Указательным пальцем нажимаю на светлую кнопку дверного звонка, стараясь сохранить самообладание для удержания крупного букета розовых пионов. И вот на пороге появляется девушка, воссоздающая всё самое невероятное и порождающее прекрасное. На её лице всегда отображается уют и спокойствие, глаза цвета мертвого океана всегда найдут отклик в сердце и вселят надежду на спасение. А обольстительная улыбка (со столь забавными ямочками на щечках) заставляет млеть.
— С прошедшим, Лиза! — радостно восклицаю, окуная девушку в омут объятий.
Не поздравила вовремя, не ощутила тепло в груди при виде маленьких звёздочек в глазах такой взрослой, но всё же маленькой Лизы Янковской. И мысленно корю, что съемки в проектах вынудили изменить сформировавшийся устои жизни. Пропускать мероприятия в кругу близких, вдыхать запах табака от друзей. Наблюдать, как губы сжимаются, буквально глотая дым никотина.
— Проходи! — довольным тоном протягивает Лиза, принимая из тонких рук ее любимый букет цветов.
Стаскиваю с ног белоснежные кроссовки, откладывая небольшую сумочку и тренч в сторону. Голубые джинсы устало свисают на талии, и я решаюсь взглянуть на себя в крупное зеркало с белой каемочкой. Вымотана. Похудела. На несколько килограмм, возможно и больше. Ключицы устало выделяются из-под тонких бретель белого топа. Рёбра оттеняются под мягким светом квартиры.
— Привет, родная. — вещает тёплый мужской голос, разливающийся словно симфония по просторам квадратных метров. — Пиздец.
Светлые глаза быстро скользят по моему телу, очерчивая тонкую грань с минимальным присутствием жировой прослойки. Обнимает за плечи, втирая крупные большие пальцы в тонкую ключицу.
— Здравствуй, Вань. — тихо шепчу я, и в грудной клетке что-то сжимается.
Становится неуютно, страшно от собственных эмоций. Словно что-то чужеродное засунули в организм, и он безудержно борется с неизвестным. Пытается справиться.
— Идём. Выпьем.
И звучит словно приказ. И я как обычный рядовой подчиняюсь, ибо по-другому нельзя.
Закрываю глаза, впиваясь телом в мягкий светлый диван. Тёплые слёзы медленно скатываются из изумрудных глаз, оставляя тонкие влажные дорожки. Губы расслабляются, стараясь поймать как можно больше кислорода во вдыхаемом воздухе. Словно рыбка. Выкинуло на берег чувств со скалами из прошлого.
— Эй, ты чего? — обеспокоено задаёт вопрос друг, буквально падая на колени после моего тела.
— Стеш? — испуганно произносит Лиза, появившись в арке комнаты с бокалами и игристым вином.
Мысли бьются об каждую извилину головного мозга, отталкиваясь и растворяясь в небольшой прострации черепной коробки.
— Он заявился с обольстительной улыбкой на лице и букетом ромашек. Моих любимых. — словно заворожённая заявляю я, когда в голове прорисовывается ранее ценный для сердца образ.
— Нет, Стеша, не смей, блять! — орет Янковский, вскакивая с коленей, а аристократичные (как мне кажется) руки зарываются в шевелюру русых волос.
Они не понимают. Нет, не понимают. Сложно воспринимать фанатичное прошлое друга-партнёра-Любови всей жизни, когда ранее вытаскивали ее из Везувия говна.
— Боже, Стефа, у тебя до сих пор что-то к нему осталось? — интересуется Лиза, стараясь совладать с эмоциями брата поглаживающем движением кисти по мужской спине.
— Нет.
Заявляю громко, необдуманно. Словно так и должно быть. И я не лгу, нет. Просто если ваша рана только стала покрываться тонкой фибринозной пленочной, было бы совсем негуманно содрать ее лишь увидев эту никчемно-красивую улыбку.
— Вот тут, — тихо начинаю я, грубо утыкаясь указательным пальцем в грудную клетку, — происходит борьба. И речь не о возвращении в родные пенаты боли, а про то, что сложно разобраться в себе. Сложно, когда вновь на тебя вылили волну воспоминаний. Сложно.
Тёплые руки девушки напротив оказываются на моих плечах. Удобно усаживается на диване рядышком, одаривая своей тёплой энергетикой.
— Стеша, я тебя прошу, скажи, что тебя так сильно гложет.
Пульс учащается, слёзы с новой волной выбираются наружу, и я провожу языком по губам, слизывая солоноватую жидкость.
— У меня случилось маточное кровотечение, когда его забрали в участок, а я стояла с разбитыми коленями посередине площади. — наспех произношу я, не желая подбирать слова, а выдавая все так, как было в действительности.
Произнести «беременна», значить вновь ощутить себя никчемной девушкой, которая даже вытерпеть тягости жизни не смогла.
Бракованная игрушка. Поддаться позыву вытащить его из-под статьи, в обмен спрятав в маленькую коробочку нерожденное дитя, запихнув в самый тайный уголок души. Сокровенный.
— Ты была беременна и не сказала?! — орет Янковский, приступая отковыривать пробку бутылки сладкого винного напитка.
— Узнала на четвёртой неделе, потеряла на восьмой.
Мужчина делает два увесистых глотка из бутылки, после чего успокаивает дыхание и пододвинув табурет к мягкой мебели устраивается на нем.
— Стефа, он и твоего волоса не стоит. Ни твоей очаровательной улыбки, ни поблескивающих под лунным светом глаз. Он тебя не стоит. — угомонив эмоции заявляет Ваня, и я уверенно вытягиваю бутылку спиртного из мужских рук.
Губами огибаю край бутылки, вкушая несколько глоточков спиртного. Прохладная жидкость приятно обволакивает глотку, провоцируя приятные покалывания.
— Ещё новости будут? А то я уже боюсь! — усмехаясь произносит Лиза, вызывая заразительную реакцию в виде смеха.
Начисто вытираю слёзы, передавая бутылку девушке. Откидываю голову назад, стараясь сформировать свои мысли в маленький (почти как пищевой) комок.
— У меня был секс. — отрывисто заявляю я, ощущая аплодисменты по сторонам.
Ваня наигранно открывает рот, изображая отголоски безудержного веселья после танца на костях прошлого. И выглядит довольно мило.
— Ну же, кто счастливчик?
— Тихон.
На выдохе, невесомо и почти не слышно для моих ушек, но так яростно громко для друзей, находящихся рядом. Мне не нужно искать оправданий своему деянию, ибо когда вы взрослые сформированные люди, необходимо лишь просто делиться.
— Вот, он—ферзь! — кричит Ваня, а на лице поблёскивает широкая улыбка.
— И что вы решили? — возвращает из воодушевленной вселенной в реальность Лиза, рукой касаясь моих пальцев.
Пожимаю плечами, совершая ещё несколько глотков сладковатого спиртного.
Иногда не нужно принимать решение. Необходимо лишь поддаться своим внутренним позывам. И сейчас, когда все централизованные мысли занимает очаровательная улыбка с небольшой щелочкой между зубов, необходимо сохранить тепло в грудной клетке. И прижаться, как можно сильнее. Почувствовать тело. Необходимость. Почувствовать Тихона Жизневского.
Я соскучилась!
***
Нахожу своё лицо в отражении электронной двери на железнодорожном вокзале. Немного ёжусь, поправляя светлый рюкзачок на спине. Горячие мужские руки, покрытые небольшим количеством светло-русых волос, оказываются на моей талии. Улыбаюсь, ловя в отражении такое милое лицо с грубоватыми чертами. Оборачиваюсь, натыкаясь на тёплый взгляд серо-голубых. Под светом усталого фонаря ночного Санкт-Петербурга его взор кажется ещё более особенным. Таким притягательным и воодушевленным.
— Вы писали, что соскучились? — задорно произносит Тихон, а в голосе проносится множество нот флирта.
Таких волшебных, вызывающих томление внизу живота и боль где-то под рёбрами. Предвкушение сдавливает.
— Выглядишь, конечно, — улыбчиво заявляю я, рассматривая белую толстовку, пижамные штаны коричневого цвета и тренч, так устало свисающего на широких плечах мужчины напротив, — интересно.
Руки непроизвольно тянутся к растительности на лице мужчины. Провожу указательным пальцем, ощущая нежную кожу под мягкими русыми волосами. Не брился. И ему невероятно идёт.
— Там платье? — недоумевая задает вопрос Жизневский, рассматривая небольшой кусок светлой ткани, выбирающегося из-под худи.
Еле заметно киваю, приближаясь губами к щеке актера. Медленно касаюсь, оставляя легкий, почти невесомый след на его щеке. Максимально близко прижимает к себе, буквально поглощая мое тело в свою оболочку. Носом утыкаюсь в шею, и до одури приятный аромат парфюма щекочет носовые рецепторы.
Ощущение необходимости данного мужчины поглощает изнутри. Сорвалась в северную столицу, вынудила себя вновь погрузиться в ненавистные воспоминания прошлого.
— У нас сутки. — шепчу я, оставляя влажный след на ключице мужчины.
— Будет пиздец как сложно существовать на два города, верно?
Мысленно киваю, забираясь холодными руками в карман худака. Тонкие губы мужчины невесомо касается моих, провоцируя волну дрожи внутри. Зарождается тайфун. Расслабляю рот, позволяя вновь ощутить в себе властный и желанный язык. Тёплые руки забираются под толстовку, и я ощущаю как небольшой рюкзак скатывается с моего плеча. Пальцами нащупывает рёбра через хлопковую ткань платья. Кусаю нижнюю губу актера, срывая одобрительный стон. Искренне улыбаюсь, формируя расстояние между нашими телами.
— Не ревновать к работе. — тихо заявляю я, не нарушая зрительный контакт.
— Но ревновать тебя к остальным мужикам, которые ежесекундно раздевают тебя своими глазами, а в мыслях входят с немыслимой скоростью. Уебки.
Улыбка озаряет лицо, когда Тихон самостоятельно себя доводит до кондиции злости. И выглядит невероятно комично, и мило. И притягательно. Так умеет только он.
— Спокойно. — улыбчиво прошу я, приобнимая мужчину за талию.
И я нашла причал покоя. Самостоятельно взрастила в себе эти чувства под руководством талантливого взрослого садовника. Нет необходимости сравнивать с прошлым, доказывать, что кто-то был хуже, что за свой возраст, он очевидно наблюдал за различными дамами, и сердца разбивал и до беспамятства доводил. Но здесь иное.
— Я доведу до беспамятства. — вслух произношу свои мысли, опустив изумрудные глаза куда-то вниз.
— Я знаю. Уже начал теряться в твоём зазеркалье. — воодушевленно начинает Тихон, поглаживая мои волосы. — Мы попробуем быть рядом?
Вновь впиваюсь пальцами в нежную кожу левой руки. Кажется, что еще немного и нащупаю мельчайший капилляр. Но не выходит. Вместо этого ощущение «не оправдать обставленные ожидания». Пообещать и не выполнить. Но если не поддаться эмоциям, значит гореть в чертовом аду. И как ни странно, на ад я согласна. Но только в присутствии Тихона Жизневского.
— Конечно.
Котёл на двоих, пожалуйста.
***
