I don't ask, for everything we've done has passed Who cares if we will meet again? It's obvious that we're not friends I daren't speak of what I'm wishing uselessly My stupid vision clears to see a sugar mountain melt in me Temposhark - Not that big
Она прекрасно видела очертания его лица, несмотря на то, что в салоне экипажа было темно. Глаза Винсента блестели каждый раз, когда они проезжали мимо очередного уличного фонаря, и его лицо на несколько секунд освещал тусклый свет. Они молчали, сидели неподвижно и, казалось, каждый был занят собой, но Лэтти всё равно ощущала себя как в ловушке. Она понимала, что должна играть по его правилам здесь, в Риверре. Но также она ощущала, что ему нравится, когда она не похожа на невинную овечку, когда не пытается смиренно сносить все его порывы. Похотливый взгляд, темнеющие глаза, вкрадчивый голос – сцена в ванне казалась ей слишком живой даже спустя столько времени, и Лэтти почему-то знала, что только это действительно может сыграть ей на руку. Как же так вышло? Когда этот парень успел запугать её настолько всего за пару дней? Он не сделал ничего из того, что могло бы открыто сигналить ей о том, что нужно нападать или бежать. Лэтти не нравилось это чувство – чувство вечной тревоги. Она могла быть любой, теперь могла. Зная, кто она, что имеет и как это использовать, Лэтти была в силах противостоять всему, что могло бы представлять для неё любую опасность. Вспомнить хотя бы эту глупую Цепь! Ладно, она не убила её сама, но лишь потому, что долго мешкала. Десять лет она бегала от герцога Бармы: его руки простирались слишком далеко, чтобы она могла жить в безопасности даже в тысячи километрах от Риверры. Ей приходилось прятаться, скрываться, теряться в толпе. Она не использовала Валета, чтобы защищаться от наёмников Руфуса. Ей хватало кинжала, и мастерство владения собственной Цепью едва ли было улучшено. Лэтти было больно признавать, но она не ощущала прежней уверенности, держа в руках огромную косу. Между ней и Валетом возникла небольшая пропасть как результат долгой разлуки. Лэтти ощущала вину за то, что прогнала его в поместье Сэинткроу. Прогнала его после того, как убила тех, кто был её семьёй. Воспоминания захватили её слишком быстро. Лэтти сжала пальцы в кулаки, пытаясь справиться с приступом. Ей пришлось причинить столько неоправданной боли людям, которых она любила! Её руки испачканы кровью, по самые локти. Брейк видел в ней убийцу, и он был прав. Лэтти была убийцей. Она убивала, когда Леви говорил убивать. У дома Баскервилль было достаточно врагов, чтобы научиться делать это с должным успехом. Глен делал всё, чтобы защитить семью, она – тоже. В ней не было того яркого света, который так любил Рейм Лунетт. Он ошибался… они все ошибались на её счёт. Лэтти не сожалела о том, что делала сто лет назад. Только о том, что убила подставного отца и брата. Только эти две смерти приносили ей боль, сравнимую с той, которую она пережила в день Сабрийской трагедии. – Лэтти? – мягкий, ласковый голос Винсента вывел её из раздумий. Теперь расстояние между ними было гораздо меньше: он наклонился к ней и сжал её пальцы, расправляя кулак и раскрывая ладонь. Его разномастные глаза смотрели на неё с заботой, но за ней скрывалась только тьма. – Я ощущаю под твоим платьем кинжал. – Чт… – Лэтти непонимающе уставилась ему в лицо и лишь затем почувствовала его вторую ладонь на своём бедре. Если бы не потолок, она бы вскочила и влепила ему по лицу. Но хитрая улыбка, скользнувшая по губам Винса, вовремя её остановила. – Поумерь свой пыл. – Как холодно, – с напускной досадой отозвался парень. – Я всего лишь хотел тебе помочь. – И чем же? – скептически поинтересовалась Лэтти. Она могла противостоять всему, но ему – боялась. Или что-то в ней просто не хотело причинять вред тому, кто когда-то был единственным, кто напоминал ей о Лэйси. Красный глаз Винсента был проклятием для него так же, как и для неё. Лэтти прекрасно помнила тот день, когда эксперимент Леви завершился. – Ты выглядишь такой напряжённой… Я знаю отличный способ расслабить все твои мышцы. Разве не для этого были созданы мужчина и женщина? Мы можем утешать, помогать друг другу. Мы можем любить, но не так, как любят обычно. Эта любовь… может быть иной. Между мной и тобой. Никаких секретов, Лэтти, и никаких масок. Она уставилась на него, не веря своим ушам. Конечно, Лэтти знала, видела по его глазам то, каким взглядом он на неё смотрит. Но она не ожидала того, что за этим взглядом может скрываться не только похоть. Винсент был из тех, кто привык получать всё на блюдце. Он был тем, кто не отказывал себе в плотских утехах. Лэтти не хватило бы пальцев рук, чтобы сосчитать всех, с кем он мог спать, а она была уверена в том, что таких было много. Винс был опытен в этих делах и знал, как заставить даму трепетать. Но сейчас… с какой же пустотой он говорил эти слова! Она ощущала каждой клеточкой тела ту боль, что скрывалась за его предложением с ним переспать. И что худшее в этом – так это то, что она разделяла с ним это чувство. – Кто-то говорил, что я его не привлекаю, – с ехидством напомнила Лэтти, внезапно ощутив непреодолимый ужас их слишком сильного сходства. Нападение было лучшей защитой. Ей хотелось напасть, чтобы защитить себя от новой боли. – Я лишь подогревал твой интерес, – хмыкнул он, убирая свою ладонь с её бедра прочь. Как-то холод пробежал по коже после этой потери. – Девушки любят, когда их желают. Если показать им то, насколько они тебе безразличны, в них вспыхивает дикая потребность заставить тебя в этом передумать. Они мгновенно готовы на всё, что не допустили бы даже в своих самых смелых фантазиях и мечтах. – Ты конченый ловелас, – презрительно фыркнула Лэтти, отворачиваясь от него к окну, и услышала тихий смешок. Он дрожью пробежался по всему её телу и замер в районе груди. Только сейчас она поняла истинный смысл всех его слов. – Я знаю о том, что Сабрие оставил после себя очень много боли. И я знаю от Лотти о том, что ты умерла. Ты действительно умерла сто лет назад во время Сабрийской трагедии, верно? – Нет… я… не умерла. Я не могу умереть. Она повернулась к нему лицом, позволив ему поймать свой взгляд. Губы Винсента неожиданно напряглись и плотно сжались, и Лэтти поняла, что он обеспокоен. Ей понравилось это чувство. Впервые Винсент Найтрей испытывал ощущение страха при ней. – Ничто в этом мире не вечно… – начал он, но она заставила его замолчать, приложив к его губам палец. Теперь их снова разделяли лишь сантиметры, и Лэтти ощущала неимоверную власть над этим человеком в эту минуту. Она наклонилась к его лицу слишком близко, чем того требовалось, чтобы он мог слышать её слова. – О, Винсент, – проговорила она, растягивая слова. – Сила Бездны питает моё тело и душу. Моя жизнь – это Бездна. И даже ты не способен причинить мне вред, который может меня убить. Винсент не успел ответить: экипаж резко остановился, из-за чего Лэтти, склонённая к парню, едва не стукнулась подбородком о его плечо. Ей повезло, что Найтрей не заметил, как она прикусила губу: всё её минутное величие от произнесённых ранее слов мгновенно бы рассыпалось. Когда он вылез на улицу и протянул ей руку, Лэтти взглянула в его лицо. Осталось ли на нём хотя бы тень того страха, что возник, когда она сказала, что бессмертна. Когда она соврала, что бессмертна. На самом деле, она прекрасно знала, чья сила способна уничтожить Баскервилля, ведь однажды эта сила коснулась её тела. И она до сих пор помнила тот пугающий холод от клинка и звон металла. До сих пор чувствовала этот холод внутри себя после Брейка, но не знала наверняка, была ли эта физическая или душевная боль. Она больше не знала, любовь к кому всё это время действительно ощущала. Два чувства столкнулись в противоречиях, когда к ней вернулась память: чувства к Леви, который вырастил её и который был смыслом жизни, и к Брейку – тому, кто вдохнул в неё жизнь, кто показал ей то, что она не смогла бы увидеть в годы, когда Сабрие был ещё цел. Сейчас здесь только он – только Шляпник. Он осязаем, он материален и он – жив. Но они никогда уже не примут друг в друге то, что пролилось на свет десять лет назад. Иногда Лэтти позволяла себе думать о том, как сложилась бы её жизнь, не открой она тогда Врата в доме Рейнсворт и не высвободи Валета. Правда об её происхождении не была бы раскрыта, и сейчас, возможно, она работала бы в Пандоре, занимала бы хорошую должность и заключила бы легальный контракт с какой-нибудь Цепью с помощью зеркальной печати. И, что было самым невероятным и прекрасным в её мыслях, – сейчас она могла быть вместе с ним. Быть с Зарксисом. Лэтти ещё никогда прежде не допускала мысль о том, что может быть действительно желанной. Но Брейк показал ей, что это возможно. В его взгляде в тот вечер, когда между ними едва не произошла близость, она видела то, что заставило всё внутри трепетать. Он смотрел на неё так, будто она была единственной женщиной во Вселенной. Ни один мужчина прежде не смотрел на неё так, как смотрел Брейк в ту ночь. Между ними была страсть, желание, но за всем этим и то другое, о чём было тяжело даже думать. Если бы речь шла только о физическом влечении, то всё было бы до безобразия просто для них, но за каждым поцелуем она ощущала связь, от которой всегда старалась держаться подальше с тех пор, как умер Леви. Она любила Брейка, любила до боли в груди, что даже сама мысль о том, что им никогда не быть вместе, доводила её до слёз. И постепенно, день за днём, с тех пор, как к ней вернулась память, она забывала лицо человека с фиалковыми глазами. Забывала то, чем жила прежде. И чем туманнее становились эти воспоминания, тем сильнее она хваталась за них, боясь остаться наедине с чувствами к Брейку. Эта любовь убивала её, подобно искусному яду: медленно, мягко, незаметно, но сильно и наверняка.***
Поместье Найтреев было излишне освещено снаружи, создавая коридор света до самых парадных дверей, из-за чего Лэтти на несколько секунд пришлось зажмуриться: после приятного сумрака салона глаза не привыкли к яркому свету. Винсент сдержанно улыбнулся, когда она, спустившись на дорожку, почти сразу отпустила его руку и двинулась вперёд, не дожидаясь юношу. Её плечи были напряжены, взгляд бегло скользил по дому. Она даже не сразу заметила то, что Винсент вновь взял её под руку, нагнав у самых ступеней. Голос парня, звучащий над ухом, достиг её лишь тогда, когда они вошли внутрь. – Моя бессмертная пташка слишком напряжена для бессмертной, – хмыкнул он, поймав на себе её вопросительный взгляд. Несмотря на то, что Винсент пытался казаться приветливым и терпеливым, в его голосе всё же проскользнули нотки раздражения. – Я сказал, что этот приём не так важен, как те, что обычно устраивают герцогские дома. – И? Что это значит? – спросила девушка, осматриваясь вокруг. Они остановились почти у самого входа и встали недалеко у стены, чтобы видеть всех гостей. Почти все приглашённые разбились на небольшие группы по интересам. Лэтти заметила неподалёку от себя несколько человек, среди которых были и мужчины, и женщины. Они мирно беседовали, и дамы изредка хихикали, прижимая веер к губам. Кокетство, с которым они поглядывали на своих собеседников-мужчин, показалось девушке отвратительно фальшивым. – Это значит, что он был устроен с определённой целью, – пояснил Винсент, как бы случайно касаясь её локтя. – Обычно целью подобных приёмов становятся важные переговоры, где обсуждают некоторые вопросы под видом обычной светской беседы, чтобы никто ничего не заподозрил. Вполне может оказаться, что та группа мужчин, – Найтрей кивнул в сторону противоположной стены, – в эту минуту как раз этим и занята. Это будто бал-маскарад, где истинные лица, чувства и намерения скрыты за масками. И где люди, которых увидеть вместе – к несчастью, могут оказаться в одном месте, и никто ничего не скажет против этого. – К чему ты клонишь? – медленно спросила Лэтти, чувствуя нарастающую тревогу от вкрадчивого голоса Винсента. – К тому, что герцогский дом Найтрей не обладает достаточным доверием, моя дорогая. Доверием, которое могут позволить себе другие Дома. – Я не пони… – Приглядись внимательнее к гостям, Лэтти. Не видишь ли ты среди них людей, которые не заинтересованы прекрасной музыкой и закусками? Которым неинтересны светские беседы? – склонившись к её лицу, произнёс Винсент. – Разве ты не видишь среди этих людей тех, кто втайне наблюдает за каждым, кто ступает в этот зал? – Винсент! – почти прошипела Лэтти. – Почему? Зачем их сюда пригласили? – Их никто не приглашал. Они пришли сюда сами. После Сабрие дом Найтрей стал тёмной лошадкой для всех, кто знает хотя бы приблизительно о том, что произошло сто лет назад. – Какого чёрта ты привёл меня в дом, полный сотрудников Пандоры? – Её пальцы сомкнулись на накрахмаленном пышном жабо парня, и Винсенту пришлось ослепительно заулыбаться рядом стоящим гостям, которые удивлённо воззрились на них. Лэтти, заметив, что привлекла своим жестом внимание, быстро опустила руку. – Я должна уйти отсюда, – более тихо добавила она. – Не можешь. Такова плата за мою услугу, – лукаво улыбнулся Винсент. – Ты издеваешься надо мной?! – О нет, конечно же, нет. Просто это один из тех приёмов, когда ничто из произошедшего за этот вечер не будет казаться особенно подозрительным. – Я не понимаю твоих намерений, Винсент Найтрей, – как можно холоднее произнесла девушка. – Я не понимаю, какое удовольствие раскрывать меня Пандоре, учитывая то, что связь с Баскервиллями аукнется плачевно для Дома, которому и так не верят. – Никто тебя не раскроет. Пандора знает, что герцог Найтрей не позволит ничему такому произойти на виду у враждебной организации. Именно поэтому никто не ожидает увидеть среди гостей Баскервилля, который находится в розыске. Условно, конечно. По бумагам ты мертва уже как десять лет. – О, мистер Найтрей, от меня ещё не пахнет разложением? – От вас пахнет карамелью, миледи. И если так пахнут все трупы, то я согласен жить среди них. Он притянул её к себе, сократив расстояние между ними всего одним движением. Лэтти оказалась недопустимо близко к его лицу и напряжённо сжала губы, а пальцы Винсента тем временем пробежались вдоль её позвоночника вверх и вернулись на талию, словно дразня её через корсет платья. Его разномастные глаза наблюдали за ней, на тонких красиво очерченных губах играла дразнящая полуулыбка. Винсент будто проверял то, насколько далеко может зайти в этой игре. Он знал, что Лэтти не может позволить себе кричать или вырываться без страха привлечь к себе внимание гостей, среди которых были и люди из Пандоры. – Я надеюсь, ты умеешь танцевать, – прошептал ей на ухо парень, и его губы как бы случайно коснулись её щеки, когда он начал отстраняться. Череда мурашек пробежалась по телу Лэтти. Она подняла глаза на Винса и заставила себя выдать полуулыбку. Ещё никогда ей не приходилось ощущать себя настолько загнанной в ловушку. – Я во многом хороша, – отозвалась Лэтти, чуть наклоняя голову в бок. Её слова прозвучали со смыслом – со многими смыслами, вызвав у парня усмешку. Огоньки заплясали в его расширенных чёрных зрачках, и он повёл её в танце, переплетя их пальцы и вынуждая её смотреть ему в лицо. Винсент был невероятно искусным танцором. – Узнаешь ли ты кого-нибудь среди этих людей? – спросил он, снова наклоняясь к её уху, и Лэтти, кружа в танце, скользила взглядом по гостям, пытаясь уловить хоть одного из своей прошлой жизни. – Быть может, нам стоит уединиться? – Нет, я никого здесь не знаю, – ответила Лэтти. Предложение парня показалось ей вульгарным, несмотря на то, что с виду он предложил ей скрыться от излишнего внимания «друзей». Однако за словами Найтрея было куда больше смысла. Она чувствовала на бессознательном уровне то, что движет им в эту минуту. Даже в его разноцветных глазах она могла видеть желание и вызов, обращённый к ней. – Но, может, тебе стоит присмотреться?.. – проговорил Винс, и Лэтти едва не оступилась, когда заметила двух вошедших в зал людей. «О нет… нет…» – она судорожно выдохнула, вцепляясь в плечо Найтрея сильнее прежнего, боясь, что ноги её подведут. Винсент сделал поворот, заставив Лэтти от него отпрянуть, и, когда она вновь оказалась с ним лицом к лицу, он улыбался ей безукоризненной, но опасной улыбкой. – Я знаю о тебе даже больше, чем ты только можешь себе представить, – прошелестел над ухом девушки его голос, и Винсент отпустил её, оставляя одну после завершения танца. Лэтти в ужасе попятилась к стене, пряча лицо в тени. Он узнает её, непременно узнает. Ведь она совсем не изменилась: всё то же молодое лицо, те же глаза и волосы, ставшие только если намного короче прежнего. А он, он изменился! Однако это не помешало ей узнать в нём того мальчишку, каким он был десять лет назад. Внутренний голос требовал ей скрыться, уехать отсюда, но она не могла без экипажа вернуться домой. Винсент сделал всё, чтобы она не смогла покинуть этот дом без него. – Элиот, стой! – юноша в очках и с длинной чёлкой проскользнул мимо неё, едва поспевая за парнем, идущим впереди него к дверям у задней стены. Что-то неуловимое, но знакомое было в нём, будто они встречались раньше. Лэтти на миг показалось, что она очутилась в поместье Баскервиллей, и шагнула на свет, пытаясь ухватить осколок прошлой жизни. – М… мисс?.. – вопросительно спросил парень в очках, и Лэтти поняла, что ухватила его за рукав. Они стояли вдвоём у колонны, вдали от танцующих пар. Никто не смотрел на них, не обращал внимания на двух человек, неловко застывших у самой стены, и только он заметил неловкость. Лэтти поймала на себе взгляд Элиота именно в тот момент, когда он обернулся назад, чтобы посмотреть, где его слуга. Она резко отвернулась и зашагала прочь. В ушах стучала кровь, и ей казалось, будто всё её тело – одно сплошное сердце: каждый его нервный и быстрый удар она ощущала целиком и полностью, даже в кончиках внезапно оледеневших пальцев. Пытаясь унять дрожь, Лэтти забылась и пришла в себя лишь тогда, когда поняла, что стоит посреди какого-то коридора почти в кромешной темноте, рассеиваемой лишь светом от свеч, зажжённых через один или два канделябра. Её шаги эхом раздавались по дому, и когда девушка остановилась, стало невыносимо и жутко тихо. – Лэтти! – голос Элиота, раздавшийся совсем рядом, заставил её вздрогнуть и резко повернуться на звук. Юноша выскочил из-за поворота, нисколько не запыхавшись, но всё же выглядел растрёпанным, будто пробежал из одного конца Риверры в другой. Его голубые невероятно красивые глаза были широко раскрыты, и Лэтти успела заметить, что он стал с ней почти одного роста. Светлые пряди волос, столь знакомые ей из его детства, в лёгком хаосе торчали в разные стороны. Когда рядом с ним остановился юноша в очках, Лэтти ощутила внезапную тревогу. Её рука, схватившая рукав этого парня, вдруг показалась ей испачканной чем-то опасным. – Элли… Элиот… господин Най… – начала она, не зная, как точно теперь обращаться к этому парню, которого она помнила ещё маленьким мальчиком, вечно бегающим за Брейком, чтобы подраться. Лэтти замолчала, встретившись с ним взглядом. Элиот выглядел серьёзным и строгим в этом светлом костюме. Его глаза выражали лишь задумчивость, но не прежнюю растерянность. – Лео, держись позади. Это может быть опасным, – вдруг произнёс он, и Лэтти заметила мелькнувшие на бедре Элиота ножны для меча. Её глаза стали шире, и рука невольно дёрнулась к кинжалу, спрятанному в складках дорогого платья. – В чём дело, Элиот? Это же… всего лишь леди?.. – Лео неуверенно на неё посмотрел. Хотя говорить «неуверенно» было делом рискованным: из-за длинных волос было неясно, смотрит ли он на тебя или куда-то вниз. По его взгляду ничего нельзя было понять. – Она работала в Пандоре прежде и предала всех нас, – точно заученную наизусть фразу проговорил Элиот. Даже не проговорил, сколько выплюнул эти слова, как какое-то гадкое лекарство. В его голосе не было ни намёка на доброжелательность, лишь открытая враждебность. И, может, это всего лишь показалось Лэтти, но она услышала нотки сожаления в его тоне. Возможно, он знал, что она Баскервилль. Но вряд ли кто-либо мог сказать ему всю правду. И он не чувствовал того же, что ощущала она от его слуги. Лэтти невольно взглянула на юношу в очках, заставив того вздрогнуть. Элиот напрягся и чуть шагнул вперёд, прикрывая собой Лео полностью. Он был готов отдать жизнь за слугу, готов был защищать своих друзей до последнего и не боялся обнажать меча – Элиот вырос невероятно благородным и излишне отважным. Однажды это может его погубить. В мире, в котором жила Лэтти, честность и благородство были смертельными врагами любого. – Тише, брат. – Винсент возник из темноты так неожиданно, что Элиот едва не выхватил из ножен меч. Лэтти напряглась, заметив опасную улыбку на его губах. Найтрей словно выжидал момента своего эффектного появления. – Лэтти нам не враг. Тем более, её хотел видеть наш отец. – Но она же предательница, – возразил Элиот. – За её голову назначали награду. «Награду?» – Лэтти приподняла бровь, вопросительно уставившись на Винса. Он кивнул ей так, что дал понять: обо всём этом можно поговорить и позже. То, с каким пренебрежением он относился к её безопасности, не могло не задеть девушку. Однако она понимала, что он ничем ей не обязан: ни домом, ни защитой, ни вообще какой-либо помощью. Зато теперь стало ясно, почему она здесь: герцог Найтрей сделал свой ход. – Пандора бывает вспыльчива, – мягко отозвался Винсент. Говоря это, он смотрел на Лэтти, словно его слова предназначались ей. Лэтти заставила себя опустить руки. Если она случайно дёрнется от напряжения и инстинктивно достанет кинжал, более-менее доброжелательная обстановка мигом рухнет. Она расправила складки платья и расслабилась настолько, насколько это вообще сейчас было возможно. – Винсент. Было тяжело заставить свой голос не звенеть от напряжения. Может, Лео и Элиот бы не заметили этого, но Винс – определённо. Он был умелым кукловодом – Лэтти поняла это достаточно быстро, хотя они были знакомы (по крайней мере, с его взрослой версией) всего пару дней. Она также уяснила для себя развязность Найтрея, его безграничное желание играть женскими сердцами и подчинять себе их волю. Лэтти не желала оказаться ещё одной игрушкой Винсента, которых, несомненно, было уже не счесть. – Пойдём? – спросила она, желая поскорее укрыться от этих пронзительных голубых глаз Элиота. Да, Элиот неотрывно за ней наблюдал, изучал и всё так же был настороже. Отчасти Лэтти было больно оттого, что он так смотрит на неё. Раньше, десять лет назад, ещё мальчишкой он души в ней не чаял. Она успела к нему привязаться и испытывала чистое чувство симпатии, но что теперь? Кажется, юный Найтрей был человеком принципов. И если он решил, что она ему враг, разве можно что-то с этим поделать? – Лучше никому не знать о том, что Лэтти была здесь, – проговорил Винсент, обращаясь к своему брату и Лео. Он сделал особый упор на слове «никому», и Элиот кивнул. Однако Лео никак на это не ответил. Лэтти посмотрела на юного слугу. Возможно, ей только показалось, но он тоже на неё смотрел. Когда Винсент протянул ей руку, приглашая следовать за ним, девушка не сразу этого заметила. Мимолётное ощущение дома, охватившее её тогда, действительно приносило ей боль: Сабрие больше нет, и дома её – тоже.***
Когда она вошла в кабинет, дверь следом за ней сразу же закрылась. Лэтти невольно напряглась: перспектива остаться наедине с герцогом Найтреем её не слишком радовала. Когда глаза привыкли к свету, она увидела мужчину, стоящего лицом к окну. Он был одет в строгий костюм модного кроя и стоял, скрепив руки за спиной. Его осанка была прямой и гордой, чего не скажешь о ней, замершей у двери, точно напуганный зверёк. «Вот он, тот человек, – подумала Лэтти, – тот, кто сделал из меня Лэтти Сэинткроу». Её губы дрогнули, и уголки, приподнятые в смелой полуулыбке, медленно поползли вниз. От воспоминаний о своей прошлой семье во рту у неё появился горький привкус. Убийство, совершённое от незнания того, как пользоваться Валетом, новое падение в Бездну и разрушение целого древнего рода Сэинткроу – события, произошедшие несколько десятков лет назад, до сих пор казались ей слишком живыми. Её не должно было быть в том доме и том времени. Она должна была стать Цепью сто лет назад или переродиться через век. Цикл, настолько же древний, как и сам мир, был нарушен, и Лэтти знала, что когда-нибудь Бездна заберёт у неё то, что посчитает платой за её жизнь. Жизнь, отнятую сто лет назад, но возвращённую вновь с помощью того, чем она связана с этой тьмой. – Прошло уже много времени с нашей последней встречи. Голос мужчины был низким, спокойным и уверенным. Голос герцога, главы одного из Великих домов, хоть и презираемого другими. Лэтти выпрямилась и вскинула подбородок. Мужчина, не размыкая рук за спиной, повернулся к ней, и их взгляды пересеклись. Незнакомая комната. Окна плотно занавешены. Мужчина со свечой в руках у изголовья её кровати. Он всегда долгое время смотрел на неё, прежде чем заговорить. «Кто ты? Ты помнишь?» – она узнала бы его голос из тысячи, как узнала сейчас. Мужчина из воспоминаний и ночных кошмаров стоял сейчас перед ней. – «Когда ты вспомнишь, приходи сюда. Нам нужна твоя помощь», – проговорила она, и он кивнул. Впервые за всё время на губах его дрогнула полуулыбка. Он жестом показал ей сесть в одно из кресел, что стояли по левую от неё руку, и Лэтти покорно заняла предложенное место. – Лэтти Баскервилль. Всё, что ты помнила, когда вышла из Бездны. – Герцог отошёл, наконец, от окна и открыл нижний ящик стола. Он достал оттуда графин и два маленьких стакана. От вида спиртного у Лэтти пересохло во рту. Бордовая жидкость плескалась перед глазами, пока герцог шёл к ней. Жидкость, так напоминавшая кровь. – Это очень хорошее вино. Попробуй. – Он протянул ей стакан, и Лэтти пришлось его принять. Она прекрасно осознавала то, кто из них двоих здесь обладает реальной властью. Ей было неизвестно, что творится в голове этого мужчины, и пренебрегать его гостеприимством она не смела. Единственная вещь, в которой была уверена девушка в данный момент, было то, что им предстоит долгий разговор. И она, наконец, сможет узнать то, что долгое время было укрыто завесой тайны. Узнать то, почему герцогу Найтрею была нужна её помощь 25 лет назад. – Когда ты появилась, с Сабрийской трагедии прошло 84 года или около того. Пустая оболочка, помнящая лишь своё имя. Но твоё имя, Лэтти… Ты когда-нибудь задумывалась о том, как много людей знают о том, что делала ты для своей семьи? Для Глена Баскервилля? И дома Найтрей? Лэтти взглянула на герцога поверх стакана, уже поднесённого к губам. Мужчина сел во второе кресло, и теперь его взгляд снова был направлен на неё. Темп беседы и тембр его голоса напоминали ей о прошлой главе презренного ныне Дома. Но насколько нынешний глава посвящён в прошлое, перечёркнутое Сабрийской трагедией? – Вы знали обо мне. Или хотя бы слышали. – Она отпила обжигающей гортань жидкости и отставила стакан с вином в сторону. – Поэтому вы не сдали меня Пандоре. И оставили у себя. Но что тогда вам было обо мне известно? – Ты была одной из самых долгоживущих Баскервиллей, заставшей предыдущего Глена. Твоё имя встречалось мне в записях моего отца и деда. Хотя бы потому, что ты была доверенным человеком семьи. Но когда ты вернулась из Бездны, то была абсолютно… пуста. – Мужчина опустил взгляд и задумчиво потёр подбородок. Он сидел, сложив ногу на ногу и держа во второй руке стакан с почти выпитым уже вином. – Всё, что ты делала, это просто лежала на кровати и смотрела в потолок бессмысленным взором. – Я помню это. Как и то, что вы привели человека, давшего мне новые воспоминания, опасаясь продолжать меня держать в своём доме. – Верно. Именно поэтому мы отправили тебя в дом Сэинткроу. Ты стала дочерью Джима, и только он знал о том, кто ты на самом деле. Его жена, сын и слуги – все думали, что ты – родное дитя. Мы ждали дня, когда ты начнёшь вспоминать. – Ради чего? Почему вам было так нужно это? – Ты знаешь, на каком счету теперь семья Найтрей? – спросил он, и Лэтти кивнула. Примерно она теперь это знала. Благодаря Винсенту, конечно. – Мы не можем оправдать себя. Совершенно. Наши связи с Баскервиллями были известны всем. Мы, именно мы были Домами, пользовавшимися наибольшей властью и влиянием в то время. А Церемония передачи Цепей новому Глену всегда была торжественным событием, куда приглашались все. И члены семьи Найтрей тоже. «И члены семьи Найтрей тоже…» – эхом повторилось в голове Лэтти. Она прикусила губу, вспоминая, видела ли хоть кого-то из них в том коридоре, полном убитых людей. Как много знати погибло в тот день? Как много родственников герцога Найтрея? Теперь она поняла, почему сидит здесь. – Что произошло на церемонии тогда? – озвучил её мысли герцог. – Ты была там, в тот день. И упала в Бездну вместе с поместьем Баскервиллей и частью Сабрие. Почему они начали это? Почему начали убивать всех? «Нет… нет…» – Лэтти вцепилась в подлокотники кресла, изо всех сил заставляя себя продолжать смотреть в лицо мужчины. Она не могла выдать своего ужаса и страха. Не могла выдать той дрожи, что била её изнутри. Алые ковры. Алые стены. Бледные лица, залитые алыми пятнами. Стоны, крики, лязг металла. Алые плащи Баскервиллей и её, тоже алый, плащ, полы которого метались за спиной. Она бежала, бежала по коридору. Но не убегала. Она не хотела убежать из этого места, нет. Она искала господина. Она искала Глена. И Джека. Она искала в первую очередь Джека. – Простите. – Её голос прозвучал хрипло и скованно, совсем не так, как она рассчитывала извиниться. Брови герцога дрогнули, и напряжение мгновенно отразилось на его лице. Лэтти поднялась прежде, чем поднялся со своего кресла он. Её руки были ледяными. – Я не знаю. Я не знаю, почему их убивали, – проговорила она, пытаясь унять дрожь в теле. – Я ничего не знаю. – Это плохая идея – врать мне здесь, когда ты окружена моими людьми. – Герцог поднялся, нависнув над ней точно скала. Его волосы зашевелились, будто их подхватил порыв ветра, но Лэтти помнила, что окно было закрыто. Как и дверь. – Не делай этого, – спокойно произнёс он, и девушка сжала пальцы в кулаки, унимая бешеный ритм сердца. Её грудь часто вздымалась и опускалась, взгляд был направлен в лицо мужчины, и они, точно два хищника, стояли друг перед другом, наблюдали, оценивали и выжидали. – Вы не сможете меня остановить, если я захочу уйти, – проговорила она, удерживая тёмный дым за спиной, не давая ему взмахнуть к потолку. – Как и заставить меня говорить. – Ты сама не ведаешь, что являешься единственным человеком, кто может хоть что-то сказать о Сабрийской трагедии. Твои знания, твои воспоминания – всё это ключ к тому, что случилось 100 лет назад. Ты сама этот ключ. – Я не могу помочь вам открыть дверь к тому дню, – едва сдерживая ярость, отозвалась Лэтти. Она видела, что герцог почти вышел из себя. Видела, что скоро его терпение тоже закончится, как и у неё. Но не только терпение было под угрозой. Она снова теряла себя. Теряла связь с этим миром. «Винсент... Где он?» – промелькнула в голове её мысль, и Лэтти плотно сжала губы, пытаясь сдержать свою силу. «Где Винсент?» Маленький Винсент. Мальчик с разными глазами. Брат потенциального нового Глена. Дитя несчастий. Дитя, которое должно было отправиться в Бездну. Она помнила его, хоть и видела не так уж часто. Как и Гилберта. Двух детей, приведённых в этот дом Джеком. «Джек», – его имя отозвалось горечью во рту Лэтти. Длинные светлые волосы, всегда заплетённые в косу. Шутливый тон. Красивые зелёные глаза. Глаза, которые были пусты. В которых была тьма и бездна после потери Лэйси. Он всегда улыбался, но улыбка его не была настоящей. «Присматривай за ним», – сказали ей, но в тот день она нарушила данный приказ. Это она была виновата в том, что Джек исчез, и в поместье Баскервиллей полилась кровь. Это она! – Я не знаю, почему Глен отдал этот приказ, я не знаю! – почти срываясь на крик, произнесла Лэтти. Очертания герцога размывались с каждой секундой. Она не понимала, слёзы это или нет. Её просто душило, трясло и рвало изнутри. Ей хотелось убежать, хотелось спрятаться ото всех и закрыть глаза и уши, чтобы ничего не видеть и не слышать. «Присматривай за ним, Лэтти. Когда меня не станет, только ты будешь знать о том, что я сделал». – Извините. Чьи-то руки притянули её к широкой груди, прижали к ней, будто ограждая от всего остального мира. Тепло было таким приятным, таким долгожданным, что на миг ей показалось, что она вернулась во времени назад. В прошлое, что было десять лет назад. В те дни, когда её спасали такие же руки, когда утешали. Когда она не была Баскервиллем, а всего лишь Лэтти, просто Лэтти. – Винсент? «Винсент?» – разочарование накатило на неё волной. Лэтти отстранилась, попыталась отойти, но её снова прижали к груди, не давая шевельнуться. Это были не те руки, о которых она вспоминала. Боль от осознания этого факта была гораздо сильнее, чем даже тогда, когда над ней измывался герцог Барма. Её больше никогда не спасёт тот, кого она ждала. Всё было в прошлом и всё уже прошло. Но она никогда не могла сказать это вслух. – Простите, отец, так вышло, что я всё слышал, – произнёс голос над головой. Но в нём не было ни капли раскаяния. Лишь что-то неуловимое слуху, чужое в нём. Она не могла понять, что это, но оно никак не выходило у неё из головы. – Позвольте мне заняться этим. Эта девчонка расскажет рано или поздно всё, что произошло в тот день. – Она может сказать это и сейчас. Лэтти Баскервилль не покинет этого дома до того самого момента, пока не скажет всё. – Но мы ничего не узнаем, если она сейчас всё здесь разрушит, – вкрадчиво заметил Винсент. Его голос смягчился, наполнился фальшивой деликатностью, от которой Лэтти даже стало тошно. Руки юноши до сих пор прижимали её к себе. – Члены Пандоры на первом этаже и обязательно сбегутся на шум. Часть из них наверняка её вспомнят. Но у нас есть дом за пределами Риверры. Если вы позволите мне, то я заберу её туда. Девчонка – Баскервилль, так просто её не разговоришь. Нужно использовать иные… методы. На последних словах голос Винсента глубокомысленно понизился, и Лэтти буквально увидела, как лукаво он улыбнулся. «Ублюдок!» – хотела воскликнуть она, но пальцы Винсента вдруг с силой сжались на её плече, будто предупреждая о том, чтобы она молчала. И Лэтти сжала губы и не проронила ни слова даже тогда, когда её буквально вышвырнули в коридор. Тёмный дым за её спиной рассеялся, и приятное покалывание в пальцах исчезло. Вне пределов кабинета Найтрея будто легче дышалось, и Лэтти глубоко вдохнула, расправляя затёкшие плечи. Рука Винсента отпустила её почти сразу, и теперь юноша стоял рядом и смотрел на неё и в то же время сквозь. Воспоминание о неуловимом чувстве, проскользнувшем в голосе Винса, врезалось ей в память, когда она встретилась с уже осмысленным взором Найтрея. Это было чувство, похоже на… Между ними вдруг зарядился весь воздух, будто они одновременно поняли что-то друг о друге, чего знать кому-то еще было нельзя. Губы Винсента чуть дрогнули, выдавая его желание начать разговор, но неожиданно плотно сжались. Опасность она ощутила почти сразу, и отступила назад. Тень за её спиной начала шевелиться и расширяться, вздыматься вверх, наполняясь синеватым дымом. – Винсент! – Элиот возник из неоткуда, точно призрак: Лэтти готова была поклясться, что секундой ранее в коридоре не было никого. Силуэт за её спиной мгновенно испарился, и она, боясь смотреть в сторону Винса, повернулась на голос парня. Брови Элиота были нахмурены, на бедре качнулся клинок, когда он остановился рядом с ними, но в то же время чуть поодаль. Где-то позади, за его спиной, мелькнуло бледное, закрытое чёлкой лицо его слуги, и Лэтти вновь охватило странное ощущение, будто она находится дома. Её взгляд скользнул поверх плеча Элли и замер на тёмных волосах юноши, неровными прядями свисающих на худые щёки. Она чувствовала, что он тоже смотрит на неё. – Элиот? Винсент повернулся к нему, расплываясь в улыбке, но от Лэтти не укрылось то, как напрягся он всем телом. Она, даже не глядя на него, ощутила это каждой клеточкой тела. Именно это заставило её отвлечься от молодого слуги. Лишь несколько минут спустя Лэтти поняла, что Элиот не смотрит на неё вообще, будто её здесь даже нет, однако заметила, как его рука всё время касается рукояти клинка на поясе. Он молчал, словно не решаясь заговорить, но Лэтти уже наперёд знала то, что он хочет сказать. – Зачем отец хотел её видеть? Он интонацией выделил слово «её», желая произнести его с презрением, но это вышло плохо. Что-то тоскливое было в тоне младшего Найтрея, заставляющее её ощущать внезапное желание перед ним оправдаться. Она вдруг вспомнила, как они вдвоём подложили солёный леденец Брейку, и всё внутри неё болезненно сжалось. – Элиот… – Собственный голос показался Лэтти чужим и слабым. Юноша вздрогнул, будто его ударило током, и впервые за столько времени он перевёл взгляд голубых глаз на неё. В них она увидела узнавание и быстро сменившее его печаль. Впервые в жизни Лэтти вдруг ощутила всю необратимость совершённых в прошлом ошибок. – Что отцу нужно было от Баскервилля? И почему Баскервилль в нашем доме? – вновь спросил Элиот, отведя от неё взгляд. Он пытливо уставился на Винсента, чья улыбка становилась всё более фальшивой с каждой секундой. – Это дела взрослых, Элиот. Дела семьи. – Я тоже член этой семьи. И я уже не ребёнок. Ничто не помешает мне сообщить сотрудникам Пандоры о том, что в этих стенах Баскервилль. Я не сделал этого сразу лишь из уважения к тебе, считая, что ты знаешь, что делаешь и прекрасно осознаёшь положение вещей. – Если ты скажешь об этом, что будет со всеми нами? – голос Висента из мягкого вдруг стал невероятно холодным. В коридоре повисло молчание, и Лэтти ощутила, как от подобной тишины по спине её побежали мурашки. Казалось, между Винсентом и Элиотом ведётся мысленный диалог, потому что они продолжали молчать и смотреть друг на друга. До тех пор, пока губы Винса не тронула улыбка. – На самом деле, не считаешь ли ты, что она действительно может быть опасной и быть связана с Баскервиллями кроме как прошлыми узами? – Что? – подобные слова совершенно сбили Элиота с толку. Даже Лэтти была удивлена сказанным Винсом. Она уставилась на него как на ненормального, но быстро взяла себя в руки. – На самом деле она здесь для того, чтобы нам помочь. – Сказав это, Винсент улыбнулся и деликатно положил руку на плечо девушки, словно подтверждая свои слова. Элиот молчал, и ему пришлось продолжить объяснение: – Лэтти поможет нашей семье очистить своё имя, – пояснил Винс. – Наш отец хочет при её поддержке суметь повлиять на Пандору. – Но Пандора разыскивала её так долго… – начал Элиот, но, невольно взглянув на Лэтти, вдруг резко замолчал. Это показалось ей странным. Всё это время девушка молчала, но лишь потому, что считала, что её слова не будут иметь какого-либо веса в разговоре, но, кажется, теперь ситуация начала складываться в её сторону. – Не Пандора, – вдруг произнесла она и осеклась, осознав, что сказала это вслух. Упоминание поисков напомнило ей о герцоге Барма, мысли о котором преследовали её раньше почти постоянно. Лэтти сама не заметила, когда перестала быть столь одержимой идеей отомстить ему за всё то, что он делал с ней в тюрьме. И даже после, когда она смогла сбежать из Пандоры благодаря Брейку. Вернувшись в Риверру спустя 10 лет, когда, наконец, поисковые патрули уже как три года перестали попадаться ей на пути, Лэтти действительно ставила своей главной целью далеко не месть, но теперь… – Нам пора, – заключил Винсент, так и не дождавшись продолжения её фразы. Лэтти была благодарна ему за это, но до сих пор опасалась оставаться с ним наедине. Она невольно взглянула на Элиота, ища поддержки в продолжении разговора, чтобы хоть как-то оттянуть время и успеть придумать план, как ускользнуть от Винса, но тот будто её не понял. Они ушли молча, оставив Элиота и его слугу одних в коридоре. Когда она проходила мимо него, то ощутила на себе его взгляд вновь, однако не решилась поднять глаза. Каждый раз, смотря на него, Лэтти казалось, будто время замедляет свой ход и возвращается назад. Она сама будто возвращалась назад, и это чувство ностальгии пугало её даже больше, чем мысль о природе страха, что испытывал Винсент тогда, когда ворвался в кабинет, спасая её от герцога Найтрея. Потому что именно страх владел им. Чистый, ничем не запятнанный страх. – То, как ты используешь свою Цепь, – это раздражает. Лэтти чуть дёрнулась от неожиданности, когда Винс заговорил. Она не чувствовала вины и ей было совершенно наплевать на то, что его что-то там раздражает, но почему-то такое замечание её чуть задело. Наверное, потому что Валет дважды почти появился по своей воле. Она не смогла удержать свою силу целых два раза за день. Но это было лишь из-за того, что её вынудили вспоминать то, чего она боялась больше всего на свете. – Когда моей жизни что-то угрожает, я вправе использовать любые средства, – ответила она, стараясь, чтобы голос её звучал ровно. Винсент чуть хмыкнул и пропустил её в дверной проём первой. Они оказались у ступеней, ведущих вниз, к танцевальной зале, где проходил бал. Мысль о том, что ей снова придётся оказаться на виду у стольких людей, заставила девушку на мгновенье замешкаться. Но одновременно с этим Лэтти посетила идея о том, что именно гости позволят ей скрыться с глаз Винсента и покинуть это поместье одной. Да, она не собиралась никому помогать. Она не собиралась ни вспоминать, ни давать какие-либо показания. И уж тем более идти куда-то с Винсом. Тот вечер в Сабрие сто лет назад был самым худшим в её жизни, и чувство вины и ужас давили на неё каждый раз, когда она вспоминала о нём. «Я должна, должна была найти его, но не нашла», – и Лэтти не могла простить себе этой ошибки. – Что ты знаешь в действительности о том, что случилось тогда в поместье? – вдруг спросил Винс, и голос его прозвучал неожиданно низко и хрипло. Лэтти замерла у самой верхней ступеньки. Присутствие юноши ощущалась совсем близко: он стоял за её спиной, и тень его нависала над ней, падая на ступени и закрывая её собственную тень. Она слышала, как он дышал, сбивчиво и часто, совершенно не похоже на то, как он вёл себя обычно. Лэтти задалась вдруг вопросом, какой же на самом деле настоящий Винсент, но неожиданно для себя тут же поняла, что определённо точно не хочет об этом знать. – Почему тебя усыновили? Почему именно герцог Найтрей? – спросила она в ответ, почти шёпотом, но достаточно громко, чтобы её услышал парень. Его тень дрогнула, но Винс не отступил. Напротив, она почувствовала, как пальцы его коснулись её щеки, а потом скользнули ниже, вдоль руки. – Ты не была частью того мира, – проговорил он ей над ухом. – Но твой страх говорить о том дне толкает на мысль о том, что ты, как никто другой, связана со всем произошедшим. – Наш страх, – поправила она, и пальцы Винсента неожиданно сильно сомкнулись на её запястье. Он рывком развернул её к себе лицом, и Лэтти ощутила, что стоит на самом краю ступени, что стоит ему только разомкнуть пальцы – и она упадёт вниз. Его дыхание касалось её лица, и она чувствовала сквозь одежду то, как часто колотилось его сердце. И её – тоже. – У нас есть то, о чём мы никогда не скажем кому-либо ещё, – медленно проговорил он, выговаривая каждое слово с особенной тщательностью. Это и пугало больше всего: его неожиданная серьёзность и холодность в противовес тому, как сильно были расширены его зрачки и как часто вздымалась его грудь. – Я не видела тебя в тот день, – произнесла она. И тут же поняла, что сказал не то. После этих слов лицо Винсента вдруг преобразилось. Забыв обо всём на свете, Лэтти вцепилась в его руку, когда он отпустил её запястье. – Что ты делаешь?! – едва не срываясь на крик, спросила она. Ей кое-как удалось сохранить равновесие, но безумный взгляд блестящих разномастных глаз говорил ей о том, что худшее ещё впереди. – Винсент! – Тц… – Он вдруг отскочил от неё, как от прокажённой, и начал быстро спускаться вниз. Лэтти осталась на второй ступеньке, тяжело и часто дыша, обливаясь холодным потом от пережитого потрясения. Несмотря ни на что, физиологически она была человеком, чей инстинкт самосохранения не был подвержен сверхъестественной силе Бездны, и она действительно испугалась того, что могла тогда упасть. Почему-то только рядом с Винсентом она чувствовала себя самым обычным человеком. И она также прекрасно знала этому причину. Пряча холодные руки в складках платья, Лэтти начала быстро спускаться. Мешкать больше было нельзя, когда ей представился такой шанс убежать, спрятаться от семьи Найтрей и найти иной способ отыскать перерождение Глена Баскервилля. Но у самых дверей в танцевальный зал она вдруг замерла, едва коснувшись дверной ручки. Куда снова ей бежать? Куда? Она сжала пальцы на ручке. Всего лишь нужно повернуть! И тогда уже не останется иного выбора, кроме как войти в зал и смешаться с толпой! Оттуда она сможет уйти через парадный вход и навсегда исчезнуть из Риверры. Исчезнуть из жизни всех, кого успела встретить за последние несколько дней. Тогда не будет никакого чувства вины перед Реймом, не будет этой боли из-за Брейка и страха из-за Винса. И ей точно не придётся больше открывать ту дверцу в сознании, куда она спрятала всё то, о чём боялась вспоминать. Яркий свет зала ослепил её, заставил сощуриться и потерять на некоторое время ориентир в пространстве. Шагая между гостей, Лэтти улыбалась и кивала, когда к ней обращались, совсем не вслушиваясь в то, что ей говорят. Это напоминало ей о том, что было, когда появился новый Глен. Такой же вечер, такой же бал и несметное количество гостей. Она была среди этих улыбающихся лиц, чувствуя лишь одно единственное желание – желание умереть. Ей не нужны были ни танцы, ни музыка, ни еда. Ей не нужен был никто, и она готова была навсегда остаться в одиночестве, но не могла. Потому что должна была следовать приказу предыдущего Глена. И её глаза весь вечер следили за Джеком. Даже тогда, когда рядом с ней стоял другой мужчина, в котором она искала утешение каждый вечер. «Шейл. Это был Шейл, и он служил Миранде и был мне вовсе не другом» В груди больно кольнуло. Ещё одно воспоминание, ещё один человек, о котором думать она не хотела. Найтрей заставил её заворошить угли, вынудил её заглянуть в самые тёмные уголки подсознания, и Лэтти была зла на него за это. Но ещё больше она злилась на себя, потому что вновь трусливо убегала. Спасалась от боли, к которой должна была уже привыкнуть. Её растили иной: не такой ранимой и мягкосердечной. Глен хотел, чтобы она была той, кто сможет исполнить любую его просьбу, даже если на этот случай у него был Освальд. И если Освальд и Лэйси почти всегда были неразлучны, то Лэтти, напротив, предпочитала одиночество. Да, она была самодостаточна. Ей не требовались друзья. Ведь у неё были книги. Целый зал книг в старой библиотеке поместья, где она проводила почти всё своё время. Огонь, с которым можно было сравнить Лэйси, дремал в душе Лэтти, ограниченный в кислороде и доступе, и Леви, видя это, чувствовал непреодолимое желание зажечь пламя в девушке, которая носила в себе существо Валета. Когда он смотрел на неё, то видел в ней только объект эксперимента, и глаза его горели живым огнём. Лэтти ощущала счастье оттого, что была способна заставить его почувствовать жизнь благодаря этой тяге к опытам, и одновременно огорчение. Что бы сказал господин, увидев её такой, какой он была сейчас, застывшей посреди зала с лихорадочным блеском в глазах и в абсолютном смятении, которое всегда должна была избегать? Она развернулась на каблуках и двинулась в обратную сторону, назад к дверям, через которые вошла в зал. Её щёки пылали, глаза горели, и впервые за долгое время Лэтти была уверена в том, что поступает верно. Даже если у тропы, на которую она решила ступить, не будет пути назад. Даже если это приблизит её к тому, чего она всегда избегала. Вопрос здесь стоял лишь в том, кем она действительно хочет быть: Лэтти Баскервилль или Лэтти Сэинткроу. И на этот вечер она сделала свой выбор. – Ты выглядишь напряжённым, – произнесла Лэтти, разглядывая его, стоящего спиной к стене и скрестившего руки на груди. Это был коридор, в который он свернул, когда оставил её одну, но который так и не покинул. – У тебя не было шансов уйти. – Возможно, и так. – Лэтти подошла к нему ближе, не сводя глаз с его лица, наполовину скрытого тенью. – Но если бы я захотела, то смогла бы миновать твоих людей. Или её. Эхо. – Хм… – Губы Винсента тронула полуулыбка. В полумраке глаза парня блестели, в них горел прежний огонь, который он утратил после их напряжённой беседы раньше. Лэтти остановилась совсем рядом, напротив него. Всё это время он тоже смотрел лишь на неё. – Если бы хотела, – повторил он, и что-то таинственное и заманчивое проскользнуло в его тоне. Лэтти ощутила жар и растянула губы в улыбке. Жизнь научила её многим правилам игры, и одно из них заключалось в том, чтобы иметь против врага то, что способно им руководить. У Винсента было её прошлое и страх перед ним, а у неё пока лишь смутные догадки. Но также она знала и то, что может заманить его в ловушку. Сабрие окутан завесой тайны, и частью этой тайны был Винсент Баскервилль.***
За окном собирались сумерки, хотя полоска неба над горизонтом ещё полыхала закатными красками. Солнце клонилось к горизонту и должно было вот-вот скрыться. Брейк стоял у окна, когда последний лучик скользнул по его лицу и исчез. В комнате, где он находился, мгновенно стало темно. Он отпрянул и задвинул занавеску. Когда в Риверре наступала ночь, улицы становились опасны. Зарксис зажёг свечу и поставил её на кофейный столик, где уже стояла чашка с давно остывшим чаем. Шерон давно свой чай допила и теперь была наверху: собиралась на какой-то приём. Она и Брейка звала, но он отказался. Ему нужно было время побыть одному и подумать. Отпив холодного чаю, он поморщился и поставил чашку обратно на блюдце. Совершенно не годится, подумал он и откинул голову назад, на спинку дивана. Перед глазами Брейка до сих пор стояла картина, что он застал этим днём в Риверре. Лэтти, стоящая на крыше, обдуваемая ветром, с огромной косой в руке. Он видел это оружие лишь однажды, в тот день в Пандоре, когда она исчезла. Лэтти управляла ей отменно: он не вмешивался, просто наблюдал, пока она пыталась уничтожить Цепь. В какой-то степени Брейк был уверен в том, что она отправится на поиски этого монстра. Лэтти, которую он знал, сделала бы точно так же. И эта девушка, вернувшаяся спустя десять лет в столицу, действительно решила покончить с монстром, убивающим детей. Брейк не хотел признавать, но что-то горячее поселилось в его груди, когда он увидел Лэтти. Когда понял, почему она попалась ему на пути, по которому он шёл за этой Цепью. Отвращение к самому себе обратило против него весь организм, и теперь он не испытывал ни малейшего удовольствия от того, что раньше доставляло ему радость. Шерон, уходя, зашла в гостиную, и Зарксис знал, что она заметила недопитый чай и нетронутые пирожные. Но девушка ничего не сказала, просто молча ушла, и, оставшись совершенно один в слабо освещённой гостиной, Брейк ощутил вдруг непреодолимое чувство тоски. И вины. Шерон не знала, что Лэтти вернулась. И, будь его воля, никогда бы и не узнала, но также он прекрасно понимал, что не сможет скрывать от госпожи то, что эта девушка жива. Лэтти Баскервилль была им всем чужой, абсолютно незнакомой и опасной. Даже он, Брейк, чувствовал себя немного потерянным рядом с ней, несмотря на то, что одно её присутствие вызывало в нём смесь многих чувств. Боль, гнев, сожаление. Ярость. Холод. Печаль. Надежду. «Надежду!» – Зарксис вскочил с дивана и стал мерить комнату шагом, едва ли замечая за собой то, что ходит из угла в угол с совершенно отрешённым взглядом. Какую надежду он видел в ней? И почему это чувство вдруг в нём поселилось? О, он знал! Люди так устроены, что им обязательно нужно во что-то верить, на что-то надеяться, о чём-то мечтать. Иначе срабатывает механизм самоуничтожения, и мир теряет краски, перестаёт существовать, как и само желание жить. Почти три года он жил со слабой надеждой на то, что она вот-вот мелькнёт среди людей, и ненавидел себя за эти мысли. Брейк видел, как страдает Рейм, видел, как жизнь постепенно утекает сквозь его пальцы, но не знал, как помочь тому, кто был влюблён в неё так сильно, что забыл весь мир. Он ненавидел Рейма за эти чувства к ней. Как и за то, что он заставлял его вспоминать, но время, увы, беспощадно к тем, кто хочет что-то забыть. Лунетт увядал, а он, Зарксис, избегал его, чтобы не вспоминать. Их пути почти разошлись, они стали друг другу чужими. – И ты вернулась! – он ударил ладонями о подоконник и уставился в единственное не закрытое шторами окно. Гнев полыхал огнём в его груди, мешал трезво мыслить и не давал вздохнуть спокойно. Ненависть к ней, к Рейму, к самому себе смешались в одно мерзкое чужое чувство. Брейк больше не понимал, что должен делать. Ведь Шерон имела право знать, особенно тогда, когда в любой момент правда о Лэтти могла всплыть в Пандоре. Они всегда искали Баскервиллей, а теперь эта девчонка свободно блуждает среди жителей Риверры. Если её найдут, сможет ли он скрыть от Шерон то, что знает о ней уже очень давно? – Брейк? Он с трудом заставил себя промолчать и не дрогнуть. Отражение Гилберта возникло в стекле, прямо позади него самого, и он смотрел на него обеспокоенно и напряжённо. Словно чувствовал, что с ним что-то не так. – Припозднился ты сегодня с визитом, – хмыкнул Зарксис, поворачиваясь лицом к темноволосому юноше, неловко застывшему в полутора метрах от него. Он держал у груди шляпу, вид его как всегда был особенно мрачен и грозен. Брейк помнил его мальчишкой, а теперь он вымахал в высокого парня с всё такой же печальной душой, как и десять лет назад. – Думал, что пришла госпожа Шерон? – спросил его Гилберт, явно лишь потому, что не знал, как начать разговор. Но Зарксис чуть дёрнулся, услышав его вопрос. Он не думал, что сказал это вслух. – Нет, репетировал сцену. Решил податься в театр, – отозвался он, вызвав вспышку раздражения в глаза парня. Улыбаясь своей шутке, Брейк обошёл Гилберта и рухнул обратно на диван, забросив ногу на ногу. Почему-то в присутствии сего вечно депрессивного типа он вдруг почувствовал себя даже немного спокойнее. – Как успехи с Вороном? – спросил Брейк, когда молчание между ними слишком затянулось. Гил взглянул на него и тяжко вздохнул, давая тем самым ответ на его вопрос. Но Зарксис знал, что они стали намного ближе к осуществлению плана по спасению Оза Безариуса. Оставалось надеяться, что это случится намного раньше, чем он на самом деле думал, каждый раз видя перед собой мрачное лицо Найтрея. – Сегодня в доме герцога какой-то приём, – сказал Гил, садясь в приставленное рядом с диваном кресло. – Я не хочу находиться там во время этого фарса. Не знаю, зачем нужен был этот праздник, но я слышал, что на этот вечер у герцога имеются определённые планы. – Определённые планы? – заинтересовался Брейк, чуть подавшись вперёд. Семья Найтрей была на особом счету у Пандоры. Если в их доме происходило что-то из ряда вон выходящее, это всегда было сигналом для всех. И для него – в первую очередь. – Я не знаю точно, в чём заключались эти планы, но слышал, как герцог отдавал приказ, чтобы никто не беспокоил его в кабинете на протяжении всего приёма. Это было похоже на то, что он ждал прибытия кого-то. – Кого-то… – повторил за ним Брейк, и нехорошее чувство закралось ему в душу. Шестерёнки его пытливого мозга мгновенно закрутились, и на некоторое время он утратил всякую связь с реальным миром, видя лишь то, что Гилберт продолжает что-то говорить. Но мысли Брейка были слишком далеки. Семья Найтрей. Тёмная лошадка среди всех четырёх герцогских семей. Единственные, кто имел близкие связи с Баскервиллями. Это не было секретом, и именно поэтому их презирали. Сабрийская трагедия легла частично и на плечи этой семьи, несмотря на то, что резню устроил Глен Баскервилль. Но они долгое время были почти незаметны и едва ли выделялись, зная, что любое неверное действие повлечёт за собой новую волну разбирательств и подозрений. Их репутация пострадала как ничья другая, а теперь они зашевелились. Когда она появилась в Риверре. – Особая гостья? Или гость? – спросил он вслух, глядя на Гила пытливым взглядом, но тот лишь пожал плечами. Трудно было описать досаду Брейка в этот миг, но он смог сохранить на лице полуулыбку. – Любопытно, Гилберт, очень любопытно! – Если я что-то узнаю, то обязательно тебе сообщу. В любом случае, сейчас гораздо важнее… – Да-да, вытащить твоего обожаемого господина из Бездны, – перебил его Брейк, закатывая глаза. Ему порядком поднадоела эта одержимость Гилберта своим господином. Но он прекрасно его понимал. Если бы с Шерон что-то случилось, он бы так же винил во всём себя и не смог бы найти покоя, пока бы не вернул госпожу обратно. Зарксис уважал в Гиле эту целеустремлённость. И невероятное терпение, с которым он год за годом рвался к Цепи Найтреев. Теперь Ворон был у них в руках, но пока они не имели достаточной силы и опыта, чтобы вызволить Оза из Бездны. «Но у неё этот опыт есть», – вдруг пролетела в голове его мысль, и Брейк невольно сжал пальцы на подлокотнике дивана, чтобы удержать себя на месте. Как он не подумал об этом раньше! Лэтти Баскервилль была в Бездне дважды! И во второй раз эта девчонка смогла открыть Путь сама, с помощью Валета. Она знала о том месте гораздо больше, чем кто-либо иной в Пандоре и она была Баскервиллем – одной из тех, кто в прошлом имел самую тесную связь с Бездной. Брейк не смог удержать улыбки и тут же поймал на себе недоумевающий взгляд Гилберта. Похлопав парня по плечу, он встал и подошёл к окну, глядя на ровное чёрное ночное небо. Огни Риверры сияли впереди, напоминая стаю тысячи светлячков, и наконец-то Зарксис почувствовал вдруг, что выбирается из тьмы самокопаний. Лэтти Баскервилль, чьё существование было главной его проблемой в последние дни, могла сослужить ему службу. При поддержке Валета они будут в силах открыть новый Путь и проникнуть в Бездну, удерживая вход открытым с помощью Ворона. А потом, уже когда Оз Безариус будет возвращён в этот мир, он подумает над тем, что делать с Баскервиллем. Осталось только получить ответ от Лэтти, и Брейк знал, что сможет заключить с ней новый контракт. Потому что им обоим нужна помощь друг друга.