Худшая миссия Какузу

      - Эй, куда мы опять идем? Вчера же шли на запад? – недовольно подал голос Хидан.       Какузу на миг стал чуть более угрюм. Молчаливо серьезным напарник нравился ему больше.       - Ты думал, мы идем по прямой, как по рельсам? – мрачно съязвил казначей.       - Ну, нет, но мы точно навернули круг в последние полчаса.       Какузу украдкой скосил на него глаза, но Хидан недоуменно чесал репу и оглядывался. «Еще не понял». За спиной послышался едва различимый шорох кустов, тут же утонувший в шелесте встревоженной ветром листвы.       - Так надо. Идем.       Несколько часов они блуждали по лесу, умеренным шагом продвигаясь сквозь нехоженые заросли. Какузу заметил, как в конце концов и Хидан начал замирать и вслушиваться – на его лице отразилось столько удивления, что было даже немного жаль. Да, он заметил – но настолько поздно… Бессмертие его избаловало.       Еще несколько раз они меняли направление. Казначей старался делать это менее бездумно, чтобы больше не нарезать кругов, но подозрительные шорохи словно гнали их в конкретную сторону. Какузу прислушался и снова молча указал свернуть.       Нукенины забрались глубже в поросль, где плотной стеной теснились друг к другу молодые деревья. Хидан недовольно вытащил из высокой травы ногу, разглядывая мокрую штанину, но промолчал. Время от времени казначей замирал и жестом призывал напарника затихнуть, затем снова указывал новую дорогу.       После очередной смены направления деревья неожиданно начали редеть. Нукенины нетерпеливо продрались сквозь узкие стволы к свету и неожиданно вывалились на небольшой пятачок, мертвым песчаным пятном отделявший молодой лес от каменного обрыва. Утес стрелой смотрел в пустоту.       Какузу опустил мешок у корней дерева и ступил на песок, напряженно вслушиваясь. Он встал в центре утеса и развернулся к лесу, ничего не слыша, кроме стука крови в ушах. Его взгляд тут же выхватил торопливо наклеенные на деревья печати по обеим сторонам от утеса. «Взрывной барьер? Но где же тогда?..». Какузу широко распахнул глаза и выставил руку навстречу шагающему к нему Хидану.       - Хидан..!       Беловолосый нукенин машинально сделал еще один шаг, и тут же прогремел взрыв, взметнувший в воздух песок. Какузу ощутил это сжимающее внутренности чувство, когда земля уходит из-под ног.       Хидан отпрыгнул назад, цепляясь за деревья, и силился хоть что-то разглядеть сквозь взвешенную пыль.       - Какузу! – что есть сил заорал он, понимая, что половина утеса рухнула вниз.       Надрывно кашляя, Хидан сбросил вещмешок и рванул кнопки плаща, залезая в поясную сумку. Одной рукой стряхивая плащ, второй он вскрыл свиток и выполнил призыв, обхватывая древко косы. Священник закрепил катушку и суетливо оглянулся; не найдя ничего лучше, он вонзил лезвия в ближайшее дерево и уже сделал рывок в сторону обрыва, как на его край легли смуглые пальцы.       Хидан застыл с сердцем у горла, наблюдая, как медленно над краем обрыва показывается голова. Чувство облегчения накрыло его, но рука продолжала нервно сжимать трос. Какузу подтянулся и тяжело лег на оборванный взрывом каменный край, оглядывая напарника.       - Только не говори, что ты собирался прыгнуть следом, - казначей угрюмо отметил его судорожно сжатые руки. – Всегда если можешь уйти – уходи.       - Ага, и бросить тебя?       - Ты кого защищать собрался, бестолочь? – ворчал Какузу, переводя дыхание. – Даже если бы я сорвался, то всегда смог бы укрепить тело перед падением.       Казначей проследил взглядом, как Хидан дернул на себя косу, ватным шагом приблизился и опустился на корточки, склоняясь над ним. На лицо его упала тень.       - А если нет? – низко спросил он.       - А если нет, - мрачно ответил Какузу, не впечатленный потугами напарника играть на его нервах, - докладываешь Лидеру о провале миссии и шуруешь, куда глаза глядят.       Хидан поморщился. Какузу оторвался от сверлящих его малиновых глаз и перевел взгляд за плечо. Прежде, чем он успел хоть что-то сказать, священник среагировал на его раскрывшиеся в ужасе глаза и пригнулся.       Что-то с низким гулом пронеслось мимо шеи, в воздух взвились отсеченные кончики пепельных волос. Хидан в одно движение развернулся, поднимаясь на ноги, и перехватил покрепче косу, делая широкий взмах.       Незнакомец отпрыгнул назад, уворачиваясь от лезвий и летящей на нитях руки. Схватив пальцами воздух, Какузу вернул конечность на место и поднялся, мрачно разглядывая чакра-скальпель вокруг чужой ладони.       - Шиноби в гражданском? Необычно.       Хидан скривил лицо.       - Таких здесь много.       - Не пытайтесь бежать, - подал голос чужак. – Вокруг этого места повсюду взрывные барьеры. Вроде того, в который вы уже попались.       - Говнюк…       Лезвия косы описали в воздухе полукруг, ладонь удобнее перехватила древко. Какузу рукой преградил ему путь.       - Он провоцирует тебя, не поддавайся.       - Да какая разница, - Хидан недовольно повысил голос, - от судьбы не уйдет.       - Не нарывайся лишний раз, - Какузу был холоден и сосредоточенно следил за врагом. – Так и помереть недолго.       Хидан фыркнул.       - Помереть? А ты у нас, оказывается, хохмач.       - Он выманивает тебя на ближний бой. Значит, мои дальнобойные техники подойдут куда лучше.       - Ну уж нет! Я принесу этого козла в жертву Джашину-сама!       Торжествующий вопль Хидана эхом унесся вдаль. Глаза шиноби угрожающе сузились.       - Так это действительно ты.       - Что – я? – Хидан бросил на него презрительный взгляд.       - Чертов джашинист. Живучий, как таракан. Как ты выжил после той ночи? С самого города тебя выслеживаю, как заметил ваш сраный символ в одной из гостиниц.       - О, так вот в чем дело, - лицо Хидана тут же расслабилось и стало скучающим. Он поднял за цепочку свой амулет. – Ты не шибко наблюдательный.       Какузу мрачно перевел на него взгляд, припоминая расковырянные обои в рёкане. Сколько же еще таких символов раскидано вдоль всего их пути?       - Так вот, что ему надо. Мало мне одного фанатика, так за тобой еще и другие тащатся.       - Не кипятись, дел на пять минут,- Хидан задумчиво перевел глаза на противника и резко понизил голос. - Хотя для этого сеанс можно растянуть.       - Вы – холера Горячих Источников, - прошипел шиноби.       - Я – кара для тех, кто остался слеп к мукам других.       Незнакомец зарычал и, активировав скальпели на обеих руках, бросился на Хидана. Тот рукоятью отбил его ладони и обернулся на казначея:       - Не вмешивайся, он мой!       - Да как скажешь.       ***       Этот день был слишком солнечный для битвы.       Шиноби уклонялся от ударов и крутился волчком, скальпели щупальцами вились из его тела и резали воздух, пытаясь достать до чужой плоти. Взмокший Хидан махал косой, Какузу напряженно следил за битвой. Утес и так был небольшим, а после того, как обвалилась его половина, и вовсе стало не развернуться. Священник на секунду замешкался, дергая увязшую в песке косу, и сияющий хлыст обвил его запястье. Кисть шлепнулась на песок, окрашивая его багровым, и казначей нахмурился. Пока недоумение на лице Хидана сменялось яростью, шиноби выхватил из-за пояса испещренный иероглифами жетон. Какузу всмотрелся в его знакомые очертания и поспешил подняться на ноги.       Смуглая рука пролетела над утесом и вцепилась в запястье руки, сжимающей исписанную табличку.       - Я же сказал не вмешиваться! – заорал Хидан.       С силой отшвырнув шиноби, казначей зачерпнул кровавый песок и рассеял его над обрывом. Облепленный грязью обрубок отправился следом.       - Ты совсем охренел? – взвыл Хидан. – Это же моя рука!       - Жетон у него в руках запечатывает того, чьей кровью его окропят, - Какузу устремил к лежащему черный кулак, но шиноби откатился, и удар лишь взметнул в воздух песок. – Попадешься хоть раз, и ты труп.       - С этим бы я поспорил, - усмехнулся Хидан, следя за приближающимся врагом, слишком ловким для ударов казначея.       Священник схватился за рукоять косы оставшейся рукой и неуверенно взмахнул. Обрубок рабочей руки печально кровил. Скальпель чакры рассек воздух перед его лицом, и Хидан запоздало отбил его, скривившись от собственной неловкости.       Шиноби не давал священнику отдышаться, кромсая скальпелем воздух вокруг. Битва полностью поглотила его, сделав лицо одержимым, но Какузу все равно никак не мог застать его врасплох. Плащи нукенинов уже повисли лохмотьями, а острые щупальца все хлестали одно укрепленное дзюцу тело, пытаясь оставить отметину, и второе – мягкое, податливое для надрезов. Какузу выбросил вперед руку, но голубое сияние без усилий рассекло черные нити; кисть потеряла цель и упала на землю.       Хидан загнанно дышал и продолжал пропускать удары, покрываясь ранами. Едва он замешкался, как чакра-скальпель полоснул его по груди, уходя вглубь на половину ладони. Священник поперхнулся кровью, пуская по подбородку багровый поток.       - Какузу, давай свое дзюцу! – хрипло заорал Хидан, перекрикивая гул скальпеля.       - Так уйди с дороги!       Очередное щупальце приложилось об лезвие, скользнуло вдоль рукояти и обвилось вокруг запястья. Раздался возглас, и глухо шлепнулась о землю коса. Хидан тревожно перевел взгляд с лежащего обрубка на уже тянущийся к нему жетон. Какузу поймал его полный ужаса взгляд:       - Давай же!       Черные нити вновь вонзились в отрубленную ранее руку и надели ее, как перчатку. Печати отняли еще долю секунды.       - Катон: Зуккоку.        Пространство вокруг в мгновение заполнилось адским пламенем, выжигающим воздух. Какузу обдало ослепляющим жаром, глаза защипало. Мир на пару секунд расплавился, но дзюцу рассеялось, и он вновь обрел очертания.       Шиноби стоял ближе. Его спина превратилась в уголь. Внутренности медленно спекались, воздух мгновенно наполнил тошнотворный запах горелой плоти и волос. Агония маской легла на его лицо, и он рухнул на землю. Какузу напряженно перевел взгляд на Хидана.       Священник лежал на земле, лицо его было перекошено гримасой боли, кожа уже покраснела и запузырилась. Какузу подошел ближе, опускаясь на корточки.       Хидан слабо застонал и разлепил спекшиеся ресницы.       - Достал его?       - Достал, - тихо ответил казначей. Священник испустил вздох.       - Не смотри на меня так.       - Что, жалость не любишь?       Хидан слабо улыбнулся и прикрыл глаза.       - Если тебе правда меня жаль, в следующий раз используй не огненный элемент.       - В следующий раз? Серьезно?       - Ну, - Хидан поднял брови, - это была довольно эффективная комбинация, разве нет?       Какузу изучающе разглядывал его.       - Тебе нравится боль?       - Нет. Боль мне не нравится. Особенно такая, - Хидан с трудом сглотнул. – Но она очищает. А разделить с кем-то очищение – святое дело.       - Особенно, если этот кто-то – охотящийся за тобой гондон, который потом умирает, а ты – нет? – в вопросе сквозила насмешка, но Хидана она ничуть не смутила. Он довольно осклабился, и губы тут же треснули, расчерчивая лицо красными струйками.       - Чертовски верно. Так ты все-таки меня понимаешь, а?       - Ни капли, как обычно.       Какузу поднялся на ноги и отошел в сторону, осматривая место битвы. Хидан следил за ним, щурясь от полуденного солнца.       - Если захочешь понять, мы всегда можем попробовать еще раз.       Казначей обернулся, не сразу сообразив, о чем он.       - Ты о том чудесном опыте, когда ты без предупреждения сделал мне в груди дыру?       - Дыру, объединившую наши сердца, - певуче ответил он с улыбкой.       Какузу повел бровью и отвернулся. Несмотря на мучительную боль, Хидан выглядел неприлично расслабленным и не потерял охоту трепаться.       - Ты всегда на взводе, - продолжал он. – Ждешь подвоха. И не можешь ощутить, как тело наполняет твою кровь… этими… гормонами счастья! Они вырабатываются, чтобы от боли не сойти с ума, и, если расслабиться, тебя накрывает эйфорией.       - Так вот почему ты словно под кайфом, - казначей перешивал нитями свое недавно отсеченное предплечье, отходя еще дальше.       - Это неплохой бонус, знаешь ли. Особенно когда тебя сожгли заживо, - Хидан широко ухмыльнулся.       - Я бы сказал, что мне жаль, если бы так нагло не усмехался, - Какузу поднял с земли косу и обескровленную ладонь напарника. – А еще у твоего оружия перегорел трос. Хрупкий после огня, ни на что не годен.       - Вот черт, - Хидан страдальчески скосил на него глаза. Казначей оценивающе осматривал косу, медленно возвращаясь.       - Так это действительно твое оружие?       - Ну да. Ты же его уже видел?       - Думал, ритуальная побрякушка. Выглядит странно, словно ты косишь под шинигами.       - Ну, я жрец смерти, так что... –Хидан пожал плечом и слабо поморщился. – Коса-то хоть в порядке?       - С виду – вполне.       Священник облегченно обмяк.       - Слава Джашину. Ну, Лидер сказал, что все расходы покрывает организация, верно?       Какузу вернулся к нему и положил косу около обожженного тела.       - Сильно губу не раскатывай. Расходами организации управляю я, а не он.       - Так ведь это же еще лучше, - Хидан растянул губы в улыбке, не дрогнув лицом, пока нити пристраивали обрубок на место. – Разве ты откажешь своему напарнику, а, Какузу?       Казначей удивленно вздернул брови.       - Да мне даже причины искать не надо, чтобы отказать тебе.       Беловолосый фыркнул.       - Вот значит как. Для умирающего мог бы и соврать.       Какузу напряженно перевел взгляд на его надувающиеся волдыри и запекшиеся кровавые трещины.       - Ты же… не можешь умереть от этого.       - Не могу. Но это не значит, что я не пытаюсь, спасибо твоему катону. Тот придурок, вон, довольно быстро спекся.       Какузу оглянулся: шиноби лежал лицом в земле и спиной коптил небо.       - Кто он?       - Понятия не имею. Меня пытаются убить время от времени. Больше всего раздражают безбожники, их я обычно не отпускаю так просто, - Хидан прикрыл глаза и слабо поморщился, опустившись до шепота. – Боль… Очищающая боль…       Какузу опустил ресницы; смотреть во все глаза стало некомфортно.       - Нужна еда?       - Лучше воды, - Хидан попытался облизать губы иссушенным языком. – У тебя осталось? Я свою выдул, пока по лесу петляли.       Нукенин огляделся и направился в сторону от обрыва под тень деревьев. Вещмешки оказались брошенными достаточно далеко от места битвы, и только это позволило им уцелеть. «Кажется, пора начать хранить их в запечатанном виде», - подумал Какузу, поднимая поклажу с земли.       Когда он вернулся, Хидан уже лежал ровно на спине, раскинув конечности. Палящее солнце жгло его изувеченное тело. Опустившись рядом с ним, казначей вытащил из своей сумки флягу и качнул ее, оценивая вес. Открутил крышку, сделал большой глоток и осторожно приблизил горлышко к губам напарника. Хидан прижался к фляге, делая жадные глотки, и не разжимал губ, пока не опустошил ее. Какузу закрутил крышку и убрал емкость обратно в сумку.       - Спасибо.       Казначей поднял глаза на напарника: тот действительно смотрел на него благодарным, мягким взглядом.       - Ты нужен мне дееспособным.       - Вот ты хмырь, - в ослабевшем голосе слышалось разочарование. – Я просто поблагодарил тебя, зачем ты оправдываешься?       Какузу отвел глаза и решил проигнорировать упрек. Он оглянулся на припыленный песком жетон:       - Сегодня ты был как никогда близок к смерти, знаешь?       Хидан довольно усмехнулся и опустил ресницы:       - Но ведь ты был рядом, чтобы меня спасти, - его голос совсем сник, став усталым и неразборчивым. – Как хорошо, что ты рядом.       Какузу посмотрел на него, не понимая, шутит он или говорит всерьез. Священник снова пьяно улыбнулся и закрыл глаза, на этот раз надолго.       Его лицо вскоре перестало быть расслабленным, и внутренности Какузу сжались от осознания того, что бессмертие Хидана не давало ему никаких преимуществ: его тело было мягким, беззащитным и хрупким – как у всех. И – казначей был уверен – конкретно сейчас напарник предпочел бы умереть. Лицо его еще выглядело сносно – наверняка он успел заслониться рукой, - но грудь и плечи отекли и покрылись струпьями, кое-где вспухали желтоватые пузыри. Одна из рук стала неестественной, как протез – плоть была выжжена дочерна. То, что осталось, наверняка нестерпимо болело, но казначей знал, что скоро начнут восстанавливаться сожженные нервы, и будет совсем худо. А еще он знал, что рядом с ним священник будет обречен переживать увечья снова и снова, пока сам он будет покрыт твердой кожей, скрывающей никогда не прольющуюся кровь. Какое-то тягостное чувство подняло его и понесло было, куда глаза глядят, но Хидан вдруг привлек его внимание:       - Эй, не уходи, - Какузу замер, скованный немигающими малиновыми глазами. Они казались неожиданно живыми на его измученном лице. – Немного осталось.       «Немного? Да у тебя все еще новые волдыри набухают», - подумал Какузу. Но вслух не сказал.       Казначей огляделся, но вокруг, как назло, было спокойно. Тихо шелестела зелень. Малиновые глаза все еще держали его, вонзая в ноги невидимые крюки. Их цепи натянулись, и Какузу согнул колени под их тяжестью, вновь опускаясь на землю. Только после этого глаза расслабленно закрылись.       Какузу не знал, сколько времени он провел под палящим солнцем. Капюшон был уже влажным от пота, но казначей не смел шевельнуться, гоня прочь назойливое желание подумать над этой ситуацией. Хидан был неподвижен, словно каким-то чудом уснул. Или умер. Неизвестно, что было бы невероятнее. Наконец, спустя много, много мучительных минут тело внизу застонало и зашевелилось.       Хидан покрылся рваной коричневой коркой, она сыпалась от каждой его гримасы, обнажая островки розовой кожи. Он сел, потирая шею, и вяло взглянул на напарника.       - Ты все это время был здесь?       Максимально равнодушно Какузу отвел от ожившего священника глаза и, наконец, поднялся на затекших ногах.       - Какое-то время.       Хидан устало потирал голову, взлохмачивая пепельные волосы.       - Ну и накрыло. Даже не помню, как отключился, - священник заинтересованно поднял голову. – Я тебе ничего лишнего не растрепал?       - А что, из твоей болтовни есть что-то не лишнее?       Хидан облегченно фыркнул и улыбнулся ему в спину.       - Пошел ты.