Тень, свет и сила

Они молчали. И пили вино. Некрепкое. Алина была где-то рядом, бродила по заснеженному лесу, не желая видеть ни друга, ни… Александра. Поэтому мужчины были только вдвоём. Казалось бы, как много лет до этого. И все же совершенно по-другому теперь. И вовсе ни при чем здесь была фьерданская граница, до которой рукой подать. И ни при чем холод Цибеи, прокрадывающийся даже в утепленный фабрикаторами шатер. — Не лучше тебе было бы составить компанию Алине, и повысматривать оленя? Мал усмехнулся, отпив из кубка. — Я сижу здесь с тобой, и каждым сантиметром тела чувствую его. Где он. С какой скоростью движется. Как тяжело разгребает копытами снег. — Пытаешься впечатлить меня? — Если ты впечатлишься достаточно, чтобы объяснить мне, почему я это все знаю, то да, пытаюсь. Дарклинг откинул голову назад, всматриваясь в чернеющий купол своего шатра. Вот и время. Интересно, Мал тоже ударит его? Ведь, несмотря на то, что уж ему-то Александр точно даст сдачи, получить по лицу от второго сироты Керамзина, казалось не самым хорошим тоном. — Твоя жизнь тебе не принадлежит, вот в чем правда. Мал прыснул. — Это можно сказать про каждого, чертов ты философ. — Но для тебя это не просто красноречивые фразы. Твоя жизнь и твоя сила даны тебе и твоему роду для спасения. Мальчик насторожился, выпрямившись в кресле. Дарклинг не смотрел на него. Но говорить продолжал. — Ребенок из легенды о Морозове — твой предок Мал. Это была девочка. Его дочь, отказница. Он воскресил ее, вдохнув в нее силу, которую готовил для усилителя. Поэтому ты так чувствуешь оленя. Вы с ним — творения самой сути этого мира. Вы навеки связаны. Мал сделал большой глоток вина. Не такого ответа он ждал. — Илья Морозов — мой предок? — Да. Дарклинг с разочарованием уставился на пустую чашу. Вино осталось только на самом дне. Пару капель, которые растекутся по стенкам, даже не коснувшись губ. Пара алых капель. Как кровь. — И мой тоже. Они встретились взглядами. И Мал смотрел как мужчина. Как равный. Очень многое складывалось в его голове в ровный, безупречный пазл. Даже ненавидящая его Багра. Особенно ненавидящая его Багра. — Кто он тебе? И, если соберешься лгать, сделай это так, чтоб я поверил. Дарклинг усмехнулся. Он столько раз врал Малу так, чтобы тот верил. — Морозов — мой дед. Отец моей матери. — Отец Багры. При других обстоятельствах Александр наверняка восхитился бы его догадкой. — Алина знает? — Давно. Юноша хохотнул. Вовсе неуместно, сбив Дарклинга с толку, совершенно. — Знаешь, мне очень хочется ударить тебя сейчас. — Не слишком оригинальное желание. — Александр кивнул в сторону выхода из шатра. — Она успела уже. — Ударила тебя? И больно было? Мужчина только нахмурился. — Наверняка ведь больно. Но, знаешь, мне хочется ударить тебя не за то, что ты наверняка когда-то сделаешь со мной и моими костями. Мне хочется ударить тебя за то, что девять лет ты знал меня. Девять лет знал, что мы в каком-то смысле братья, и не сказал, хотя видел, кто ты для меня. Видел, как я плакал мальчишкой, когда Багра выгоняла меня прочь, и била, и… Ты ведь видел, как я хотел иметь брата. И не сказал. За девять лет. А ей — спустя каких-то пару месяцев. Мал все еще улыбался, но в улыбке этой не было ни радости, ни счастья, ничего, ради чего люди обычно улыбаются. — Не я сказал ей. — Не слишком смягчающее обстоятельство. Дарклинг раздраженно закатил глаза. — Ну прости. Мал повел плечами и одним большим глотком осушил свою чашу. — Ладно, не буду бить. Хватит с тебя и необходимости извиниться, — юноша саркастично улыбнулся, — братец. Александр нахмурился, но, вопреки всему, почти сразу рассмеялся. Как и Мал. Такими Алина их и нашла. Она остановилась у самого входа в шатер, скрестив на груди руки, и удивленно подняв бровь. Дарклинг заметил ее первым. Уже было подумал съязвить, но она успела раньше. — Удивительно, я уж думала, вы друг друга тут поубиваете. — Поэтому ушла? — Чтоб кафтан кровью не заляпали. Мал прыснул, и девушка, струсив снег у порога, плюхнулась в кресло напротив мужчин. — Вина? — учтиво предложил Мал, вставая за кувшином, и наполняя кубки себе и Дарклингу. — Пьяницы. Мужчины только многозначительно отсалютовали друг другу полными чашами. — За это и выпьем. Алина закатила глаза. Всю дорогу до Цибеи они, конечно же в целях безопасности, провели по отдельности, в разных каретах. И теперь, когда дворцы остались далеко позади, как и, по сути, вся Равка… Они остались втроем. И между ними было только тепло буржуйки да красное вино. Некрепкое. И очень терпкое. — Моя очередь пройтись. Мал резво поднялся, собираясь уходить. По правде, заклинатели солнца и теней, вспомни они хоть на миг о ценности дружбы, должны были бы остановить его. И попросить остаться. Должны были сидеть вот так втроем, долго разговаривая. Но Мал вышел. И тишина из обычной и даже уютной, тут же стала тяжелой. Дарклинг снова отпил вина. Единственное, чего он сейчас хотел… Алина встала медленно, и, подойдя, взяла чашу из его рук. Отпила, но не вернула. — Говорят, если выпить из чужой чаши, то заберешь себе грехи другого. Его пальцы сомкнулись у Алины на запястье, выводили узоры… — Веришь в суеверия? — А ты? — Если мы делим силу, почему не должны делить грехи? Александр тяжело выдохнул, вставая, и отпуская руку. Времени оставалось все меньше, а решение он все еще не принял. Алина это видела, и впервые с того часа, как узнала о своей силе, позволяла ему взять власть над ее судьбой. Но уходить не позволяла. — Если ты думаешь, что, уходя, все упрощаешь, то это не так. — Может так проще для меня? — Я слишком много знаю, чтоб считать тебя эгоистом, даже не пытайся. — Тебе только кажется. — Святые, прекрати. Он сильнее хотя бы физически. Хотя бы потому, что мужчина. И уйти ему гораздо проще, чем остаться. Алина закатывает глаза, пусть он даже не смотрит на это. Мечется из угла в угол, как дикий зверь в клетке. — Ты все еще любишь меня? Александр останавливается. — Не думаю, что ближайшие лет сто смогу избавиться от этого, так что да. — Он обернулся, впервые за этот вечер посмотрев прямо в глаза, не моргая. — Но силой я делиться не хочу. — Я тоже. — И что же мы, двое бессмертных, будем с этим делать? Алина подошла вплотную, подняла на него голову. — Для начала, хочу чтобы ты снова поцеловал меня. Он ухмыльнулся. — Пытаешься меня соблазнить? — А что? Не нравится, когда на тебе используют твои же методы? Подействовала ее близость, или ее слова, но Дарклинг притянул ее к себе, пальцами задрав подбородок. Почти коснулся губ. — Я хочу тебя, только потому, что хочу. Поверь, это единственное, в чем у меня нет скрытых мотивов. По коже побежали мурашки. Оглядываясь назад, Алина с легкостью различала оттенки его лжи. Но не теперь. Он сказал правду. — И ты ненавидишь это, да? — Ненавижу? Алина, будь ты мне безразлична, я бы не колебался ни секунды. Не спрашивал бы твоего мнения, не пытался бы ничего объяснять. Я бы сделал тебя рабыней, и даже не взглянул ни на единую твою слезу. Будь ты мне безразлична, ты бы уже носила чертов ошейник, и наши враги бы ползали на коленях, выпрашивая пощады. Его глаза потемнели, и каждое слово било соленым кнутом. — И ты бы простил себя? — Мне не за что себя прощать. Впервые за много месяцев он был так близко. Его дыхание снова грело ее губы. Алина потянулась за поцелуем… — Мал увидит. Он снова увернулся. — Думаешь, он не понял ничего? Дарклинг тяжело выдохнул. И бесповоротно упустил тот миг, когда Алина воспользовалась его замешательством, целуя. До чего же горячие ее губы. Больше ничего в мире он бы может и не захотел… Резко оборвал поцелуй, отведя голову. Отступил. Не сказал ни слова. — Значит ли это, что ты принял решение? Он только глухо повторил. — Я не хочу делиться силой. — Значит она была права. — Кто? — Багра. Она была права. Лицо Александра исказила гримаса боли. — Значит нужно было бежать от меня, когда она тебе говорила. — Но я тебе поверила. В тебя поверила. А ты мою веру предал. — Я не давал тебе клятв. Алина отчаянно пыталась вспомнить его последнюю нежность, только бы не прекратить видеть перед собой человека, и не завопить от безысходности. Но Дарклинг повернулся к ней спиной, упершись в стол, и лица его она не видела. Не видела даже сотой доли той боли и отчаяния в его глазах. Не видела добела сжатых кулаков, от гнева на самого себя. И уж точно не чувствовала, как горят его губы после короткого поцелуя. В этот раз Алина сама налила себе вина. В его чашу. Так много, что почти вылилось через край. — Александр. Он не повернулся. — Что? Мал вошел в шатер широким шагом, и все его лицо говорило без слов. Алина бы рассердилась на него, за то что прервал, если бы только не была благодарна. Втайне от самой себя. Потому, что сказать то, что собиралась, она готова не была. Может потому, что не хотела говорить вот так. А может, потому, что все еще не знала, правда ли это. Когда Дарклинг повернулся к своему ученику, ни один человек в мире не посмел бы сказать, что он может чувствовать хоть что-то. — Иван! Сердцебит вошел в шатер, и повелитель теней коротко ему кивнул. Алина почувствовала, как замедляется пульс. Совсем немного, но достаточно, чтобы перед глазами появились неясные тени, и все силы пришлось тратить на то, чтобы остаться в сознании. Дарклинг не сказал ей ничего. Девушка медленно встала, совладав с головокружением, бросила злой взгляд на Ивана. Чувств у него было не больше, чем у его господина. — Все в порядке? Мал оказался рядом, подхватывая ее под локоть. Он тщательно смотрел на ее лицо, пытаясь найти причину недомогания, но тщетно. На сердцебита даже не взглянул, ведь тот уже подошел к Дарклингу, протягивая кинжал. Она словно перестала существовать для повелителя теней. — Просто волнуюсь. Мал помог выйти из шатра, и белый снег Цибеи захрустел под ногами. Алина увидела оленя сразу же. Он мирно стоял возле самого их лагеря, не обращая внимания на окружающих его гришей. Он будто ждал. Дарклинг сделал к нему шаг. В одиночестве. Мал поймал озадаченный взгляд Давида. Перевел глаза на Алину. — Разве вы не должны сделать это вместе? Ее ответный взгляд растянулся в вечность. Всю эту вечность Мал с ужасом осознавал, что в действительности сейчас сделает его учитель. А его учитель всю эту вечность стоял напротив оленя, созданного его предком, и не делал ни шага. Не поднимал клинок. Словно решал. Решался. И, прежде чем ученик успел окрикнуть его, или что-то сделать… — Отпусти ее. Иван без единого слова кивнул. И пульс пришел в норму. Мал непроизвольно отступил под взглядом серых глаз. Алина гордо подняла голову. — Если ты предашь меня, — его шепот бы не услышал никто кроме нее, — клянусь, я уничтожу все что ты знаешь и любишь, пока у тебя не останется прибежища кроме меня. И в следующий раз, когда ты скажешь, что ненавидишь меня, поверь, ты по-настоящему будешь знать, что такое ненавидеть. И, не позволив ответить, он протянул ей рукоятку кинжала. Они подошли к оленю вместе, и рука Александра накрыла руку Алины. Их ладони сжимали клинок гришей. А олень Морозова стоял прямо, глядя на заклинателей своими огромными глазами. Будто стали, поднимающейся к его сердцу, вовсе не существовало. Острие коснулось мягкой шерсти. Алина тихо всхлипнула. — Я не хочу его убивать. Милосердие разжало ее пальцы, но Дарклинг крепче сжал ладонь, не позволяя опустить руку. Девушка вздрогнула, потому что в этом не было злости. Он сделал это так, будто если бы она отпустила чертов кинжал, у него не хватило бы сил его поднять. Их глаза встретились. Олень тихо фыркнул, перетягивая внимание на себя. Большие темные глаза смотрели в самое сердце, словно он знал гораздо больше их самих. Алина почувствовала, как холодный нос ткнулся ей в плечо. То же приветствие ждало и Александра. А в следующий миг олень сделал шаг навстречу. И их руки окрасились кровью.