Я хочу убить кое-кого

      Последний разговор с Итачи выбил Сакуру из колеи: несмотря на то, что она узнала, поступок Итачи оставался неизменно чудовищным. Но все же она не могла смотреть на него так же, как раньше и часто ловила себя на том, что ее мысли утекают в направлении его личности. Она не могла воспринимать Итачи так, как он того хотел, и сама бессознательно начала искать в нем кого-то другого. Кого-то, у кого на все была причина, кто не убивал просто так. Кого-то, кто оставил в живых своего младшего брата и не тронул его подругу даже пальцем.       Итачи же будто затаил на Сакуру обиду, если это вообще можно можно так назвать в условиях их неясных взаимоотношений. Он игнорировал ее, перестал сам подходить к ней и начинать разговор, перестал даже исподтишка буравить Сакуру пронзительным взглядом черных глаз. Можно подумать, никакой Сакуры и не существовало.       Все это было дико странно и неуютно — они с Итачи друг другу совсем чужие, но почти все время находятся в одном доме, и Сакура успела свыкнуться с этим. Но сейчас это ощущалось как-то уж совсем сюрреалистично, ведь если раньше каждый день начинался с напряженной чайной церемонии и игры в правду, сопровождающихся натянутыми выражениями безразличия на лицах обоих игроков, то теперь Сакуре оставалось лишь молча наблюдать за тем, как Итачи пьет чай на кухне, а затем испаряется, изредка выдавая себя шорохами мантии за закрытыми дверьми в коридорах.       Он не разговаривал с ней, и не отпускал. Хочет, чтобы она умерла от скуки в заколдованном доме?       Хуже всего, что пресловутое упрямство не давало Сакуре самой заговорить с ним. Да и с какой стати? Он — похититель, выкрал ее с миссии, чтобы добиться от нее какой-то информации. И в итоге ничего не спрашивает. Надо сказать, похищение выполнено с вопиющим непрофессионализмом.       Сакура решила, что ей все это надоело. Поддавшись непонятному ей самой порыву, она резко подскочила и широкими шагами направилась из своей комнаты на кухню. Итачи там не было, но это было неважно, потому что девушка собиралась сделать так, чтобы он услышал и волей-неволей ему бы пришлось задать ей парочку вопросов.       Бам! Приземистый столик был пинком послан в стену, разлетевшись в щепки. Еще пару ударов — и все навесные настенные шкафчики уже не навесные и не настенные. О, это что, тарелки? К черту тарелки!       Сакура, тяжело дыша, обвела взглядом разгромленную кухню. Нервно хихикнув, она попятилась к выходу и налетела на дверь спиной. Обернувшись, она обнаружила, что врезалась она вовсе не в дверь.             В проеме с невозмутимым лицом стоял Итачи, как обычно, держа в руках маленькую чашечку с чаем, теперь уже последнюю выжившую в его драгоценном сервизе.       Он оценивающе оглядел учиненный ей хаос и приподнял бровь. Потом неопределенно пожал плечами и отхлебнул из чашки.       От этой картины у Сакуры закипела кровь. — Чего ты молчишь? Ну скажи мне, какая я надоедливая, как я тебя заколебала, а потом, будь добр, объясни все-таки, почему не отпускаешь, раз не хочешь того, зачем я здесь?       Итачи терпеливо выслушал ее претензии. — Ты не надоедливая. Более того, я никуда не спешу, у нас в запасе все время мира.       Ну здрасте-приехали. Столько стараний — а оказывается и не надоедливая вовсе.       Зачем он вообще это сказал?       Переполняющий ее гнев тут же схлынул, сменившись страхом спугнуть Итачи. Сакура ненавидела эту свою черту — стоило ей начать бояться, что кто-то не захочет с ней разговаривать, она начинала бессознательно тянуть время, заговаривая ему зубы разговорами ни о чем. — Ого. А Саске вот всегда говорил, что я надоедливая…       Сакура мысленно отругала саму себя за то, что из двух вопросов решила развить именно тему с Саске, как обычно. Эта точка соприкосновения была самой надежной из всех, что у них обнаружилась. «Что он имел в виду, когда говорил, что у нас есть все время мира?» — пронеслось у нее в голове. Однако эта мысль тут же растворилась, стоило Итачи продолжить говорить. — Я не Саске, забыла? — Верно, но, иногда мне кажется, ты относишься ко мне почти так же, как он.       Сейчас Итачи было бы самое время напомнить Сакуре об уговоре про игру в правду. Но он отчего-то лишь рассеянно наклонял опустевшую чашечку с чаем из стороны в сторону, гоняя по ее дну чаинки, и поддерживал пустую болтовню. — У тебя сложилось обо мне ложное впечатление. — М? — Ты стала придумывать то, чего нет.       Сакура поняла, что он говорит об их последнем разговоре, когда она обвинила его в притворстве. Она помотала головой. — Ты больше не сможешь меня обмануть.       Он бросил на нее свой излюбленный пустой взгляд. — Можно подумать, я сильно стараюсь это сделать, — устало отозвался он и поморщился.       Это было самое выразительное проявление эмоций на лице Итачи за все время их знакомства. Сакура внимательно наблюдала за ним, отмечая малейшие детали.       Он продолжил говорить: — Я уже понял, что ты сильно привязана к моему брату. Сильнее, чем сама предполагаешь. И стремишься приписать ему качества, которыми он не обладает. — Но он заботился о нас! — упрямо возразила Сакура, воскрешая в памяти экзамен на чунина. «Скажи мне. Кто. Тебя. Обидел?»       Разве можно защищать кого-то с такой яростью, не любя? — Может быть, но сейчас он настолько ослеплен ненавистью, что вряд ли в его душе осталось место для тебя, — безжалостно отрезал Итачи.       Сакура сразу вспыхнула и покраснела до корней волос. — А ты? — она сбивчиво поспешила перевести стрелки, — Можно подумать, ты никогда не был привязан к кому-то!       Итачи неопределенно пожал плечами и уклончиво ответил: — У меня давно уже нет рядом никого, к кому можно было бы привязаться. «Не похоже, что он пытается соврать», — удивленно подумала Сакура. — Но ты все же знаешь, что это такое? Почему же тебе так сложно меня понять? Ты должен знать! Ты ведь жил в Канохе с нормальными людьми. Сколько? Лет шестнадцать?       Итачи сдвинул брови, будто и вправду всерьез задумался над этой задачкой. — Я думаю, я нравился одной девушке. Но она понятия не имела, что я из себя представляю и на что способен. Крутилась вокруг нашего дома, могла ждать, пока я не выйду. Она часто приходила ко мне… пообщаться. Обо всякой ерунде, у нее никогда не было повода. Но я никогда не обращал на нее внимания и не думал о ней, когда она уходила. Мне было все равно. Я не знаю, что это такое.       Сакура внезапно ощутила себя уязвленной. Почему? Ей стало стыдно перед Итачи и самой собой, ведь они оба знали, что именно так сама Сакура с детских лет в Академии вела себя по отношению к Саске подобным образом. И у Сакуры сейчас не было оснований думать, что младший Учиха не относился к ней с тем же безразличием, как Итачи к той влюбленной в него девушке.              Куноичи нервно сглотнула и во внезапном порыве болезненного, почти ревностного любопытства спросила: — Как ее звали?       Итачи выдержал паузу, будто взвешивая ценность этой информации. — Изуми.       Он произнес ее имя безо всякого выражения, но Сакура не унималась. — Похоже, Изуми была по-настоящему влюблена в тебя, — сощурилась она. — Считаешь? — отстраненно пробурчал Итачи.       Он слегка поморщился, как если бы ему вдруг стало неприятно слышать об Изуми.       Сакура заинтересованно вгляделась ему в лицо. — Многим девочкам нравятся психопаты или просто дебилы, я ее прекрасно понимаю, — нарочито безразлично обронила она. — А ты мог бы хоть как-то смягчиться по отношению к ней. Чувства других людей это не игрушки.       Итачи пропустил ее колкость мимо ушей. — Я был занят другими вещами. — Зверскими убийствами и вынашиванием злобных планов, надо думать? — Да, что-то в этом роде.       Как красиво он ушел от темы. «Я был занят другими вещами». Руки у него были заняты катанами. Ох, блин.       В Канохе Учихи жили обособленно, в отдельном «учиховском» квартале. Если Итачи выходил из дома и мог встретить эту Изуми, значит… — А Изуми ведь была из Учих?       Итачи отстраненно кивнул и повернулся к ней спиной. — Значит, ты убил ее, — заключила Сакура. — Убил, — просто сказал он.       Когда разговор упирается в убийство, продолжать его становится слегка затруднительно. Стоит отметить, что в разговорах с Итачи такое случалось подозрительно часто.       Сакура замялась. Стремно, конечно, но теперь от подобных ответов ей всего лишь неловко. Не жутко, а неловко. С кем поведешься…       Девушка неловко переступила с ноги на ногу, и под сандалиями хрустнуло разбитое стекло. — Она была не важна, — вдруг бесцветно выдал Итачи. — Что? — Она не была важна. Совсем. Горько об этом думать, но ее смерть ничего не поменяла. И если бы она осталась жива, тоже ничего не изменилось бы.       Сакура медленно втянула в себя воздух каким-то до нелепого механическим усилием. — Это еще почему? — напряженно спросила она.              Что это?       Обида.       Ведь если Изуми не была важна, то значит, Сакура тоже.       Куноичи взглянула на Итачи исподлобья. — Можно подумать, ты можешь что-то о ней знать, раз заведомо считал ее… неважной. — С чего тебя так волнует Изуми?       Сакура потупилась и до боли сжала кулаки. — Да с того, что я знаю, я — такая же как она. — Нет, — возразил Итачи, интуитивно делая шаг вперед, — ты совсем на нее не похожа.       Сакура отшатнулась от его внезапного движения. — Ты странно себя ведешь сегодня, — выдохнула она.       Если подумать, это она ведет себя странно.       Вчера она выдала это «Включая меня?» в ответ на его заявление, что все в этом доме принадлежит ему, потом попросила его остаться и поговорить с ней. А теперь беседует с ним об Изуми, девчонке из его прошлого, воспринимая на свой счет все, что Итачи говорит об этой девушке из его клана.       Итачи вполне мог бы решить, что Сакура влюблена в него, если он не был прям совсем асоциальным. И, если он действительно так подумал, то это могло сыграть Сакуре на руку. Она даже не будет первой куноичи, которая играет на чувствах ради миссии, это уж точно.       Вопрос только в том, насколько утверждение о ее симпатии будет ложью, но Сакура не хотела об этом думать. — Люди ведь все настоящие, как и их чувства, — с вызовом бросила она Итачи, отходя еще на шаг, — Изуми, быть может, была куда более настоящей, чем ты. У нее была жизнь, она умела любить, пусть даже и кого-то вроде тебя. Это не нормально, так говорить о ней… — Ты вроде бы считала меня психопатом. Может, для таких как я, это вполне нормально, — бесстрастно произнес Итачи. — Да, но теперь я ясно понимаю, что ты явно не психопат. От этого еще страшнее, — призналась девушка, подавляя дрожь в теле. — Моя очередь делать ход. Почему ты, не задавая мне вопросов, не отпускаешь и не убиваешь меня?       Он замер в паре шагов от Сакуры. Вид у Итачи сделался совсем растерянным. — Не хочу твоей смерти, — ответил он.              Как же так? Ведь он — враг!       Сакура вдруг ощутила укол вины. Опустив глаза, будто в тумане, она присела на корточки и принялась медленно собирать в кучку осколки разбитого стекла, рассыпанного по полу. Боковым зрением Сакура заметила, как Итачи растворился в черном дыму там, где только что стоял.       В гнетущей тишине девушка отчетливо слышала бешеный стук своего сердца.       Стоп, что?       Может, это просто механизм самозащиты? Если постоянно находиться в обществе человека, которого ненавидишь и боишься, можно сойти с ума. И загнанное в угол сознание видит лишь один выход — полюбить этого человека.