Римлянки из Эллады

Этими ночами мужчины были как никогда более ласковы. Девушки, правда, пытались сказать, что не считают своей заслугой это спасение, но их не слушали. Все римляне полагали, что в воле богов было спасти их руками женщин. Хотя дальнейшее освобождение совершили вовсе не они, но этого не случилось бы, если бы они не освободили командующих. Подобные настроения несколько стихли за время ожидания и дальнейшего пути, но не исчезли вовсе. Впрочем, трибун был уверен, что это дело времени, постепенно легионеры примут предложенное проконсулом отношение: уважение и почитание эллинок, но без вызова всему обществу из-за требования вручить венки. Тем более, что Олий дал понять офицерам, что это отчасти пошатнет славу самих войск, славу легионеров, которые смогли подавить мятежников. Военные всегда честолюбивы, потерять все ради восхваления женщин, они не желали. Неудивительно, что разговоры о смелости эллинок постепенно менялись. Уже своим товарищам из подошедшего легиона рассказали, что молодая супруга трибуна и ее сестра помогли отряду отбиться от пиратов, а вовсе не сыграли главную роль в этом освобождении, так что постепенно эти рассказы должны были превратиться в истории о необычной храбрости дам при нападении – и только. От безделья в ожидании легиона Премий попытался все же разобраться в намерениях Луция. Хорошо зная, что в Риме сильно меняются настроения и заключаются крепкие союзы, Петроний полагал, что надо было быть готовым к тому, что сразу после возвращения придется с головой окунуться в политическую жизнь. - В моем роду всегда были консулы, - рассуждал Луций за чашей с вином. – Но это вовсе не значит, что я получу его в этот раз. Почему ты думаешь, что именно сейчас надо приложить особые силы? - Красс много тратится на подкупы, - объяснил Премий. – Он разбогател после падения Суллы, с военным делом у него не очень, поэтому пока он надеется сделать политическую карьеру. Деньгами и подарками можно добиться поддержки многих. И что если он найдет общий язык с кем-то, имеющим легионы? - С кем? – покачал головой Луций. – Помпей увяз в Испании, но его успехи там несомненны, поэтому уехать оттуда он не может, однако сохранит за собой власть в этих землях. То же можно сказать про Лукуллу в Элладе. - Значит, подобное предложение можешь получить ты. - Деньги хороший союзник, - кивнул проконсул, - но не стоит забывать и о том, кто стоит за этими деньгами. - Считаешь Красса плохим союзником? - Можно и так сказать… Любой союз должен быть выгоден всем сторонам и вести к величию Рима, а Красс будет стараться только к своей славе и увеличению богатства. Он торгаш больше, чем военный… - А ты военный больше, чем торговец, - протянул Премий. – Времена меняются, неужели ты не видишь? Славу Рима неразрывно связывают с личной славой. - Не хочу и не буду это смешивать, хотя и стараюсь, чтобы последнее вело к первому. К чему ты ведешь? Ты не первый раз пытаешься проверить, готов ли я повести войска на Город. Я ведь ответил, что не поступлю так. - Ни при каких обстоятельствах? А ты не думаешь, что ты защищаешь не ту Республику, которую видишь в своих глазах? Луций не ответил. Он понимал некоторую правоту друга. Сам происходя из древних этрусского и римского родов, проконсул всегда старался блюсти традиции. И что из этого вышло? Его отец и брат позорили семью, его мать водила дружбу с их врагами, а жена вела себя почти как распутная девка. И можно было бы считать, что лишь его семья падает все ниже, однако Луций замечал скандалы, вспыхивающие то в одной, то в другой фамилии, видел, как все чаще то один, то другой представитель древних семей предпочитает думать лишь о себе… Неужели это конец Республики? Рыба гниет с головы. Если в самом Риме нет порядка, если в семьях пренебрегают устоями, то чего ждать от завоеванных земель? Они продолжают захватывать новые и новые племена, но на старых поднимают головы недовольные. Все больше и все чаще появляются сильные вожди, объединяющие вокруг себя прошлых врагов… Так что вопрос Петрония был не праздным. Но Луций не знал, как на него ответить. Точнее, на прямой вопрос ответ был. А вот на тот, что должен был за ним последовать, не было. Что если единственный способ сохранить Рим, его величию и славу – это пойти по пути диктатора? Готов ли в этом случае Луций Корнелий выбрать эту дорогу, даже зная, что кто-то будет его проклинать за это, да и сам ненавидя единоличную власть? - Республика идет к своему величию, - только и смог сказать проконсул и ушел командовать построение. Марширующие ровные линии, олицетворяющие силу, несколько успокаивали. Хотя Луций и ловил себя на мысли, что желает обсудить с Олием, чтобы понять, как тот видит будущее, и свое, и страны… Может быть, заключив брачный союз с эллинками, они тоже пошатнули устои? Или отказались тем самым от планов на диктатуру, ведь кто позволит взять в руки власть тому, чьи потомки будут иметь смешанную кровь? *** Через день их ожидала еще одна странная встреча. На их пути появилась римская армия. Как доложили разведчики, отныне всегда шедшие впереди войска несмотря на усмиренные земли и потому успевшие разузнать все заранее, вернулись с сообщением, что впереди стоят несколько центурий под командованием Гая Клавдия Глабра. Луций чуть поморщился – Глабр был женат на женщине, Альбинии, которая так и не получила это имя, оставшись с именем, которое ей дала вольноотпущенница*. Но не только и не столько этот брак принижал Глабра (в конце концов так один древний плебейский род породнился с другим), гораздо более неприятным для проконсула было то, что Альбинии доводились родней Аннии, так что встреча могла сулить неприятности. - Что он тут делает? – нахмурился трибун, который оценивал обстановку без личных чувств. – Насколько я помню, Глабр должен быть во Фракии. Их земли тут недалеко, но все-таки складывается впечатление, что он… торопится вернуться? - Видимо, желает успеть к раздаче консульств, - заметил Петроний. – Ради чего еще он бросил бы возможность отличиться на поле брани? - Высоковато метит, - зло бросил проконсул. – Из легатов – и сразу в консулы? - Может быть, он довольствуется должностью претора, - допустил Премий. – Хотя с покровительством Альбиния можно рассчитывать на многое. А ведь Клавдии были на стороне Суллы, так что амбиции их непомерны… - Едем! – буркнул Луций. Часть армии остановилась, охраняя пленников и иной обоз, включая носилки с девушками, ведь встречались не враждующие армии. Поэтому командиры с небольшим числом сопровождающих, направились к Глабру. Его застали у главного шатра в пикантный момент: Гай Клавдий наблюдал за тем, как несколько его легионеров укладывали на землю брыкающуюся и кричащую женщину, рядом стояли еще несколько наблюдателей, которые комментировали происходящее. Пока было непонятно, собирается ли он развлечься сам или просто любил смотреть, как это делают солдаты, но Луций не желал терять время и ждать, когда его наконец заметят, довольно уже того, что их пропустили в лагерь, при этом никто не поторопился доложить командиру об их появлении. - Что тут происходит? – рявкнул проконсул, привлекая к себе внимание. – Прекратить! И доложить о случившемся! Выучка сказалась: легионеры, как один, выстроились перед проконсулом. Клавдий тоже повернулся, правда, предварительно бросив пленнице что-то вроде того, что вскоре они вернутся к развлечению. - Приветствую тебя, Луций Корнелий, - на лице Глабра вовсе не было того радушия, которое звучало на словах. – Что тебя привело сюда? Если до этого мгновения проконсул не обращал внимания на пленницу, то теперь, заметив это раздражение от его появления, мысленно решил, что сделает все, чтобы окончательно испортить Клавдию настроение: раз уж он настолько враждебен, то наверняка поддерживает Анниев. Так что останется без удовольствия, а лучше бы еще придумать способ заставить его тут задержаться и остаться без должности. - Скорее я должен спрашивать, что ты делаешь здесь, - иронично отозвался Луций, не поддаваясь скрытому упреку. – Ведь ты должен быть во фракийских землях, не так ли? Ты никак не можешь туда дойти? Клавдий глубоко вдохнул, кажется, ему с трудом удалось сдержать злость. Отлично, значит, удар попал в цель! Сейчас он будет оправдываться. - Фракийцы предали, - буркнул Глабр, подтверждая подозрения проконсула и больше не донимая его вопросами, а отчитываясь за себя. – Но я уже покарал предателей. Это – жена одного из их вождей. Он кивнул на пленницу. Что ж, теперь была понятная злость на эту женщину. Вот только Луций не очень верил в предательство: совсем незадолго до этого по фракийским землям прошел Лукулл, а затем проконсул, восставать после этого было бы слишком безумным. Уж скорее Глабр спровоцировал какой-то мятеж, чтобы впоследствии выставить себя героем. - Все уже спокойно, - начал было тот. - В самом деле? – Луций приподнял бровь. Ко всему прочему он не верил и в то, что Клавдий покинул эти территории с позволения из Города. – И Сенат дал свое согласие на то, чтобы ты возвращался в Рим? По лицу Глабра пробежала тень. И проконсул понял, что вновь верно угадал, а потому желание вынудить его задержаться захотелось еще больше. - Он не против, - нервным движением отмахнулся Клавдий. И поспешил сменить тему. – Но я не ожидал встретить тебя, я думал, ты задержишься... Хотя конечно, в Элладе же все прошло успешно. Эта суета доказывала, что Глабр говорил с Аннией или получил известие о том, какое послание та везет. - Отчего ты не предупредил? – из-за молчания Луция Клавдий определенно не мог подыскать подходящих слов, а потому нес откровенную чушь. – Если бы я знал, то приготовил бы подарок… Впрочем… Он метнул взгляд на молчаливо стоящего позади проконсула Олия. - Почему бы вам самим не наказать преступницу? – Глабр указал на пленницу. – Уверен, вы отлично справитесь. Трибун только неопределенно хмыкнул. Он заметил взгляд, которым его одарили, так что последовавшее предложение забрать себе пленницу было похоже на то, что Клавдий хотел отдать ее именно Олию. Вот только зачем? Досадить молодой супруге? А впрочем, вряд ли он знает про эллинку, слухи не могли донестись так скоро. Тогда что это? Отголоски его былой «славы» мужчины, который не щадил пленниц? Больше всего было похоже именно на то, что Глабр надеется таким образом посильнее унизить фракийку. Но с какой целью? Какое ему дело до жены одного из мятежных вождей? Луций же нахмурился, видя в предложении совсем иное. Поведение собеседника напоминало попытку подкупа подарками. И, пожалуй, именно им и было. Так что проконсул даже позабыл о том, что сам хотел ее забрать у Клавдия. - Если она в самом деле виновата, как все фракийцы, - бросил он, делая своим легионерам знак забрать пленницу, - она будет наказана. Глабр криво усмехнулся, он понял смысл слов проконсула: тот не собирался скрывать от Сената свои подозрения и поддерживать его. Он мог бы и не предупреждать, Клавдий отлично знал откровенность Корнелиев, и Луция, и Олия. Но именно поэтому сейчас слова проконсула звучали как угроза… - Слышал, ты хочешь развестись, - попытался нанести новый удар Глабр. – Расставание с Анниями может плохо сказаться на репутации. - Твои новости опоздали. Я уже расторг брак. - Какая поспешность… - И уже заключил новый, - продолжил Луций. – С эллинкой. Так что сам можешь понять, насколько я «боюсь» потерять свое положение. Растерянность на лице собеседника была ответом. Он и вправду не понимал, как это возможно. До этого мгновения он был уверен, что проконсул стремится в Рим с теми же амбициями, что и он сам, но явиться туда с женой-эллинкой – разве это отличная репутация? Сам Глабр был женат на дочери сенатора, и пусть матерью ее была вольноотпущенница, но Альбиний признал дочь, взял в свой дом, что придавало ей иной статус. И карьеру Гая Клавдия Глабра Пульхра** он двигал не хуже, чем приемный отец и сводный брат, чьи происхождение из древнего патрицианского рода и поддержка Суллы сильно пошатнули их положение, вот и пытались спастись родством с тоже древним, но плебейским родом. Так что амбиции Клавдия взлетали все выше и выше… Корнелиев он рассматривал всегда как одних из своих соперников, тем более на ближайших выборах. И вот Луций рвет отношения с Анниями, берет в жены эллинку – он решил отказаться от надежд на консульство? Или это хитрый ход? Но тогда что за этим стоит? Тем более, что Аннии так просто не отступят, они попытаются отыграться если не в суде по имуществу супругов, то уж на политическом попроще точно. Если подумать, то бояться Луцию суда было глупо: о вольном поведении супруги и о том, что она за годы брака так и не подарила ребенка, знали все. И все же супруг, изгоняющий жену из дома и взявший на место римской матроны эллинскую шлюху – плохая характеристика для того, кто до сих пор был в глазах всех граждан образцом патриархального уклада и соблюдения традиций. Наверное, Анния порядком замучила Луция. Это было несколько знакомо Глабру: его собственная супруга порой была невыносима. Однако рвать с женой в такой момент, когда лучше показать себя идеалом, слишком эмоционально. Можно же было привезти эллинку просто с собой для развлечения, а о разводе объявить уже после выборов. Или, если Корнелий полагал, что Анния портит его репутацию, услать ее раньше, но почему гречанка?! Луций в полной мере насладился растерянностью и непониманием собеседника, лишь после этого продолжил: - Я воспользуюсь вашей любезностью и возьму ваш дар, зная, что делаете вы его от всей души. И сделаю вам ответный подарок – предупреждение. Моя бывшая жена скомпрометировала себя не только не самым почтенным поведением, но она укрывала преступницу… - Она наверняка не знала, - поспешно предположил Глабр, и это доказывало, что он, скорее всего, об этом слышал, но уже отверг эту причину. - И когда давала денег работорговцу, чтобы тот похитил меня и продал где-нибудь на востоке, тоже не знала, что делает? – прервал его Луций. – Анния, безусловно, крайне глупа, но ни один судья не поверит, что настолько. Клавдий некоторое время молчал, кажется, о подобном он даже не догадывался, а потому не знал, как реагировать. - И ее план удался? – только и смог спросить он. - Как видишь… Впрочем, могу предложить тебе прогуляться и посмотреть на некоторых, кто может рассказать подробнее о ее плане. - Благодарю, но в другой раз, наверное. - Ну в любом случае я тебя предупредил. В ближайшее время в Риме не будет спокойно, наверное, но Аннии вес иметь не будут. А с ними могут потерять многое и те, кто поддерживал тесные отношения. Кстати, Анния очень медленно, но начала что-то понимать, потому временно предпочла задержаться в Элладе. Луций кивнул другу, трибун сделал знак легионерам, державшим пленницу, следовать за ним - им пора было уходить. - Хорошие тут места, - отвлеченно заметил проконсул. – Тихие, это отмечал и Лукулл в своих посланиях, и я писал в Сенат, когда направлялся в ту сторону. Местные жители дружны с нами… и вряд ли в Риме хотят, чтобы это изменилось, достаточно нам иных трудностей и необходимости усмирять иные народы. С этим Корнелии и их сопровождение покинули лагерь Глабра, который – в этом Луций теперь был уверен – поостережется ехать в Город. А если и явится, то не станет заявлять себя на выборах, понимая, насколько шатко его положение. *** Пленницу, которую звали Сурой, так бы и отправили к остальным рабыням, если бы за нее не вступились Элена и Дафна. Девушки, услышав, что трибун собирается отдать ее легионерам, чтобы наказать, не выясняя ее вины, принялись уговаривать Олия изменить решение. Тот поддался, согласившись сначала допросить пленницу. Впрочем, сыграло роль и то, что трибун помнил, как Глабр передавал ему рабыню. Если он и вправду хотел, чтобы девицу замучили изнасилованиями, то в этом было что-то слишком личное, что-то вроде мести – и Олий посчитал, что стоит разобраться подробнее. Допрос был коротким, не понадобилось ни угроз, ни избиения – пленница сама была рада рассказать обо всем. И очень скоро Олий доложил проконсулу о том, что тот и так уже подозревал. Фракийцы не предавали, но договор с ними предполагал, что они будут воевать на своих границах. Глабр же решил по собственной инициативе продолжить военные действия. На территориях восточнее Эллады, куда никто его отправлять не собирался. Очевидно, Клавдий стремился добавить к своей славе несколько побед против войск Митридата. И уже с ними вернуться в Рим. Но вышло у него плохо: фракийцы отказались выступать в поход, а вот пара столкновений с царскими солдатами привели к потерям среди легионеров. И в итоге Глабр обрушился уже на фракийцев, делая именно их «виноватыми», желая именно так представить все перед Сенатом. Наверное, надеясь, что новости о столкновениях с войсками Митридата на этих границах в Рим прийти не успеют. - В любом случае, сейчас Клавдий предпочтет держаться в стороне от раздачи должностей, так что Альбинии, как и Аннии, останутся пока без легионеров, - задумался Петроний, чутко вылавливая главное во всем. - А с ними и многие желания плебеев, - вставил трибун. – Возможно, среди них есть все-таки некоторые справедливые… - Удивительно, - покачал головой Премий, - представитель древнейшего патрицианского рода говорит о справедливости требований плебеев?! Уж не собираешься ли ты предложить кому-то из других кандидатов взять их на себя?.. Он вдруг прервался, пару мгновений осознавал то, что сказал сам, а затем выругался себе под нос. - Это ведь и вправду отличный план! – наконец определился Петроний. – Тот, кто сейчас первым услышит плебеев, станет буквально кумиром всего Рима. И что это, как ни истинное проявление демократии? - Теперь ты хочешь идти против Сената? – удивленно покачал головой проконсул. – Я не выступлю ни против него, ни против Города. - И не надо, - кивнул Премий. – Но именно ты идеально подходишь сейчас для соединения всех ценностей Рима. Патриций из древнего рода, но поддерживающий некоторые, самые справедливые, идеи плебеев, римлянин и этруск, взявший в жены эллинку, которая была верна Республике, но изгнавший матрону, которая пошла против граждан. Это же идеально! Твоя кандидатура понравится и толпе, и Сенату. - Хорошая мысль, - согласился Олий. - А что делать с фракийкой? – поменял тему Луций, который пока не был готов принять этот план. – Отпустить, что ли? - Если не будет доставлять хлопот, пусть остается при Элене, - чуть пожал плечами трибун. – Все же она – законная пленница. И у нас нет необходимости дарить ей свободу. А при случае она подтвердит то, что тебе будет нужно. Проконсул подумал и кивнул. Действительно, не так и важно, при каких обстоятельствах она захвачена, в тех землях продолжаются войны. Если впоследствии объявится этот самый фракийский вождь или кто-то еще из тех земель, то женщину можно будет отдать ему, тем самым подтвердив мирные намерения римлян. *** Рабыня оказалась тихой и, кажется, благодарная за спасение от насилия легионом, старалась угодить жене трибуна. Она лишь однажды осмелилась на просьбу, говоря, что ее мужа, вождя одного из племен, захватил Глабр. Сура просила найти его. Елена, сама недавно чуть не превратившись в рабыню, проникшись жалостью, передала ее просьбу Олию. Выходило, что фракийский вождь уж точно не появится. Правда, исключать появление других союзников из тех земель, было нельзя. Олий сомневался, что отыщет мужа Суры. Даже если предположить, что Глабр сохранил мятежнику, каким он выставлял фракийцев, жизнь, вряд ли он позволил жить ему в отличных условиях. Скорее всего, парень уже был продан на рудники, а там даже очень крепкие рабы долго не живут. Если же предположить, что фракийцу повезло и Глабр просто отдал его какому-нибудь работорговцу, вряд ли новых хозяин сохранил рабу прежнее имя, римляне предпочитали давать свои клички, чтобы было проще запомнить… Однако трибун обещал, что если встретит такого пленника, выкупит. Это не было жестом милосердия, Олий сделал бы это хотя бы потому что воссоединение семьи может оказаться выгодным политическим ходом впоследствии. Но он тем более не мог отказать в просьбе молодой супруги – это обещание ему ничего не стоило, а ей было очень приятно. *** Дальнейший путь до порта и на кораблях до Неаполя, как и небольшой переезд в Рим прошли уже спокойно. Больше всего времени потребовалось именно в порту, потому что перевезти тысячи легионеров под силу не каждому судну, но поскольку эти земли полностью контролировались Республикой, то власти Рима тут было подчинено все, отказать проконсулу не могли, все суда были к его услугам. Элена и Дафна с интересом рассматривали земли, по которым ехали. До этого в жизни они лишь однажды покидали дом – чтобы отправиться в дом мужа, но то расстояние было не сравнить с нынешним путешествием. Тем более, что все опасности остались позади и можно было просто поражаться тому, что их окружало. Земли Италии произвели на девушек неизгладимое впечатление. Здесь все казалось иным, хотя и похожим. И уж вовсе необыкновенным казался Рим – город, в который они прибыли во второй половине дня, ближе к закату. Армия и обозы с пленными остались за пределами города – по старинным законам, воины не входили в город. Утром следующего дня проконсул и трибун собирались предстать перед Сенатом с отчетом о своем походе. Затем было бы вынесено решение относительно судьбы пленников и добычи. Легионы же временно оставались под стенами Рима. Пока Корнелии вступали в городские ворота как обычные граждане, в сопровождении жен, рабов и возов с личным имуществом. И если небольшие поселения и виллы, которые девушки видели издали, пока путешествовали, их удивляли своими отличиями от всего им знакомого, то Рим… Этот город просто обрушился на них. Несмотря на довольно поздний час, на улицах было много народу. И вовсе не потому что они вышли встречать прибывших и стремились узнать новости, они вели обычный образ жизни, занимались какими-то повседневными делами. На улицах стоял гул, который был уместен, как казалось эллинкам, днем или в случае, когда происходит что-то особенное. Однако здесь этот гул был просто гулом голосов, обсуждающих погоду в эти дни, качество мяса в ближайшей лавке и иные будничные проблемы. А еще были дома. Необыкновенно высокие, в несколько этажей, на каждом из которых кто-то жил. Это выглядело очень и очень странно, потому что в одном таком доме было больше людей, кажется, чем в некоторых деревнях… Перемещаться было легко. Дороги и в Элладе были неплохи, но у себя римляне и вовсе все замостили камнем. Девушки не представляли, как делаются эти пути, однако точно знали, что на этой дороге совсем не трясет не только в носилках, но и в телеге, они видели, насколько легче идти животным и рабам. Но если к плавному ходу дамы постепенно привыкли, хотя и продолжали поражаться дорогам все это время, то в городе они не переставали смотреть вверх. После того, как удивление от инсул прошло, дамы принялись разглядывать детали встречающихся им зданий. И здесь обнаружили для себя тоже немало необычного, в первую очередь тягу к круглому и полукруглому. Даже вход в дом был не простым, а с полукруглой аркой – и притом каменной! Как они это делают? У себя эллинки никогда не видели ничего подобного, привычные к ровным правильным линиям… Высокие дома остались позади, вместо них появились более привычные виллы, а впереди виднелись храмы. Но и в этой обычности все было совсем не так, хотя девушки и не могли похвастать большим опытом и знанием многих городов. Дома тут не напоминали крепости для защиты, но и не походили на жилища, созданные самой природой вокруг. Храмы, виднеющиеся вдали, поражали не меньше, чем в Элладе, хотя девушки полагали, что после высоких домов никакие иные здания не смогут их подавить. Но все же вершиной в городе были именно те храмы… Только тут молодые матроны осознали, что находятся почти в центре города. Столько времени понадобилось, чтобы они добрались только сюда?! Рим был огромен! За то время, сколько они добирались сюда от ворот, в Элладе они проехали бы уже два или три города от края и до края. Сейчас казалось, что тот старый дом, где они жили (до сих пор не получалось называть его своим домом, да уже и не надо было, наверное), находился у самых стен их города. Рим был велик… Вот именно сейчас, оказавшись тут, а вовсе не перед множеством рядов легионеров, эллинки понимали то, что твердили их мужья. Солдат может быть и больше, сосчитать их часто бывает очень тяжело, а по земле их родины ходили разные войска. И женщине сложно понять, кто из них лучше обучен, кто сильнее и более умелый. Но зато женщина видит величие в ином. Если Рим не тратит все силы и деньги на свою армию, а строит огромные дома и мостит дороги, значит, он уверен в своей безопасности. Армия сильна уже потому, что ее не пытаются увеличить. И это лишь то, что они успели увидеть сразу в момент приезда, притом вечером! Что же будет при свете дня? Что будет, спустя месяцы и годы жизни тут? Разве можно противостоять этой силе? Так могли думать эллинки, когда жили у себя, сидели за закрытыми стенами и дверьми. Но как могут так думать короли и опытные военные? Их послы и разведчики ведь бывают в Риме, они видят все это величие, однако поднимают крупные войны, поначалу даже тесня захватчиков… Может быть, дело именно в этом? Каждому хочется отобрать часть этого величия и богатства? А сопротивление захватчикам всегда кажется справедливым делом, тем делом, которое непременно поддержат боги! Луций и Олий наконец разделились, каждый направлялся к своему дому. И эллинки поспешно простились, но без капли сожаления, не сомневаясь, что увидятся вскоре. А вот увидеть свой новый дом очень хотелось. Как хотелось, чтобы новое жилище стало действительно их, с этого вечера и навсегда.