Преодолев три этажа, он остановился, чтобы отдышаться. Волосы противно лезли в лицо, поэтому пришлось сделать неаккуратный хвост, несколько коротких прядок пришлось оставить, так как их тяжело было убрать в хвост, да и не особо они мешали. Сердце после быстрого бега гулко стучало в ушах и покалывало в груди, напоминая, что оно всё ещё существует. Хотя побледневший парень в это мало верил.
Его глаза лихорадочно бегали по номерам квартир, а тонкие белые пальцы крепко цеплялись за перила. На последнем этаже он почувствовал, как резкая волна новой тревоги обхватывает его тело и сдавливает в своих объятьях, не давая полноценно вдохнуть. Дверь была приоткрыта, и полоса света падала на лестничную площадку.
Было ощущение, что здесь только что произошло преступление, а юноша случайно стал свидетелем чьих-то грехов. Он сглотнул, прошёл в квартиру, остановился в полутёмной прихожей, закрывая дверь, и огляделся.
Квартира Дазая была маленькой и до безумия простой. Если идти из прихожей прямо, то можно попасть в единственную и самую большую комнату, где Осаму проводил большую часть своего времени. Напротив двери находилось окно, всегда закрытое шторами. В левом верхнем углу стоял старый серый диван. Он был грязным и дряхлым, так как шатен и ел, и спал, и учился на нём. Также рядом с окном был стол, забитый книгами и поро́й медикаментами. Посредине комнаты лежал мягкий, но пыльный ковёр. Рядом с диваном стоял большой шкаф с одеждой и разными рюкзаками. Ещё в комнате висели часы, показывающие неправильное время. Если сделать пять шагов от двери и повернуть направо, можно очутиться на кухне, в которой нет ничего примечательного, кроме семейной фотографии, висящей на холодильнике. Справа от входной двери, в нескольких шагах, находилась ванная комната. В ней всегда пахло спиртом, а иногда и кровью. Фёдор прошёл в комнату и посмотрел на девушку, которая сидела на диване, склонив голову. Её короткие волосы каштанового цвета свисали на лицо, скрывая его от посторонних глаз.
— Почему дверь не закрыла?
— Тебя ждала…
Достоевский нахмурился и что-то пробурчал себе под нос. Подойдя к Софие, он сел на корточки и глянул в её серо-зелёные очи. Его пытливый взгляд заставлял девушку нервничать ещё больше.
— Ну что ты от меня хочешь?! — вскрикнула она.
— Расскажи мне, что произошло. — Брюнет прекрасно понимал, что Софа что-то скрывала.
— Что? О чём ты? — девушка недоумевающим взглядом посмотрела на него.
— Вы ведь переписывались с ним? Так бы ты не узнала о том, что Осаму пропал. Что он тебе писал? — Фёдор взял её за плечи и легонько сжал.
Шатенка минуту молча смотрела на парня. Её глаза наполнились слезами. Она вся задрожала и закрыла лицо руками. Достоевский с безразличием наблюдал за ней. Ему сейчас было совершенно плевать на её чувства, его больше волновало состояние Дазая. Поэтому, чтобы хоть чуток сдвинуться с мёртвой точки и найти суицидника, пришлось немного встряхнуть Софию.
— Он написал мне, что хочет покончить с «этим», а с чем именно я так и не поняла. Я звонила ему, но он не отвечал. Мне стало страшно за него — из-за этого приехала сюда, а тут дверь открыта, бинты и раковина в крови, а телефон, — девушка шмыгнула носом и указала в сторону кухни, — на столе.
Фёдор чмокнул её в лоб, успокаивая.
— Тебе бы домой, отдохнуть.
— А Дазай?
— С ним всё будет хорошо.
Я найду его и отчитаю за всё.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Достоевский ненавидел давать обещания и даже сейчас от этого тихого «обещаю» подташнивало. Он отправил Софию домой и принялся искать парня. Мозг плохо соображал ночью.
Брюнет постоял несколько минут на месте, всё обдумывая. Потом обошёл
квартиру, найдя разряженный телефон, несколько лезвий и старые бинты. В доме не оказалось бутылки виски, сигарет и любимого пальто Дазая. Фёдор задумался, ноги сами вели его на выход из квартиры.
Он закрыл за собой дверь и глянул на лестницу, которая вела на крышу. Тёмная фигура сидела на краю крыши и пила виски.
Лёгкий, но холодный ветер обдувал лицо. Он думал над тем, чтобы спрыгнуть и навсегда уснуть, забыть про него и больше никогда не вспоминать.
Какой ты жалкий…
Дверь хлопнула.
Пути назад нет.
Он встал, оставив бутылку, развернулся к нему на носочках и вновь натянул на себя эту противную улыбку. Достоевский был спокоен, но его холодный взгляд выдавал всю накопившуюся злость. Дазай это заметил и рассмеялся.
— Что ты тут забыл? Неужели я опять что-то сделал не так? — шатен наигранно задумался. — Да вроде нет, наоборот, выполняю твое желание. Не лезу ни в твою личную жизнь, ни в твои дела… Так ведь ты мне сказал.
Фёдор молча смотрел на то, как Осаму ходил по краю крыши, покачиваясь. Бинтованный посмотрел вниз и через несколько минут произнёс:
— Федь, давай совершим двойное самоубийство?
***
Понедельник.
Мария с улыбкой зашла в класс. Ей очень нравилась аура, которая сейчас присутствовала в кабинете. Гоголь сидел рядом с Сигмой и рассказывал анекдоты, никак не отлипая от него. Фёдор ходил по классу и раздавал какие-то анкеты. Практически все были в сборе, кроме... Место, где раньше сидел шатен сейчас пустовало.
— Фёдор, а где Дазай? — недоумевала учительница.
— Он простыл, — усмехнувшись, ответил Достоевский. — Этот идиот провёл всю ночь на крыше, чтобы заболеть и не идти на контрольную по истории.
Мария нахмурилась и тяжело вздохнула.
— А ты зачем к нему ночью побежал? — вопрос застал парня врасплох.
— Да они же наверняка встречаются, — выкрикнула одноклассница и захихикала.
В классе наступила гробовая тишина. Даже Гоголь затих, не договорив шутку.
— Что ты сказала? — Фёдор посмотрел на девушку проницательным взглядом. Его недружелюбный тон не говорил ни о чём хорошем.
— А… эм… Федь, я пошу… — не успела она договорить, как её перебили.
— Фёдор Михайлович. Попрошу обращаться ко мне так. — Брюнет подошёл к однокласснице сзади и, приблизившись к ее уху, начал что-то шептать.
Лицо девушки в тот же момент исказилось в страхе. Достоевский заулыбался, аура вокруг него стала темнее.
— Дьяволёнок мой родной, — тихо сказала учительница, — отойди от Марго, пожалуйста, хватит её пугать.
Фёдор встретился с добрым взглядом матери, и темная аура сразу же пропала. Он мило улыбнулся, выпрямился и отошёл от одноклассницы, похлопав её по плечу.
— Так-то лучше. — В класс вернулся гул разговоров.
Мария ушла проводить урок в другом классе, перед этим отчитав сына.
Достоевский сел на место. Настроение было испорчено. А это значит наступал момент, когда все в классе молились, чтобы Фёдор помиловал человека, убившего его настроение. Зная его натуру, Маргариту могли найти убитой где-нибудь в школе. Поэтому сегодня все либо жалели её, либо говорили, что она полная дура.
Из школы Марго выбежала заплаканная.
— Ты дьявол, Достоевский! Сущий дьявол!
Парень вышел через несколько минут после неё, а за ним и Гоголь с Сигмой.
— Что ты сделал на этот раз? — с любопытством спросил Коля.
— Ничего особенного, просто испортил её косметику, — с лёгкой улыбкой на лице ответил брюнет, — и четвертную оценку по алгебре.
Сигма с Николаем переглянулись.
— Ты монстр!
— Пх, может быть.
***
Запах виски и дешёвых сигарет окутал всю кухню. Окно было открыто нараспашку. Ветер неприятно дул по ногам и спине. Два уже невменяемых парня пытались собрать пазл. Всё перед глазами плыло, так ещё и яркий свет сильно мешал. Тихий смех разносился по кухне.
— Не, это какая-то хуйня, — пробурчал Достоевский, разглядывая картинку на коробке. — У нас вообще не то получается!
— Да всё то. Ты просто не понимаешь… — хихикнул Дазай, делая очередной глоток.
— Мне кажется, мы с тобой, Осаму, деградируем, — парень отложил коробку и продолжил искать нужную деталь.
— О чём ты? Я час назад пытался покончить жизнь самоубийством, а сейчас пьяный сижу с тобой на кухне и пытаюсь собрать пазлы, не знаю как ты, а я эволюционирую! — шатен захохотал и откинулся на спинку стула.
— Ты, случаем, сотрясение мозга не получил после моего удара? — Фёдор посмотрел на юношу, как на долбоёба. — А то какой-то бред несёшь.
— Нет, я отделался ушибом. — Дазай пытался заигрывать с Достоевским, но выглядело это довольно жалко и больше было похоже на нервный тик.
Брюнет промолчал, закатив глаза. Он встал и подошёл к окну, вдыхая полной грудью свежий воздух.
Через минуту Дазай обнимал его и что-то бубнил, положив голову на плечо.
Им не нужны были эти признания. Они знали друг о друге больше, чем о самих себе. Но в то же время были друг для друга незнакомцами, которые знакомы от силы несколько дней.
Сидя на подоконнике и целуясь с Дазаем, пьяный Достоевский не понимал, поступает ли он правильно или нет. Да и какая вообще разница? Никто об этом в любом случае не узнает, а они будут скрывать это до тех пор, пока не наскучит.
Их всё это так веселило…
