучала?.. — Я слышала о Балакиреве. — Пришла сказать что-то вроде «я же говорила»? — По правде, я думала, ты злишься на меня. — Злюсь? Девушка опустила голову, заламывая пальцы. — Я ведь все время говорю, что думаю, совсем не считаясь с другими. Он подошел ближе, как делал всегда, потому что она не решалась. — Я думал, это называется честность. — Но я вечно кого-то этим обижаю. Хриплый смех. Алине нравится думать, что она одна его слышит. — Чтобы меня обидеть, тебе придется очень постараться. Улыбаясь, девушка поднимает на него взгляд, но прежде серых глаз видит мешки под глазами, тяжелую складку между бровей, и тонкую красную линию на шее — недавно залеченный порез. Алина иронично улыбается самой себе, и неожиданно, даже неосмысленно, говорит слова, для которых нужна бы вся ее храбрость. — Я напридумывала себе, что ты обижен на меня, не хочешь видеть и разговаривать, а ты наверняка был занят куда более важными вещами. Дарклинг не дышит, потому что его самообладание странным образом начинает рушится. У него был план, с безупречной тактикой и стратегией. План казался совершенно идеальным, до этого момента, когда он видит в глазах заклинательницы солнца понимание, что она вовсе не хотела этого говорить. Она смотрит на тонкий шрам, почти добравшийся до пульсирующей жилки. Если бы Алина родилась с даром сердцебита, она наверняка бы услышала, что пульс у него неровный. — Всего лишь нанес небольшой визит фьерданцам у границы. — Говоришь так, будто съездил на охоту за город. Дарклинг ведет плечами, изображая ложную задумчивость. — Охота не так интересна. Алина смеется. Безупречный план с тактикой и стратегией продолжает рушиться. — Я видел тебя на озере сегодня. Это было невероятно. Щеки отчаянно краснеют, он замечает. Какое счастье, что Иван далеко, иначе Дарклинг уже стал бы посмешищем. — Сойдет для зимней демонстрации? — Может быть, — он наклоняет голову. — Как-то покажешь вблизи. Алина вторит его жесту. Поднимает руку, зажигая свет. Маленькая сфера делится на две. И еще. И еще. Дюжина маленьких светящихся точек зависает над ладонью, и Алина, ни секунды не думая, собирает их в одно из созвездий, увиденных в книжке по астрономии. Реальность почти ускользает, когда в тишине раздается шепот Дарклинга. — Звезды не видно днем. На мгновение тени замирают, но только чтобы заполнить комнату, поглощая все, кроме маленьких звезд. В свете этих звезд его лицо кажется еще более уставшим, но это уже совсем не важно. Ведь он протягивает руку. И стоит коснуться лишь кончиками пальцев, ее собственные звезды уже не сосчитать… Алина следит почти за каждой, выстраивая в новые созвездия, несуществующие. Она создает свое небо, собственное. Только для них двоих. Дарклинг восхищенно смотрит на собирающиеся в причудливые узоры точки, и не думает ни о чем. Только о том, насколько это красиво. И еще совсем немного о покое, который дарит это небо. Заклинательница солнца осторожно складывает пальцы, и одна из звездочек спускается прямо к ним. Горит, освещая то крохотное пространство, что осталось между Алиной и Дарклингом. — Эта для тебя. Сможет ли она забыть его взгляд? Улыбку? Склоненную набок голову? Длинные пальцы, осторожно прикасающиеся к крохотному шарику? — Теплая. — Дарю. Это ведь глупо, на самом деле. Стоит Алине разжать ладонь, и все исчезнет, не оставив и следа. Дороже подарка он не получал за всю свою долгую жизнь. — Спасибо. Алина все еще сжимает одной рукой его ладонь. Не отпускает, но вовсе не из-за силы. Длинные пальцы отрываются от светящейся точки, но рука не опускается. Длинные пальцы кажутся горячее самого солнца, когда ложатся в основании шеи, легко поглаживая. Звезды гаснут. Остается тьма и громкое дыхание. Все, кого Алина раньше звала подружками, постоянно твердили, что нельзя говорить мальчикам то, что рвалось наружу. Она плохо усвоила урок. — Я соскучилась. Дарклинг наклоняется ближе, касаясь лбом ее лба. Однажды его научили, что любовь — хрупкая, мимолетная и ненадежная. Он всегда думал, что хорошо усвоил урок. — Я тоже. Его объятия кажутся самым безопасным местом в мире. Ее объятия несут покой.