Худшая миссия Какузу

      Все, о чем мог думать священник, это насколько близко было сейчас до ближайшего села. А сейчас насколько? А сейчас? Интересно же, сдержит слово или нет. Иногда эти мысли прерывались вспышкой отвращения к себе. Хидан был настолько увлечен этой борьбой с внутренним «я», что непривычно затих, заставляя Какузу нервничать. Тот каким-то образом чуял, что именно было причиной этого загадочного молчания, и зябко водил плечами, пытаясь сбросить это неуютное ощущение. Уже который раз он убеждался, что делает ошибки одну за одной, но никак не мог поймать себя за руку.       Добравшись до поселения, Какузу остановился у самой крайней лавчонки, чтобы взять что-то для Хидана. Беловолосый начал восхищенно пожирать дымящуюся плошку еще глазами, пока она плыла к нему в цепких пальцах повара; Какузу сдержанно смотрел вдаль, стараясь не обращать внимания на запах. Проглотив пищу и утерев рот рукой, Хидан вскочил, навострившись найти какую-нибудь крышу, под которую можно было бы забраться, но едва понял, что они, расплатившись, вновь удаляются от границ села, бесцеремонно вперился взглядом в напарника. Какузу неуверенно скосил на него глаза:       - Ты ждал, что будет привал?       Хидан стыдливо молчал, внезапно почувствовав себя идиотом, и отвел глаза.       - Нет.       - Отойдем подальше и можем передохнуть.       - Не нужно.       Какузу замолчал, не желая признаваться себе, что понимает причину отказа. Нервно он обернулся на хлипкую лапшичную, и сердце его упало, когда он встретился с поваром взглядом – тот тревожно пялился на них и держал в руках какой-то большой лист бумаги. Поспешно отвернувшись, Какузу изо всех сил старался не ускориться, украдкой косясь на Хидана: тот и в ус не дул, все так же насупившись о чем-то своем. Казначей схватил его за локоть и утащил в кусты, едва лавка скрылась за поворотом.       Священник оторопело вытаращился на него и, кажется, даже слегка расслабился, когда Какузу прошипел:       - Лапшичник узнал нас.       - Э? Мы же здесь впервые.       - У него в руках ориентировка. Не уверен, что в ней, но на всякий случай, - казначей бросил на землю сумку и рванул кнопки плаща, стряхивая его с плеч. Хидан недоуменно смотрел, как он вновь надевает его, вывернув наизнанку. – Надевай шляпу.       - Э? – снова тупо протянул Хидан, вообще переставая что-либо понимать. – Какую еще шляпу?       Какузу замер, одаривая его мрачнейшим взглядом.       - Ту, что ты получил вместе с формой. Где она?       Священник на секунду задумчиво наморщил лоб, а затем недовольно скривился.       - Ты, блин, серьезно? Я должен был взять это с собой?       Какузу шумно выдохнул.       - Выворачивай плащ.       Хидан послушно принялся стряхивать форменное облачение, не прекращая ворчать:       - Ну серьезно. Она же абсолютно идиотская! Из-за этих лент даже не видно нихрена, я думал, она для какого-то идиотского ритуала.       - Она для того, чтобы скрывать твою смазливую рожу, идиот! – рыкнул казначей, подхватывая с земли сумку.       «Смазливую?», - Хидан внимательно посмотрел на напарника, застегивая кнопки, но, не выдержав его гневного взгляда, отвернулся.       - Сам-то… - начал священник, но, скользнув глазами по черному наморднику, осекся. – А, забудь.       - И ты без претензий начал носить плащ и красить ногти, но почему-то решил, что именно шляпа нужна для безмозглых церемоний, - устало прогудел Какузу, даже не думая придать голосу вопросительную интонацию. Хидан дернул плечом и нагнулся за сумкой.       - Рыжий был в таком же. А по нему сразу видно, что он с шизой, я не стал спорить.       Белоголовый уже шагнул в сторону дороги, но казначей жестом остановил его и нырнул глубже в чащу. Хидан утомленно закатил глаза и поплелся следом.       - Это что-то значит для него.       Хидан едва расслышал среди листвы его непривычно тихий голос.       - То, что я ношу форму?       - Идиот, - священник мрачно сверлил взглядом его спину, - я о плащах. Они что-то означают.       - Все что-то означает, - фыркнул беловолосый. – Наверняка, даже ебучая шляпа.       - Да? – язвительно бросил Какузу, повернув голову и не сбавляя шага. – И что означает символ, который ты везде малюешь?       Хидан замолк, бросив ему в спину любопытный взгляд. Какузу уже торжествующе начислил себе очко, но вдруг священник заговорил:       - Треугольник – это единство тела, разума и духа. Круг означает перерождение и переход от одного к другому.       Казначей недоуменно замолк, переваривая информацию, но Хидан не думал продолжать. Едва у Какузу мелькнула мысль, что, возможно, в этом есть смысл, как напарник снова заговорил:       - Да я гоню. Понятия не имею, что он означает.       Какузу закатил глаза и снова ускорился, обламывая ветки низкого кустарника. Хидан крикнул ему вдогонку:       - Но вряд ли его от балды придумали!       Какое-то время Какузу молча варился в своем раздражении и бульдозером пер сквозь чащу. Хидан едва поспевал за ним, стервенея от цепляющихся за шершавую ткань изнанки веток. Наконец, он нагнал напарника и дернул его за плечо, заставляя обернуться.       - Меня задолбало зайцем бегать по кустам. Или выходим на дорогу, или поднимаемся наверх.       Казначей задрал голову, словно вспоминая, что они в лесу.       - Лес молодой, ветки не такие прочные. Силенок хватит?       Хидан невесело усмехнулся.       - И ты задолбал. Думать, что я слабак.       Какузу смерил его взглядом, поправил лямку вещмешка и оттолкнулся от земли. Хидан взлетел следом, отстав лишь на секунду.       Нукенины летели сквозь лес, заставляя качаться гибкие молодые ветки. Какузу удивленно отметил, что Хидан не только перестал ныть, но и довольно быстро вырвался вперед, увлеченно петляя между стволов. Расстояние он решил пока не сокращать, только изредка коротко окликал, задавая направление.       Когда солнце уже начало клониться к горизонту, окрашивая лес в фиолетовые тени, Какузу приземлился на ветку из тех, что покрепче, и выкрикнул команду остановиться. Хидан неуклюже затормозил и тут же обломал ветвь под собой. Казначей скептически смотрел, как тот взмахивает руками, округляя глаза, но падения не последовало: священник ловко перевернулся в воздухе и, концентрируя чакру, приклеился к дереву. Повернувшись к напарнику, беловолосый распахнул ворот плаща, обнажая блестящую от пота кожу, и вопросительно ждал указаний, переводя дыхание. Какузу скользнул по нему взглядом, указал вниз и сам поспешил спуститься.       Хидан приземлился совсем рядом. Тело его дышало жаром, усталость сделала лицо непривычно серьезным, а сбитое дыхание не давало острить и ёрничать. Какузу позволил себе мысль, что напарника надо чаще выматывать.       - Еще километр к западу. Его придется пройти пешком.       Хидан оглянулся туда, откуда ползли фиолетовые тени. Нужно запомнить направление, пока тьма не сомкнулась над головами, окончательно дезориентируя. Вновь повернувшись к напарнику, нукенин утомленно наморщил лоб:       - Пошли?       Этот километр они преодолевали неприлично долго, обессиленные дневной гонкой. Солнце уже успело забрать свои последние лучи, открывая первые звезды, и Хидан уже думал начать тратить вновь обретенное дыхание на вопросы, как вдруг деревья расступились, обнажая крошечную полянку. Посреди полянки рос мелкий, покрытый мхом дом, косой и невзрачный, натянувший крышу, словно гриб шляпку. Окна слепо смотрели в чащу, за ними не виднелось ни единого всполоха света.       - Говорить будешь ты. Попросишь ночлега, для тебя и твоего немого друга.       - Что? – Хидан обернулся, пытаясь разглядеть лицо напарника. Мысли застревали, не в силах облачить в слова смятение. – Что за?..       Какузу смерил его взглядом и глубоко вздохнул.       - Хидан. Быстрее.       Хидан суетливо обшарил глазами его лицо.       - Какого черта? Здесь же точно никого нет.       - Есть. И мы пришли в гости. Только меня здесь видеть не рады, - казначей кивнул в сторону дома. – Иди.       Хидан недоверчиво скривил лицо, но все же развернулся. Когда крыльцо приблизилось настолько, что можно было разглядеть гниль на его досках, священник спешно помянул Джашина и дважды постучал.       Хидан ожидал шагов, но дверь внезапно распахнулась, заставив его отпрянуть. На пороге стояла старуха с иссушенным лицом, она держала в скрюченных старостью руках тонкую трость, направленную куда-то вперед, и смотрела Хидану точно в грудь.       - Э… - священник неуверенно стрельнул глазами в сторону Какузу. – Здравствуйте. Мы… можно у Вас переночевать? Нас двое, я и мой друг. Он немой, поэтому… здороваться он не будет.       Хидан снова взглянул на напарника: тот отчего-то даже не думал закатывать глаза на его неловкие речи, лишь неотрывно следил за старухой. Та жевала губами, все так же глядя точно в центр медальона, болтающегося у священника на груди. Наконец, она опустила трость, отступила в сторону и неожиданно твердым голосом ответила:       - Заходите, сынки.       Хидан выдохнул, но почему-то все равно не мог расслабиться. Он прищурился, силясь привыкнуть ко мраку внутри: дом оказался таким же маленьким, каким выглядел снаружи, и внутри не виднелось ни единого всполоха света; ночь топила дом в тени. Сам священник едва прошел в дверной проем, Какузу же пришлось пригнуться. Старуха захлопнула дверь, щелкнула задвижкой и, прислонив трость у входа, прошаркала вглубь дома, все так же глядя перед собой.       - Разуваться не надо, - раздалось из комнаты, - ненавижу разбросанную обувь.       Хидан несмело шагнул во мрак коридора, Какузу тенью нога в ногу шел рядом. Из незашторенных окон еще пробивался приглушенный свет сумеречного неба, но священник понимал, что скоро и этого у них не будет. Когда старуха неожиданно бесшумно вынырнула из-за угла, священник вновь вздрогнул, раздраженно хмурясь.       - Чего встали-то, комнату покажу.       Недоуменно обернувшись на Какузу, Хидан все же последовал за хозяйкой. Комната оказалась отделена от коридора скрипучей, ссохнувшейся дверью, и содержала лишь три расставленных по углам кровати. Окно в комнате было раза в два меньше обычного и находилось слишком высоко, под самым потолком.       Пока Хидан пытался уложить в голове все происходящее, старуха уже развернулась и пошла прочь, не обращая внимания на стоявшего посреди коридора Какузу, который бесшумно скользнул в сторону с ее пути.       - Не знаю, стемнело уж аль нет, только все уснуть не могу. Чаю?       Хидан бросил на Какузу взгляд, тот молча кивнул.       - Да, можно, - крикнул он ей вслед.       Вновь вперившись глазами в напарника, Хидан ждал хоть чего-то, но Какузу просто бросил мешок и ушел вслед за старухой.       Неожиданно где-то в конце коридора мелькнул всполох света, и Хидан, словно мотылек, потянулся туда. Комната оказалась кухней без единого окна, а светом – дрожащий, полузадушенный огонек на плите. Чахлое пламя облизывало чайник, старуха медлительно шарилась в шкафу, Какузу уже сидел на одном из шатких деревянных стульев. Хидан несмело занял место напротив.       - Куда путь держите? – спросила хозяйка, наполовину скрывшись в шкафу. Хидан взглядом искал помощи, но напарник напряженно не сводил с нее глаз.       - На север.       - Ммм. Уж не к самураям ли?       - Нет, - Хидан прочистил горло, - не к самураям.       - Ясно, - старуха поставила на стол чашки и медленно стала обходить его, заходя Хидану за спину. – И что же понадобилось вам на севере?       - Политическое убежище, - выпалил он первое, что пришло в голову.       - В Стране-то Железа? А говоришь, не к самураям.       - Мы не хотим иметь дела с их военной силой. Поэтому я так сказал.       Хидан вперился взглядом в Какузу, пытаясь выпытать у него хоть какую-то подсказку, но казначей был нем, как рыба, и не сводил глаз со старухи.       - Да, многих беженцев Горячих Источников приютила Страна Железа. Преданных своей родной страной, что внезапно решила стать мирной. Лишенных работы, обездоленных, потерянных. Но даже они не станут укрывать бесчестных воришек, - на мгновение повисла тишина, нарушаемая лишь шепотом газового пламени. – Мне жаль, сынок, ты слишком юн, чтобы понять. Правда, жаль. Эй, немой, плесни-ка кипятка по чашкам. Да огонь погаси.       - Не закипел же еще, - подал голос Хидан.       - Пускай. Еще горячий был, когда вы пришли.       Хидан тревожно поймал взгляд Какузу, словно пытаясь отговорить его. Нукенин мрачно взглянул на старуху и медленно поднялся со стула, плавным движением берясь за ручку чайника.       Какузу почти не глядя разливал воду, стараясь не отводить глаз. Одна. Две. Три. Медленно он поставил чайник, взялся за вентиль и свернул его в сторону, перекрыв еле дышащий огонь. Пламя в последний раз моргнуло и погасло вслед за замолкнувшим шипением баллона. В это же мгновение Хидан захрипел от пронзившей его шею боли. Судорожно он схватился рукой, чтобы ощутить морщинистую кисть, крепко держащую утопленный в его трахею кунай.