Худшая миссия Какузу

      Какузу проворочался всю ночь, просыпаясь, казалось, едва отключившись. То и дело взгляд метался к кровати напротив и обнаруживал там мирно спящего Хидана. Вот уж у кого не было проблем со сном. Лицо его было расслабленным, почти ребяческим, серебристые волосы разметались по подушке, ран на шее и груди уже не было. Какузу поднялся, надел обувь и вышел из дома.       До рассвета оставалось еще около часа. Нукенин смотрел во тьму леса и слушал ее предрассветные шорохи. Едва заметный ветер трепал его отросшие волосы, Какузу убрал их с глаз – этот жест всколыхнул какое-то давно забытое ощущение. Перед домом все еще лежал труп куноичи, заключенный в странный Хидановский символ, едва угадывающийся на длинной траве. Какузу глубоко вздохнул, задирая голову к медленно светлеющему небу. Затем сложил печати, и земля разверзлась, проглатывая труп. Символ все еще проглядывался на вновь сомкнувшейся траве и именно сейчас он почему-то успокаивал. Какузу вновь подумал о Хидане, все еще спящем внутри дома. Дождавшись, когда небо начнет краснеть, казначей вернулся вовнутрь.       Священник проснулся почти сразу же, как казначей сел на свою кровать. Взгляд его тут же метнулся к окну.       - Ты встаешь все раньше и раньше.       Какузу промолчал, машинально отметив, что его снова не раздражает этот изучающий взгляд. Поглазев еще немного, Хидан сел в постели, нашаривая ногами обувь, как вдруг его отвлек низкий голос:       - Как ты стал бессмертным?       Священник на секунду завис, словно воспоминания пронеслись у него перед глазами. Он неуверенно поднял голову, но Какузу все еще смотрел на него в ожидании ответа. Священник облизнул пересохшие губы.       - Горячие Источники отказались от скрытой деревни, когда мне было девять, я даже академию не успел закончить. Это… сбило меня с толку. Я не знал, что теперь делать, ведь я всю жизнь мечтал быть шиноби, а вся эта политическая херня меня вообще не касалась. Кому вообще есть дело до сраных императоров, - Хидан хмуро разглядывал пальцы ног. На следующих словах его голос стал мягче. – Мне повезло, что посланники Джашина-сама нашли меня. Они стали моей семьей. Научили меня черпать силу в вере. Среди них были и настоящие шиноби, они обучили меня, чему смогли, - Хидан вздохнул. – Естественно, когда я услышал о разработке оружия, то стал добровольцем. Среди многих, конечно, только дурак не хотел стать оружием Джашина-сама, - Хидан невесело усмехнулся. – Но повезло только мне. Я смутно помню тот вечер. Помню ритуал. Помню боль, - священник машинально коснулся амулета на груди. – А потом на нас напали. Наверняка по приказу ебучего императора. Я очнулся среди моря крови и гор трупов. Выкосили всех, до единого: детей, стариков, женщин, - Хидан поднял глаза на Какузу. – Так тупо. Бессмысленно. Оказалось, в смерти вообще мало смысла. Можно убить кого угодно, и ничего не поменяется, - Хидан стряхнул с лица мрачное выражение и поднялся на ноги. – Хорошо, что мы не из них, а?       И, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты, засунув за щеку зубную щетку.       Казначей не шевелился, опершись локтями в колени. Он не был уверен, что получил ответ на свой вопрос, зато получил кое-что иное. Возможно, даже более ценное. Понадобится время, чтобы уложить эту информацию в голове, а пока в ней крутилась назойливая мысль о том, что, возможно, до Хидана Джашин был менее кровавым.       Двигая за щекой зубной щеткой, Какузу медленно брел в сторону ванной, все еще раскладывая услышанное по полочкам. Он замер, заметив, как Хидан оперся о раковину, низко свесив голову. Казначей громко прочистил горло, привлекая внимание, и священник тревожно обернулся, словно приходя в себя. Он оглядел напарника, вмиг успокаиваясь.       - Как думаешь, здесь есть еда?       Какузу с секунду подумывал, удастся ли произнести хоть слово с полным ртом зубного порошка, и просто неопределенно мотнул головой. Хидан протиснулся мимо него в коридор, на долю секунды соприкоснувшись с ним плечом. Казначей ожидал, что от гладящего прикосновения белой кожи его отвращением отшвырнет к косяку, но он остался стоять, только плечо словно зудело, напоминая о происшествии. Это было… для него нехарактерно. Он чувствовал себя сломанным, и хотелось поскорее убраться из этого дома.       Когда Какузу закончил умываться ледяной водой и прикрыл вентиль, из кухни до него донеслось знакомое шипение огня. Недоумение лишь мелькнуло в его голове. «Он готовит?», - подумал казначей прежде, чем до него долетел легкий запах гари. Он невесело усмехнулся и отправился проверить, чем там занят напарник.       Хидан что-то жарил на безбожно чадящей сковородке, серый дым скопился у потолка, пытаясь найти в нем щель. Какузу приблизился, крутанув вентиль газа до минимума; Хидан недоуменно обернулся, обшаривая глазами его неожиданное близкое неприкрытое лицо.       - Ты как в первый раз сковородку видишь, - мрачно заговорил Какузу, беззлобно глядя на творение напарника. Хидан следил, как его руки схватили лопатку и принялись отскребать запекшееся месиво. – Что это?       - Рыба. На банке было написано.       Какузу бросил взгляд на стол и действительно обнаружил вскрытую консервную банку. «Он жарит рыбные консервы?». Хидан почувствовал на себе его недоуменный взгляд и всплеснул руками:       - Ну что? Я же не баба, я не умею готовить!       Какузу не стал уточнять, как так получилось, и просто принялся исправлять творчество священника. В шкафу обнаружились миска сваренного риса неизвестной свежести и слегка черствый, пахнущий кислой закваской хлеб. Оттуда же Какузу вытащил белый порошок, похожий на муку, и щедро всыпал в сковородку, надеясь, что это спасет расползшуюся рыбу. Хидан заинтересованно следил за ним, наблюдая, как его авторский завтрак становится похожим на еду.       Дым постепенно рассеялся, расползшись по комнатам, и казначей решил остаться на кухне. Когда он ставил на стол две плошки с едой, где-то в голове вякнуло придушенное самолюбие, обозвавшее нукенина кухаркой, но тут же заткнулось. Они сели за стол. Хидан взял в рот еще горячую, похрустывающую из-за муки рыбу и удивленно замер.       - Так ты умеешь готовить?       Какузу устало вздохнул.       - Меня больше удивляет, что ты не умеешь. Чем ты питался все это время?       - В общине готовили женщины. Потом… - Хидан опустил взгляд, - перебивался тем, что находил у жертв. Или воровал. Или покупал, если водились деньги.       Какузу заставил себя прекратить таращиться и опустил глаза в тарелку. «Как вообще жить, когда дома нет ни крошки?». Нукенин задумчиво прекратил жевать. «А был ли у него дом после всего этого?». Осознание огрело его, как обух топора. И внезапно все, что Хидан делал и говорил перестало нервировать, словно картинка перестала быть раздражающе незавершенной. Вместо этого в груди шевельнулось что-то печальное.       «Зато я не против гостей!»       «Почему ты так упорно отстраняешься?»       «Терпеть не могу есть в одиночестве»       «Что такого в том, что я хочу видеть твое лицо?».       Какузу тяжело выдохнул и уперся лбом в ребро ладони. Хидан перестал жевать.       - Что?       Долгие секунды потребовались казначею, чтобы взять себя в руки.       - Ничего. Ешь.       ***       Покончив с завтраком, нукенины принялись наполнять фляги и набивать мешки оставшимися консервами и всем съестным, что смогли найти. Какузу давно забил сумку доверху и теперь сидел на кровати, тяжелым взглядом уставившись в спину напарника. Тот, ни о чем не подозревая, утрамбовывал свой полупустой вещмешок. Обернувшись, он настороженно застыл.       - Чел, ты пугаешь меня.       Какузу едва понял, о чем он говорит, и сморгнул тяжелые мысли, вновь оживая.       - Рад слышать, - и отвернулся, чтобы натянуть чистый капюшон. Критично оглядев изорванный ветряными атаками подклад плаща, Какузу вывернул его и надел облаками наружу. Хидан бросил на него недоверчивый взгляд.       - Мы что, забиваем на ориентировки?       - У нас теперь есть еда, и нет нужды приближаться к поселениям. Нас некому узнать.       - Слава Джашину. Я мелким столько не прятался, сколько сейчас, - Хидан мигом набросил плащ, распахнул воротник, обнажая грудь, и скептически посмотрел на Какузу. – Мы позорище, ты знаешь это?       - Говори за себя, - бросил казначей и вышел из комнаты, подхватив сумку.       Уже оказавшись на улице, Какузу обернулся на невзрачный старый дом. Хидан встал рядом с ним и, бросив кислый взгляд на жилище, в ожидании посмотрел на напарника. Казначей долгие секунды не делал ничего, и Хидан отчего-то понял, что не время гнуть пальцы и поторапливать его. Наконец, Какузу сложил несколько печатей, и земля разверзлась, проглатывая хлипкий дом и вместе с ним – все воспоминания. Когда она вновь сомкнулась, лишь двое теперь могли бы сказать, что здесь когда-то было жилище.       Хидан озабоченно осмотрел напарника.       - Какузу.       Нукенин с трудом отвел взгляд и уставился на него немигающими зелеными глазами. Священник молчал долгие несколько секунд.       - Порядок?       Какузу разглядывал его серьезное лицо; малиновые глаза светились на фоне рассветной зелени леса и против воли притягивали взгляд. Они были… тревожными? Внимательными?       Казначей медленно развернулся, хрустнул шеей и повел плечом.       - Полный.       ***       - Устроим привал?       - Хорошо.       Хидан вольготно расположился на камне и потихоньку опустошал флягу. Какузу делал то же самое, стараясь не обращать внимания на его осторожные взгляды. С ними молчание становилось неуютным.       - Как тебе удалось убить ее? – решился он нарушить тишину. Хидан недоуменно изогнул бровь:       - Я ж, блин, ниндзя.       - Довольно хреновый, если честно.       - Это я себя сдерживаю, чтобы ты не комплексовал.       Какузу фыркнул и поспешил спрятать усмешку за горлышком фляги. Губы Хидана чуть заметно изогнулись в улыбке.       - Её траектория всегда была одинаковой: это всегда треугольник, вершина которого – ты. Вспышки молний, твои попытки разжечь огонь – отследить было нетрудно.       Какузу отпил из фляги, оценивающе смотря на священника.       - Но ведь я тоже перемещался.       Хидан снова улыбнулся.       - Тебя я видел. Твои глаза чуть бликуют в темноте. Хотя, наверное, это заметно только мне, мои глаза чувствительны к свету.       Казначей с интересом заглянул в его малиновые радужки. Хидан не противился и спокойно разглядывал его глаза в ответ. Какузу, словно опомнившись, отвернулся и снова глотнул из бутылки.       - Ну а Лидер? Как тебе удалось ранить его?       - Ранить? – Хидан фыркнул и отвлекся, чтобы закрутить крышку. Какузу напряженно повернулся к нему. – Он мне башку снес минут через пять после начала. Я и близко не подобрался.       Казначей ошарашенно уставился на него. Священник замер, увидев его реакцию.       - То есть ты не прошел отбор, - медленно выговорил нукенин. – Тогда почему он взял тебя?       Хидан осторожно пожал плечом:       - А это не очевидно?       Какузу задержал на нем взгляд и вновь отвернулся, уставившись в одну точку. Чем больше он думал, тем сильнее внутри холодело. «Так это правда? Только из-за бессмертия? И позволил мне взять его с собой? О чем он вообще думал?».       - Это проблема?       Казначей взглянул на напарника и осекся. Тот выглядел встревоженным.       - Что именно?       - То, что он взял меня только из-за бессмертия. Это проблема?       Какузу смотрел в его напряженное лицо. «Его так это волнует?».       - Нет, - бесцветным голосом ответил он. – Никаких проблем.       Какузу поднялся, не в состоянии усидеть на месте, и торопливо закрутил флягу. Положив бутыль в сумку, он набросил ее на плечо и направился дальше по тропе, не дожидаясь Хидана. Пустым взглядом он смотрел перед собой.       «Почему он это допустил? Какой тогда к черту стопроцентный успех? Он совсем выжил из ума?». Какузу нервно ускорился. «Чертов самодур со своим идиотским правилом. «Прикрывать спину»… Знает же, что я в этом не нуждаюсь». В памяти вспыхнуло, как падает на пол замершая старуха, из чьей шеи торчит кунай. Хидан возвышается над ней, окровавленный, и мрачно смотрит на вцепившегося в вентиль Какузу. Нукенин вздрогнул и невольно замедлил шаг. «Случайность. Такого никогда больше не повторится». Эта мысль успокаивала, но оставался один вопрос: ведь Лидер не мог навязать свое желание священнику? Не мог заставить его встать на защиту? Тогда почему?..       Какузу замер. Очень хотелось обернуться, но он не стал. Мурашки закололи от мысли, что бессмертие было не единственной причиной. Ведь Лидер взял не просто нового члена организации. Он взял Хидана на абсолютно конкретную должность. И тот хотел эту работу. А ведь это с самого начала было странным…       - Чего застыл?       Казначей вздрогнул, когда его плеча что-то коснулось. Хидан недоуменно заглядывал ему в лицо, уже убирая руку. Какузу пялился на него и едва держался, чтобы не выплеснуть жгущие язык слова.       - Ничего, - ответил он предательски дрогнувшим голосом и снова ушел вперед, оставляя священника позади.       Хидан не сдвинулся с места, напряженно глядя ему в спину.       - Эй. Какузу, - нукенин замедлился, но не обернулся. – Тебе не обязательно… В общем, ты ведь можешь делать то же, что и всегда. Ничего не изменилось.       Молчание тянулось, и Хидан чувствовал, как набирает обороты его сердце. Наконец, Какузу заговорил, мрачно и глухо:       - Ты хочешь, чтобы я бросил тебя на поле битвы? Когда тебя изрежут в лохмотья, разорвут на куски?       - Нет. Но я и не удивлюсь.       Хидан смотрел ему в спину тяжелым взглядом, на краю сознания размышляя, ляпнул ли он что-то совсем не то. Какузу, словно нарочно, мучил его молчанием. Наконец, он обернулся:       - Пошли уже, - и двинулся медленно, давая шанс его догнать.       Хидан тихо выдохнул и, поправив лямку вещмешка, ускорил шаг.