Римлянки из Эллады

Луций не просто поступил как ему посоветовал Премий, но нашел способ оставить тут бывшую жену. Вместе с объявлением о своем отъезде он также отдал два приказа. Первый касался его собственных солдат: три манипулы под командованием старшего центуриона должны были оставаться в городе и довести до конца то, что начал проконсул. Своему командующему Луций полностью доверял, а для того это была возможность впоследствии подняться выше, притом довольно легко, с учетом детей-заложников. Второй относился к Аннии. Проконсул предписал ей и ее сопровождению оставаться в городе, чтобы составить полный отчет обо всех расследованиях и наказаниях, которые будут произведены, и обо всем доложить в Рим по возвращении. Луций допускал, что бывшая супруга пожелает нарушить этот приказ, именно поэтому он и упомянул ее сопровождение, приказ был зачитан и им тоже. Наверняка декан пожелает отыграться за то, что его приставили в охрану к капризной матроне, без особой необходимости, только в угоду влиятельной семье. А если он поддержит расследование и отчитается после в Сенате, то его работу могут оценить там либо он получит поддержку Луция Корнелия. Перед всем этим недовольство Аннии меркло, а покровительство ее дома было пока неясным, тем более что после скандала их позиции сильно пошатнутся. Очередная вспышка ярости бывшей жены доказывала, что расчеты проконсула были верны. И это подняло ему настроение, так что его уже невозможно было испортить вплоть до самого отъезда домой. *** Отведенное немногое время прошло в поспешных сборах. У Елены и Дафны оказалось немало мелочей, которые хотелось забрать с собой, к которым они были так привязаны. Это казалось странным, ведь они все это время не воспринимали эти дома как свои, однако вещей, которые о чем-то напоминали или которые были чем-то дороги, набралось немало. Попутно рабыни сшили по несколько платьев для матрон, поскольку мужья уже требовали римских нарядов – супруге гражданина Города не следует появляться в одежде, скроенной по манере рабов. Тем временем дом пустел, все дорогие вещи, статуи и свитки упаковывались в огромные ящики и тюки и грузились на мулов. Римляне забирали все, что только имело ценность. То же делалось и с имуществом иных домов, участь владельцев которых уже была определена. Оставалось лишь получить так много ценностей, как только можно, чтобы вернуться в Город со славой, даже если триумф не будет позволен. Один из центурионов, временно назначенный исполнять обязанности командующего в остающемся гарнизоне, целыми днями обсуждал с проконсулом и трибуном управление городом и детали своих полномочий. За все это время Анния лишь однажды добилась встречи с бывшим мужем. Она попыталась настоять, чтобы он остался сам в городе. Но получила столь злой и ироничный ответ, что сочла за лучшее замолчать об этом. Попыталась намекнуть на то, чтобы ей было позволено вернуться в Рим поскорее… - Обо всем случившемся тут, в том числе о преступлениях, доложить могу я сам, - усмехнулся Луций. И Анния предпочла уйти. Она очень плохо знала мужа, но все-таки за время их брака научилась угадывать это настроение: когда Луций был настолько ироничен и презрителен, ему лучше было не возражать, проконсул был способен на что угодно, уж точно мог выставить ее на посмешище перед всеми своими войсками. Более сборам никто не мешал, дни проходили спокойно и размеренно, возы росли, а дома пустели. В самом городе царили страх, каждый опасался пополнить ряд рабов и потому всем видом старался показать, что послушен власти римлян. *** На пятый день наконец выступили в дорогу. Дамам были отведены крытые носилки, которые тащили несколько рабов. Поскольку пока они ехали по землям, недавно восстававшим против власти, то обоз с имуществом тщательно охранялся. Эллинок держали в середине обоза для безопасности. Следом же шли и мулы с груженым имуществом, а также невольники. В остальном же легионы маршировали и держали строй, как всегда, готовые идти хоть в бой, хоть отдыхать. Носилки спасли дам не только от палящего солнца и дорожной пыли – едва они вышли за ворота города Елена в ужасе поспешила задернуть занавески, чтобы не видеть тела преступников на крестах, в числе которых был ее первый муж (тело которого уже сложно было узнать) и недавно прекрасная римлянка с жестоким сердцем – бывшая жена трибуна. В дальнейшем такие же картины порой встречались еще, хотя и оставались в стороне: кое-где, если римлянам сопротивлялись, казни подвергали отдельные поселения. В остальном же путешествие протекало спокойно и монотонно. Дорога, палящая жара, доносящиеся смешки легионеров и стоны уставших пленников. Все это сменялось для эллинок ночами, которые римляне проводили в их объятиях. Этот темп не очень нравился Луцию, поэтому он решил, что он с одной манипулой может отправиться вперед быстрее, заодно проверив, можно ли будет сесть на корабль – море было уже близко, возможно, так удастся быстрее очутиться на родных берегах. Исключение проконсул опять сделал для девушек, не оставив их с обозом, а взяв с собой, пересадив верхом. Через двое суток пути, вечером, армия остановилась на очередной привал, на этот раз вблизи моря. Из-за позднего времени проконсул впервые отступил от римских правил и велел располагаться на ночь без установки укреплений, ограничившись часовыми и одним шатром временного лагеря, как если бы они были на своей земле. Луций расслабился: дни были спокойными, а ласки Дафны манили к себе поскорее, терять время очень не хотелось. Тем более, что заставлять ставить укрепления одну манипулу не казалось разумным. И будто в наказание за небрежность поплатился. *** Среди ночи они были разбужены криками и вспышками огня. Сопротивление толком никто оказать не успел – весь лагерь стал добычей пиратов, пожелавших расположиться на этом же берегу и обнаруживших удачную добычу. Впрочем, это можно было бы даже расценивать как некую удачу и для пленников – из-за внезапного нападения убитых почти не было. - Ого! Римские военачальники едут со своими шлюхами! – хохотнул главарь пиратов, останавливаясь возле девушек, жавшихся к связанным мужьям. – Сегодня будет жаркая ночь, а завтра – богатый день! - У них к нам должок, - влез кто-то еще из бандитов. – Именно они захватили наше судно и всех наших отправили на рынки. Луций дернулся, сообразив, что кое-кто из пиратов раньше работал на работорговца. Сатирово отродье! Не всех они захватили! Теперь договариваться будет тяжелее: злые за своих товарищей, они будут особенно жестоки. К сожалению, веревки мешали действовать. Позади проконсула и Олия, также связанными, стояли римские легионеры – их было больше, чем пиратов, а потому оставлять их свободными, пусть и без оружия, было опасно. Остается надеяться, что основной отряд не очень отстает от них и вскоре отобьет… - Что ж, у вас будет возможность поквитаться. Мы запросим отличный выкуп, - главарь кивнул на знаки отличия проконсула. Затем обратился к своему сброду, указав на командующих и женщин. – Тащите этих в шатер! Обсудим с римлянами их выкуп, пока их девки нас будут ласкать. Остальных сторожите получше! И поставьте часовых на подходах к этому лагерю. Все прочие пусть отправляются к нашему месту стоянки. Сюда вернутся утром, как раз мы тогда определимся с выкупом и подсчитаем ценности, которые везли римляне. Он в сопровождении нескольких вожаков рангом пониже направился в шатер проконсула. Следом несколько бандитов потащили пленников – военачальников, их офицеров, Премия и Елену с Дафной. Остальные бандиты разбрелись выполнять приказы. - Ну что скажете, гордые римляне? – насмешливо бросил пират. – Вы ведь все из влиятельных и богатых семей, не так ли? - Выкуп получишь, - презрительно бросил Луций. – Но не смей и пальцем трогать женщин. Ты получишь достаточно денег, чтобы выбрать себе хоть десяток таких, которые могут тебе приглянуться. - А если не послушаю? – засмеялся вожак, и остальные захохотали следом, словно бы пират сказал что-то остроумное. - То не получишь ни асса, - отрезал проконсул. - Это мы еще посмотрим, - вожак кивнул на Дафну. – Эта была с тобой? Ну-ка, парни, уложите ее для меня поудобнее! Двое помощников главаря схватили пленницу, потащили к ложу. Третий, последний из присутствующих, потянул к себе Елену, явно не собираясь просто наблюдать, как развлекается командир. Тот, как и еще пара пиратов, пока довольствовался ролью именно наблюдателя, почесывая и поглаживая себя под грязной туникой, предвкушая будущее удовольствие. Дафна брыкалась, теряя разум от страха, и старалась интуитивно ударить насильников побольнее – кому-то в итоге попала ногой по колену, отчего он взвыл, но через мгновение на нее набросились с новой злостью. И, занятые этой борьбой (кто участвуя лично, а кто возбуждаясь от наблюдения за ней), они не обращали внимания на то, что еще происходит в палатке, не ожидая опасности, ведь другие пленники были связаны. Тем временем Елена, которая пыталась отбиваться от пирата не менее яростно, чем сестра, угодила коленом в пах насильнику. Тот согнулся от боли почти до земли, глотая воздух и даже не в силах стонать. - Нож! – выдохнул трибун. Девушка и сама не знала, почему мгновенно поняла мужа: из-за пояса пирата выскочил нож, упав к ее ногам. Она подхватила оружие. - Убей его! – едва ли не прорычали центурион и кто-то из деканов. Но Елена замешкалась, лишь сжимая нож в руке и испуганно глядя на корчащегося на земле бандита, сама не веря, что он не кинется к ней. Олий быстрее всех понял, что с ней: девушке не свойственно было убивать, одолев пусть и на время противника, она не понимала, сколько это будет длиться и не представляла, как и куда бить. - Освободи меня! – велел он. Девушка бросилась перерезать веревки. Олий, не мешкая, едва руки освободились, выхватил нож и одним точным движением перерезал глотку пирату, только что начинающему приходить в себя от боли в паху. И с оружием в руках был готов разделаться с кем-то еще. В этот миг Дафна, противясь, ударила кому-то из мужчин в живот. Он отлетел на шаг, выравнивая дыхание. И, придя в себя, первым осознал, что творится в шатре. Ненадолго, правда – через мгновение трибун уже вонзил ему нож в сердце. Вот только бандит захрипел, привлекая к себе внимание. Разделаться по очереди не выходило: пираты обернулись наконец на странный звук, никак не похожий на удовольствие и заметили то, что творится. На краткое время они опешили, пытаясь осознать, как так вышло… - Разберитесь с ним! – рявкнул вожак. – Что стоите?! Не видите: вас трое, а он один! Остальные еще связаны. Пираты поспешили исполнить приказ. Вожак, считая происходящее пустяком, набросился на пленницу, уже изнывая от желания, распаленный ее сопротивлением и видом полуобнаженной девушки. Олий действовал быстро – понимая, что с тремя будет справиться непросто, он торопился их вывести из строя, поэтому первого нападавшего ударил под грудь и, оглушенного, бросил под ноги центуриону, который немедленно прыгнул на тело бандита, мешая ему двигаться, чем немного облегчил задачу трибуну. Елена тем временем резала веревки на руках проконсула – она забрала оружие у ранее убитого Олием пирата. - Элена, быстрее! – выдохнул Луций. Он видел, что у Дафны почти нет сил противиться, пират уже вдавил девушку в ложе, коленом раздвигая ее ноги. И едва путы с него спали, проконсул, безоружным, бросился на пирата. Елена же поспешила освободить остальных офицеров. События развивались столь стремительно, что девушки толком и не успели понять происходящее, когда все кончилось. Почти закончилось… - Не подходи! – прорычал вожак пиратов, который смог пробраться к Елене сзади, и приставил оружие к девичьему горлу как раз в тот момент, когда остался один, и Олий уже чуть было не напал на врага. - Отпусти ее! – велел тот. – И я сохраню тебе жизнь. Бандит огляделся вокруг – все его товарищи валялись мертвыми. Это бесило вдвойне, ведь их было больше, а пленники недавно были все связаны. Именно поэтому хотелось взять своего рода реванш и лично справиться с врагами. - Ты… и так отпустишь! – решил он. – Не смей приближаться! Я ухожу! Кто сделает хоть шаг – убью девку! - А ты думаешь, я буду жалеть рабыню? – усмехнулся Олий. - Ты только что говорил… - Я был слишком добр, - отрезал трибун, не давая времени пирату, чтобы толком обдумать и заметить, что женщина носит столу, а значит, попросту не может быть ни невольницей, ни даже вольноотпущенницей. – Я дал тебе шанс. Однако если выбирать: пожертвовать рабыней, но схватить преступника, или спасти жизнь девке, но отпустить бандита, - понятно, что я выберу. Так что не рассчитывай на пощаду… Главарь собирался было закричать, призывая к себе подмогу, ведь в лагере еще было довольно разбойников, оставленных стеречь римлян. Но не успел. Растерянного пирата, сосредоточенного на разговоре, уже давно обошел по периметру Луций. И когда представился удобный момент, кошкой набросился сзади, лишая движения руку преступника. Елена, неумело рванувшись, порезала руку о нож, но отскочила в сторону. А Луций, ловко сбив бандита с ног, с размаху всадил в него меч. - Ну все, последний, - объявил он. Пиратский вожак и парочка первых бандитов, с кем схватился трибун, валялись мертвыми, других крепко связали, заткнув рты. И все прошло столь быстро и тихо, что за пределами шатра никто ничего и не узнал. *** Елена, дрожа от всего пережитого, прижимала руку к груди, испуганно поглядывая на Олия. Тем временем центурион и декан, выглянув из шатра, тихо вышли, чтобы проверить, есть ли кто-то близ входа и обезвредить врагов до того, как кто-то из них заглянет внутрь, докладывая об исполненных приказах или просто от скуки. - Испугалась? – трибун притянул к себе девушку за плечи. – Все уже позади. Что у тебя с рукой? Он взялся за ладонь, убирая руку от груди, оглядел рану. - Пустяки, даже шрама не будет, - кивнул он, - только промой. Кровь скоро остановится. Да, и переоденься во что-нибудь. Елена безвольно кивнула – ее одежду и вправду надо было сменить, она была частично порвана и испачкана в крови. Но сейчас ей было не до того, все происходящее казалось жутким сном, и пока молодая матрона не готова была откинуть этот сон. Вернулись «разведчики» - часовые были сняты. - Вы остаетесь здесь, - проконсул уже вернул себе меч и вместе с другими мужчинами собирался уходить. - Здесь?! – выдохнули дамы, оглядываясь. - Не надо бояться, - спокойно ответил Олий. – Эти мерзавцы не опасны. А мы скоро вернемся с полной победой. - Забавно, - не удержался от иронии Премий. – Только что если бы не они, мы бы и не освободились вовсе. А теперь вдруг испугались. Чего? Мертвецы опасны лишь тем, что воняют, но это случится еще не скоро. Мужчины добродушно засмеялись. И через мгновение бесшумно покинули шатер. Девушки понимали, куда – надо освободить солдат. Но удастся ли это? Время до рассвета тянулось в томительном ожидании. Елена вымыла руку от крови, сестра помогла ей перевязать рану и кое-как починить тунику, а столу расправить так, чтобы там, где нижняя одежда была порвана, верхняя прятала бы недочеты – вся запасная одежда осталась в обозе. Наряд самой Дафны пострадал сильнее, если Елена могла смыть кровь и как-то расправить одежду, то у младшей эллинки все было порвано так, что спрятать это было невозможно. Поэтому девушка отыскала какую-то тунику проконсула и, поскольку ничего другого не было, переоделась в нее, завернувшись сверху в свою столу на манер плаща. Так что все оставшееся время можно было проводить исключительно в размышлениях и попытке осознать все случившееся. Елена никак не могла выбросить из головы слова трибуна о том, что она лишь рабыня… И это после того, как он назвал ее женой и даже говорил ей, что этот выбор не тяготит его. Каково после этого узнать, что выбирая, ее жизнь или поимка преступника, он выберет второе? И неважно, что выбирать ему все-таки не пришлось! *** Наконец послышался шум голосов, смех. Затем полог шатра распахнулся, вошли проконсул, трибун и Премий. Девушки, измученные неизвестностью, не сговариваясь, бросились к супругам, с ними разом чувствуя себя спокойно. - Ого! – Олий поспешил скрыть радость за маской иронии, одновременно обнимая жену. – Давно меня так не встречали! А уж эллинки вовсе никогда. - Видимо, надо было ставить два шатра, - фыркнул Луций. До того он был уверен, что им с трибуном потребуется уединиться в шатре с девушками совсем ненадолго, а после оставить там эллинок, самим мужчинам было привычно спать вместе с простыми солдатами. - Тогда мы оставим тебя, - хохотнул Премий, беря под локоть Елену. И немедленно получил по руке от Олия, который перехватил девушку, обнимая за плечи, и отправился с ней из шатра. Он не меньше проконсула желал уединиться с супругой, но оставлял за тем первенство. - Стой! Этих убери отсюда, пока смердеть не начали! – бросил Луций Премию, кивнув на мертвых пиратов. Тот кивнул и кликнул пару солдат. - Моя туника тебе идет, - заметил проконсул, разглядывая супругу в ее странном новом наряде, пока легионеры утаскивали тела. Дафна покраснела. - Моих вещей тут нет, и я подумала… - Мне нравится, - спокойно отозвался Луций, развязывая завязки плаща. Следом его руки скользнули под короткие полы туники. – Но все же лучше нам дождаться легион и обоз с твоими вещами… Супруга только кивнула, порывисто обнимая его за плечи. И расслабилась, отдаваясь ласкам проконсула – таких нежных в этот раз и осторожных, что хотелось плакать. А вот Олий, ожидая, когда сможет остаться наедине с женой, столкнулся совсем с другим. Они стояли близ шатра, в лагере солдаты были заняты обсуждением всего случившегося, на трибуна с Еленой никто не обращал внимания. Он наклонился, целуя девушку… и почти немедленно отстранился. - Что с тобой? – растерялся Олий от того, что она не ответила ему. – Ты только что сама бросалась мне на шею, не уверяй меня, что ты равнодушна ко мне. Но отчего-то сейчас ты холодна как лед в горах. - Или как мертвая, - безразлично отозвалась Елена. – Но моему господину все равно, жива я или мертва. Олий несколько мгновений удивленно смотрел ее, пытаясь понять, что она хочет сказать. Поначалу казалось, что эллинка просто так сдерживается, опасаясь показать чувства на людях. Но откуда тогда слова о том, что ему все равно… - Глупенькая, - прошептал трибун, сообразив, отчего она так говорит, и притянул девушку к себе почти насильно, но это дало результат – Елена сдалась и прижалась к мужу, покусывая губы, чтобы не расплакаться. – Мне не все равно. Иначе я бросился бы на пирата, а не говорил с ним, дожидаясь действий Луция. Елена неуверенно подняла глаза, чтобы встретиться с насмешливым, но ласковым взглядом трибуна. Тот молча прижался к ее губам поцелуем. И… на этот раз ответ последовал, притом жаркий. - Как твоя рука, спасительница? – спросил он, отстраняясь. - Немного болит. А… почему спасительница? - Ты помогла всем нам, когда отобрала нож. - А… а меня спас Луций… Я… как-то должна отблагодарить? - Уже отблагодарила, - хмыкнул Олий. – Ты спасла его, вместе с нами, он тебя. А вот другие у тебя еще в долгу. Девушка только чуть улыбнулась, воспринимая эти слова просто как вежливость. И сильнее прижалась к мужу, так что тот ощутил ее дрожь – дрожь безумного желания, которое она сдерживала сейчас, боясь показать ее даже самой себе. Ну ничего, совсем скоро она сможет выпустить это наружу… *** - Солдаты хотят видеть вас, - сообщил Луций утром следующего дня после того, как на рассвете с этой просьбой к трибуну обратился центурион. Олий, догадываясь, что солдаты хотят лично выразить признательность, отказывать не стал, тем более что пока было решено дождаться войска легиона, а не торопиться вперед. - Зачем? – испуганно пробормотала Дафна. Этот вопрос, а точнее тон девушки, непонятно чего опасающейся от войск, полностью послушных проконсулу и трибуну и которым эллинки накануне оказали услуги, вызвал тихий смех мужчин. - Все в порядке, - отсмеявшись, уверил трибун. – Бояться нечего, вас никто не обидит. Но подробностей я не знаю и сам. Идемте, узнаем! Едва они вышли из шатра, как раздался громкий приветственный возглас. «Вива!» раскатисто носилось по всему лагерю, смущая девушек, но и проконсул, и трибун лишь чуть согласно кивнули, подтверждая свое согласие с солдатами. - Легионеры требуют дубовые венки, - сообщил центурион, подходя к командующим, когда крики немного стихли. Проконсул растерялся. Предложенное он считал вполне справедливым, однако подобная награда была слишком высока. Не считая того, что вряд ли в Риме одобрят награждение женщин, тем более эллинок. - Я понимаю вас, - Луций поднял руку, и мгновенно наступила тишина, все напряженно ожидали решения. – Я понимаю. Я сам, как мой трибун и все здесь, обязан присутствующим матронам жизнью и свободой. И дубовый венок заслуженно полагается тем, кто спас римского гражданина, а в данном случае награду следует умножить многократно. Но еще никогда он не венчал женскую голову… По рядам легионеров немедленно побежал ропот. Но все же солдаты смолкли, когда проконсул вновь поднял руку, показывая намерение продолжить речь. - Я повторю, что понимаю каждого из вас. Но я не вправе пойти против обычая предков, - Луций покачал головой. – Тем более ради славы своей жены. Поймите и вы меня. И согласитесь, как я, ждать. Пусть решение примут те, кто законом поставлен повелевать. Если Сенат скажет иное, я буду рад исполнить его волю. Солдаты молчали. Понимая правоту слов, их законность заветам Рима, они не были согласны, что это справедливо. Понимали они и то, что их пленение продлилось бы недолго – очень скоро основные войска разбили бы бандитов. Но все это не отменяло смелости эллинок, ведь храбрость и сопротивление от женщины, а не от мужчины-воина казались вдвойне достойной почтения, и легионеры не хотели отступать. - Я могу лишь уверить, что сам всегда буду помнить о своем долге, - завершил Луций. – Что бы ни решил Сенат, я никогда не забуду этой помощи. Олий молча приложил руку к груди, словно также давая обещание. Легионеры шумели, чего-то требуя от офицеров, те старались обсудить друг с другом, чтобы довести мнение до центуриона. - Они готовы ждать, - объявил центурион решение. – И готовы отдать жизнь за любую из тех, кто их спас. И… они готовы пойти против воли Сената, если тот откажется венчать жен дубовыми венками. - Я не направлю войска на Рим, - хмуро бросил проконсул, оглядев лица офицеров: кто-то определенно разделял мнение легионеров, кто-то ужасался одной мысли о возможной будущей диктатуре. Но сам Луций себя не видел вторым Суллой, потому предпочитал сразу оборвать все подобные разговоры. - Пожалуй, мы рано это обсуждаем, - вмешался Премий, придумав, как можно все это замять и поскорее. – Мне кажется, решение возможно. Легионеры требуют вручить венки. Даже если этого не произойдет, они всегда будут считать себя обязанными жизнями. В Сенате же я лично готов настаивать на вручении награды. Пусть даже эта награда будет вручена в руки мужа. Ведь слава жены – это слава мужа, не так ли? Один из деканов чуть покачал головой, словно говоря, что легионеры с такой софистикой вряд ли согласятся, иначе они вовсе не завели бы этот разговор о венках. Но спорить не стал, понимая, что пока это и вправду рано обсуждать. Решение было объявлено. Солдаты приняли его пока с восторгом, хотя и сдержанным, но пока ничего другого они требовать не могли. - Вот теперь они по одному твоему знаку жизни свои положат, - тихо прошептал Олий на ухо жене, отмечая все настроения среди войск и зная, что это многократно увеличится, когда обо всем перескажут товарищам из других центурий. - Я… не хочу этого! – замахала руками Елена. - Кто знает, как распорядятся боги, - хмыкнул трибун. – Возможно, вскоре ты пожелаешь, чтобы я умер за твое имя. И не забывай, что это требование будет законным: я, как и они, обязан тебе жизнью. - Не говори так, - вздрогнула девушка. – Я не хочу думать о твоей гибели… И я обязана тебе гораздо большим! Олий не стал продолжать тему. Проконсул, чтобы не дать поводов к лишним разговорам, велел офицерам занять легионеров работой по подготовке к выступлению в дальнейший поход. Тем более, что они приближались к границе греческих владений, правда, спокойствия им это не добавит, неизвестно, что с настроением племен в той же Фракии. Но пока отряд ожидал своих товарищей. И переносил все ценности от пиратов, лагерь которых они захватили накануне ночью после собственного освобождения. Среди прочего в числе добычи оказалось немало тонких дорогих тканей. И их все Луций велел отдать Дафнии и Елене: так они получали и возможность все же одеться, как полагается матроне, пока не подвезли их одежду, а легионеры знали, что женщины получили своего рода награду за смелость, более близкую сердцу каждой девушки, чем венки героев. Возможно, к прибытию в Рим разговоры об обращении в Сенат и вовсе стихнут. Тем более, что каждый солдат понимал: просить награду за свое спасение – это признать, что они сами с чем-то не справились. О позорном и неприятном пленении лучше попросту забыть. Легионы и обоз прибыли на второй день. И в дальнейшем Луций посчитал за лучшее двигаться медленнее, но всем вместе.