i sought him who my soul loves (i sought him but found him not)

      Обратный путь в Фоллс Энд проходит в удушающей тишине. Мэтт на месте водителя, он ведет быстро, но осторожно. Ему паршиво. Липкие от пота руки дрожат на руле, уровень адреналина понемногу снижается.       Берк молчит. Обманчиво спокойно сидит, скрестив руки на груди и откинувшись на пассажирском сиденье. Вся та энергия и гнев, фонтанирующие в нем ранее, затаились до поры до времени.       Прежде чем свернуть на отворотку в Фоллс Энд Рук смотрит в зеркало заднего вида. Джозеф открыто встречает его взгляд своими спокойными голубыми глазами. Хотя пастор и был шокирован поначалу, шок этот быстро заменила собой твердая решимость. Но не стальная, острая и злая. Скорее пастор Сид был сравним с горой. Непоколебимый. Спокойно выслушал предъявляемые ему обвинения, стоя посреди церкви с идеально прямой спиной. И не сказал вообще ничего, помимо пяти слов.       «Я буду молиться за вас.»       Мэттью отводит взгляд, сосредотачиваясь на пустой дороге городка.       Слава Богу, когда он въезжает на стоянку, поблизости не видно ни души. Вынести все происходящее с толпой зевак было бы просто нереально.       — Сэр? — отзывается Ненси, увидев Джозефа. — Рук? Пастор? Что происходит?       — Ничего, что касалось бы Вас лично, диспетчер, — рявкает Берк. — Уайтхорс на месте?       — Нет, ушел домой минут двадцать назад. Сэр, почему пастор Сид в наручниках?       Берк не отвечает, лишь вталкивает Джозефа внутрь.       — Комната допросов, — приказывает агент, и… ну, это самое подходящее место, чтобы опросить Джозефа и поэтому Мэтт подчиняется. Он заводит пастора и сразу же включает диктофон.       Как итог, Берк сидит напротив Джозефа, Рук рядом с ними, заполняет все необходимые бумаги. Сид не спорит, спокойно диктует личные данные, необходимые для протокола, когда его спрашивают. Не протестует, даже когда с него снимают отпечатки пальцев, лишь пристально следит за происходящим.       — Насколько мне известно, то я имею право на адвоката, — произносит Джозеф, когда Мэттью наконец подписывает протокол и указывает сегодняшнее число. — Мне нужен телефонный звонок.       — И очень скоро Вы его получите, — отвечает Берк. — Но сначала я хочу спросить кое-что.       — Я понимаю, но говорить без адвоката не буду, — голос спокойный. Твердый. Уверенный.       — Зачем ты это сделал? — внезапно спрашивает агент, но пастор молчит. Вместо этого складывает руки вместе, склоняет голову и закрывает глаза. И тихонько молится. Берк же продолжает стоять на своем. — Зачем, Джозеф? Ты ведь должен был помогать этим людям.       Тот лишь продолжает молиться, полностью игнорируя вопрос. «Джон должен добраться досюда минут за десять», — прикидывает Мэтт.       Он аккуратно встает с бумагами в руках. Выходит из комнаты для допросов, кладет протоколы на стол, чтобы после подшить. Очень быстро заскакивает в уборную, сглатывает ком в горле, прежде чем осушить чашку с кофе. И набирает номер Джона, пока наливает себе новую порцию – обычно бодрящая жидкость сейчас горькая, почти мерзкая на вкус.       — Добрый вечер, помощник шерифа, — мурлычет в трубку младший Сид. — Должен сказать, не ожидал твоего звонка сегодня вечером. Мне казалось, что ты на смене.       — Я на смене. Приезжай прямо сейчас, — отвечает Рук, сразу переходя к делу. — Речь о Джозефе. Он в допросной. Берк арестовал его как главного подозреваемого… по делу о серийном убийце.       — Блять, — выдыхает Джон. — Пять минут.       Мэттью вешает трубку, прихватывает с собой кружку. Затем останавливается у стола и закидывается на всякий случай несколькими пилюлями, его все еще тошнит, а живот по-прежнему крутит.       По итогу именно Берк был тем, кто заковал Джозефа в наручники, не Рук. По сути, сам он не сделал ничего плохого, но… черт, он обязан был как-то остановить творящееся безумие. А теперь агент словно с цепи сорвался. Потому что, видите ли, Мэтт не должен был колебаться и задавать неудобные вопросы, лишь молча исполнять приказы, словно робот.       («Да что за пиздец, — орал Берк, выдергивая у него из-за пояса наручники. — Мне что, вообще здесь все придется самому делать?!)       Ранее тот говорил, что у него многообещающие перспективы, «если он сделает правильный выбор». Он не совсем уверен в том, какое вообще влияние федеральный агент может оказать на его работу, и не хотел бы выяснять это. И хотя он почти наверняка знает, что федеральные правоохранительные органы и правоохранительные органы штата должны быть полностью разделены… он не поставил бы на это свою работу и будущую карьеру. Берк и так зол на бездействие Уайтхорса, бесится с идиотских шуток Пратта и бесконечно разочарован тем, что застрял в их маленьком сельском городишке так надолго.       И Мэтт знает, что он все равно бы все испортил, как бы ни повел себя в церкви. В данном варианте хотя бы его личная мораль (в некоторой степени) не пострадала, но вот карьерные перспективы, кажется, пошли ко дну. И хотя Джозеф по отношению к нему пока еще ни разу не проявил открытой недоброжелательности, это ни черта не значит. Он сейчас совсем не в том положении, чтобы говорить с пастором по душам.       Мэтт возвращается в допросную, где Берк все так же безрезультатно пытается давить на Джозефа.       — Что, нечего сказать? — не унимается агент. — Даже защищаться не собираешься?       А Джозеф все так же тихонько бубнит под нос молитвы, полностью игнорируя происходящее вокруг. Мэтт опускается на стул, делает глоток кофе. На мгновение наступает тишина.       — У тебя ведь было много возможностей. А вот мотив… в нем я не до конца уверен. Надоело видеть, как они возвращаются к старым привычкам? Наркотики, алкоголь, аморальное поведение… ох, ты, должно быть, был чертовски зол.       Джозеф моргает, поднимает глаза, но по-прежнему ничего не говорит.       Вполне вероятно, он сейчас думал о Джоне, ведь когда-то у его младшего брата была зависимость, несмотря на то, что тот теперь даже не выпивает. (Хоть они никогда толком это и не обсуждали, Рук почти уверен, что порок младшего Сида - кокаин. Типичный наркотик успешных людей, чья карьера сопряжена с постоянным стрессом. Или, возможно, алкоголь. Вероятнее даже и то, и другое.) Джон как-то упоминал, что оба брата знают о его бисексуальности, подразумевая, что Джозеф этого не одобряет, видимо по долгу службы считая мужеложство тяжким грехом.       — Бьюсь об заклад, в какой-то момент ты просто не выдержал. Так долго пытался помочь этим людям, а они наплевали на твою помощь и все ради чего? Временного удовольствия? И вот ты решил спасти хотя бы их души и пошел на убийство; сначала одно, затем другое и понеслось... Лицемерная же ты мразь, пастор Сид.       Губы Джозефа хмурятся, и он уже открывает рот, чтобы что-то сказать, но, к счастью, именно в этот момент входит Джон, присоединяясь к их закрытой вечеринке.       — Добрый вечер, офицеры, — говорит он с уверенной улыбкой на лице. Мужчина одет в строгий синий костюм, и единственным признаком его поспешного прибытия служат не покрытые гелем волосы, которые сейчас просто заправлены за уши, а не зализаны назад, как обычно.       — Что Вы здесь делаете? — удивленно спрашивает Берк.       — Оказываю юридическую помощь моему дорогому клиенту, — отвечает Джон, усаживаясь на место рядом с братом. Он ослепительно улыбается и кивает Мэттью. — Спасибо, что сообщили мне о ситуации.       Рук кивает в ответ. Берк сердито фыркает.       — А теперь давайте перейдем к делу, — небрежно произносит младший Сид. Он складывает руки на столе, лениво барабаня пальцами по поверхности. — В чем именно обвиняется Джозеф Сид?       — В убийстве, — говорит Мэтт, впервые приняв непосредственное участие в сегодняшнем допросе. — Первой степени.       — Вот как? — мужчина приподнимает бровь. — Серьезное заявление. Для которого, я полагаю, у вас есть доказательства?       Берк смотрит на Джона и молчит, а тот усмехается.       — Хорошо, — продолжает он. — Тогда что насчет мотива? Зачем же такому честному человеку, как пастор Сид, убивать людей, которых он, прошу заметить, всеми силами пытается спасти?       Берк открывает рот, но Мэттью уже не слушает, что тот говорит. Не может. Не тогда, когда Джон здесь и его причудливый одеколон разносится по помещению с каждым плавным, самоуверенным движением, а слова, что он произносит – до мелочи продуманный шедевр.       Рук никогда раньше не видел Джона за работой. Тот и в повседневной жизни всегда красноречив и изящен, но почему-то именно сейчас это особенно ощущается. Он спорит с Берком, завораживая каждым неторопливым жестом. Мужчина говорит быстро, но вот тон его спокойный и уверенный.       Чертовски горяч. Мэтт почти мечтает о том, чтобы Джон прервал свой, по сути, монолог и перевел на него такой властный сейчас взгляд, приказав при этом раздеться или отсосать. Почти мечтает.       Приходится сглотнуть, дабы хоть как-то заставить себя избавиться от фантазий, полностью завладевших мыслями. Эффект собаки Павлова*. Вот что это такое. Ему подсознательно удалось заставить себя ассоциировать Джона с сексом. Стоит поразмыслить над этим на досуге, ну а сейчас… сейчас же ему срочно нужно как-то сосредоточиться на происходящем.       — … из чего следует, — Джон, очевидно, как раз заканчивал аргумент, — что у вас не было абсолютно никакого права задерживать пастора Сида, и я требую немедленно освободить моего клиента из-под стражи.       Берк явно недоволен. Но хотя бы не спорит.       — Понимаю, — лишь отзывается он. — Помощник шерифа Рук, наручники.       Мэттью никогда в жизни не был так рад снять с кого-то наручники. Джозеф потирает затекшие запястья. На его белой, словно бумага, коже остались отчетливые розовые полосы.       — Спасибо, — бормочет тот.       Мэтт же ничего не отвечает. Молчит. Он не может. Не заслуживает ни грамма благодарности, не после того, как не предотвратил очевидно незаконный арест.       — Еще один последний вопрос, пастор Сид, — неожиданно подает голос федеральный агент. — Ты ведь душил ее? И как оно было?       — Что? — переспрашивает Джозеф, недоуменно моргая.       — Я о твоей дочери, пастор… каково это, убивать беззащитного младенца? Сжимать ее крошечное горло своими руками? Чувствовать, как жизнь покидает хрупкое тельце?       Джозеф пристально смотрит на Берка широко открытыми глазами и с непроницаемым выражением лица. Удивлен? Зол? Опечален? Все сразу? Мэтт не уверен.       — Ей ведь даже потребовалась операция. Просто чудо, что малышка выжила. И это заставляет меня задуматься… та автомобильная авария… может она и не была случайностью? Что же могло заставить тебя так сильно возненавидеть свою жену и собственную дочь?       Проходит секунда. Затем две.       — Все было совсем не так, — начинает Джозеф, но Джон рывком одергивает брата.       — Больше никаких вопросов, — говорит он, а затем, еле слышно рычит. — Заткнись, Джо.       Джон подхватывает старшего Сида под локоть, осторожно поднимает и выводит за дверь, с легким щелчком закрывая ту за собой. На мгновение в комнате воцаряется тишина, прежде чем Берк выключает диктофон и поворачивается к Мэттью со скрещенными руками на груди.       — Зачем ты позвонил его адвокату?       — Он попросил об этом, — отвечает Рук, удивленный, что ему вообще задали подобный вопрос.       — Нет, не просил, — тут же отзывается Берк с ледяным взглядом и злостью в голосе. — Он сказал, что ему нужен телефонный звонок, и что он не будет говорить с нами без адвоката. Одна просьба и одно изложение факта. Стоило слушать внимательнее.       — Даже если бы и не просил, у него есть право на адвоката. Я не могу просто… Это же незаконно!       Берк качает головой и хмыкает.       — Незаконно? — обманчиво мягко спрашивает он. — Что же на счет убийства людей? Это не противоречит твоей морали?       — Это тут откуда…       — Хорошо, что Вы заботитесь о надлежащей правовой процедуре, помощник шерифа, — продолжает тот сквозь зубы. — Но на свободе серийный убийца. И мы должны поймать его, чтобы никто больше не пострадал. Что тут вообще непонятного?       — Это не Джозеф. А даже если и он… нельзя обвинить человека на пустом месте, в итоге нам все равно пришлось бы его отпустить. Нужны доказательства.       Берк смотрит на него тяжелым взглядом, крепко сжав челюсть. Затем уходит, не говоря больше ни слова.

***

      Мэттью дважды проверил свое отражение в боковом зеркале. Что за бесполезное занятие… он уже и так сделал все, что мог, чтобы выглядеть прилично. Побрился, причесался, почистил зубы нитью. Пахнет он однозначно хорошо, ведь тщательно намылся после того, как кончил (его зад образцово чист просто на всякий случай, вдруг свидание пройдет очень даже гладко), и он нанес дополнительный слой дезодоранта, брызнул немного одеколона, прополоскал лишний раз рот, прямо перед тем, как выйти из дома. Он даже потрудился погладить зеленую флисовую рубашку, отполировал лучшие ботинки, надел свои облегающие джинсы, те самые, черные, что натурально облепляют ноги, словно вторая кожа.       Рук не знает, какой тип парней предпочитает доктор Чарльз Линдси (по крайней мере, кажется, именно это имя написала Ненси, ее почерк это что-то с чем-то), но он постарался быть сегодня лучшей версией самого себя. Он выключает радио на середине проникновенного исполнения LeAnne Rimes «Can’t Fight the Moonlight». Делает глубокий вдох, затем еще два. Выходит из машины и направляется ко входу ресторанчика «у Обри» - небольшой террасе, тут и там обставленной растениями, через перила переброшен горшок с… ладно, Мэтт ни черта не смыслит в цветах, но среди плюща растет что-то маленькое и белое. Мило. В самом углу окна возле двери скромно прикреплен крошечный стикер с радужным флагом, настолько незаметный, что сам он заметил его совсем случайно. Тем не менее, это чуть успокаивает. По крайней мере, гарантирует, что персонал не сильно должен смутить тот факт, что он тут на свидании с мужчиной.       Время зайти внутрь. Он не особо разбирается в дизайне интерьера, но «у Обри» выглядит как неплохое заведение. Вдоль стен располагаются красивые ниши, обитые коричневой кожей, посередине каждой - деревянные столы с белыми скатертями и причудливые стулья. Картины с пейзажами Округа Хоуп разбросаны по стенам, окна украшены кружевными занавесками.       — Добрый вечер! — приветствует официантка. Молодая девушка, должно быть, студентка колледжа, широко улыбается. — Столик на одного?       — Эм, — немного замялся Рук. — Я от Ненси. Из Департамента шерифа. Она делала бронь. Кажется, у меня тут встреча..?       — О! Свидание, верно? — добродушно спрашивает официантка, на что он неуверенно кивает. Она провожает его к нише, чуть более уединенной, чем остальные, в самый дальний угол ресторана. — Боюсь, вашего сопровождающего еще нет. Не хотите чего-нибудь выпить, пока ожидаете?       — Стакан воды будет прекрасно.       — Сейчас принесу!       Он развлекает себя тем, что делает снимок ниши и отправляет его Мелани. Ответ приходит незамедлительно: «Ты выбрался куда-то? Добровольно? Кто ты и что сделал с моим братом?»       «Очень смешно», — отвечает он.       «А то», — печатает Мелани. — «Я глазам своим не верю. Ты же натуральный ленивец просто по ошибке размером с человека»       Он отсылает хмурый смайлик       «Как бы там ни было… как ты? Давно не разговаривали. Дай угадаю, новый парень?»       Мэтт не знает, что ответить на это. Не может же он рассказать сестре о том, что творится у него на работе… о царившей напряженности между Берком и Уайтхорсом, о яростном споре, произошедшем на следующее утро после того чудесного недо-ареста. О том, как Хадсон и Пратт теперь редко появляются в Департаменте, отчасти из-за постоянного дурного настроения федерального агента. О том, что они совсем не приблизились к поиску убийцы. Или о том, каким признательным был Джон и какими ласковыми и нежными ощущались его пальцы и язык, когда они в последний раз занимались сексом.       (— «Спасибо, что помог моему брату», — сказал он впоследствии, мягко проходясь пальцами по щеке. — «Твой звонок в самом деле спас ситуацию». Мэтт тогда лишь отвернулся. Он не чувствовал, что заслуживал благодарность. В том, что Джозефа задержали, была и его вина.)       «Дела как всегда», — определился, наконец, Мэттью. — «Самое рядовое свидание»       Он убирает телефон и разглядывает других посетителей. Большинство из них даже смутно узнает. Вон сидит Дрю со своей невестой и, по всей видимости, ее родителями. Чуть поодаль мисс Джессоп болтает с высокой девушкой, которую он не знает, но которая вроде как спортсменка. Он видел, как та тренируется с местной бейсбольной командой за школой. Кстати, ближе к горам, если что, было поле размером куда больше школьного. Тут и Джозеф Сид общается с незнакомой кареглазой брюнеткой. Спасибо Господи, кажется, разговор серьезный, похоже, он совсем не заметил его. Ким и Ник Рай за одним из столиков прямо в самом центре ресторана: живот Ким с последнего раза стал еще больше. Она где-то… уже на седьмом месяце?       Мэтт не может не задаться вопросом, будет ли ребенок похож больше на Ким или на Ника. Здорово, если малютка Рай будет с глазами и волосами своей матери. Сам он унаследовал большинство отцовских черт: золотистую кожу, высокие скулы, темные глаза и прямые черные волосы. В форме его рта и носа, и, пожалуй, в чуть округлых глазах есть что-то от мамы, но на этом все. У его сестер в волосах немного больше маминых кудрей, глаза Мэделин скорее карие, чем черные, а Мелани ужасно бледная и мгновенно сгорает на солнце.       Он настолько погрузился в свои мысли, что почти не заметил, как официантка подвела к его столику мужчину. И да, он был прав - доктор Чарльз Линдси собственной персоной: волосы аккуратно уложены гелем, одет в рубашку с модным принтом, жилет и явно сшитые на заказ брюки. Мэтт на его фоне выглядит слишком просто.       — Вам сюда, сэр! — щебечет официантка. — Я вернусь через минутку и приму ваши заказы на напитки!       Линдси буквально источает нервозность.       — Привет. Я… ммм… не ожидал увидеть тебя.       — Как и я, — лжет Мэттью. — Хотя сюрприз приятный.       — Да, конечно, — взволнованно смеется доктор в ответ. — Я просто… как-то привык думать, что такой один, понимаешь?       — Прекрасно понимаю, и мне до этого тоже так казалось, — снова ложь. Но только потому, что упоминание об ориентации Джона является явным нарушением соглашения. — Здорово иногда ошибаться.       Разговор идет даже очень легко. Мама Линдси - иранка, отец - шотландец. Сам он вырос в Сиэтле, после окончания учебы переехал в Округ Хоуп, дабы вести незамысловатую сельскую жизнь. Специализируется на уникальном виде пум, недавно найденном в Хоуп. Любит биологию, химию и историю.       — Я часто езжу к геотермальным источникам**, — делится он. — Мне очень нравится узнавать о доисторических племенах и тому подобном. Ну, знаешь… как они жили миллионы лет назад…       — Звучит довольно круто, — отзывается Мэтт. Это совсем не его, но энтузиазм парня напротив подкупает.       Линдси умен, бросает много остроумных шуток, заставляя без фальши смеяться. Прекрасная компания, он удивительно харизматичен для человека, известного своей кротостью и робостью. И ему, кажется, искренне интересно узнать о семье Рука, да и о нем самом.       «Но фишка в том», — обдумывает Мэтт, накручивая пасту на вилку, — «что, хоть Чарльз веселый, милый и очаровательный, мы… не подходим друг другу». Между ними совсем не было искры. Не такого человека он ищет. Конечно, прямо сейчас он наслаждается компанией парня, но на разговорах за едой, пожалуй, и стоит ограничиться. У них ведь совсем ничего общего, кроме того, что они единственные полуоткрытые геи в Округе.       — И знаешь, что она сказала? — продолжает свой рассказ Линдси, едва сдерживая хихиканье.       — Что?       — В следующий раз приводи свою девушку!… Я… чувак, мы держались за руки. Прямо перед ней. Я не… Я даже сказал слово «парень». Серьезно? Невозможно быть настолько слепой…       — Некоторые люди просто не хотят замечать, — грустно улыбается Рук, качая головой. — Честно, это не такой уж плохой вариант.       Они уходят, когда солнце уже закатилось. Этот забавный парень очень мило пытается оплатить счет, но Мэттью все же настаивает поделить тот поровну. Они оставляют хорошие чаевые, ведь еда была восхитительной, а официантка улыбчивой и тактичной… и в конечном итоге оказываются под уличным фонарем, мягко освещающим парковку.       Чарльз застенчиво улыбается, и, черт, этот человек точно не привык быть в центре внимания.       — Я прекрасно провел сегодня время, — говорит он.       — Я тоже, — отвечает Рук. Недостаточно для еще одного свидания, но… было весело. Приятные изменения. Он уже и забыл, как здорово делать что-то романтичное, выходить на улицу и открыто вести себя на публике, вместо того, чтобы запираться ото всех наедине за закрытыми дверьми и окнами.       Линдси сжимает его руку, немного наклоняется вперед, и Мэтт подается навстречу, слегка склонив голову, чтобы не столкнуться носами. Далеко не лучший его поцелуй. На самом деле, тот просто ужасен: неловкий и неуверенный, слишком много зубов и слюны. Но как же восхитительно, словами не выразить, вот так запросто целоваться на улице, на публике, не прячась. Без страха. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз делал что-то подобное.       Он отстраняется и стирает слюну с губ большим пальцем.       — Доберешься сам или тебя подвести?       — О, все в порядке, я припарковался чуть дальше, — отвечает Линдси. — Я… надеюсь, мы еще увидимся.       — Я тоже, — кивает Рук. Он хотел бы проводить больше времени с доктором Чарльзом Линдси… исключительно по-дружески. Веселый и интересный парень, несмотря на полное отсутствие между ними романтики.       Тот улыбается и машет на прощание, направляясь на другую сторону парковки. Мэтт машет в ответ и замирает на мгновение, наслаждаясь внутренним теплом. Он чувствует… ему просто хорошо, чего не было уже давно. В любом случае он поблагодарит Ненси за это свидание.       Кто-то сзади тактично прочищает горло, и он пораженно оборачивается.       Чуть поодаль стоят Джозеф Сид и женщина из ресторана. Мужчина скрыт в тени, но кажется, лицо его слегка покраснело. Рук смотрит на фонарь над собой, затем на вход в ресторан. Прикидывает в уме. У Джозефа однозначно был отличный обзор на тот позорный поцелуй.       — Помощник шерифа, я… — начинает Джозеф и снова откашливается. — О том, что произошло на днях… я просто хотел сказать спасибо.       — Спасибо? — тупо переспрашивает Мэтт.       — Да, — подтверждает пастор. Делает паузу. — Признаюсь, поначалу я был неприятно удивлен тем, что Вы не вступились за меня во время ареста. Но мы переговорили с братьями, и… они мне все объяснили. Они сказали, что ситуация была очень непростой для Вас лично… но несмотря на это, Вы все равно позвонили Джону и сообщили о происходящем. Если бы не тот звонок, все могло обернуться куда хуже. Потому я и хочу выразить свою благодарность.       — Оу.       Он не знает, что сказать, и поэтому не говорит ничего. Пастор Сид переминается с ноги на ногу, явно чувствуя себя неловко.       — Берегите себя, помощник, — на прощание кидает Джозеф. — И, пожалуйста, помните, что для Вас всегда найдется место в моей пастве.