***
Связавшись в Ривером, я надеялась, что мы быстро уладим вопрос. Мне нужно было продать остаток своих акций фирмы. За них можно было получить небольшую сумму и вложить ее во что-то. Но важно было не это. Я бы смогла с головой уйти в другую сферу. Но возникла проблема. Неожиданно, Крис захотел со мной встретится. Это стало шоком, ведь два месяца назад он горел желанием убить. Его адвокат передал сообщение, где Фальверт просил о встречи. Я не хотела. Видит бог, не хотела его видеть! Наступила моя очередь ненавидеть. И эта злость застилала глаза, перекрывала всю мою сраную любовь к нему. Но, несмотря на это, я отчего-то согласилась. В конце-концов, мне нужно было продать акции. Если бы он мне отказал, пришлось бы идти по другим инвесторам. У которых нет тех денег, которых действительно стояли акции фирмы. Поэтому, пришлось согласиться. Хотел меня увидеть — пускай. Даже неплохо. Пусть бы он увидел меня такой, какой я стала. Страшной, в старой потертой одежде. С нестрижеными волосами, без макияжа. Строптивая, злая, печальная. Я мечтала, чтобы его съедала совесть. Ответила Риверу, что согласна встретиться. Но сообщила, что по-прежнему живу в Лондоне. И если Крис хочет меня увидеть — пусть прилетает. Через пару дней мне пришло сообщение. С адресом и точным временем. Зная все-таки родной город как пять своих пальцев, я примерно определила, что точка находится за городом. Где-то на перекрёстке двух шоссе. Пустынное место, где почти никого никогда нет. А главное — далеко от моего пристанища. Друзья от меня отвернулись, но всё-таки оставалось множество знакомых. И я знала адреса тех, кому было абсолютно поебать на мои отношения с бывшим. Их можно было попросить, они бы сделали это без лишних вопросов. Один из таких знакомых жил в паре кварталов от меня. Мы вместе сидели на уроках биологии в школе. У него я одолжила машину и впервые выбралась куда-то дальше продуктового магазина. Через час уже сидела на ярко-красном диванчике в какой-то забегаловке напротив бывшего мужа…***
— И так, — заключила она, складывая руки на груди и откидываясь на спинку приторно-красного дивана. — Говори. Ты ведь хотел что-то обсудить — я пришла. Мы сидели в какой-то забегаловке на перекрёстке двух дорог где-то за городом. Как иронично. Я не видел Чар с того дня, когда нас развели — где-то пару месяцев. Может быть и больше. Она изменилась. Выглядела совсем иначе. На девчонке было мешковатое черное худи, потертые джинсы в обтяжку и кеды, которые обычно продают в дешевых магазинах. Но дело было даже не в одежде. Ее лицо изменилось. Раньше розовые щёчки стали впалыми, кожа бледной. Под глазами снова появились черные синяки, а сами они потухли. Блестящие глазки Ф… Вестман больше не светились. Они были блеклыми, словно безжизненными. Серьезно, я едва ли мог узнать в ней свою бывшую жену. Подавшись вперед, я сложил руки на столе между нами, сцепил пальцы в замок. Подавляя эмоции, просыпавшиеся во мне рядом с ней, начал разговор. — Адвокат сказал, что ты пытаешься продать свои акции. Зачем? — Какое тебе дело? — нахмурившись, спросила Чарли. — Акции, которые ты не отобрал, по-прежнему принадлежат мне. Делаю с ними, что хочу. — Если продаешь, значит, тебе нужны деньги, — заключил. — Да ты просто капитан Очевидность, — с раздражением ответила она. — Очень нужны. Для чего? — Хм, дай подумать? — она стала потирать подбородок. — Для чего же мне могут пригодиться деньги? Не знаю. Может быть… на еду, нормальное съемное жилище без крыс и тараканов, одежду, — Чарли выплюнула это мне в лицо с такой злостью и обидой в голосе. Она злилась на меня, была просто в бешенстве. И в то же время готова была заплакать прямо там. Но держалась. Не хотела показывать мне свою слабость, как делала это раньше. Я раздражался не меньше. Упертая девица. Как только может женщина быть настолько несносной. Хотя странный вопрос, если учесть, что разговор шел о Чарли. Передо мной сидела та же самая девушка, а точнее женщина, которую я повстречал четырьмя годами ранее. Злая, раздражающаяся от любого моего действия. Она ненавидела меня, в ней не осталось ничего, что пробудилось за время нашего брака. И все-таки, я видел, что своей строптивостью она прикрывает боль, обиду, разочарование. «Конечно, сучка. Что еще ты можешь испытывать? Дохода нет, денег нет. И любовничек, наверняка, съебался, увидев, кем ты стала». Да, наверное, я бы очень расстроился на ее месте. Больше я не верил. Не поддавался на пустые уловки, не обращал внимания на глазки, в которых скапливались слезы, которые я обычно снимал поцелуями, успокаивая девочку. И не замечал ее жуткой худобы, словно девушка стала анорексичкой. Не видел ее впалых щек и торчащих наружу костей, прикрытых худи, потому что за ней никто не следил, и она, мать твою, перестала есть. И абсолютно, абсолютно игнорировал тот факт, что одежды на ней в сумме стоила от силы двадцать баксов. Дешевые шмотки, затертые до дыр, торчащих ниток и отходящей подошвы, потому что на большее ей просто не хватало… Сука! Ну почему, почему я блять был так сильно привязан к этой твари?! Так сильно, что мне хотелось просто сгрести ее в охапку, утащить оттуда, привезти домой, отмыть, одеть и заставить питаться до отвалу, пока не наберет килограммов десять. И это все приходило в мою голову даже зная, что она сделала. — Ты так и не ответила на мой вопрос. Зачем продаешь акции? Тебе ведь с них капает доход, у тебя есть образование и та нычка. Продай, в конце-концов, свои дизайнерские шмотки, электронику. Кольца. Я за них неплохо отвалил. Узнают чьи — заработаешь в разы больше. Сука, как же я пожалел о сказанных словах. В ту же секунду, пожалел. Чарли словно ударили током, полоснули в челюсть, не знаю. Она замерла. Почти не дышала. Сидела с округленными глазами и безотрывно смотрела на меня, будто бы играя в гляделки. В них я видел боль. Впервые, со дня расхода, когда я объявил ей обо всем, я увидел боль. Пронзающую, душераздирающую, которая убивала дрянную сучку изнутри. Я это видел. И понимал, что она не может так хорошо это изображать. На секунду у меня мелькнула мысль. Та, которая не давала мне покоя каждый раз в зале суда. «Придурок, очнись. Это же Чарли. Она искренняя, она добрая. И совсем не такая, какой показывала себя другим. Она твоя». Но ее слова полностью развеяли все. — Я обдумаю твое предложение, спасибо, что подсказал про кольца. Воспользуюсь. Но я пришла не для того, чтобы обсудить свой гениальный бизнес план. Ты будешь покупать акции или нет? Жестокий, твердый голос. Сука. Она все-таки отличная актриса, недооценил ее. Эта дрянь снова пыталась играть на мне. Это выбесило. Разозлило. Я вскипел и быстро встал. — Завтра здесь, в то же время. Ривер подготовит бумаги.***
Произнеся это, Крис встал и ушел. Входная дверь забегаловки захлопнулась за ним с такой силой, что мне стало страшно за это кафе. На самом деле нет. Это было совершенно не то, что меня заботило. Просто я… цеплялась за любую мысль. Только бы не думать о нем, его словах и том, какая я дура, раз пришла. Эти слова про кольца и вещи… ладно, плевать на вещи. Кольца. Я не снимала их и до самого развода. Хранила при себе. И да, мысль избавиться от последнего вещественного доказательства того, что мне довелось так сильно любить, посещали каждую ночь. Каждый раз, когда я вскакивала от очередного кошмара, металась по постели в надежде, что все это сон. Я порывалась их продать, выкинуть, избавиться. Но не могла. В тот день я взяла их собой, чтобы вернуть Крису. Надеялась, что это освободит меня. Но не сделала. После его слов я решила — не избавлюсь. Оставлю себе, как напоминание о глупейшей ошибке, которую допустила, выйдя замуж за этого человека. Который смог так просто поверить кому-то. На этом кончилась моя старая жизнь. Началась новая.