Тень, свет и сила

— На нас напал Шухан. В день, когда эти слова заполнили собой военную комнату Большого дворца, черный уже не был исключительно символом Дарклинга или его власти. Николай носил черный в знак траура по брату. Его примеру следовал весь двор. Приспущенные флаги на высоких шпилях столицы, завешенные тканью искусные витражи. Младший принц не занял покоев брата, оставив за собой скромную комнату с узкой стальной кроватью и высоким окном. Очень скоро весь дворец стал походить на эту комнату. Василия не стало, и больше никто не смел перечить Николаю, когда он так ретиво избавлялся от всех следов былой роскоши Ланцовых. Все ради денег. Ради войны. Мир с Фьердой, которого так ждали и с таким трудом и жертвами достигли, стал громкими словами глашатаев, разлетаясь благой вестью над всей Равкой. Но не было ни пира, ни большого праздника. Ведь, казалось, даже последний крестьянин знает, что ничего еще не кончилось. И вот теперь… На нас напал Шухан. Дарклинг чеканит шаги, возвращаясь к себе. Он собран, уверен, на его лице ни единого сомнения, и даже если это маска, Алина не может остановить свою зависть. Он закрывает дверь, отдав Ивану последние указания, и выверенными жестами начинает тасовать резные фигурки на своей карте. Все так, как только что они договорились с генералами. Александр хмурится, рассматривая вырисовывающееся положение. Оно ему не нравится. Ведь он уже принял решение. Нашел выход задолго до того, как проблема вообще появилась. Но этот выход… Алина смотрела на него, не говоря ни слова. Он в ответ смотрел прямо в глаза. И чувствовал противный, скользкий страх. Вот сейчас он скажет ей. Скажет ей, как нужно поступить, чтобы спасти Равку. Назовёт цену спасения. И она уйдет. Но нет, прежде назовет его сумасшедшим, беспощадным чудовищем, монстром. Того, что он должен сделать, она понять не сможет. И простить не сможет тоже. Но без нее у него не выйдет. И вот, ему страшно. Так легко было манипулировать Алиной Старковой, когда она ничего не значила. Сумей Александр сдержать свое сердце, сейчас было бы гораздо легче. Он бы просто сделал то, что нужно, как прежде, не заботясь об остальных. И кончено. Но теперь на одной чаше весов Равка. На другой Алина. А весы у него в руках. И в его власти. — Тебе нужен отдых. — Не нужен, я ведь гриш. — Это ничего не меняет. Алина легко тянет его за руку, по-хозяйски открывая дверь его покоев. Александр хочет улыбнуться, отпустить пару шуток, из-за которых она как всегда покраснеет. Но у него не хватает смелости на это. На двери тихо щелкает замок. Свечи еще не зажгли, и комната погружается в тихий сумеречный полумрак. Алина стягивает с плеч Дарклинга тяжелый кафтан, осторожно укладывая его на подлокотник кресла, и кивает в сторону кровати. Мужчина послушно садится на край перины, ожидая дальнейших действий. — Черный или зеленый? — Алина, не нужно. — Что? Заваривать чай? — Нет, я не… — Прошу, позволь мне хоть немного о тебе заботиться. Мне так легче. — Но мне нет. Девушка медленно опускает чайник на столик, не издав ни звука. Садится рядом на кровать, и Александр крепко сжимает ее руку. Они сидят в тишине. В полумраке, не зажигая свечи. Через легкую занавеску видно, как меняется цвет неба. Последние цвета алого заката исчезают, небо становится холодно-голубым, начинает темнеть. Вскоре появляется и первая звезда. Затем еще и еще. Те звезды совсем не такие, как ему дарила Алина. Холодные и чужие, но они загораются одна за одной, как и тысячи лет до них. Дарклинг смотрит на небо с твердой уверенностью, что все время пока зажигаются звезды, он говорит с Алиной, все ей объясняя, просит о понимании и поддержке. О прощении. Все время, пока зажигаются звезды, он молчит, не издавая ни звука. Только перебирает ее тонкие пальцы, чувствуя как его теплые руки греют ее. — Тебе уже пора уходить. Он прежде никогда ее не гнал. Алина почти испуганно поворачивает к Александру голову. Как много они прошли вместе. Как много они прошли друг к другу. И теперь в нем снова эта невыносимая тяжесть. И он снова не желает её разделить. — Я хочу остаться. Он не отвечает. Он тоже хочет чтобы она осталась. Но честно ли это? Святые, до чего же проще было не оглядываться на честь и честность. — Алина… — Я хочу остаться. Слишком поздно меня гнать. Ее голос твердый, как базальт, в самом деле. И в глазах та же уверенность. Спорить бесполезно. Он сам сделал ее такой. — И лучше тебе сразу рассказать в чем дело. — Дарклинг молчит. Алина злится. — Нас с тобой не венчали, но я разделила с тобой постель, неужели и этого тебе мало, чтобы наконец-то доверять мне? — Святые, Алина, не в доверии дело вовсе. — Тогда в чем? — Ты слишком правильная. Ты не простишь меня. Захочешь уйти. Алина нервно смеется, тут же прикрыв дрогнувшие губы рукой. Той самой, что он держал, и на ней теперь его запах. Она молчит, и задерживает на Дарклинге долгий взгляд, прежде чем притянуть к себе для поцелуя. Впервые позволяет себе целовать его настолько горячо. Ведь, как не странно, так объяснить все гораздо проще. Да и понятнее, наверное. — Может захочу. Может даже смогу уйти, — она дышит тяжело, и чуть опухшие губы блестят в темноте. — Но навсегда оставить не смогу. Алина целует снова. Коротко, невесомо. Один раз, второй, третий… Обхватывает его лицо, но Александр опускает ее руки. — Мне придется искупать нашу землю в крови. — Я знаю, ты говорил мне об этом тысячу раз. И каждый раз я приходила к тебе. Так чего же боишься теперь? — Это больше не пустая клятва. Я уничтожу Шухан, всю его армию, так, что и внуки ныне живущих будут помнить этот страх. Я брошу на погибель тысячи равкианцев, только бы привести эту армию куда нужно. И я возьму твою силу чтобы обратить каньон в свое оружие. — И у нас наконец-то будет мир. — Что? — Мы обретем мир. — Алина глубоко вздохнула, собравшись с мыслями и взяла Дарклинга за руки. — Послушай, я долго пыталась бороться с твоей тьмой, пусть ты даже ее не признаешь. Я больше не хочу бороться. И между тобой и Равкой я выбираю тебя. И всегда буду выбирать, не требуя от тебя тоже. — Ты не должна. — Это моя жертва. Ты приносишь себя в жертву стране. А я приношу себя в жертву тебе. Александр хочет плакать. В уголках глаз даже почти рождаются слезы. Но Алина этого не видит, крепко его обнимая. В этом наверное один из бесчисленных смыслов любви. Опора. Он стал ее опорой, вернув веру в себя и власть над собственным даром. Теперь опорой будет она.

***

Николай явно чувствовал себя некомфортно в царском мундире. Коронация должна состояться только после победы, пока еще не одержанной, но генералы и советники решили, что всем прибавит боевого духа снова видеть не просто наследника, а царя. Даже в дни траура. Поправляя колющий шею воротник, царевич внимательно, не упуская ни единого слова, слушал Дарклинга. — Шуханцы перейдут границу здесь, возле Карьева. — Откуда такая уверенность? — Здесь мы ловили больше всего лазутчиков, здесь самый легкий перевал, и это достаточно далеко от каньона. — Не так уж далеко. — К счастью. — Прости, я не ослышался? — Я даже полагаю, ты догадался. — Никогда еще так не желал ошибиться. Напряжение разрезало воздух. Алина неуверенно теребила рукав кафтана, пока Дарклинг с Николаем смотрели друг на друга, взаимно испытывая терпение и стойкость соперника. — Это самый быстрый путь. — Это слишком кровавый путь. — Есть предложения лучше? — Мы уже обсудили план. — Он заберет не меньше жизней. — Ты не можешь знать. — Как и ты, поэтому хотя бы на пять минут усмири свое честолюбие и выслушай. — Соглашаться не обещаю. — Кто бы сомневался. Алина только закатила глаза, и, пока никто из великих правителей и полководцев не продолжил такую привычную перепалку, подступила ближе. — Суть нашего, — Дарклинг вздрогнул, от того, как много на самом деле значили для него эти слова, — плана в том, чтобы подвести армию Шухана ближе к каньону. — Отступая. — Другого выхода нет. — Уверены? — Да, уверены. Николай потер переносицу, рассматривая карту. — Гриши тоже будут отступать? — Немногие. — Как удобно. — Николай, не нужно. — Что не нужно? Возражать, когда вы уничтожите мою армию в своих целях? — Почему бы тебе не выслушать? Видят святые, Дарклинг со всех сил пытался не срываться на царевича в такое тяжелое для последнего время. Но воистину, Николай ему в этом не помогал. — Ладно, слушаю. — Вместе с Первой армией, переодетые в ее форму, будут отступать сердцебиты и целители. Даже на ходу они смогут лечить раненых и поддерживать силы здоровых. Это сделает маневр не таким губительным. — А остальные? — Вместе со мной и Дарклингом укроются в каньоне. И тоже будут в форме первой армии. — И ваших людей это даже не унизит? — Это их защитит. И когда шуханцы подойдут достаточно близко, мы сдвинем каньон на них. Николай молчал, переводя взгляд с Дарклинга на Алину. Она была бы идеальной королевой. Так ему казалось. До этого момента, наверное. До этого момента царевич видел заклинательницу солнца подле себя. Где будет в это время Дарклинг он думать не хотел. В крови играла гордость, желание подняться еще выше, присущее ему как младшему, незаконному сыну. Еще в нем был холодный расчет. И совсем немного дурацкой влюбленности, которая теперь прошла. Потому что если в Николае нет царской крови, то царская гордость уж точно есть. И его королева должна принадлежать ему не меньше, чем его страна. А Алина Старкова никогда не будет ему принадлежать. Никогда. Не из-за Дарклинга даже. Просто Николаю нечего ей предложить. И еще… Сдвинем каньон на них… Сдвинем… На них… Царевич ничего не боится, но уже сейчас знает — этой жестокости в ее словах бояться станет. — Хотите всех убить? — Не всех. Тех, кто не сложит оружие. — Шухан оружие не сложит. Дарклинг почти безразлично пожал плечами. — А мы и подавно. — Утопишь всех в крови. — Тут или я, или они. Третьего не дано. — Александр сложил на груди руки, бросив раздраженно: — Пора бы уже запомнить наконец. Николай коротко кивнул. — Будь по вашему. Хотел ещё что-то сказать. Отчего-то осталось у него чувство, что последнее слово не за ним. Но царевич промолчал. Ушел. Дарклинг тяжело опустился в кресло. — Видят святые, меня не хватит надолго если он будет где-то рядом. Алина тихо рассмеялась, усевшись у него в ногах. Глядя снизу вверх, стала перебирать его пальцы, осторожно поглаживая бледные шрамы. — Еще болят? Александр не ответил, перехватил ее руку, потянув на себя, заставляя встать и усесться ему на колени. Обхватив заклинательницу руками, он ощутил в груди странное ноющее чувство. Они сидели так тогда давно, в заваленной снегом беседке, пока Большой дворец веселился на празднике. Когда Алина еще не знала всего. — Ты говорила когда-то, что не станешь выбирать мой путь. Алина грустно опустила глаза, рисуя пальцами узоры на проявившихся скулах. — Это другая я сказала. Маленькая и глупая. Александр тихо смеется, мимолетно целует. — Ты и сейчас маленькая и глупая. У девушки на глаза наворачиваются слезы. Она отрицательно качает головой, спешно трет глаза. Дарклинг перехватывает сжатые кулачки, подносит к губам, разжимая мягко, но настойчиво. Целует один палец за другим, касаясь губами каждого миллиметра маленькой ладошки. — Ты мне не позволил пойти на войну, но я все равно все время смотрю на свои руки и вижу на них кровь. Она всхлипывает, и у Александра сжимается сердце. Что ему сделать? Что ему сделать, чтобы она перестала так думать? Слишком добрая, даже после всего. Даже после той невероятной ярости, которую он чувствовал в ней всего несколько месяцев назад. Если бы он мог так же возрождаться из собственной ярости… Но нет, он не может. Сейчас Дарклинг может только совершенно эгоистично и малодушно помышлять о том, как желал бы, чтобы она хоть на миг стала совершенно бессердечной. Чтобы его собственная боль улеглась хоть на мгновение. Ведь это он возложил этот груз на хрупкие девичьи плечи. Он руки Алины в кровь измазал. Он. И это уже не исправить. — Прости. Алина замерла, чувствуя, как часто забилось сердце. Снова качнула головой. — Я слишком слабая. Я все время хочу быть сильной, как ты. И когда рядом Николай, или Женя, или даже Мал — у меня почти выходит. Но остаюсь одна, и снова слабая. — Ты можешь быть слабой. Рядом со мной можешь. В его объятиях — только тепло. Родное тепло, которое остается с Алиной даже чрезмерно долгих три месяца спустя, когда Женя помогает одеваться в строгую военную форму. Никакой особой потребности в этой помощи конечно нет. Но ведь им обеим необходимо побыть вместе прежде чем все начнется. Долгая дорога измотала, но когда Женя подняла руки чтобы убрать круги под глазами Алины, заклинательница ее остановила. — Не нужно. — Почему? — Хочу остаться человеком. Если я сегодня погибну, я хочу чтобы они все запомнили меня вот так. Портная сердито сжала руку подруги у предплечья. Грубо тряхнула. — Замолчи! Не смей об этом даже думать. Ты не погибнешь. — В тебе говорит любовь, и я тебе за нее благодарна, но, поверь, так думать мне гораздо проще. — Глупая ты. — Даже очень. Женя улыбнулась измученно. Алина — устало. Из зеркала на них смотрели офицер Первой армии и какая-то девушка в гражданском. — Что сказать, капитанская форма идет тебе больше чем та, картографа. — А на тебя что не надень, все к лицу будет. — Только не эта болотная гадость. Они рассмеялись таким девчачьим глупостям. — Когда вы с Давидом отбываете? — Как только Дарклинг с царевичем отдадут последние распоряжения. Мы не останемся смотреть как вы входите в каньон. Но… Портная замялась, повернувшись к своему неизменному сундучку. — Я принесла это для тебя. Она протянула Алине маленький клочок обработанной кожи с вышивкой. Образок изображал святую, с широкими лучами, льющимися из рук, сложенных в жесте всех святых великомучеников. Санкта Алина Так гласила тонкая вышивка. — Где ты взяла это? — Купила в столице, возле церкви. — Ты ходишь в церковь? Женя смущенно улыбнулась, теребя собственные пальцы. — Нужно было… уладить кое-что. Но я тебе не скажу! Как вернешься, только тогда все узнаешь! Алина мягко улыбнулась, поняв все и так. Посмотрела на образок. Став одной из святых, она совсем разучилась с ними говорить. Забыла все молитвы, которым учила Ана Куя. Поэтому просто поднесла образок к губам, а затем молча спрятала за шиворот. — Спасибо. Женя часто закивала. Отвернулась. Плечи у нее вздрогнули от так плохо спрятанного плача. Алина подошла, обнимая подругу. — Однажды мы это вспомним и сами не поверим. — Это уж точно. Вход в шатер дрогнул и портная резко выпрямилась, становясь совершенно невозмутимой. Впрочем, ненадолго. Они с Алиной синхронно подавили смешок, глядя на Мала в форме армейского следопыта. — Тебе… идёт. — Сафина со всех сил держалась чтоб со смеху не покатиться. Мал недовольно упер руки в бока, приняв вид еще более забавный. — Нет, правда, Мал. Из тебя вышел бы прекрасный солдат Первой армии. Только в другой жизни. — А я ведь принес вам покушать! Он выудил из просторных карманов два небольших мешочка орехов и высыпал их на небольшое блюдечко. Женя заулыбалась, сразу же набрав в ладошку. — Обожаю кедровые. Алина только смотрела на мелкие ядрышки, не решаясь к ним прикоснуться. — Спасибо, я не голодна. У Мала потускнели глаза, совсем немного. — Тебе страшно? — Да. Юноша протянул руку, но Алина посмотрела на нее с опаской, тревожно потерла ладони. — Не могу сейчас, прости. — Не проси прощения. Ткань шатра снова дернулась, впуская повелителя теней. — Женя, Давид уже ждет. Всем, кто не войдет в каньон, пора покинуть лагерь. Сафина коротко кивнула. Гордо выпрямила спину. Выровняла лицо. — Алина Старкова, Мальен Оретцев, — повернулась, словно запнувшись, — Дарклинг, возвращайтесь с победой. И пусть Святые хранят вас. — Спасибо Женя. Ткань за ней сомкнулась, отрезав от этого крошечного мира разделенного между тремя единственными в своем роде гришами. — Все говорят так, будто это наш последний бой. Но вы должны знать, что он может стать не последним. — Мы знаем, поверь. — Вы все помните? — Даже не спрашивай. Дарклинг источал уверенность, как и всегда, и даже форма Первой армии этого не смогла у него отнять. Он древний, повторяла про себя Алина. Он древний. Он подошел к ним ближе, размеренным движением одергивая китель. Этот странный триумвират замкнулся, и никто не решался сказать первое слово. Только глаза бегали, пересекая взгляды. У Мала вдруг вырвался смешок, и это показалось таким правильным, более нужным чем тысячи слов, что Алина с Александром рассмеялись в ответ не озвученной, даже не придуманной шутке. Не к добру было бы если бы кто из военных или гришей решил пройти мимо их шатра теперь и услышал этот смех. — Мы все преодолеем. Дарклинг снова стал серьезным, положив руки на плечи Малу и Алине. Притянул их к себе, вовлекая в объятия. Все трое, они стояли так близко, что соприкасались лбами, чувствуя как сила перетекает по кругу, из одного к другому, снова и снова. — Мы победим, — процедил заклинатель теней, крепко сжимая пальцы. — Сломаем им хребет, сердце вырвем, в крови утопимся, но победим. Алина крепко закрыла глаза, чувствуя как подступают слезы. Прогнала их. Когда на руках кровь, слезам места нету. У нее есть сила, она может решать будет ли последним сегодняшний бой. И Алина знает — он будет последним. Даже если ей придется себе хребет сломать, себе сердце вырвать и в своей крови утопиться. Плевать на цену, она больше не выдержит ни одного доноса о сожженном шуханцами городе, разграбленном селе или количестве от этого погибших. Слабой она будет как-то потом, когда рядом не будет никого кроме ее Александра. Но сейчас она станет сильнее, чем когда-либо. Они вырвут эту победу. Любой ценой вырвут. Алина повторяла это про себя, снова и снова. Когда шатер остался за спиной. Когда солдаты Первой и Второй армий, теперь неразличимых, оглядывались на них, с такими разными чувствами в глазах, что перехватывало дыхание. Когда над ними всеми вспыхнул огромный солнечный купол. Когда войско вошло в каньон. Опустилась тишина. Непробиваемая, в которой все ближе слышались нечеловеческие крики волькр. Твари приблизились, визжа на яркий свет, не решаясь проникнуть под купол. Зависли над всеми, и войско вздрогнуло. Взметнулись руки инфернов с сердцебитами. Алина наконец-то увидела насколько они перемешаны в едином строю. Даже она, или Дарклинг не смогли бы сказать кто есть кто. Во имя Святых, так пусть это спасет их жизни. За тонкой стеной тьмы послышались крики. По эту сторону зазвучали приказы. Войско двинулось, выстраиваясь в новый строй. Алина расширила купол еще, чувствуя как пульсирует жилка под ошейником Морозова. Тьму прорезал разведчик, разом влетевший под покров света. — Отступают. В пятистах метрах от нас. Идут к каньону, шуханские войска следом. Стреляют в спину. — Сколько? — От силы двадцать тысяч. — Шуханцев? — Наших. Дарклинг сцепил зубы, едва не сорвавшись на мальчишку-отказника. — Сколько они ведут за собой шуханцев? — Судя по знаменам, Восточная и Южная армии. Больше сорока тысяч. И с ними Тахир Бан Арасе. Старкова вздрогнула. Она знала это имя. Шуханский командир, военачальник Восточной армии. Она знала это имя, потому что оно первым стояло в доносе о разгроме десяти с лишним малых поселений по пути следования Шуханской армии. Одним из поселений был Керамзин. Купол не дрогнул ни на секунду. Как и сама заклинательница солнца. Крики послышались ближе. — Сейчас. Голос Дарклинга у самого уха. Он, и Мал, и Алина синхронно закатали рукава. До локтей, обнажив предплечья. Алина увидела как становится перед ними тремя Иван, складывая руки в нужную формулу. Как следуют за ним другие гриши. Сердцебиты, инферны, шквальные. Много дней они тренировались чтобы щит был безупречным. Чтобы никто не посмел помешать вершить кару. Иван кивнул. Таким же кивком ему ответила Зоя. Круг замкнулся. Крики отступления все ближе. Алина протянула руки. Одну схватил Мал, перехватив у самого локтя. Другую взял Александр, крепко сжав пальцы. — На счет три. Глаза закрылись сами. Она хотела на войну. Что же. Они на войне. — Три! Крикнули вместе. И мир взорвался. Свет разрезал тьму, как меч разрезает плоть. Алина сжала кулаки, выпуская все, что сидело внутри. Где-то под легкими подняла голову скверна, теперь Старкова точно знала что это она. И теперь на губах лишь злобная улыбка в ответ собственной тьме. — Ты мне не нужна! Алина сжала кулаки. И две армии Шухана остановились. Пропали те, за кем они гнались. Исчезли, будто вовсе не было. Заклинательница не видела как Тахир Бан Арасе злобно дергал поводья, отдавая рассеянные приказы. Но видела, как ее люди, как солдаты Равки на ходу переводя дух, уходят за спины своим врагам, а оттуда, где они только что стояли, на завоевателей льется огонь. Вой горящих тел рвал перепонки в ушах. Запах паленой плоти доводил до тошноты. — Я открою нас. Дарклинг поднял ладонь, сложив пальцы в изящный знак. Свет снова преломился, все еще скрывая тех, кто только что отступал, но открывая взору свежую, готовую к бою армию. Николай махнул рукой, первым бросаясь в бой, окружая вражеские силы. Замкнуть их в кольцо, отрезать любые пути к отступлению… Рука Мала все еще сжимала ее предплечье… — Алина. Александр повернулся к ней. Его глаза светились силой, но отражалась в них только она. — Я не смогу один. Нужно вместе. — Я знаю. Я с тобой. До последней минуты. — Не думай о крови на руках, она вся на мне. — Нет. На нас. Всегда на нас двоих. Я делаю это по своей воле, не из принуждения. Я не твоя раба. Мы равны. — Да, мы равны. Пальцы переплелись. Даже воздух наполнился силой вокруг. Кто-то закричал. Кто-то из них двоих. А может оба. А затем тьма сдвинулась с места. Некогда огромный каньон будто собрался в одну массу. И всей своей чернотой обрушился на врага, что пришел с огнем и мечом. Скверна внутри заклинателей возопила древним воем. Слишком громким, чтобы сдержать внутри. Алина услышала хруст костей, но понять чьих, своих или Александра, так и не смогла. Их свет померк, оставив лишь тьму, терзающую шуханское войско. Перед глазами все поплыло, ноги подвели… Они оба почувствовали, что падают, и что что-то подхватывает тела, в тщетной попытке удержать. Кольцо, защищающее от нападения стало вдруг ненужным. До них бы никто не добрался. Сквозь опускающиеся веки Алина видела как добивают тех, кому удавалось вырваться из тьмы. Видела всю кровь. И только крепче сжимала руки, боль в которых казалась ничем по сравнению с тем, что рвало изнутри. — Нужно держать. Она сама не узнала свой голос. Чужой и сиплый. — Алина, я держу. Я держу. Держу… — Дарклинг лежал возле нее, все так же ужасно крепко сжимая руки. — Я тоже. Я тоже держу. Еще немного нужно, да? — Осталось совсем немного. Мал метался между ними, пытаясь привести в чувство, раз за разом сжимая им руки, в попытке отдать всю свою силу, которую не чувствовал даже. Но заклинатели лишь сильнее изгибались от боли, ломая друг другу руки. — Пожалуйста, отпустите! Больше не нужно! Хватит! Они не слышали. — Нужно держать. — Алина прекрати, вам же больно! Старкова только поджала под себя ноги, как младенец. — Такова плата, мальчик. Старческий голос показался неестественно громким. Мал обернулся на Багру, без усилий проникшую в защитный круг. — Остановите их! — Нет! Голос Дарклинга осел, но оттого стал еще страшнее. — Я его уничтожу! Багра слабо улыбнулась, и в глазах ее блеснули слезы. — Уходи, Мальен Оретцев. — Старуха мягко отцепила его руки. — Так ты им не поможешь. Алина застонала. — Нужно забрать тьму. Нужно ее забра… — Тише, девочка, тише. Ты молодец. Только отпусти его руку. — Нет! Сморщенные ладони мягко опустились на искалеченные страшной силой пальцы. — Отпускай, сынок. Ты все сделал правильно. Я очень горжусь тобой. Кварцевые глаза распахнулись. Мир словно замер. Александр смотрел на мать, улыбающуюся ему самой теплой своей улыбкой. — Мой Александр. Мой любимый мальчик. — Мама… — Отпускай, дорогой. Отпускай. Алина почувствовала как ослабла хватка на ладонях. И боль начала понемногу отступать. Теплая рука коснулась лица. — Спасибо, Алина Старкова. Теряя сознание, заклинательница почувствовала теплые губы на лбу. И как ласковые руки разомкнули ее и Александра ладони. Багра смотрела на них, таких умиротворенных среди черных песков… — Заботься о нем, как о брате. Мал кивнул, не в силах решиться на что-то еще. — И береги себя. Помни чья кровь в твоих жилах. Не позволяй никому заставить тебя забыть это. — Спасибо, Багра. Старуха улыбнулась, и в ее взгляде разлился тихий покой. Она знала, что сделает теперь. Точно знала. — Передай, в их жизни не будет больше тьмы. Я забираю ее с собой. А вам, дети, оставляю только свет. Мал понял за тысячную долю секунды. Багра раскинула руки, и тьма вошла в нее, не оставив жизни места.