Худшая миссия Какузу

      Хозяйка дернула пару раз кунай, силясь вытащить, но в итоге отпустила, заставив Хидана накрениться вбок, все еще надрывно хрипя.       - Силы у меня уже не те, конечно, но просто так я тебя не отпущу. И где ты мальчишку подобрал? Жаль его, молодой совсем. Хотя кровью от него несет еще сильнее, чем от тебя, - старуха отступила подальше от дверного проема, скрываясь в тени. – Хорошо с немотой придумал, только вот три твоих сердца стучат, как молоты, ни с кем я тебя не спутаю, проклятое дитя.       Старуха начала складывать печати, но Какузу обвил ее руки нитями. Пока он силился разглядеть границы комнаты, по щупальцам побежал разряд – Какузу ощутимо тряхнуло, и он обессиленно упал на колени, ослабив хватку.       Три быстрых печати, чтобы запустить дзюцу ветра, – самое слабое из тех, что удалось вспомнить, - и его самого отшвырнуло к стене – слишком уж мала была комната. На загривке поднялись волосы от нарастающего свиста куная – Какузу отклонился, ощутив, как болью обожгло ухо. Наугад он метнул два своих – один из них точно вонзился в дерево. Щелкнув пальцами, казначей на мгновение осветил комнату каплей огненной чакры и увидел, как старуха складывает печати. В следующее мгновение темноту пронзила молния, лишь чуть-чуть не успев вперед очередной стены ветра, сбившей и технику, и всех в комнате. Какузу попытался подпалить стул, используя его как факел, но все в доме слишком отсырело. Между вспышками пламени было видно, как бесшумно перемещается хозяйка, мелькая по комнате и приближаясь. Какузу заблокировал ее слабое тайдзюцу и услышал, как она мягко приземлилась где-то у стены.       - А ну, не жульничать.       Через секунду Какузу окатило волной ледяной воды. Теперь точно ничего не поджечь. Еще и разряд можно будет пустить где угодно… даже по полу.       Едва завидев вспышку, казначей подпрыгнул, уже в воздухе запуская ветряной щит, снова отшвырнувший его к стене. Позвоночник жалобно хрустнул, встретившись с углом столешницы, и Какузу тяжело повалился на пол, хватаясь рукой за что-то в попытке удержаться. В затуманенном разуме мелькнуло узнавание – он ударился не о столешницу, а о плиту. Неуклюже скользнув ладонью, он оперся на вентиль, с силой поворачивая, и снова щелкнул свободной рукой, стряхивая искру в шипящее сопло.       Полыхнуло пламя, на миг ярко осветив нависшую над ним старуху, уже занесшую над его головой кунай. На его лезвии угасал электрический разряд. Старуха застыла, невидящими глазами уставившись на Какузу, все еще вцепившегося в вентиль. Пламя шипело, вновь вернувшись к привычному чахлому состоянию. Медленно хозяйка дома опустилась на пол, открыв взору стоящего за ее спиной Хидана. Рот его был полон свежей крови, в горле зияла влажная дыра, в свете пламени кажущаяся черной. Кунай из горла пропал – он торчал из шеи старухи.       Хидан мрачно смотрел на напарника сверху вниз и хрипло дышал. Какузу не менее мрачно смотрел на него, сидя на мокром полу. Зажав ладонью кровавую дыру, священник открыл рот:       - Так я был приманкой?       - Нет, - не задумываясь, выдохнул Какузу и снова замолчал, чтобы перевести дыхание.       - Хорошо, - священник убрал измазанную в крови ладонь и ею же схватился за воротник хозяйки. Медленно он вышел из кухни, волоча за собой тело. Старуха безразлично смотрела перед собой и размазывала по полу кровь – свою вперемешку с кровью жреца. Какузу откинулся назад, прислонившись к дверце шкафа и шумно выдохнул.       Какое-то время он просто сидел, следя за дрожащими тенями. Потом щеку как-то странно стянуло, и Какузу обнаружил, что половина маски пропиталась кровью от раненого уха, и та уже успела засохнуть и стянуть лицо коркой. Безучастно он огляделся и, не обнаружив раковины, медленно поднялся. Выйдя в коридор, он обернулся на распахнутую входную дверь: было видно, как на траве раскинула свои конечности старуха, а Хидан сидел спиной к дому и держал руки у рта, склонив голову. «Ах да. Джашин». Оставшись удивительно равнодушным к увиденному, Какузу прошел вглубь дома, отыскав ванную. Вода, конечно же, была только холодная. Стащив с себя плащ и капюшон, пока кровь окончательно не застыла, казначей принялся набирать воду в таз. Медитативно он слушал журчание воды, потом, не глядя на улицу, пронес его на кухню, где так же безучастно разглядывал тени, пока вода не нагрелась. Снова не обращая внимание на творящееся снаружи, казначей прошествовал обратно, торжественно держа таз перед собой. Теперь можно было снять больше одежды.       Оставшись голым по пояс, Какузу сел на бортик ванной и запустил ладонь в воду, зачерпнув. Ухо саднило, когда отваливались кровавые корки, но под пальцами не обнаружилось ничего совсем кошмарного. Лишь один из хрящей перерезало, заживет спустя время. Для верности Какузу сделал пару стежков на чистой ране, стягивая ровные края. Медленно он обмыл щеку и шею, оставляя на груди кровавые разводы. Когда ладонь дошла до ключиц, сзади послышались тяжелые шаги – дверь приоткрылась, впуская холодный воздух.       Хидан грузно опустился на пол, у ног Какузу. Плаща на нем не было, в крови он был вымазан, казалось, до самого пояса. Казначей не хотел думать, от естественных ли причин или от своего ритуала. На миг замерев, нукенин продолжил обтираться водой.       - Мы пришли, чтобы убить ее? – равнодушно спросил Хидан под плеск воды в тазу. Голос его звучал уже лучше, дыра в горле слегка схватилась.       - Нет. Это бы не потребовалось, если бы она не узнала меня, - ответил Какузу, снова зачерпывая воду.       - Кто она?       Казначей выдержал паузу, еще раз протирая окровавленную шею.       - Она дала мне убежище после моего побега из деревни.       Хидан молчал, ожидая продолжения, но Какузу вновь затих, продолжая омовение.       - Почему она сказала, что у тебя три сердца?       - Потому что она думает, что три – это мой максимум.       Жрец медленно повернулся и посмотрел напарнику в глаза.       - Расскажи мне.       Какузу замер, пойманный отблеском в его радужке. Долгие секунды он изучал его лицо, раздумывая, и наконец отвернулся.       - Я знаю много мощных дзюцу. Но свою ценнейшую технику – технику нитей чакры – я украл, - Какузу снова зачерпнул из таза. – Я выкрал ее из своей родной деревни в наказание за их глупость. Она называется Джионгу. Страх земного гнева, - медленно он вылил воду себе на грудь, проводя ладонью по шрамам. – Тогда мне казалось, что эта техника идеально мне подойдет, ведь земля – моя основная стихия. Тогда я еще не знал, что именно я получу, применив ее, - Какузу опустил руки в воду и принялся медленно оттирать пальцы. – Конечно, осознав ее, я пришел в ужас, но отступать было уже некуда. Я украл эту технику – и еще десятки других – и сердца старейшин, уверенный, что смогу их использовать, - руки затихли, обессиленно болтаясь в остывающей воде. – Но техника не поддалась, и сердца погибли, одно за одним, обессилив меня. Истощенный, я скитался от одной захудалой деревушки к другой, пугая народ своим изуродованным телом, пока судьба не принесла меня к ней. Еще девчонка, незрячая куноичи, не служившая ни одной деревне. Выходила меня. А я обучил ее некоторым техникам, - Какузу резко достал руки из воды, встряхивая. – А затем на ее дом набрели еще двое. Тоже шиноби. Сильные, я давно не встречал таких. Мы легли спать в той самой комнате с тремя кроватями. Знаешь, почему эта комната такая странная? – Хидан заинтересованно повернул голову. – Сделана максимально неудобно для битвы. И кровати всего три – потому что она может справиться только с тремя зрячими противниками. Я убил этих двоих и забрал их сердца. Джионгу жила во мне уже многие месяцы, и я подчинил ее, заставив сердца служить мне. Естественно, от нее это не укрылось, - Какузу опустил голову, стирая с груди кровавые потеки. – И я ушел. Не стал убивать ее в надежде, что когда-нибудь ее занесут в книгу Бинго.       - Что такое..?       - Черный список ниндзя, за головы которых можно получить награду. Ты там тоже есть, кстати. Правда, просят за тебя не слишком много.       - Я не трогал лицо, как ты и просил, - проигнорировал Хидан последнюю фразу.       - Неважно, - Какузу дернул плечом, когда из-за двери потянуло холодом, и снова облил себя теплой водой. – В последней книге ее имени нет, и ее тело для меня бесполезно, - нукенин повернулся к напарнику и оглядел его окровавленное лицо. – Вода еще осталась, можешь умыться.       Хидан взглядом приклеился к его глазам.       - Она убила меня. Без колебаний. И ты знал, что она это сделает. Не будь я бессмертен, ты бы изменил план?       Какузу заставил себя прекратить бегать взглядом между его бордовыми радужками и тяжело поднялся.       - Не будь ты бессмертен, ты бы не был моим напарником. Я бы убил тебя еще в убежище.       Тяжело хлопнув его по плечу, Какузу вышел из ванной, подхватив одежду.       Бросив вещи на одну из кроватей, нукенин присел на нее и взял из кучи капюшон. Разрез остался знатный, пролезала почти вся кисть. Пришлось порыться в вещмешке и достать нитки – самые обычные, хлопковые. Какузу все свои вещи зашивал сам, было в этом что-то ироничное. Закончив починку, нукенин провел пальцем по аккуратным стежкам на ткани. Рука сама потянулась к щеке, проведя по ее грубым швам. Разрез в этом месте был почти незаметен, кожа всегда стремилась срастись, лишь Джионгу не давала ей зажить и уродовала едва заметную линию стыка чернильно-черными стежками. Он соврал Хидану. Он помнил тот день, когда он стал таким, словно тот был вчера. Помнил ту адскую боль, когда чакра сворачивается в жгуты, сливаясь с древним дзюцу, и разрывает плоть, вырываясь наружу. Помнит, с каким ужасом он таращился на швы на руках, ногах, груди и как боялся прикоснуться к лицу, которое жгло точно так же, как и все остальные сшитые нитями места. «Проклятое дитя». Да, он до сих пор ощущал себя, словно его прокляли.       Хидан вошел почти неслышно, чистый, даже рана на горле смотрелась не так вызывающе. Ниже ключицы обнаружилась еще одна – тоже резаная и узкая.       - Твоя работа, - сказал Хидан, проследив за его взглядом. Какузу потребовалась лишь секунда, чтобы понять, о чем он говорит – лишь один из его кунаев попал тогда в дерево. Казначей устыдился бестолковости своего поступка, но виду не подал.       Священник плюхнулся на кровать напротив и прислонился к стене, развалив конечности. Взгляд его упал на лежащий на кровати перемазанный в крови капюшон.       - Не надеваешь из-за раны?       Какузу выдержал слишком большую паузу, прежде чем ответить.       - Нет.       Хидан перевел взгляд на его лицо. И не отводил глаз слишком долго. Какузу знал, что это должно его напрячь, но это почему-то не напрягало. Он лишь смотрел в ответ: на его белое лицо, на белые волосы, на белое тело, рельефное, порченное лишь двумя едва заметными ранами. И штанами. Грязные, бесформенные штаны определенно его портили. Какузу забрался под одеяло и долгие несколько секунд думал, лечь на бок лицом к Хидану или к стене. И чего-то внутри ему не хватило, чтобы осмелиться повернуться лицом к напарнику. А еще он не стал распускать маски на ночь – стук сердец прекрасно отгонял призраки прошлого.