Тёмно-светлое

а наутро он спросит: «что чувствуешь ты?» — «тепло, всё тепло распрекрасного мира и всю благодать». но я холоден так, что внутри ледяной разлом начинает всё обездвиживать и пожирать. (с) Д.Соль.

***

В пустых длинных и тёмных коридорах особняка слишком тихо, что даже от шагов хочется закрыть уши и зажмуриться. Скуало устало трёт рукой переносицу и думает, что третьи сутки без сна — перебор, но и проваливаться под тонкий лёд древнего страха, что обосновался в сознании, идея не лучшая. В свою собственную комнату тоже возвращаться не хочется, но он уже и так вызывает подозрение. Мечник проходит к кровати мимо длинного узкого зеркала и с усилием туда не смотрит. Сейчас нет в этом смысла, всё равно отражаться до конца марта будет кто-то другой. Он валится на кровать, та, жалобно пискнув, замолкает, и мир вновь становится до отвращения тихим. Вставать, чтобы включить тв, телефон, что угодно — означает потратить последние крупицы сил, да и тех может не хватить, поэтому он зарывается головой в подушку и громко, хрипло дышит. Борется с дремотой яростно, как он умеет, но проигрывает, и на тёмных веках начинает плескаться ярко-красное море, и чёрные силуэты людей стоят в нём по самое горло, не двигаясь. Не дыша. Локальное сумасшествие в пределах одной комнаты, одного месяца. Только вот выбираться из комнаты оно научилось быстро и следует по пятам постоянно. Скуало не знает, что будет, когда и марта этому... этим... будет мало. Он чувствует дуновение ветерка на скуле, оно перерастает в жжение, потом в покалывание и в онемение в самом конце. Выбираясь из мутного и короткого сна, он швыряет чей-то отчёт, что лежал на тумбочке, и рычит почти как животное: усталое, измождённое, но не собирающееся сдаваться. Они щурятся ему прозрачными глазами и смеются, не произнося и звука. Острый меч рассекает воздух, не причиняя им вреда. Они не боятся соли, железа, молитв. Запросто заходят в церкви и дают святой воде пройти сквозь их пустоту. Самые верные, сводящие с ума спутники, что когда-либо присутствовали в его жизни. — Задрал ты меня! — скалится Скуало, наблюдая, как небольшой поток талой воды змеится и впадает в лужу. Призрак гнусно улыбается, и контуры его иногда вспыхивают со странной силой и яркостью. — Была б возможность, я бы тебя ещё раз нашинковал, ублюдок. Тому, естественно, всё равно. Он как ребёнок кривится, дёргается так, что тошнит, и потом опять становится прозрачным стеклом. Скуало, на самом деле, не против мук совести. Знает, что заслужил, но вот от таких некогда людей только злость пробирает. И он готов посмеяться в лицо авторам, пишущим, что призраки — это души усопших. Нет. Никакой души у тех точно не было, ну, или они потеряли её задолго, как меч пронзил их сердца, да отсёк головы. А потом появляются «жертвы обстоятельств». И от них не стоит ожидать чего-то особенного. Но они всё равно самые опасные. Вот в столовой в самом углу стоит девушка и держит за руку пятилетнего ребёнка. Когда-то они оказались не в том месте, не в то время. Погибли быстро, но кого это волнует? Скуало пялится на них, но в глазах окружающих выглядит как кот, что уставился в пустоту. Он раздражённо вскрикивает и уходит. Они вслед не идут, но этого и не надо. Даже мгновения хватает, чтобы в жилах вскипала кровь от ярости к самому себе. В тяжёлой голове все мысли сводятся к одному: когда всё это уже кончится? Что нужно сделать, чтобы эти тени прошлого покинули его навсегда? Не его хриплый голос в голове всегда отвечает на эти вопросы, только вот способы всегда летальны. Скуало уже не помнит лица первого. Остались только ощущения: решимость, сменяющаяся страхом, превосходство, превращающееся в оцепенение. Запах первого тепла, хлюпанье грязи. Потом он научился быть твёрже. Не жалеть, не вспоминать, всегда искать себе оправдания, но никому об этом не говорить. Тот тёплый март, когда впервые из-за него оборвалась человеческая жизнь, въелся клеймом и остался ноющей раной, что болит в определённые дни. А призраки... неотъемлемая часть. Доказательство, что оправдания не работают даже с ним. Иногда успокаивает мысль, что когда-нибудь он тоже станет чьей-то тенью. Будет отражаться вместо кого-то в зеркалах и водной глади, насмехаться над промахами и... не будет молчать. О, он определённо не будет молчать.