Римлянки из Эллады

Караван двигался почти без остановки до рассвета. Очевидно, работорговец спешил как можно быстрее добраться до кораблей. И, возможно, опасался погони – разумная предосторожность, ведь даже если стража не подняла тревогу и пропажа начальства не была обнаружена ночью, это точно заметили, когда рассвело. Конечно, сразу выяснить, что произошло, офицеры не смогут, но глупцов среди них Луций не держал, а потому знал, что город перевернут весь, правду вытрясут любыми способами. Все это – вопрос времени. Знать бы только, сколько времени у них есть, где и когда от них хотят избавиться, то есть продать или погрузить на корабль. Среди его воинов в основном пешие, но и пары контуберий, посаженных верхом, чтобы догнать караван, будет довольно, чтобы его разбить. Если успеют быстро узнать правду… - Держись, девочка, - проконсул придержал за локоть споткнувшуюся Дафну, как до этого трибун удержал от падения старшую сестру. – Держись, падать нельзя. Или на тебя обрушится кнут этого мерзавца. Елена, идущая позади, вздрогнула от этих слов и на миг замешкалась – она уже видела, как жестоко бичевали пленников надсмотрщики. - Шевелись, тварь! – кнут немедленно взметнулся. И упал бы ей на плечи, если бы не вовремя выставленная рука трибуна. Олий тихо ругнулся сквозь зубы от удара, стегнувшего по руке, но именно еле слышно, вслух не было произнесено ни слова, будто он и не почувствовал ничего, в то время как Елена едва не вскрикнула от ужаса и сожаления. Такая дерзость и вмешательство, не позволяющее наказать виноватую пленницу, вряд ли остались бы безнаказанными, но, к счастью, надсмотрщик не обратил внимания, куда пришелся удар – в только забрезжившем свете солнца он посчитал, что кнут достиг плеч рабыни, не заметив руки трибуна. И мучитель двинулся дальше вдоль каравана, проверяя иных пленников и щедро стегая еще кого-то. - Я… - начала было Елена. - Молчи, - Олий вновь придержал ее под руку. – Не время говорить, береги силы. Пока идем, девочка. Все это неважно, я понимаю, что ты хотела, но это неважно. А если что-то важно, скажешь после. Та чуть кивнула, проглотив слова признательности. Да, потом она обязательно его отблагодарит, твердила она себе. Отблагодарит словами, ласками, заботой о его ране – всем, что только будет в ее силах. И за все, что только сможет: что думает о ее спасении, что уберег от удара, что помогает ей идти… Лишь бы было это потом... Трибун, шагая ровно и спокойно, словно бы и не получив удара, размышлял о возможном побеге, когда и как лучше его осуществить. Надо добиться, чтобы конвоиры оказались рядом. Один или два, не больше для начала. Но так, чтобы другие не могли быстро прийти им на помощь. Надо отобрать оружие, но до того надо избавиться от веревок. И лучше найти поскорее удобное место, чтобы иметь возможность обороняться, вряд ли они смогут с девушками быстро скрыться, даже заполучив лошадь. К сожалению, все это были только измышления. Охранники были кто пешим, кто конным (это тоже было знаком, что работорговец достаточно богат), они часто оказывались рядом, но редко задерживались: или просто проходили мимо, если все было спокойно, или стегали непослушных пленников, но дальше вновь продолжали свой путь, после разворачивались и возвращались в конец каравана. Можно попытаться устроить заминку на месте, но тогда на помощь одному поспешат другие. А с ними все-таки девушки, это затрудняет драку и побег… Олий заметил, что проконсул также внимательно поглядывает на охрану. Значит, думает о том же и перебирает варианты. Ладно, тогда все проще, если один начнет действовать, улучив удобный момент, второй поддержит. Для начала бы неплохо присмотреть какую-нибудь рощу или иное укрытие. *** Караван сделал короткую остановку, но лишь для того, чтобы дать небольшую передышку – постоянный марш превратил бы рабов в горы трупов, а торговец хоть и торопился, боясь за свою шкуру, однако же жажда наживы в нем была не меньше, он не зря набрал столько пленников, лишиться их он не хотел. Им всем позволили устроиться под небольшим навесом из деревьев. Вот только эта рощица и тень давала слабую, что говорить о том, что спрятаться тут или хотя бы заставить надсмотрщиков погоняться за ними и после нападать отдельными группами было невозможно. По сторонам, насколько было видно, тоже не виднелось ни поселения, ни храма, ни иного укрытия. Безлюдные места, где и помощи ждать не от кого. Несмотря на то, что от общей веревки пленников отсоединили, рук никому не развязывали, прекрасно понимая, что иначе немедленно последует общий бунт – а рабов было все же значительно больше охраны. Луций даже ненадолго призадумался, не попытаться ли подбить всех людей на драку. Но быстро отказался от этой идеи: кто-то был уже давно пленен и успел смириться со своей участью, кто-то просто непригоден для боя. Да и времени на то, чтобы со всеми переговорить и придумать какой-то план просто не было. Приходилось и дальше молча терпеть все издевательства, которые выпали на их долю. Но хотя бы всем пленникам раздали по небольшой деревянной плошке с водой, сейчас желанной более, чем что-либо другое. Елена, пользуясь возможностью, кое-как, насколько позволяли связанные руки, оторвала от края хитона кусок ткани. Смочив его в своей плошке и стараясь не думать о мучающей ее жажде, она осторожно принялась протирать руку Олия, куда попал кнут – от этого кожа уже вспухла, местами запеклась кровь. Трибун не возражал, понимая, что необходимо очистить рану, чтобы не получить заражения в эту жару. - Вот же тупая потаскуха! – прошипел сидящий неподалеку какой-то пленник, не в силах отвести взгляд от влаги. – Воды и так дают на пару глотков, а она их на раны этого мужика тратит! Иди тогда торговца ублажай, быстро получишь целую флягу! А может, и до рынка с ним удобно поедешь. Девушка промолчала, продолжая заниматься своим делом. И какой смысл, в чем она убедит этого человека? Сдержать свою озлобленность? Или объяснять, что она в долгу перед римлянином? Все это ей не нужно. Закончив, Елена перевязала рану еще одним оторванным от хитона куском. От этого ноги довольно сильно обнажились, но это тоже не трогало эллинку – зато идти будет удобно. В горле было отвратительно сухо, но пить было нечего, вода в ее плошке была красной от крови, девушка попросту вылила все на землю. Трибун, едва притронувшись губами к влаге, протянул свою порцию ей, догадываясь о самочувствии спутницы. Елена неуверенно взглянула на него. - Болваны! – прошипел тот же пленник, кажется, он давно был в этом походе и порядком озлоблен на всех. Он наклонился чуть вперед и, пользуясь тем, что рядом с ним оказалась Дафна, резко отобрал у нее плошку с водой – не спешившая выпить воду эллинка прикрыла глаза, отдыхая, слишком измученная, чтобы сразу поднести влагу к губам, сосредоточенная на ноющих от усталости ногах... Теперь же она лишилась воды вовсе – раб оттягивать не собирался, он немедленно жадно приник к живительной влаге. Девушка растерянно смотрела на него, но говорить не решалась, да и не было сил – что она может ему сказать? Что он мерзавец? Отобрать назад она бы тем более не смогла бы, да воды и не осталось уже. - Еще раз протянешь свои руки – вырву их, - пообещал Луций. – И никакие веревки меня не остановят. Раб проворчал что-то, но по виду проконсула понял, что тот не шутит, а потому предпочел отодвинуться подальше – несмотря на злобу, был он далеко не так храбр, как пытался показать. А жаль, подумалось римлянину, а то можно было бы временно забыть о его поступке и попытаться привлечь к побегу. - Позже разберусь, - процедил сквозь зубы Луций, а затем протянул Дафне свою воду с кратким приказом: – Пей! - Вам нужнее, - за себя и за сестру ответила Елена, которая все также не решалась взять плошку, протянутую ей трибуном. После всего того, что они сделали для девушек, эллинке казалось невозможным принимать еще и эту помощь. - Не беспокойся, - хмыкнул Олий ее скромности и жертвенности. – Римские легионеры не так страдают от жары. Пей, на самом деле вода нужнее вам с сестрой. Елена наконец взяла плошку. - Вам нужны силы, - сухо бросил Луций, подтверждая слова друга. – Пока не подвернулся случай. Мы пока обойдемся. Надеюсь, это ненадолго, поддержите силы, насколько только вы сможете. После этого девушки не посмели отказаться, да и жажда была сильнее, обе эллинки торопливо допили остатки воды, которые были. Это не спасло, кажется, ощущение жажды только усилилось, но они и вправду могли продолжать путь, мысленно молясь всем богам, чтобы этот кошмар закончился поскорее. И обещая, что если римляне их спасут, то получат в ответ ту благодарность, которую только пожелают. *** Долго рассиживаться им не дали: едва лишь пленники начали немного приходить в себя, их вновь подняли на ноги, привязали к общей веревке. И вновь отовсюду послышался свист бичей, заставляя многих невольно втягивать голову в плечи, словно бы стараясь так стать незаметным от надсмотрщиков. Работорговец по-прежнему торопился, так что не давал отдохнуть самому себе. А это вновь доказывало, что он опасается погони, хорошо зная, кого он захватил, не предполагая, что это просто некий зажиточный пленник. Насколько могли судить римляне, караван по-прежнему двигался к морю. Так что, пожалуй, повезут их в какие-то из земель, которые по-прежнему контролирует Митридат, если не к нему самому. Это был самый разумный ход, потому что более никто и вправду не решится купить раба-римлянина. Увы, но все это подтверждало вывод: спасаться надо самим, не дожидаясь никакой помощи, притом как можно скорее. И Луций, и Олий, могли выжидать и выбрать наиболее удачное место для побега. Например, близ какого-то города, может быть, того же порта, где гораздо проще затеряться или, напротив, объявить о себе, напугав жителей карой за то, что подняли руку на гражданина Рима. А Лукулл уже продвинулся далеко в победах, эти земли были возвращены под власть Республики. И во многих городках сидят или послушные Риму наместники, или непосредственно граждане. Так что освобождение наступит немедленно, стоит только добраться до любого крупного поселения. Потому мужчины могли бы ждать. Вот только девушки столько ждать не смогут – не было никаких сомнений, что до сих пор никто из надсмотрщиков или торговца и его помощников не попытался изнасиловать пленниц лишь потому, что на это не было времени. Однако бесконечно не могут двигаться ни пленники, ни работорговец. А любая длительная остановка, скажем, на ночь, приведет к тому, что мужчины захотят поразвлечься, особенно с почти нетронутыми, только недавно пойманными пленницами. Вряд ли стоит надеяться, что у них приказ не трогать этих девушек. Как не стоит думать, что о них позабудут, после тяжелого перехода мужчины всегда желали отдохнуть и поразвлечься, а эллинки так и излучают чистоту! Ни Луций, ни Олий не смогли бы ответить, отчего им это так важно – спасти эллинок от насилия. Но оба собственнически желали оставаться единственными, кто наслаждался телами прелестных пленниц. Даже мысль о том, чтобы везти их в Рим как рабынь последнее время была неприятна, ведь это означало или отправить их на рынок, или, взяв себе, все же оставить их доступными хотя бы для гостей своего дома или мужчин своей семьи. И в итоге римляне говорили себе, что поступят так, но позже, когда-то сильно позже, когда им надоест проводить ночи с девушками. И это позже вновь откладывалось… Эти дни, до пленения, римляне все чаще беседовали с эллинками, а попутно укреплялись во мнении, что те не глупы и даже интересны как собеседницы. Так что, возможно, им лучше подошло бы положение гетеры. Но исключительно их собственных гетер, потому что эллинки не были образованы так, как были гетеры, они только отчасти знали о философах своей страны, хотя многое компенсировали не знаниями, но живостью ума. Да, впрочем, девушки попросту не смогут в силу характера легко крутить мужчинами и содержать собственный дом – нечто среднее между университетом и лупанарием. Что и говорить о том, что уж грязному работорговцу и его помощникам и надсмотрщикам римляне отдавать свое не желали. Одна мысль об этом вызывала отвращение и… ярость, которую сдерживать выходило очень тяжело. Временами то Луций, то Олий готовы были немедленно выдрать руки и броситься на охранника, и только рассудком смиряли свои действия, уговаривая себя продолжать внимательнее смотреть по сторонам, выискивая подходящее место и время для попытки побега. Пока до города было далековато – опять же, насколько могли судить римляне, а они не очень хорошо ориентировались в этих землях. Эти территории уже были под властью Республики, но легионы тут не стояли, потому что в этом не было необходимости (хотя теперь Луций давал себе слово, что с мечом пройдет по всем этим землям и убедится, насколько здешние жители преданы Риму, а некоторым преподаст урок). Пока, в любом случае выходило, что нужно что-то придумать и осуществить до ночи – скорее всего именно в это время караван остановится, ночью и двигаться сложно, и позади будет уже длинный путь. Работорговец наверняка дорогу знает неплохо и, скорее всего, он планирует встать на ночь в каком-то удобном месте. Хочется верить, что это будет близ какого-то города, но вряд ли так и вправду случится, скорее всего, торговец будет стараться держаться подальше от мест, где римляне могут найти помощь, а он сам еще и может очутиться в темнице, ведь он не хуже пленников знает, что стоит одному из них выступить вперед и объявить «Я – гражданин Рима», как их освободят, даже мысленно проклиная весь этот народ, но страх перед ними и перед местью, которая придет из Республики. Уж скорее торговец остановится в какой-то небольшой деревушке или даже просто на дороге, выбрав удобное место, чтобы легко было следить за рабами и можно было устроиться, не боясь ветра и дождя. Так что и Олий, и Луций продолжали поглядывать по сторонам, стараясь приметить хоть что-то, что могло бы им помочь и хотя бы заполучить себе нож, без оружия оба чувствовали неуверенность и слабость. Увы, даже когда однажды рядом случилась небольшая заварушка и надсмотрщики насмерть забили оступившегося раба, добраться до оружия не получилось – римляне были оттеснены от охраны другими стражниками. За все время путников им встречалось мало и никто из них не годился на то, чтобы к нему обратиться: это были или работники каких-то вилл, которые располагались неподалеку, или торопящиеся по своим делам эллины, к сожалению, невысокого достатка, а потому они не могли ни помочь, ни навредить – с их статусом их не принял бы градоправитель ближайшего поселения, а торговец слушать бы не стал того, кого не сопровождает внушительная охрана. Кричать о чем-то таким людям и просить передать легионерам было безумием - римляне понимали, что их просто тогда забьют надсмотрщики. Поселений им вовсе не встречалось, работорговец вел караван не самыми широкими трактами. Впрочем, люди его профессии часто держались в стороне от основных дорог, поскольку своим товаром мешал передвигаться другим. Девушки молчали, берегли силы. Римляне тоже предпочитали молчать, но порой переглядывались между собой, говоря друг другу: нет, сейчас не время, ждем. *** Вторая, почти такая же короткая остановка, как первая, была после полудня, вновь чтобы немного отдохнуть. Но на этот раз пленникам дали не только воды, но и немного еды, восстановить силы. Однако Луций и Олий восприняли это тоже как знак: раз работорговец покормил тут, значит и вправду будет дальше двигаться до самого вечера, может быть, останавливаясь, чтобы напоить людей и животных, немного отдохнуть самому торговцу и его надсмотрщикам. Но никаких поселений в ближайшем будущем точно на их пути не предполагалось, ведь если бы было хоть что-то, работорговец выбрал бы остановку там, даже на какой-нибудь вилле, поскольку там было бы проще накормить людей. - Лучше ближе к сумеркам, - коротко бросил проконсул. Трибун кивнул, понимая, что тот хотел сказать: в течение дня действовать не стоит, очевидно, что движение будет продолжаться до вечера, моря они за это время достичь не успеют, а значит, остановятся на отдых, но при свете дня и скрыться не получится, и сражаться тяжелее – на них набросится вся охрана каравана. А вот в сумерках, улучив удобный момент, когда рядом будет лес или иное укрытие, надо будет попытаться – после, в темноте, догонять их и сражаться надсмотрщикам будет сложнее, тем более, что им еще и за другими пленниками следить надо, чтобы никто, пользуясь общей суматохой, не попытался тоже сбежать. Едой и водой римляне на этот раз делиться с девушками не стали, хотя и видели, что те сильно ослабли. Вот только той порции, которую выдали каждому, будет достаточно, чтобы у эллинок хватило сил проделать остаток пути и после сбежать туда, куда их постараются увести мужчины. Однако не было сомнений, что драки избежать не удастся, а для этого Олию и Луцию нужно было больше сил. Эллинки ничего и не просили, ничего не ожидая, благодарные за то, что им вообще доставалось. Елена и Дафна держались как можно ближе к римлянам. Их хмурый и решительный вид даже у самых смелых отбивал охоту пытаться отобрать еду. И дарил ощущение защиты, которой очень не хватало девушкам. Елена только, прежде чем есть и пить, шепотом спросила у трибуна, не надо ли вновь протереть рану, но тот только покачал головой – место удара уже затянулось, вовремя перевязанная рана не вызывала опасений, Олий был уверен, что сможет даже владеть мечом, как только наконец его заполучит. После этого девушка со спокойной душой выпила всю воду, которую ей дали, угрызения совести ее не мучили. - Постарайтесь выдержать до вечера, - предупредил эллинок Луций. – И сберечь как можно больше сил, в темноте они могут понадобиться. Они кивнули, но, кажется, постепенно на них накатывали усталость и состояние равнодушного отупения, которые охватывали всех пленников, вынужденных плестись под палящим солнцем долгое время. Ладно, мысленно решили оба римлянина, это не так и важно, во всяком случае это смирение даст тоже неплохой эффект: эллинки будут лишь идти дальше, стараясь не привлекать внимания надсмотрщиков разговорами, а тем самым сберегут силы. Больше от них ничего не требуется, вечером же, с легкой прохладой, появятся новые силы и тогда можно будет повторить, что скоро надо подготовиться бежать. *** После обеда и короткого отдыха караван невольников, конечно, опять двинулся в путь. И как и предполагалось, так они и шли до самого вечера, сделав за все время совсем короткую остановку, чтобы выпить воды. На ночлег они остановились, лишь когда совсем стемнело, было ясно, что ведут их и вправду знакомой дорогой и к знакомому месту. Но очевидно было и то, что работорговец уже меньше торопился, значит, начал ощущать себя в безопасности. Причины римлянам были ясны: до моря оставалось не очень далеко, завтра до полудня они доберутся туда, и вряд ли погоня, если она была, поспеет – она либо уже должна была догнать караван, либо отправилась неверным путем, либо тоже на ночь будет вынуждена остановиться. А здесь еще и местность была каменистой, троп в разные стороны расходилось много, путников же, которые могли подсказать дорогу, почти не было – все это усложняло погоню и не позволяло проследить караван, местами было невозможно попросту найти следы. Луцию и трибуну их путь нравился все меньше: отсутствие широкого тракта и почти безлюдные земли вокруг подсказывали, что они направлялись не к большому портовому городу, значит, на спасение там рассчитывать было нельзя. Вероятно, их погрузят на корабль в небольшой бухточке. - Как это отродье могло все предугадать? – невольно вырвалось у Олия. – Не слишком ли повезло жрецам отыскать торговца, который держится в стороне от портов и согласился на подобное похищение? Луций промолчал, хотя думал о том же. Выходило, что у жреца или мятежников есть свой надежный работорговец… Впрочем, эту загадку можно будет разгадать после, хорошенько тряхнув жреца. Гораздо важнее было сбежать отсюда – это была главная цель и сейчас наступило время это сделать, придумывая план на ходу, потому что до сих пор не было такой возможности: они не могли заранее предугадать, где остановятся и как будет организован лагерь. - Стоит попробовать, - прошептал проконсул, коротко переглянувшись с другом и понимая, что тот с ним согласен. Вчетвером – девушки по-прежнему держались постоянно возле римлян – они опустились на землю в тени одного из немногих деревьев, расположенных на месте стоянки, будто как и все, как и до сих пор на прошлых стоянках попросту отдыхая после долгого пешего пути, с желанием лишь поесть и поспать. На деле же отмечая действие каждого человека, кто был в караване, от пленников до надсмотрщиков. Трибун окинул взглядом место стоянки, при этом не поднимая головы, а потому не привлекая к себе внимания. Охрана каравана расположилась по всему периметру лагеря, кольцом, чтобы не дать кому-либо из рабов сбежать. Надсмотрщиков и иной стражи было много. Это плохо - они достаточно опытны, а значит, догадаются разделиться на три смены и дежурить всю ночь. Их можно было бы легко убрать, если бы было время договориться с другими пленниками, но, вероятно, стража и сама это понимала, поэтому разговоры быстро пресекала. И все же большое количество охраны настораживало. Определенно, работорговец отлично подготовился. Или его кто-то подготовил. Откуда у жрецов такие знакомые, чтобы организовать похищение, договориться о нужном судне? Помогли кто-то из поддерживающих Митридата? Но ведь после того, как город был взят, в нем контролировались все жители, особо рьяные уже были казнены. А новым людям и вовсе было тяжело попасть за стены. Но эти не только проникли в город, но и на виллу! Легионеры могли расслабиться, неся службу на вилле, однако за воротами следили бдительно. Без помощи изнутри это было бы невозможно, однако откуда все-таки у жрецов такая предусмотрительность? Это знакомство не кажется недавним. Вопросов пока было слишком много, найти на них ответы же было невозможно. Поэтому римляне сосредоточены были не на этом, а на насущном: как бежать от работорговца, из охраняемого лагеря, захватив и эллинок с собой. Все остальное, что возникало попутно, они отмечали привычным взглядом военного, запоминая, чтобы после выяснить, как ту же огромную опытность охраны. Олий одними глазами указал проконсулу на то, что считал наиболее важным, и Луций кивнул, показывая, что думает схожим образом. Единственная часть лагеря, где нет охраны – место ночлега работорговца и его первого помощника, возможно, сына-наследника, потому что он был помоложе, но точно столь же уважаем, как сам торговец. Они расположились с тем комфортом, который только был возможен в этих условиях. Стоянка была разбита полукругом у скал. В скале была пещера, и, судя по тому, насколько спокойно остановился здесь работорговец, не проверяя окрестности и саму пещеру, не опасаясь ни людей, ни каких-нибудь беглых рабов, ни диких зверей, место ему было знакомо. Вероятно, пещеру использовал он сам для контрабанды, которой работорговцы часто занимались наравне с другими неприятными делишками. Впрочем, вряд ли она была уютной и глубокой, возможно, была слишком сырой или слишком холодной даже после жаркого дня, поскольку на ночь торговец с помощником расположились не в пещере, а на одеялах, постеленных на валунах рядом. И в данный момент ужинали, сидя на них. - Мы можем пробраться к пещере, - тихо прошептал Олий. – Можем даже снять часовых и захватить работорговца. Валуны рядом создают отличный проход – узкий, всего на пару человек. Мы можем удерживать там оборону. А отступив, повторим это у входа в пещеру. Но какой нам смысл там держаться? Проконсул чуть поморщился. Он все это также отлично понимал. Но пока иных вариантов не видел, хотя и продолжал упорно перебирать, оглядывая окрестности, однако говоря себе, что в худшем случае осуществят именно этот план. Оставалось гадать, выпадет ли им более удачный шанс. К сожалению, хотя деревьев вокруг дороги и хватало, но густых лесов тут не было, местность становилась более гористой, но это только затрудняло побег, потому что прятаться все равно было негде, а бежать будет тяжелее. - Может, за пещеру? – одними губами предложил Луций. Это был возможный вариант: в темноте за скалой их будет уже не так видно, а там дальше, если повезет, могут располагаться еще укрытия. Если сразу их не найдут, то вынуждены будут прекратить поиски, в то время как беглецы смогут позже обойти кругом лагерь и вернуться на старую дорогу, двинувшись на встречу тем, кто их может уже разыскивать. Оставалось самое главное: дождаться, когда лагерь ляжет спать, и постараться тихо снять тех часовых, которые будут ближе, при этом не потревожив других. Впрочем, планы определились сами, когда случилось именно то, чего римляне опасались весь день. О них, увы, к вечеру никто не позабыл. *** После того, как пленники проглотили свою скудную еду, запив водой, а торговец с его сыном неплохо отужинали, они, к сожалению, пожелали развлечься перед сном. Римляне заметили, что работорговец что-то приказал паре охранников, те пошли вдоль рядом сидящих или укладывающихся спать рабов, внимательно поглядывая на всех. Началось! Что ж, есть слабый шанс, что мужчинам все равно и они велели привести себе наиболее смазливую девицу… И все-таки римляне невольно напряглись, готовые начать действовать в любой момент. - Опусти глаза, - велел Луций Дафне. – Постарайся не привлекать к себе внимания, веди себя как забитая рабыня. Девушка в испуге прижалась к его груди. Не меньше нее была испугана Елена. К сожалению, они походили именно на себя, в них было еще слишком много жизни и свободы, а не покорности любой судьбе. - Если потащат к ним на утеху, - прошептал Олий, - сопротивляйся так долго, как только сможешь. Елена судорожно кивнула. - Кусайся, царапайся, дерись, - продолжал трибун. – Поверь, ты этим спасаешь себя и свою сестру, не подчиняйся. Она вновь лишь кивнула – сил говорить не было, во рту было сухо от ужаса. - Вот эти! – охранники остановились рядом с ними, сразу давая понять, что никакое притворство бы не помогло. – Те эллинки, что он сказал. Один схватил за руку Дафну, другой потащил Елену. Девушки, на миг растерянные и испуганные, сообразив, что с ними происходит, громко закричали, принялись упираться ногами и вырываться. Помогло плохо – на помощь надсмотрщикам подбежало еще пара человек, тоже подхватывая пленниц. Проконсул начал было подниматься за ними. - Луций, нет! – Олий перехватил командира за руку. – Оставь, пусть!