Римлянки из Эллады

Только решительность в голосе трибуна остановила проконсула – не стал бы тот возражать командующему и другу, не имея плана лучше. Значит, он не потерял головы и придумал что-то поудачнее, чем просто наброситься на стражу немедленно в попытке отбить девушек и заполучить оружие. Охранники, хохотнув, посчитали, что пленники смирились с тем, что надо отдать своих женщин другим. И с теми же прибаутками потащили девушек к пещере на усладу хозяевам и обещая, что будут следующими. Правда, им пришлось постараться, пока они пытались довести пленниц к ночевке за валунами. Елена и Дафна, едва ли не обезумев от страха, сопротивлялись, пытались выкрутиться из рук мучителей изо всех сил – и не только потому, что так посоветовали римляне (в тот момент они вообще плохо осознавали, кто и что им говорил раньше), но и сами понимая, зачем их тащат к новым захватчикам и что покорность им никак не поможет. Наоборот, возможно, уже не поможет никто – даже римляне не стали вмешиваться. - Не глупи, - Олий с холодным спокойствием встретился глазами с проконсулом, но говорил еле слышно, чтобы даже другие пленники не разобрали слов и не могли ни о чем донести страже - мало ли, кто встречается среди рабов. – Сейчас все заняты, наблюдая за тем, как охрана тащит пленниц. Это шанс. Луций, уже остывая, кивнул. Действительно, это именно тот шанс, который они ждали – сейчас можно избавиться от любого надсмотрщика, потому что большинство не видит даже то, что происходит у него под носом. В несколько быстрых движений они добрались до ближайших охранников. Оглушить – и часовые мгновенно сняты, а римляне заполучили оружие. Освободиться от веревок и вовсе было делом одного мгновения, тем более, что руки были так удобно связаны спереди, а не за спиной – не на воинов рассчитывали, а на то, чтобы удобно было привязывать пленников в единую цепь и на время отдыха давать им есть со связанными руками, этому правилу торговец не изменил даже ради новых пленников. - А вот теперь придется поторопиться, - хмыкнул проконсул, проверяя в пару взмахов оружие – не очень хорошего качества, но лучше, чем ничего, достаточно для того, чтобы разбираться с теми, кто вооружен подобным же образом. У них было еще одно преимущество – нападения от них точно не ждали. И не только потому что ничего не видели. *** Если кто-то из охраны и полагал, что пленники решат сбежать, то от них ждали попытки прорваться через кольцо стражи, а после сбежать по обратной дороге или куда-то в сторону от разбитого лагеря. Конечно, нападение на двух надсмотрщиков не осталось незамеченным, хотя и заметили ее не немедленно. Но когда рядом находившиеся охранники сообразили, что происходит, пленники огорошили их новым действием – они побежали не от лагеря, а в его центр, к месту ночлега работорговца. И, поскольку им никто не препятствовал (одни надсмотрщики пытались согнать вместе пленников, чтобы было проще за ними следить и чтобы никто не попытался присоединиться к побегу, другие бросились вправо и влево от предполагаемого пути побега, надеясь перехватить беглецов, не пустить их спрятаться за скалы), римляне, в несколько прыжков преодолев расстояние до пещеры, оказались на месте. Маневр был сработан столь удачно, что Олий и Луций подоспели в тот момент, когда двое охранников повалили девушек на землю, держа за руки, сами стоя на коленях спиной к импровизированному входу из валунов, а работорговец и его помощник устраивались между ног девушек, держа тех за колени и уже предчувствуя наслаждение, смеясь бесполезному сопротивлению, которое было бешенным, поскольку девушки окончательно убедились, что им не поможет никто, римляне их бросили. Нападающих попросту не видел никто из них – все были сосредоточены на изнасиловании. Наверное, это и вправду особое удовольствие – насиловать девушку, которая изгибается змеей, заполучить ту, которая еще не прошла через множество охранников и хозяев, еще чувствует себя свободной и кусается и царапается, а не покорно позволяет делать с ней все, что только придет в голову господина. Вот только ни Луций, ни Олий не собирались подобное удовольствие подарить тому, к кому питали отвращение. Два отточенных движения – и оба охранника повалились на землю с распоротым горлом, заливая кровью и женские хитоны. Эллинки закричали от ужаса и отвращения, когда рядом и частично даже на них самих упали мертвые тела. И не сразу сообразили, что бояться уже нечего. Опешившие мучители, которые не замечали опасности до последнего мига, только в момент, когда рядом свалились мертвые тела, смогли обуздать свое возбуждение, вздернули головы, будто подставляя шею под удар… - Не убивай пока! – Луций остановил уже занесшего над работорговцем меч трибуна. – Если выберемся из этой заварушки, он мне ответит. И его помощничек тоже. Кроме того, надо прояснить некоторые детали похищения. Мне нужны будут подробные доказательства, когда я вернусь к этим проклятым мятежникам. Олий с досадой кивнул, но понимал правоту слов командующего, а потому с силой ударил рукоятью меча по затылку сначала одного, потом другого пленника. Действительно, убить можно будет и позже, а вот выяснить всех сообщников необходимо, как нужно разобраться, где находятся корабли, чтобы их после разгромить. Наказание должны получить все до единого. - У тебя есть время в пару вздохов, чтобы их связать, - проконсул уже спокойно стоял у валунов, наблюдая за событиями в лагере. Опешив от дерзкого нападения, охрана никак не могла решиться пойти в атаку – ведь тот, кто платил им деньги, находился в руках восставших, любая стычка может привести к тому, что платить будет просто некому. Но долго это длиться не будет, вероятно, вскоре они все же попытаются вступить в бой. Ну или сначала попытаются поговорить, однако Луций все равно ни о чем договариваться не собирался. Олий спешно скрутил пленникам руки за спиной их же поясами. И только затем перерезал веревки, стягивающие руки девушек. Эллинки уже не кричали, ужас прошел, но их трясло от всего пережитого, кажется, они никак не могли поверить, что с ними ничего не случилось, взгляды обеих были какими-то потерянными и уставшими. Они даже освобожденные с испугом поглядывали то на мертвых, то на связанных мучителей, будто те по-прежнему были опасны. Жаль, что сейчас им никак не сбежать за скалу, думалось трибуну. Тот план осуществить не вышло именно из-за того, что торговец решил развлечься с пленницами. Пришлось прорываться к пещере, как подумывали изначально. Но все к лучшему, потому что ни Дафния, ни Елена сейчас не могли бы и бежать, наверное, а неизвестно, есть ли укрытия там, с той стороны… - Держитесь позади нас, - велел Олий. Но, не заметив даже ответного кивка, взял в ладони лицо Елены и проговорил, глядя ей в глаза: – Держитесь позади с сестрой. Если велю отступать, идите в пещеру. Поняла? Она вновь не кивнула, но зато трибун заметил, что в глазах девушки появилось понимание – отлично, значит, осознает происходящее. До конца все поймет позже, им нужно немного времени с Дафной, чтобы очнуться, за этот день они пережили столько всего, что сейчас не успевали просто за всеми событиями. А Олий больше медлить не мог, нападение могло последовать в любой момент, и трибун присоединился к проконсулу. Охрана, наконец, двинулась вперед, правда, шли вояки не очень уверенно, не зная, чего ожидать и опасаясь за жизнь своего нанимателя. Но, видя, что восставшие не пытаются торговаться за захваченных пленников, они посчитали, что пора просто их захватить. Тем более, как им казалось, двое рабов – не опасный враг, надо просто поскорее с ним разделаться, чтобы не успел понять всех преимуществ своей позиции. О том, кто эти рабы, очевидно, не знали. Скорее всего, торговец не посвящал в свои темные дела других, опасаясь, что кто-то может отказаться ему служить. Для них все пленники были просто рабами для продажи. Может, это и разумный подход – никто случайно не выдаст господина, тем более, что стража почти вся была наемной. Теперь им предстояло узнать, насколько отличаются от обычных пленников те, против кого они собирались воевать. Опыта у стражи было немало, но это был опыт захвата и присмотра за рабами, а не сражения на жизнь и смерть. - Ну что, давно мы сами в бой не ходили? – усмехнулся Луций. – В когорте, плечом к плечу? Все чаще только команды отдаем, а? - Ничего, - отозвался Олий. – Уверяю, что меч я держать не разучился. *** И в этом охранники каравана очень скоро убедились. Потеряв нескольких своих за считанные мгновения и сообразив, что нахрапом недавних рабов не взять, они отступили, обсуждая, как действовать дальше – воевать с опытными солдатами не то же, что лишать оружия недавних пахарей, впервые взявших в руки меч, и захватывать уже побежденных дикарей, подбирая добычу после сражений. А у окруженных пока было время отдохнуть, перекусить нормальной едой и переброситься последними, возможно, словами. - Их в любом случае больше, - Луций, подойдя к Дафне, притянул ее к себе, губы тронули поцелуем ее шею. И ощутил, что она по-прежнему немного дрожит, перепуганная всем тем, что творилось с ней и у нее на глазах. И прошептал девушке на ушко: – Ну что ты, не дрожи так, доверься мне! - Если вновь пойдут в атаку, многие полягут в темноте, - Олий оставался в дозоре, отвечая оттуда командиру. Проконсул прижал девушку к одному из валунов, поспешно задирая подол ее одеяний. Дафна не противилась. Она и раньше послушно принимала его, а сейчас ей казалось, что это – их последняя возможность быть вместе. Они в ловушке у этих камней и этой пещеры, выхода отсюда нет. И она как никогда более остро желала ощущать объятия римлянина, словно бы надеясь унести память о его ласках с собой в иную жизнь, за Стикс. Ей не очень верилось в то, что они спасутся, тем более, что и Луций не убеждал ее в этом, и, судя по их с трибуном разговорам, сам не верил в такое. Елена смущенно отвернулась, словно не желая подглядывать за ласками сестры и проконсула. Хоть те и не прятались, но сейчас это казалось особенно личным, особенно касающимся лишь двоих, что не хотелось быть третьим. Они имеют право побыть вдвоем, чтобы сказать друг другу то, что не успели до сих пор сказать. Девушка встретилась со взглядом Олия. Трибун чуть кивнул ей, словно бы прося подойти, и Елена немедленно поспешила к нему, тоже пользуясь этой передышкой, чтобы ощутить его нежность, и желая тоже сказать напоследок ему что-то, что будет лишь их. Римлянин обнял ее рукой за талию, привлекая к себе. На большее он пока не решался, следя за событиями в лагере перед ними. - Не отдавай меня им, господин, - еле слышно прошептала Елена, обнимая его за плечи и глубоко вдыхая его аромат, пусть он и мешался с запахом крови врагов, но сейчас это ее ничуть не мешало, лишь кружило голову. – Если поймешь, что нам не спастись… лучше убей, пока у тебя есть меч. Она ощутила, что Олий чуть вздрогнул. - Не отдам, - тихо отозвался он, сильнее прижимая ее к себе. – Обещаю, ты не станешь рабыней, девочка! Дафна позади них вскрикнула от нахлынувшего удовольствия. - Они приближаются! – трибун, заметив движение в лагере, отстранился от Елены, быстро поцеловав ее и кивнув, чтобы вновь отошла назад, ближе к пещере, где могла спрятаться в любой момент. - Им же хуже, - хмыкнул Луций, постепенно приходя в себя после оргазма. Это была скорее бравада, усталость не могла не охватывать их, пусть даже римляне подкрепились едой из сумок работорговца еще во время первой паузы и глотнули вина во время второй. Однако этого запала хватило, чтобы продержаться еще долго. Охрана торговца по-прежнему вынуждена была делиться: часть следила за пленниками, не желая допустить, чтобы разбежались все, часть пытались захватить римлян. Вот только те, стоя между валунами, вдвоем отражали любое нападение. Привычка надсмотрщиков вынуждала их пытаться захватить пленников, а римляне попросту били насмерть любого, кто приближался на расстояние удара. И потому некоторое время спустя атакующие, потеряв немало людей, кого раненными, а кого и убитыми, вновь отступили. Эллинки на этот раз сами достали ту еду, которая тут была, а также воду и вино – мужчинам надо было вновь получить сил. Придется ли после опять сражаться? Или они попытаются отсюда сбежать? Римляне, тяжело дыша, переглянулись, молча приняли вино. Еще одна передышка. Возможно, последняя. *** Еще одна попытка случилась спустя недолгое время, но была она настолько безумна, что быстро захлебнулась. Сначала один из надсмотрщиков приблизился и попытался заговорить, предложив им обмен: освободить торговца и его помощника взамен на свободный проход по дороге, обещая, что пленников не тронут. Луций послал собеседника и всех его дружков в Тартар, хорошо понимая, что ценности в этом предложении ни на медяк. Может быть, им и вправду дадут пройти по дороге, но лишь до той точки, как они уйдут от выгодного местоположения, после на них со всех сторон набросятся, немедленно позабыв об обещании. Так что ни на какие уступки он идти не собирался, обрывая переговоры почти немедленно. После этого на римлян погнали рабов. Без оружия, с голыми руками, надеясь то ли на то, что противники не поднимут оружия против безоружных, то ли на то, что множество нападавших задавит числом. Однако хладнокровия римлян было довольно, чтобы спокойно сразить тех, кого на них гнали как скот. В других обстоятельствах, конечно, ни один из них не стал бы драться с безоружными. Но сейчас речь шла даже не об их жизни, но о сохранении их достоинства. И ни один из них не желал отдать девушек на растерзание. Глупая атака, захлебнувшаяся почти сразу, была быстро завершена: между кнутами надсмотрщиками и мечами римлян обезумевшие пленники принимались разворачиваться и бросаться на охранников. И те поспешили их отогнать и вновь связать. Но было и кое-что еще ясно: раз надсмотрщики готовы пожертвовать одними рабами, чтобы добраться до других, значит, они уже не хотят их захватывать, а готовы просто убить. После этого до самого рассвета никто не приближался. Охранники поняли, что темнота и узкий защищаемый проход лишь на руку осажденным, что торговаться те не будут, а если разозлятся, то могут и перерезать глотку работорговцу – и тогда все усилия можно считать бесполезными. А потому противники выжидали. Можно было бы попытаться договориться. Но люди работорговца пока не спешили предлагать последнее, что только могли: уйти, оставив бывших пленников, однако предварительно договорившись, что те оставят здесь торговца с помощником, за этим проследят, например, двое из оставшихся надсмотрщиков. Поначалу они хотели при свете дня оценить, насколько ситуация для них безнадежна и придется оставить эту добычу. Римляне не хуже стражи понимали, что с рассветом все изменится. Их лишь двое, и они серьезно устали, поскольку почти не спали всю ночь. Конечно, они разделились: один дежурил, другой спал, но этот отдых был коротким у обоих и достаточно тревожным, потому что близость опасности не позволяла крепко уснуть. Осаждающие же позволили себе хороший сон, пусть и дежуря посменно. Свет же и вовсе им даст возможность лучше оценить все позиции. И, возможно, забраться с тылу по валунам, на что они в темноте не решались. Отдать работорговца с помощником римляне бы были не против, чтобы спастись самим, хотя привычка получать все, а не довольствоваться малым, настаивала на том, чтобы просто поквитаться с мерзавцем тут же. Впрочем, в этой ситуации римляне были готовы утешиться мыслью, что отыщут и казнят торговца впоследствии, но не были уверены, что надсмотрщики этого не предложат – у них преимущество, хотя бы потому что они отдохнут. - Глупо, не находишь? – Луций хлебнул воды из фляги работорговца – еды и питья у них было вдоволь, этот голод они за ночь смогли унять, но все равно усталость и сонливость порой накатывали. – О нас сообщат, что погибли, спасаясь от работорговца. Нелепо для проконсула и трибуна Рима. Олий лишь мрачно кивнул. Действительно, на славную героическую гибель это не похоже. Более нелепо было лишь сдохнуть в рабстве… Он отошел в сторону, поманил за собой Елену. Усевшись на одном из камней, он притянул девушку к себе, усаживая на себя сверху. Елена прекрасно понимала, отчего трибун выбрал этот способ: он позволял мужчине наслаждаться, не утомляясь от акта. Девушка старалась сделать все, чтобы подарить ему лучшее, короткие объятия этой ночью – все, что у них было. И, возможно, это вовсе последний шанс быть вместе. Поэтому Елена отдавалась ему со всей страстью, словно стараясь поделиться хотя бы частью сил, которые были у нее. - Только не отдавай меня никому, - шептала она. И Олий молча кивал в ответ. - Мы можем попытаться устроить атаку, - тихо предложил он, когда после страсти уже немного успокоилось дыхание. – А вы с сестрой постараетесь бежать, вернетесь в город и попросите защиты наших командиров… - Прости, господин, но я не хотела бы стать игрушкой в новых руках. - Они могут отвезти тебя к моей семье, - возразил Олий. – Если эти ласки и мое семя даст в тебе жизнь… - Прости, - вновь прервала его Елена, отрицательно качая головой, - но я понимаю, что даже с сыном я могу не получить помощи, твоя семья подвергнет сомнению, что ты хотел принять этого ребенка. Однако важнее не это, а то, что вряд ли мы с сестрой доберемся домой. Если нас не догонят люди торговца, то могут схватить и обратить в рабство любые путники на дороге. Ты знаешь ведь это все, господин! Трибун скрипнул зубами, но спорить не стал. Он и вправду понимал, что девушки вдвоем вряд ли смогут спастись, а он не может ничего дать – из-за похищения при нем не было никакой памятной вещи, которая показала бы, что Елена и вправду говорит от его имени. Он не мог даже написать родителям – не на чем. - Что ж, тогда я переверну весь Тартар и Элизий, но отыщу тебя, чтобы вновь обнять и узнать, ушло ли нас за реку двое или трое. Девушка благодарно тронула его щеку поцелуем. *** - Кажется, они собираются идти, - поморщился проконсул, стоящий у валунов, неподалеку от которых валялось уже немало холодных тел. Олий отпустил эллинку, поправил одежду. - Как мы и предполагали, - отозвался он. – Скорее всего, они не набросятся сразу, но хотят как можно скорее, с рассветом, разглядеть наше место укрепления. Луций взглянул на поднимающееся солнце. Да, наступающие действовали предсказуемо. А у них четверых есть некоторое время, чтобы окончательно проститься и приготовиться к последней, решающей битве. Впрочем, они уже все успели обсудить за эту ночь, а что не сказали – тому, наверное, не следует звучать, чтобы не делать эти мгновения еще болезненнее, уходить следует достойно… Жаль, что удача и боги оставили проконсула на этот раз! - Клянусь Марсом, - довольно громко произнес Луций, может быть, не столько для богов, сколько для себя, - если мы выберемся из этой передряги с честью, я пожертвую воителю в дар всю захваченную здесь победу! Клянусь Юпитером, я добьюсь триумфа для себя и своего трибуна, чего бы мне это не стоило! Клянусь Дианой, если она не даст нам погибнуть… Он огляделся, словно бы размышляя, что невероятного пообещать, чтобы это было достойно его клятвы. - Я женюсь на ее олицетворении – на той, что схожа с Дианой грацией, невинностью и ликом! – объявил он решительно и без капли сомнений. – Чтобы она смогла продолжить мой род! И подарить Риму то величие, которое только возможно при соединении крови великих родов, которого достойная моя семья! Дафна, которая стояла рядом, вздрогнула, поняв, что проконсул смотрит на нее. И только теперь понимая, что речь идет о ней. Пусть перед смертью, пусть без надежды выжить, но он почти называл ее женой! - Я введу эллинку в свой дом, не как недостойную женщину, но только как супругу и хозяйку! - закончил Луций. Олий, крепко прижав к себе вздрагивающую от страха Елену, вдыхал аромат ее тела, чувствуя сладкие масла, несмотря на весь тяжкий путь и пыль дороги. Но клятву командующего он хорошо слышал. - Боюсь, добыча слишком скупа, - пошутил он, - вряд ли Марса прельстит такая небольшая горстка трупов, это не вражеские полки. Даже если прибавить к ним караван рабов. Про Юпитера и вовсе молчу, не такой малости он заслуживает. Если только и вправду Диана возьмет под покровительство девушек. - Боги милостивы к нам не за дары наши, - тихо отозвалась Дафния, девушка постепенно приходила в себя. Клятва проконсула ошеломляла, но ведь вряд ли ему представится случай ее осуществить, к чему ей верить в лучшее. - Вот как? – хмыкнул Луций. Из бесед с Дафной (и порой обсуждая то, что Олий услышал от Елены) проконсул знал, что девушкам свойственна мягкость и в чем-то даже слабость. Иногда они вообще говорили о милосердии всемогущего бога. Луцию было мало интересна чужая религия, хотя ему и раньше доводилось слышать о вере, идущей с востока, в котором говорилось о едином боге, который властен над всем, а не только над семьей или войной. Правда, эллины еще не приняли эти верования, поэтому религии удивительным образом смешивались, все чаще греки тоже говорили о едином боге, но не о его милосердии, а о его наказании, сами проявляя не меньшую жестокость. Женщинам же оставляли веру именно в милосердие, но не мешая притом продолжать молиться домашним божествам, принося дары, в которые все меньше верили все. Проконсул, как и Олий, находил в этих представлениях некоторые плюсы для женщин. Но в остальном считал веру слишком странной. Однако римляне никогда не мешали никому верить в разных богов, многие полагали, что на разных землях царят разные божества, и тоже приносили им жертвы. А вот получить что-то от бога, ничего не подарив взамен или не пообещав принести в дальнейшем, это и вправду было необычно. - Значит, кто-то из ваших богов может спасти нас, хотя мы ему не станем ничего обещать? – недоверчиво покачал головой трибун. – Скажи, а если позабыть о клятвах и обещаниях, но если сейчас бог или богиня, в кого ты веришь, явят чудо, и мы спасемся, ты не напомнишь разве проконсулу о его клятве? Ведь часть этих даров тебе на руку. - Я не напомню, - Дафна побледнела от такого упрека, ведь она и вправду хотела бы осуществления клятвы, но сама не понимала, зачем. – Если тебе важны слова, я скажу: что бы ни случилось, как бы вы ни поступили с нами, если выживем, я поблагодарю богов за защиту и спасение, но ничего не попрошу у вас. Как и от меня ничего не попросят боги… Впрочем, на защиту Артемиды нам с Еленой надеяться вовсе не стоит - мы потеряли чистоту, а женой ни одна из нас не стала, так что обратиться за защитой к Гере или Гестии мы тоже не можем. Олий хмыкнул, видимо, полагая это лишь пустыми словами. Тем более сейчас их произносить легко, понимая, что ничего из обещаний исполнять не придется. В чем-то был справедлив упрек девушки, что римляне не сделали их своими женами, но вновь было поздно что-то менять. Конечно, можно принести поспешные клятвы, но Олий понимал, что подобный торопливый ритуал ничего не изменит, гораздо полезнее договориться с богами. Только вот предложить им и вправду нечего, как он сказал другу, добыча слишком мала. Перехватив удобнее меч, трибун направился к Луцию, готовясь к бою. - Надо будет перерезать глотку работорговцу, - бросил проконсул равнодушно, переходя к насущным делам. – Если битва будет проиграна. - Скомандуешь, - также спокойно отозвался трибун. – Я задержу нападающих, а ты решишь остальное. Вслух он не проговорил, что имел в виду: отомстить работорговцу и его помощнику, которых связанных римляне заранее перетащили в пещеру. И – самое главное – как и обещали, избавить эллинок от позора. - Жаль, что до той шелудивой сучки не добраться, - пробормотал проконсул. Небольшое время ночью римляне посвятили допросу работорговца. Тот сказал, что ему заплатили большие деньги за то, чтобы он убрал двух командующих римской армии. Кто заплатил – непонятно, так как общался он лишь с посредником. Однако было это уже давно и сделал это римлянин, просто работорговец все никак не мог найти возможность добраться до цели, хотя и стоял со своим караваном у города. Случай представился, когда главарь перекинулся несколькими словами с прислужником жрецов, тот уверил, что договорится, как попасть в дом. И договорился, с одной из рабынь в доме Артемия. Поэтому сейчас Луций не мог не припомнить поступок Киры, а в том, что это она провела людей работорговца в дом, сомневаться не приходилось. Как можно было угадать и то, кто из римлян за этим стоял. В то время как жрецы тут оказались лишь посредниками. Охрана каравана напала, времени для разговоров не осталось. А вскоре произошло то, чего римляне давно опасались – при свете дня оценив валуны, охрана забралась на них. - В пещеру! – рявкнул Луций, сообразив, что сейчас на них нападут со всех сторон. Девушки бросились под защиту каменной глыбы. Римляне, отбросив резкой атакой нескольких нападавших, тоже поспешили к укрытию. Нападавшие взвыли, увидев, что проклятые пленники вновь нашли удобную позицию, и здесь со спины к ним не зайти. Но в этом крике была и радость – все же им удалось потеснить врага. - Можно попробовать завалить телами проход, - грубо пошутил Олий, сразив одного из нападавших. Тот, как подкошенный, упал к ногам победителя, затруднив возможность маневра своим товарищам. Луций не ответил, стараясь беречь дыхание. Еще и еще, трупы и тяжело раненные – римляне старались бить наверняка, понимая, что легкие раны только разозлят противников. - Пора, - бросил проконсул, пользуясь тем, что враги вновь на время отступили, совещаясь, нет ли способа взять пленников с меньшими потерями. – Сделаем все при следующей атаке. Начинай, после займешь место тут. Олий молча кивнул, благодаря друга за возможность самому увести Елену из этого мира. Он взглянул на эллинку – и уловил ужас в ее взгляде. - Если хочешь, я не стану делать это, - произнес он, подходя. Осторожно притянув девушку к себе, он обнял ее за плечи. - Н-нет, - Елена затрясла головой. – Хочу. То есть… я хочу жить, да… Но не так. Трибун чуть поглаживал ее плечи, размышляя о том, что вот так убивать ему еще не доводилось. В пылу битвы – да, приговоренного – да… Но девушку, которая боится смерти, но просит о ней – такого с ним не было. И очень не хотелось, чтобы она уходила с этим страхом. - Не бойся, - прошептал он ей на ухо. – Доверься мне, это не больнее всего того, что я с тобой до сих пор сотворил. Кажется, она улыбнулась – слабо и грустно, но хотя бы так. Олий помедлил и прижался губами к ее губам. Атакующие, кажется, уже вновь идут. Осталось совсем мало времени, чтобы помочь уйти Елене и занять место Луция, а тот лишит жизни Дафну. Торговцу и помощнику хватит по удару в живот. Значит, сначала она – вот сейчас, во время поцелуя. Олий направил меч в сердце девушки…