Тень, свет и сила

Если бы старший картограф увидел теперь Алину, он бы непременно испытал чувство очень приближенное к гордости. Меньше чем за месяц, она воссоздала для себя карту Равки, сложенную на полу в углу комнаты из десятка обычных листов для писем. Еще с десяток были раскиданы вокруг, исписанные кривым и скачущим почерком. Каждая строчка то рвалась куда-то вверх, то падала вниз, будто руки не поспевали за мыслями. Этот угол стал любимым для Алины. По крайней мере, почти все время своего заточения она проводила именно там. Флаконы духов, пустые и полные баночки с ванной, все это стало теперь фигурами на ее карте. Заклинательница солнца раз за разом двигала их, меняла местами и количеством, убирала… несколько со злости даже об стену разбила. День за днем она вспоминала все, что знала о военном деле, все, что узнала на базе в Полизной. Женя исправно таскала ей из библиотеки книги уже не о малой науке, а о тактике, экономике, и огромные тома исторических рукописей. Ярость отступала. Наступали дни безрадостной ясности. Алина все чаще с холодным, как лед, рассудком вглядывалась в границы Равки, и все ближе подбиралась к тому, что казалось ей невыносимо страшным и ужасным. В день, когда лгать себе, отрицать очевидное, и отказываться принимать правду стало уже невозможно, Алина решила, что пришло время выйти из комнаты. И, по совершенно странному стечению обстоятельств, в этот день случилось слишком много всего. Незадолго после рассвета в комнату вошла Женя. И Алина несознательно отступила назад, словно шарахнулась. Портная грустно опустила голову, уставившись на свой красный кафтан. Они обе прекрасно поняли, что именно он значит. Но вопреки ожиданию, Женя произнесла всего два слова. — Мал вернулся. Стыд кольнул лишь на какую-то долю секунды. Тоже вопреки ожиданию. Ведь она вспоминала о нем, все это время, почти каждый день, но, к своему ужасу, как о том, кто может стать ее оковой. И как о том, кого убьют лишь по ее вине. — Можно мне с ним увидеться? — Сомневаюсь. — Мал не может быть лазутчиком. Или он уже придумал новое оправдание моему заточению? — Вы не сможете увидеться, потому что он ранен, и лежит в лазарете. — Ранен?! — Фьерданцы. Алина бросила взгляд на свою карту. Я пробовал идти по другому пути, но меня всегда предавали. Но ведь он был один. Алина зло мотает головой. На саму себя злится. Не отводит глаз от красного кафтана с синей вышивкой — такой же особенный, как и предыдущий. — Красный не слишком идет к твоим волосам. Женя слабо улыбается. Проводит рукой по гладкой ткани. — Сейчас меня это не волнует, правда. Я так долго ждала его… — Ты поверишь мне, если скажу, что действительно рада за тебя? — Конечно поверю! — Тогда расскажи мне все. Девушка часто закивала, проходя вглубь комнаты. — Царь болен, и врачи не могут определить инфекцию, но он очень быстро слабнет. Царица и царевич отбыли из столицы чтобы не заразиться. — И кто теперь правит? — Апрат. — Апрат? Алина подумала, что ей послышалось. Она была совершенно уверена, что после болезни царя и, наверняка, скорой его его кончины, Дарклинг займет трон. Но он допустил к власти… священника? — А Дарклинг? Женя сдвинула плечами. — Отправил к королю лучших целителей. — Но они не помогут, верно? — Осуждаешь меня? Алина тепло улыбнулась, сжав руку подруги. — Не думаю, что имею на это право. Я скорее… побаиваюсь. Портная рассмеялась. — И все же держишь меня за руку, зная все. — Страх и недоверие вещи слишком разные. Алина подалась вперед, крепко обнимая Женю. Рыжие волосы пахли розовым маслом. — Женя, пожалуйста, если я когда-то стану кем-то, из-за кого ты будешь готова покрыть тело ядом, скажи мне это сразу. — Почему ты говоришь мне это? — Я собираюсь выйти из комнаты. Портная округлила глаза, но вовсе не от удивления, а от сбывшейся надежды. — Я заклинательница солнца. Паре опричников меня не удержать. — Не думаю, что Дарклинг хоть на день верил, что им удастся тебя удержать. Алина слабо улыбнулась. Конечно не верил. Но верил, что она сбегать не станет. И эта его вера рождала в ней надежду столь сильную, что, казалось, нет в мире ничего, что смогло бы остановить ее. Это немного пугало. Но лишь немного. Поэтому, когда дверь открылась, и Женя картинно ойкнула, присев чтобы завязать шнурок на ботинке, Алина выскользнула из комнаты, обдав опричников Дарклинга лишь невесомым ветром. Они конечно его почувствовали, но заклинательницу солнца, скрывшуюся от них за самим своим светом, не увидели ни на миг. Как и все остальные обитатели Малого дворца. Которых, впрочем, было не так и много. Болезнь царя нависла над всеми предвестником чего-то нового и страшного. И Алина, оставив все ненужные церемонии, просто толкнула высокую черную дверь, входя в покои Дарклинга, рассеяв вокруг себя иллюзию. Он даже не обернулся. Ведь, знал, что только один человек войдет к нему без стука. Осмелится войти. — Я думал, ты уже не придешь. — Прости, что ударила тебя. Даже не видя лица, Алина в самом голосе услышала ухмылку. — Женя выглядела весьма восторженно, когда убирала след. Он что-то писал, склонившись над столом. Спиной. Алине невыносимо хотелось, чтобы он повернулся. Но Дарклинг не поворачивался. И она подошла ближе, положив руки на сгорбленную спину. Александр вздрогнул. Выдохнул. Повернулся наконец-то. На лице залегли глубокие тени. И не будь у него всей той огромной силы, Алина наверняка смогла бы увидеть морщины, которых за последние дни должно было прибавиться вдесятеро. — Значит ли, что если ты здесь, то наконец признала мою правоту? Или карта в твоей комнате для красоты? Девушка почувствовала, как в груди кольнуло разочарование. Она уже давно пообещала себе, что не будет злиться на Женю, даже если та будет докладывать Дарклингу о каждом ее шаге. Но втайне она все же надеялась, что подруга никогда этого не сделает. Александр тихо рассмеялся, наверняка прочитав все на ее лице. — Она ничего мне не рассказывала. — Тогда откуда знаешь про карту? Он шумно выдохнул. Неужели сохранить для Алины ее дружбу, для него вдруг так важно, что он готов выдать такую глупую слабость? Выдать, что едва ли не каждую ночь проникал к ней, только бы посмотреть на ее спокойное лицо. Алина улыбнулась, потянулась чтобы поцеловать. И он отвел голову. — Не усложняй себе жизнь. — Думаешь, ее можно сделать сложнее? — Того, кого не целуешь, ненавидеть проще. — Я тебя не ненавижу. Дарклинг скрестил руки на груди. — Говори зачем пришла. Алина сердито отмахнулась. Подошла к карте. — Хочу уничтожить каньон. — Алина… — Выслушай! Александр устало потер переносицу. — У меня мало времени. — Так сделай чтоб было много. Ты теперь за царя, сколько бы Апрат ни тешился. Найди себе немного времени для меня. Мужчина только картинно махнул рукой в сторону своего стола. — Для западной Равки царь — только безликий образ. Что-то далекое, перед чем нет ни страха, ни покорности. С нами их держит страх перед каньоном, чтоб справиться с которым, нужны гриши. — Молодец. — Прекрати. — Не могу, Алина. Я знаю наперед все, что ты можешь сказать. И знаю что скажу в ответ. И знаю, что ты станешь кричать на меня, и твои слова про то, что ты меня не ненавидишь станут ложью, рано или поздно. Потому что ты хочешь чтобы все в мире были счастливы, и плясали, и пели, а так не… — Я хочу чтобы ты был царем. Она оборвала его резко, даже раздраженно. — Что ты сказала? — Я хочу чтобы ты был царем. Чтобы правил Равкой. Не Апрат, не кто-то из Ланцовых. Ты. — Не думаю, что Его Величество даст свое благословение. — С того света? Вряд ли. Дарклинг склонил голову. Излюбленный его жест. Он не верил ей. Ни капли не верил. Сам не знал почему. — Царица — лишь красивая игрушка. Василий — глупый мальчишка, который подпишет отречение, если напугать. Николай — возможно незаконный сын, пропадающий невесть где. Свергнуть царскую династию проще простого. — И зачем мне это по твоему? Высиживать приемы? Танцевать на балах? Носить корону? Это не власть. Даже близко не она, Алина. Сяду я на трон, или буду стоять в этой комнате сути не изменит. — Бессмертный гриш на троне. От него ничего не скрыть. Он ничего не забудет. Он будет править с мудростью прожитых веков. И с такой же жестокостью. — И однажды люди устанут от него. И захотят свергнуть. А заодно перебьют всех до последнего гришей, чтобы больше не было над ними узурпатора. — А если люди будут любить царя? Александр издал смешок. Да, он над ней смеялся. Ведь как ей объяснить?.. — Нельзя любить и бояться. Всегда нужно выбрать что-то одно. — Так давай изменим это. Ты и я. Вместе. — Вот оно что. Вместе, — он навис над девушкой, закрывая весь остальной мир. — Страх и любовь. Я буду палачом. Буду карать и сеять страх, чтобы удержать порядок. А ты будешь доброй царицей. Любимой. — Прекрати, это не мои слова. — А что тогда, Алина? Пойми ты наконец, ты не найдёшь другого пути. Никогда. И все, что от тебя зависит — собственная участь. Не больше и не меньше. Она снова хотела плакать, хотя каких-то пару часов назад была уверенна, что не станет этого делать. Что выплакала уже все. Но рядом с ним… Святые, рядом с ним она не может не плакать. Не усложнять себе жизнь? Он первый усложнил ее, еще тогда, когда впервые поцеловал. Алина смахнула слезы. Дарклинг не дрогнул. Он не позволит себе быть слабым теперь. — Не плачь. Она будто не услышала. — Я говорила с Давидом об усилителе. — Знаю. — Я позволю тебе сделать это. Мужчина насторожился. Покорного согласия от нее ждать было глупо. — Мы отправимся в Цибею. Найдем оленя. Убьем его, и разделим силу. И я подчинюсь всякому твоему приказу. Всякой воле. — А что взамен? — Мы уничтожим каньон. — Нет. — Мы уничтожим каньон, и я приму на себя все последствия. И если понадобится, я позволю тебе забрать всю мою силу. Позволю создать новый каньон. — Примешь на себя последствия? Мир — не сиротский приют, и последствия здесь — не вечер в углу классной комнаты. Уничтожь каньон, и реки окрасятся красным от крови. Скажи мне, заклинательница солнца, на чьих руках будет эта кровь? Алина молчала. — На моих. Дверь открылась беззвучно, пуская не-гриша в черном кафтане. — Я буду вашим клинком.