***
Дни тянутся мучительно долго. А дело чудесным образом с появлением Берка само собой не раскрылось, как Рук в тайне надеялся. Но кое-что стало хуже: в субботу было найдено еще одно тело, на этот раз его прибило к Центру службы охраны лесов, что располагается на полуострове вблизи моста, соединяющего долину Холланд с регионом реки Хенбейн. — В последний раз тебе говорю, это НЕ полуостров, — настаивает Пратт, присев на корточки в дальнем конце причала. Он делает снимок контура тела, размеченного на земле Хадсон, пока сама она с шерифом и коронером отвозят труп в город. — Мы приехали сюда на машине, — ровным голосом в который раз повторяет Мэтт. Он всматривается в воду, все еще окрашенную в чуть розоватый цвет, надеясь заметить что-нибудь полезное. — Да, но мы проезжали по воде, — спорит Пратт, закатывая глаза. — Это место окружено водой со всех сторон, а значит, это остров. — Но глубина воды-то тут на пол дюйма*. — Это потому что… как оно там называется? А, точно. Брод. Это брод через реку, но это все еще остров, а ты не прав. Рук громко вздыхает. — Проехали, — лишь отвечает он. Оно того не стоит. Он все равно знает, что прав. Он может слышать, как Берк говорит с людьми, что нашли тело. Сам же Мэтт радуется, что прибыл, когда его уже увезли. Женщина, сообщившая о трупе, даже не поняла, что тот человеческий, настолько был истерзан. — Можем ли мы взглянуть на записи с ваших камер наблюдения? — спрашивает Берк. — Конечно, — отвечает видимо самый главный. — И чуть дальше вдоль берега есть смотровая вышка, принадлежащая рейнджерам. Может, их камеры тоже могли что-то заснять. А еще у них прямо на мелководье стоит радиовышка. — Вот как? Спасибо. Вы нам очень помогли. Рук поднимается с корточек и собирается пойти к агенту и доложить, что ничего не нашел. И тут он замечает это: небольшой блеск среди грязи и камней на дне. Он опускает руку в перчатке во все еще розоватую воду и вытаскивает из мелководья кольцо с крупными бриллиантами. — Хах, — выдыхает он. — Вот этого я точно не ожидал. — Нашел что-то? — Да, — он поворачивает кольцо к Пратту, чтобы тот смог его увидеть. — Нашел это в воде. — О, да мы выручим за него неплохие деньги, — отзывается Стэйси со свистом. Мэтт знает своего коллегу уже достаточно хорошо, чтобы понимать, что тот просто шутит. А вот Берк, к сожалению, нет. И, конечно же, выбирает наихудший момент, чтобы подойти. — Закрой свой рот, Пратт. Вероятно, это принадлежало жертве, — хмурится тот. — Рук, давай улику сюда. Берк помещает кольцо в маленький пакетик для улик и свирепо смотрит на Пратта, а затем объявляет, что едет обратно в Фоллс Энд. Мэтт, будучи на поздней смене, остается на полуострове еще надолго после того, как остальные возвращаются в город. Ему предстоит провести ночь на станции. Один из рейнджеров ставит перед ним добротный кофейник и кружку, прежде чем принести записи с камер. Он, честно говоря, и не ожидал от них многого. Тела просто прибило к берегу, а вот сброшены в воду те были где-то в другом месте. Но глаз выцепляет кое-что, когда он на перемотке просматривает записи ночной съемки: на вершине радиовышки обнаруживается камера, обращенная на юго-запад. С нее открывается прекрасный вид на мост, перекинутый через реку. — На этом острове раньше были контрабандисты, — объясняет ему рейнджер. Пожилой мужчина с сединой в волосах. — Разве это не полуостров? — на автомате поднимает эту тему Рук. Рейнджер раздраженно вздыхает. — Мы окружены водой, — как маленькому говорит он. — Это остров. Чему, черт возьми, вас, детишек, сейчас учат в школах? — Эм… — Мэтт неуютно сдвигается на стуле. Он не знает, что ответить на это. — В любом случае, — продолжает рейнджер, — вот почему там стоят камеры. Раньше на Хенбейн была развернута большая контрабандная сеть. В основном виски, но иногда и наркотики. Он немного слышал об этом. Старый мистер Джессоп не доживет до конца своего тюремного срока, а в Округе Хоуп есть немало людей, что могли затаить обиду. Может быть, и правда стоит поднять старые дела, если вдруг кто-то вспомнил былое и контрабандная сеть действительно как-то связана с этими убийствами. — Никогда бы не подумал. Округ Хоуп выглядит очень милым местом. Рейнджер лишь посмеивается. — Обычно так оно и бывает. В каждой бочке с медом есть своя ложка дегтя. В некоторых местах одного больше, чем другого, если ты понимаешь, к чему я клоню. Мэттью быстро проматывает запись вперед, замедляясь, всякий раз, когда на мосту появляется транспортное средство или пешеход, что на удивление часто происходит в течение первых двух часов. После наступления темноты мост скудно освещается прожекторами, и ничего не происходит. По крайней мере, до четырех восемнадцати утра. В это время на мосту останавливается автомобиль. Камера находится слишком далеко, чтобы разглядеть какие-либо детали, но кажется, что кто-то выходит из машины, и что-то падает с моста в реку. Затем человек возвращается в машину, и уезжает. Могло ли это быть телом? Оно было найдено около девяти утра, так что достаточно времени для того, чтобы его успело прибить к берегу. Рук открывает блокнот, делает пару пометок и извлекает кассету. Скопирует ее он уже в Департаменте.***
Воскресный вечер принес с собой долгожданную передышку. К сожалению, оказалось, что работу помощника шерифа очень трудно не брать на дом. Это воскресенье, однако, ко всему еще и Рождество Иоанна Крестителя***, и это значит, что в отсутствие семьи Мэтт может позволить себе столько сине-белого десерта, сколько сможет достать, ну и надо сделать несколько поздравительных телефонных звонков родственникам. А еще это значит и то, что празднование в этом году он разделит со своими новыми друзьями и соседями на барбекю у Райев. Он приносит большую часть закусок, присланных матерью в этом месяце (за исключением пакета с Hickory Sticks****, которые слишком дороги его сердцу, чтобы делиться), и взамен Ник обещает ему такое четвертое июля, которое он никогда не забудет. — Все уже продумано, — обещает тот. — Я немного надавлю на Уайтхорса, чтобы у тебя был свободный вечер. Рук коротает часы за дружеской беседой, общаясь с соседями и теми, кого видит только по работе: появляется Херк Драбмен-младший с шестью банками пива и с энтузиазмом благодарит его еще раз за то, что помог на днях. «Больше никаких проблем. Думаю, я убрал почти все капканы». И последнее на сегодняшний вечер, но конечно не по значению, еще одна встреча с Джоном. Тот обычно не звонил ему по воскресеньям. Более того: ни Джон, ни Джейкоб, ни Джозеф не появились на сегодняшнем барбекю. Не то, что бы он ожидал увидеть Джейкоба, но Джозеф и Джон были социально активными и сложно не заметить их отсутствие. Когда он приезжает на ранчо, то не может не заметить, что у Джона покрасневшие глаза, а слова звучат намного маниакальнее обычного. Кажется, что тот на грани срыва по какому-то поводу. Мэттью не лезет не в свое дело. Ему тоже была нужна эта встреча, чтобы убрать лишние мысли из головы. Так что он позволяет мужчине вести в спальню, позволяет толкнуть себя на спину на эти невозможно мягкие простыни, позволяет трясущимися пальцами снять рубашку и игриво потирать сосок. — Ну, давай же, — просит Джон, прикусывая его ключицу. — Помоги мне забыться… Тот ведет языком наверх, пока не находит чувствительное место на шее, которое заставляет задушено вздохнуть. Он ласкает его языком, надавливая. Легкий укус, за которым следует болезненное давление. — Эй! Давай-ка без засосов, мне завтра на работу, — возражает Рук. — Я не… — Сид вздыхает. — Ладно, я оставил тебе засос. Вот в этом вся прелесть работы из дома. Не важно, в каком виде и как я пишу договоры аренды и исковые заявления, лежа на диване или за своим столом. — Везучая задница, — ворчит он, а Джон усмехается в ответ. — Мм… о да, я определенно везунчик, — соглашается мужчина. — Ты ведь сейчас здесь, верно? Звучит почти романтично, когда с ним говорят таким образом: низким хриплым голосом, голубые глаза застилает пелена похоти, а зрачки расширены. — Я здесь, — подтверждает он. Улыбка Джона становится еще шире, и он скользит ладонью вниз к его трусам, крепко сжимая эрекцию. Мэтт стонет, его бедра вздымаются вверх. — Трахни меня, — шепчет Сид и снова сжимает руку и это чертовски хорошо. — И если завтра я смогу ходить, то к херам засужу тебя. Это звучит настолько нелепо, что Рук не может не разразиться беспомощным хихиканьем, до боли в животе и слез из глаз. — Не… не беспокойся об этом, — смахивая слезу со щеки, умудряется сказать он. — Никаких судебных тяжб на завтра. Ты не сможешь вспомнить даже собственного имени, когда я с тобой закончу. — Это обещание? — спрашивает мужчина нетерпеливо расстегивая свои явно сшитые на заказ брюки. — О, да, — выдыхает он. Так оно и есть. Как оказалось, Джон издает самые красивые звуки, что слышал Мэтт, когда его трахают до потери сознания. Наполовину бессвязный лепет, перемежающийся восхитительными стонами и тихими, отчаянными «да». Мужчина все продолжает наклоняться, сильно посасывая то самое чувствительное место у него на шее, что нашел ранее. Его ногти царапают спину Мэттью, безмолвно моля о большем. Завтра утром он будет весь в метках, но к черту волноваться о том, что будет завтра. Не сейчас, не тогда, когда он крепко сжимает чужие бедра, скользя быстрыми, неглубокими, дразнящими движениями. — Да, еще… о, да, да… — умоляют его и это единственный звук в комнате, не считая тяжелого дыхания и неистовых шлепков от соприкосновения плоти с плотью, кровать мягко скрипит под весом двух тел. Джон невероятно узкий, отчаянно прижимающийся бедрами, со всхлипом встречающий каждый толчок. Ощущения невероятные, даже сквозь латекс. Рук не может сдержать стон. — Скажи мне свое имя, — шепчет он Джону на ухо, замирая в середине очередного толчка. Тот выглядит явно сбитым с толку, искоса смотрит на него, нетерпеливо подергивая бедрами. — М? Мэтт не может удержаться от смешка. — Не важно, — шепчет он и игриво прикусывает мочку уха. Он меняет ритм на жесткий, быстрый и глубокий, стараясь довести себя до пика. Он хочет… нет, ему необходимо, чтобы они оба кончили, как можно быстрее. Он тянется рукой к члену партнера. Толчки быстрые, чужой рот прижимается к его горлу, давление почти болезненное. Джон сжимается, тело напрягается, когда тот изливается на собственный живот, с болезненным всхлипом экстаза. Это слишком, и он кончает мгновением позже. Им обоим требуется некоторое время, чтобы прийти в себя. В конце концов, Мэтт отстраняется и скатывается с Джона. Он закидывает презерватив в мусорное ведро, а Сид вслепую тянется за полотенцем, которое заранее оставил на прикроватном столике. Никто из них не говорит ничего. Единственный шум в комнате – это тихое жужжание вентилятора над ними, мягкое шуршание ткани о кожу и их тяжелое дыхание. Может быть, это должно ощущаться немного неловко, но Рук слишком устал, чтобы о чем-то беспокоиться. Он закрывает глаза и обещает себе встать через минутку. — Кажется, я все же не засужу тебя, — хрипит Джон, нарушая тишину. На коже блестит легкий пот, дыхание все еще немного неровное. — Та штука с именем была реально горяча. Стоит как-нибудь повторить. У тебя потрясная выдержка. — Спасибо. Должен сказать, что это лучшее Рождество Иоанна Крестителя, что у меня было за долгое время, — говорит Мэттью, и он не шутит. Последние несколько лет оно было в лучшем случае очередным поводом выпить больше, чем обычно. С тех пор, как он отказался от выпивки, праздновать стало совсем нечего. Все что осталось – это телефонный звонок от матери; синяя рубашка; изредка не доготовленный пути́н, если он сильно затоскует по дому. Он помнит, каково это было в детстве. Его семья ездила в Монреаль, чтобы провести праздник с мамиными родственниками. Он мысленно видит бело-синий фейерверк, чувствует прохладу травы под собой, слышит веселое пение бабулиных соседей. Сегодня все прошло отлично. Не каждый день он так расслабляется. Он объелся сладким в компании отличных людей, очень долго разговаривал с семьей по телефону и провел несколько энергичных часов в компании красивого мужчины. — Рад услужить, — смеется Джон, а затем сдвигается на матрасе и встает. Шагает в ванную. После слышен лишь звук мягко бьющейся о тело воды из соседнего помещения. Полусонный, Рук не может не задаться вопросом, а может ли Джон Сид быть тем типом мужчин, что наслаждаются традиционными праздниками, в которых он сам всегда принимал участие, когда навещал своих бабушку и дедушку в Квебеке. Откинувшись на мягкую траву, любоваться кострами и тонуть в бесконечной музыке пока утро перетекает в день, а затем и в вечер, с желудком, набитым пути́ном и жареной рыбой, и сине-белым всем (но в основном тортом). Может быть, Джону бы понравилось играть в Ostie de Jeu***** с мамой и ее семьей. Тот пару раз упоминал, что свободно говорит по-французски. Мэтт и не собирался, но засыпает. Ему снятся фейерверки в парке Maisonneuve******; поцелуй со вкусом лайма и мяты; куча искалеченных конечностей; кровь, растекающаяся по траве и пропитывающая его рубашку и джинсы.