Худшая миссия Какузу

      Какузу пришлось запечатывать не только свой мешок, но и мешок Хидана – в ближайшие дни любые ин будут ему недоступны. Священник клялся, что это займет не больше суток, но к вечеру из запястья торчал лишь крохотный, покрытый тонкой кожей плавник, несмотря на умятую целиком банку консервов. Выяснилось, что больше пальца Хидан никогда ничего не терял.       Если раньше он был временами неловок, то теперь священник делал неуклюже абсолютно все: одергивал одежду, ел, чесался. Словно левая рука у него изначально шла как запасная, и он даже не удосужился научиться ею пользоваться. А еще у него появилась отвратительная привычка привлекать внимание напарника легким пошлепыванием плавника по плечу. Какузу бесился, Хидан заливался абсолютно счастливым смехом, тут же извиняясь, чтобы через полчаса сделать так еще раз. Какузу хотел оторвать ему что-нибудь еще, но держался.       Вечер застиг их в самой чаще леса. Лиственные кроны теперь перемежались хвойными деревьями, и лес проглядывался на десяток метров вперед. Земля стала почти бесшумной из-за опавшей хвои. Казначей тоскливо посмотрел наверх: идея заночевать на дереве манила, но из-за Хидана была самоубийственно идиотской. Пришлось импровизировать; Какузу сложил печати, и земля вспушилась, расширяя пространство под дерном в приличного размера нору – со стороны было похоже на большой муравейник. Хидан усмехнулся:       - О, ты вырыл нам могилу. Как мило.       - Можешь спать в кустах, мне все равно.       - Да уж не полезу в этот склеп, - язвительно бросил священник, украдкой заглядывая внутрь.       - Значит, дежуришь первый, - ответил Какузу, заползая в убежище.       - Чего? На кой хрен дежурить в такой глуши? – заныл Хидан.       - Спроси меня еще раз, когда местные разбойники открутят тебе твою тупую голову.       Хидан цыкнул языком, но послушно упал около дерева, стащив со спины косу. Рукавом счищая с нее окалину, он невольно всматривался во тьму, в которой скрылся напарник.       - И что, нормально тебе там?       - Если б ты снаружи не торчал, было бы лучше, - донеслось из-под земли.       - О, так мне залезть внутрь?       - Еще чего! - голос нервно повысился.       - Ну, разве для меня там не должно было быть места? – Хидан попытался сделать голос обиженным, но язвительное веселье все равно просочилось.       - Я не говорил, что мы будем спать вдвоем!       - Началось… Как голым по лесу бегать, так в первых рядах, а с напарником рядом полежать – позор-позор, - Хидан закатил глаза и сложил ладонь рупором. – Ханжа!       - Это не я ханжа, это ты извращенец. Я имел в виду, что спим по очереди, один всегда дежурит.       Хидан замолчал, задумавшись. Затем его взгляд заинтересованно упал на темнеющую в земле дыру, и священник, не выдержав, на четвереньках подполз ближе, заглядывая внутрь. Какузу оторопело уставился на его любопытствующее лицо, темнеющее на фоне вечернего неба.       - Да, тут действительно тесновато.       - Ты опять вывести меня вздумал? Дежуришь или нет?       - Ой, да перестань, еще даже не полностью стемнело, - Хидан перестал осматриваться и уставился на напарника. – Пусти погреться.       - Чего?! – Какузу даже приподнялся на локте. – Ты настолько охренел, что греться об меня вздумал?       - А, это из-за тебя тут так тепло? Я думал, просто ветер не задувает.       - И это тоже, - Какузу усердно хмурился. – Вон отсюда!       Лицо закатило глаза и, цыкнув, исчезло из поля зрения. Какузу вновь обмяк, распластавшись на укатанной дзюцу земле. Лицо горело. Нужно было попытаться поспать, но основное сердце слишком разогнало кровь, встревоженное навязанной картиной жмущегося в поисках тепла священника. Какузу сердито тряхнул головой и стянул через голову капюшон в надежде, что свежий воздух отрезвит его. Чуда не получилось.       Снаружи ветер совсем осмелел и шумел, по-хозяйски дергая кроны. Проворочавшись так минут двадцать, Какузу уныло проследил, как окончательно стемнело небо, и, злясь на самого себя, выбрался наружу.       Ветер тут же растрепал его волосы, бросив пряди ему в лицо. Вокруг было почти черно, лишь под ногами алели облака скомканного форменного плаща. Казначей вздернул бровь и огляделся: чуть вдалеке обнаружился Хидан, чья одежда, очевидно, и лежала на земле. Священник сидел в одних штанах и, обняв колени, смотрел куда-то в чащу, повернувшись к напарнику спиной. Какузу подобрал смятые красные облака.       - Ты совсем больной? – мрачно спросил Какузу и уронил плащ ему на плечи. Хидан удивленно обернулся.       - Он отсырел за день, а от ветра совсем остыл. Без него было теплее.       - Ты идиот, - буркнул казначей.       - Сам такой, - огрызнулся священник, ежась от ветра. – Вот что я должен был сделать, чтобы не быть для тебя кретином?       «Сказать мне, чтобы я высушил твою одежду огнем», - чуть не слетело с языка, но Какузу вовремя прикрыл рот. Все эти дни он добивался того, чтобы Хидан вообще с ним не контактировал, эта фраза была бы поступком, достойным умственно отсталого. Осталось подумать, как эта мысль вообще смогла появиться у него в голове.       - Что ты вообще с ним сделал, что он отсырел? Тебя же жгли адским огнем.       - Сбрасывал шкуру с волдырями, потел, лихорадил и молил Джашина-сама о прощении, - Какузу скривился. – Это все твоя богохульская привычка мешать моим ритуалам! Джашин-сама знал, что я хотел принести этого придурка в жертву!..       - Ты страдал, потому что слаб в бою, заносчив и самоуверен. Твой бог виноват лишь в том, что тебя таким сделал.       - Иди ты, - буркнул Хидан, но в плащ запахнулся. Казначей заметил его легкую дрожь.       - Заболеть ты тоже не можешь? – спросил он.       - С чего вдруг, - шмыгнул священник и снова поддернул плащ повыше на плечи. – Если бы я был вообще неуязвим, меня нельзя было бы ранить, - заметив на себе взгляд, Хидан закатил глаза. – Только не начинай, а.       - Не начинать что?       - Свое нытье про то, что я бесполезен.       - Много мнишь о себе. Даже и не думал, - Какузу тяжело опустился на землю рядом с ним. – Лезь внутрь, я подежурю.       Хидан недоверчиво скосил на него глаза.       - Это… мило.       Казначей фыркнул.       - Мне просто не спится.       - Да плевать в общем-то. Мог бы из вредности меня на холоде держать.       Какузу задумался. «А ведь действительно мог бы».       Тем не менее Хидан никуда не собирался. Только съежился и скучающим взглядом смотрел в темноту.       - Мы сегодня рано остановились.       Какузу молчал, но Хидан и не думал продолжить мысль. Кажется, ждал ответа, и казначей равнодушно дернул бровями:       - Да.       - Почему? – повернул он к нему голову.       Какузу посмотрел на него, но напарник и не подумал отвести глаза.       - Ты знаешь.       Хидан задумчиво осмотрел свою культю. Плавник вырос и окреп, на нем, как почки, набухли первые фаланги.       - Только догадываюсь.       Какузу вздохнул и снова повернулся к чаще.       - Нет нужды торопиться, пока ты обуза.       - Я не обуза, - откликнулся тот раздраженно.       - Да неужели? Ты ешь с трудом.       - Это пока. Всего день прошел.       - Целый день, Хидан, - Какузу уперся локтями в колени. – Мы уже совсем близко, даже ветер стал холоднее. А я до сих пор не уверен, что взять тебя было хорошей идеей.       Священник отстраненно смотрел в землю.       - Нахер я вообще тебе тогда? Нажалуйся Рыжему, он меня ссаными тряпками выгонит.       Какузу помолчал, переваривая смысл фразы, и фыркнул.       - А сам не уйдешь?       Хидан невесело усмехнулся.       - Еще чего.       Казначей отстраненно разглядывал ночной лес, слушая шелест листьев. Он тихо приподнялся и чуть отполз назад, снова опустившись на землю – на этот раз прислонившись спиной к какому-то дереву. Теперь Хидан не мог его увидеть.       - Ну так? – подал голос священник, проводя ладонью по лицу. – Что делать будем?       - А что ты предлагаешь?       - Не знаю. Это же ты хочешь от меня избавиться.       Какузу скользнул взглядом по его белобрысой шевелюре, торчащей над плащом. Обычно зализанные волосы к вечеру слегка растрепались, и это делало его непохожим на самого себя. А, может, это было из-за непривычно унылого тона. Вот он был действительно странным.       - Я этого не говорил.       Хидан задумчиво поводил глазами по непроглядной тьме.       - Так ты не хочешь? – Хидан не мог не задать этот вопрос, хотя и подозревал, что ответ его не обрадует. – Почему?       Какузу повторил про себя вопрос, надеясь, что что-то внутри откликнется, но на поверхности не было ответа, хотя сердце зачастило, заставляя глубже вздохнуть.       - Хороший вопрос.       На минуту Хидан подозрительно затих. Какузу его не трогал, пока священник не заерзал, внезапно потеряв ощущение удобства. Ему срочно захотелось отколупать сухую грязь со штанин.       - Так я тебе нравлюсь?       Казначей бесшумно усмехнулся, не понимая, что его так развеселило. «Интересно, это первое, что пришло тебе в голову?».       - Ты бесишь меня каждую минуту, что находишься рядом.       - Тогда я вообще не вдупляю. Заколебал со своими загадками, - раздраженно ответил священник и оперся лбом на руки, оставив штаны в покое. Какузу поймал себя на том, что озадачен.       - Ты расстроен? – вырвалось у него.       - Да, блять, я расстроен.       - Почему? Разве ты прилагал усилия, чтобы мне понравиться?       Хидан тяжело вздохнул и поднял голову, опершись на руки подбородком.       - А ты? Много усилий приложил? – раздраженно спросил он.       «Чего? Я?».       - Разве что для того, чтобы ты меня ненавидел.       - Ага. Именно. Только нихуя у тебя не получилось. Несмотря на все твои усилия, - на секунду голос сорвался на рык. – Это меня и «расстраивает».       Какузу пришлось проговорить эту фразу еще раз, чтобы понять ее смысл. Он снова посмотрел на напарника, словно уверенный, что на этот раз увидит что-то особенное, но Хидан был все тот же. И оттого все это звучало еще более дико. Какузу обнаружил, что ничего не понимает; за годы работы в одиночку его способность к эмпатии атрофировалась полностью. В первые дни он думал, что Хидан похож на открытую книжку с картинками, но сейчас это ощущение пропало окончательно. Он теперь был опасно близок и оттого казался охуенно сложным, хотя и состоял из, казалось бы, простых вещей. «Интересно, он сам себя-то хоть понимает? Может, мне и пытаться не стоит?».       Молчание затянулось. Какузу в принципе любил молчать, но рядом с Хиданом это казалось ненормальным. Сразу создавалось впечатление, что что-то идет не так, а Какузу до жути не любил, когда что-то идет не так. Впервые дискомфорт вызывало не то, что он просто находился рядом, а что-то другое. Наверное, это требовало внимания.       - Помнишь, как я отделал тебя на второй день?       Священник ответил глухо, не поворачивая головы:       - Еще бы.       - А потом, в лесу?       - К чему ты ведешь? – грубо оборвал его Хидан. Он помнил.       Какузу запнулся. Чтобы продолжить, пришлось прекратить думать.       - Понял, что больше не могу так сделать.       Священник равнодушно сморщил лоб.       - Потому что после этого меня надо кормить?       - Потому что мне не все равно на твою боль.       Хидан разглядывал пальцы ног. Прямо сейчас он услышал что-то очень странное, но боялся об этом думать – возможно, это будет стоить ему рассудка. Он очень хотел обернуться, но не был уверен, что готов увидеть сейчас лицо напарника.       - С каких пор? – как можно спокойнее спросил он.       - Сам задаюсь этим вопросом. И не то чтобы была веская причина.       Священник с силой сжал виски ладонью, пытаясь заставить мысли не набиваться в голову так стремительно. Мир опасно накренился.       - Я нихрена не понимаю, Какузу.       - Я тоже.       - То ты говоришь, что я обуза и что ты меня ненавидишь, а теперь!.. – взорвался Хидан и резко осекся, истратив весь запал.       - Я не говорил, что ненавижу тебя. Ты вообще меня слушал?       - Да ты же херню какую-то несешь, как тебя слушать! – Хидан качнулся и вскочил на ноги, но, не решив, куда собирается идти, замер. Какузу смотрел на него, задрав голову.       - Прекрати истерику, это раздражает. Сядь для начала.       - Знаешь, что действительно раздражает? Твой командирский тон, - огрызнулся священник и, обойдя широкий полукруг, чтобы не поворачиваться к напарнику лицом, опустился около того же самого дерева, настолько маленького, что даже смотря в разные стороны света, они соприкасались плечами. – Ну?       Обозвав священника про себя нетерпеливым паршивцем, Какузу заставил себя собраться.       - Если ты думаешь, что ты зол, то поверь – я зол гораздо сильнее.       - Ты всегда зол, - равнодушно откликнулся напарник.       - Это правда. Но сейчас все иначе.       - Да? – язвительно донеслось сбоку. – И что поменялось?       «Что я злюсь на себя, а не на тебя». Эта мысль действительно приводила в бешенство, и Какузу заерзал, пытаясь поймать удобное положение. Руки сами сплелись на груди, и стало чуть уютнее. Хидан снова подал голос, уже спокойнее:       - Ты сказал, тебе не все равно. Почему?       - Понятия не имею, - выпалил казначей, не давая себе возможности задуматься. Хидан неуверенно наморщил лоб.       - Это же… хорошо?       - Да что ж хорошего, - на грани слышимости пробубнил Какузу.       Послышалась возня, но казначей не реагировал, пока не раздался знакомый щелчок. Рядом с его бедром что-то плюхнулось на траву, и пришлось повернуть голову. Это оказался бледный Хиданий плавник; в следующую секунду прямо в его центр вошло черное копье.       - Ты совсем?!.. – заорал Какузу, отрывая взгляд от брызнувшего кровью прокола, и осекся, наткнувшись на внимательные малиновые глаза. Хидан изучающе смотрел на него, серьезный и недоуменный.       - Действительно, - еле слышно сказал он сам себе и дернул копье. – Не все равно.       Хидан уже отвернулся, но казначей продолжал на него пялиться, отказываясь верить, что ему только что устроили проверку, и он ее провалил. Теперь он не просто был зол на себя – сознание билось в бессильной ярости.       Кровь, стекающая по уродливой ладони, казалась черной. С темнотой смешивались его сандалии, штаны и плащ, и только волосы были белыми и вызывающе светились в темноте. В жизни Какузу было очень мало белого цвета, и потому он казался ему очень красивым. Злиться было все сложнее. В груди стало тяжело и как-то устало.       Они оба не заметили, как тихий шепот леса стал громче, в конце концов обрушившись на них стеной дождя. Какузу встрепенулся, оглянувшись на свое убежище, и сложил несколько ин, наскоро проделав в земле еще одну дыру. Еще пара печатей, чтобы спрессовать грунт до каменной твердости.       - Полезай, - перекрикнул он шум ливня. Хидан обернулся и тут же сник, заметив вторую нору.       - Не хочу.       - Ты издеваешься? – раздраженно крикнул казначей.       - Сказал же, не надо.       Какузу сдавленно рыкнул, развернулся и нырнул в укрытие. Под землей было сухо и тихо, и можно было расслабиться – но нукенин бесился, взвинченный упрямством напарника. В ярости он рисовал в голове картину мокнущего под дождем Хидана, дрожащего и насупившегося, истекающего кровью, и бессильно злился. Мысленно перебрав едва ли половину имеющихся ругательств, он вздрогнул, услышав шарканье подошв об укатанную землю. В укрытие мокрым кульком свалился Хидан. Он тут же придавил казначея к стене, но все равно усиленно делал вид, что не замечает его присутствия. Словно это обязывало Какузу поддержать игру и притвориться, что священника здесь нет. Гордо он развернулся к напарнику спиной и затих, кое-как свернувшись на земле.       Какузу ошалело разглядывал его свисающие мокрыми сосульками волосы. Из-за священника было тесно и с одного боку сыро. В местах, где Хидан касался его, плащ уже впитывал влагу с его одежды. «Совсем спятил?!», - подумал Какузу, но не сказал. «Проваливай отсюда!», - и снова не вслух. За шкирку его – и вышвырнуть так, что не поздоровится дереву, в которое он прилетит, но перед глазами – как переломанный он лежит под дождем и смотрит в хмурое небо. И как с утра, насупившись, встретит его мрачным взглядом, мокрый и грязный, как брошенный щенок. Или, если совсем не повезет – целый и невредимый снова упрямо полезет к нему, таская с собой траву, лужи и грязь.       Какузу ничего не предпринимал, и Хидан старался даже не дышать, чтобы не провоцировать его. Плечо казначея упиралось прямо ему в спину и приятно грело. Затишье было слишком уж долгим, и священник был уверен, что вот-вот грянет буря, но напарник продолжал молчать.       - Ты мокрый, как мышь, - наконец выговорил он.       Сердце запоздало зашлось, но за этой фразой не последовало ни крика, ни боли. Казначей был, как всегда, недоволен и… все.       Хидан чувствовал себя сбитым с толку. Аккуратно он согнул в локте руку и как можно тише расстегнул кнопки на плаще. Дальше пришлось поерзать, чтобы стащить с себя мокрую униформу, скомкать ее и одним броском отправить на улицу. С удивлением он обнаружил, что не только его тяжелое дыхание нарушает молчание.       Какузу за его спиной заворочался и, видимо, отвернулся на бок.       - Будешь ёрзать – вырублю до самого утра.       И замолчал. Хидан тихо положил пальцы себе на грудь, с удивлением слушая, как колотится сердце. Ощущение было, словно он наступил на мину, а она не сработала. И обычно в таких случаях бегут, сверкая пятками и размазывая по лицу слезы счастья, но Хидан, блаженный, устроился со своей миной рядом. И даже если это была осечка – он все равно никуда не уйдет. Лучше подорвется.