АЙРИС
Просто поверить в это не могу! Ради будь трижды проклятого Эванса лезу на третий этаж, в четыре утра, едва взбираясь вверх по водосточной трубе. Я выдохнула, опираясь подбородком на подоконник окна второго этажа общежития. Если его ещё и не окажется в комнате — то я рассержусь уже по-настоящему. Привал, длиной в семь секунд, завершился, и я вновь запыхтела, настойчиво карабкаясь вверх. До третьего этажа оставалось совсем немного, но каменная стена царапала мои колени и локти даже через плотную джинсовую ткань. Джейкоб пропал на четыре дня, не на шутку встревожив меня. Он впервые пропустил лекцию Фостера в понедельник, не показался на заправке в три часа ночи, и совершенно не отвечал на мои звонки, игнорируя все сообщения. После нашего поцелуя на заднем дворе клуба, Джейкоб словно стал более живым, но затем внезапно исчез. Словно его никогда и не было. Его стул в лекционной и кресло в кафетерии теперь пустовали, вселяя в меня душераздирающее чувство беспокойства, а весёлый смех испарился в воздухе, оставив после себя лишь дымчатое воспоминание. Его внезапное отсутствие в моей жизни, неприятное ощущение тревоги вкупе с тайным желанием поскорее его увидеть заставляли меня искать с ним встречи. И вот, скоро на улице уже рассветёт, а вместо того, чтобы отдохнуть после работы и готовиться к завтрашнему дню, я карабкаюсь по стене, как навозный жук, надеясь, что камеры в углах здания не заснимут моё лицо. От воспоминаний о нашем поцелуе, мои щёки вспыхнули и загорелись, точно подожжённая солома. Я помнила его срывающееся дыхание, мягкие, а затем уже и смелые, опытные касания его языка и губ, дрожь его пальцев на моих бёдрах, тихий смех, бормотание, и его счастливый взгляд, когда он узнал, что это мой первый поцелуй. Я чихнула от пыли в носу, и проворно закинула левую ногу на широкий подоконник его комнаты. Судя по моим подсчётам, именно эта дальняя комната должна была оказаться королевскими апартаментами его величества Эванса. Смело выдохнув, чтобы приободрить себя, я оттолкнулась от трубы, и с тихим визгом ухватилась руками за оконную раму. К моему счастью, тело не полетело по инерции вниз, чтобы расплющить меня в рисовую лепёшку, но я ударилась носом о оконное стекло и тихо застонала, шаря потными от лошадиной порции адреналина ладонями по пластиковым створкам. К моему удивлению, окно оказалось открытым, и едва я надавила на стекло, как тут же кубарем влетела в комнату, что силы ударившись затылком о письменный стол. Я медленно огляделась, со вздохом потирая ушибленное место. Комната оказалась просторной, учитывая двойной ряд высоких книжных полок у левой стены, и большую кровать с высоким пологом у правой. Нет, это точно не комната Джейкоба. Разве он настолько сильно увлекается чтением, что небрежные ряды книг валяются даже на блестящем от лунного света полу, а то и на подушках? Я сокрушённо вздохнула, и уже было собиралась запрыгнуть обратно на подоконник, когда мой взгляд упал на мужчину, развалившегося в кресле в дальнем углу комнаты, окружённый серой дымкой английского табака. Моё сердце дрогнуло. Я вдруг явственно почувствовала запах дорогих сигарет, и осознала, что это его комната. Я не ошиблась. Мой растерянный взгляд остановился на его сгорбленной фигуре. Он выглядел уставшим, ужасно неряшливым, словно не спал несколько дней подряд, а не мылся ещё больше. Его густые волосы были растрёпаны, на скулах и подбородке уже успела вырасти лёгкая щетина. Белоснежная рубашка на его груди была распахнута, обнажая мускулистый торс и тонкую полоску волос, прячущуюся за ремнём таких же белоснежных брюк. — Джейкоб? — пробормотала я, направляясь к нему, но отчего то замерев на полпути. Он медленно повернул ко мне голову, и я увидела его помутневшие глаза с лопнувшими красными прожилками. Пьян. Я тотчас же с неприязнью заметила высокий пустой бокал на подлокотнике кресла, затем перевела хмурый взгляд на его лицо. — В чём дело? — Айрис? — охрипшим голосом протянул он, глумливо ухмыляясь. Я нахмурилась ещё больше, уже не на забаву встревоженная. — Какой попутный ветер занёс тебя в мою берлогу? — С чего это ты вдруг решил надраться? — холодно отрезала я, приближаясь к нему. — Ты ужасно выглядишь. Джейкоб встал с кресла, пошатываясь и усмехаясь. Он поднял руки, словно бы в капитуляции, и полы его рубашки разошлись ещё больше, обнажая загорелую мускулистую грудь. — Не ругайся. Тебе это не идёт. Я начала сверлить его взглядом, чувствуя себя круглой дурой. Все эти дни я места себе не находила, всё волнуясь о нём, а он решил хорошенько напиться и залечь на дно. Во мне начала подниматься кипучая волна раздражения. — Что произошло? Почему… Почему ты в таком состоянии? Он задержал свой взгляд на моих сердито горящих глазах, а затем опустил его ниже, изучая моё тело. Я даже не напряглась, всё ещё безоговорочно доверяя ему. Даже пьяному ему. Джейкоб хрипловато засмеялся. — Ты не должна быть здесь. — Я сама решаю, что и кому я должна. Отвечай на вопрос. Он насмешливо нахмурил брови и шутливо приподнял руки выше, словно добровольно сдаваясь в плен. — Какие мы грозные. Боюсь, боюсь. — Вижу, алкоголь развязал тебе язык, — я шагнула к нему ещё ближе, и запах бренди окутал меня в терпкий туман. — Что с тобой произошло? Джейкоб ухмыльнулся, блестя своими мутными глазами. Его широкая ладонь коснулась моей щеки, но я не отпрянула, внимательно вглядываясь в его зрачки. Он выпил достаточное количество спиртного, чтобы набраться непривычной наглости, но недостаточно, чтобы посягнуть на то, что ему не позволено. Джейкоб обхватил рукой мой затылок, рывком притянув меня к себе ещё ближе. Не успела я и выдохнуть, как его губы властно накрыли мои. Напористость и требовательность его рта заставили моё сердце затрепетать. Каждым дюйм его тела был напряжён до предела, особенно рельефные мышцы пресса, прижимающиеся к моей груди. Поцелуй стал невероятно обжигающим, а его ладони поползли вниз по моей спине, лаская кожу через слои одежды. Сердце гулко забилось, когда Джейкоб крепче сжал меня в своих руках, пробуя меня на вкус. Кожа словно загорелась, губы изнывали, а рёбра жалобно затрещали под его грубоватыми касаниями. Вкус бренди и сигарет остро почувствовался на моём языке, прежде чем я с силой оттолкнула его от себя, наотмашь ударив его по лицу. Его жёсткая щетина оцарапала мне ладонь, когда я отшатнулась назад, буравя его возмущённым и затравленным взглядом. — Хватит! Джейкоб засмеялся, загибая брови и потирая свой покрасневший подбородок. — У тебя отличный удар правой. Я молчала, всё так же пристально глядя на него. Он улыбнулся. — Понятно. Ты думаешь, что сейчас я швырну тебя на пол и завладею тобой, несмотря на твои вопли и сопротивления. Плохо же ты меня знаешь… Я не беру без разрешения… Я очень хороший человек. В его последних словах ярко прозвучала горькая ирония. Я сглотнула нелепо образовавшийся ком в горле. Внизу живота запульсировало. — Я и не думала об этом. — Напрасно. Может, я и способен на такое зверство. — он тяжело опустился в кресло и схватил коричневую бутылку с пола, делая жадный глоток. Я тут же подпрыгнула к нему, резво выхватывая бутылку из его рук. Джейкоб даже не возразил, вытирая рукавом рот. Как призрак, весь в белом. Как призрак, отражение некогда бывшего живым человека. — Какая это бутылка по счёту? Он сощурил глаза. — Двадцать восьмая. — Не смешно. Кто доставляет тебе алкоголь? Сам ты едва переставляешь ноги. Джейкоб пренебрежительно махнул рукой, уставившись на свои колени. Его пустой взгляд посеял во мне острое замешательство. — Думаешь, горю можно помочь, напившись в хлам? — встряхнула я наполовину полную бутылку. Он не ответил, продолжая сидеть неподвижно. Я осторожно поставила бутылку на пол, и опустилась перед ним на корточки. — Что случилось, Джейкоб? Он словно очнулся. Качнул головой и пьяно усмехнулся. — Слабость… Алкоголь это всего лишь слабость… Я понимающе кивнула. Он укорял самого себя, но мне были нужны объяснения, а не угрызения совести. — Это как-то связано с твоей семьёй? На его щеке дрогнул мускул. — Что, теперь об этом знают и в Бостоне? Я поспешила покачать головой, сжимая его ладонь. Джейкоб склонился надо мной, чтобы тихо произнести: — Она меня ненавидит. Так сильно, как только умеет. И никогда меня не простит. Мэлоун важнее крови. Мэлоун важнее всех. Я пыталась понять его, понять, кто же такой Мэлоун, и всё приходила к мысли, что это связано с его сестрой близнецом. Джейкоб посмотрел на меня с такой болью, что у меня едва не заслезились глаза. Он сжал мои пальцы и безнадёжно прошептал: — Неужели она никогда не поймёт, как сильно я её люблю? Неужели этот ублюдок стал ей дороже человека, с которым она вместе с самого зачатия? С которым она сначала делила место в чреве, а затем и в проклятой песочнице? Неужели, Айрис..? Я недоуменно покачала головой, изумлённо уставившись на него. — Этого не может быть. Ты всегда будешь занимать отдельное место в её сердце. Вы близнецы, Джейкоб. Не глупи. Её обида скоро исчезнет и всё будет как и прежде. Он засмеялся. — Как и прежде… Ничего не будет как прежде… — его губы искривились в улыбке, а затем он фыркнул. — Почему мы говорим об этом? Почему не говорим о тебе, мисс Мейтнер? Смешливый и любящий приключения цветок ириса? Кстати, почему же именно Айрис? Я задумчиво опустилась на пол, глядя на его красивое лицо, утопающее в полутьме комнаты, наполненной дымчато серым светом от сигаретного пепла. Это был неплохой способ отвлечь его от болезненных мыслей. — В юности папа зарабатывал на жизнь тем, что продавал у своего дома жёлтые ирисы. Когда он влюбился в мою маму, то смутился открыто выразить ей свои чувства, понимая, что не в состоянии обеспечить её. Мама была расчётливой особой, и он считал, что она засмеётся ему в лицо, узнав про его чувства. Но не в силах бороться с самим собой, папа начал оставлять маленькие букеты из ирисов на её подоконнике. Поначалу мама выбрасывала их. Так длилось несколько недель. А затем папа понял тщетность своих попыток, и перестал это делать. Не обнаружив букет ирисов на своём подоконнике на следующий день, мама почти встревожилась. А спустя пару дней, жутко заволновалась. Такова странная натура людей, Джейкоб. Мы всей душой привыкаем к некоторым вещам, будь это даже обыкновенные полевые жёлтые ирисы под окном. И внезапно лишившись этих вещей, начинаем остро переживать их утрату. Позже, мама сама нашла папу. Они полюбили друг друга, поженились... Всё как и в старой доброй сказке про возлюбленных. — Но? — прохрипел Джейкоб, заставив меня вздрогнуть. Я подняла на него взгляд. — Но счастье обычно не длится долго. Папа умер. Вместо того, чтобы сойти с ума от горя, мама начала искать утешение в чужих мужских объятиях, позабыв про трёх своих дочерей. И меняла мужчин она как перчатки. Говорила, что у этого — улыбка, похожая на улыбку нашего отца, а у этого — взгляд такой же умный. Что один напоминает ей его смех, а другой — запах. До сих пор ищет отца в едва знакомых мужчинах… А когда находит хоть одну деталь, совсем чуть-чуть похожую, будь это изгиб бровей или трещинка на губах, она его не отпускает… Венка на виске Джейкоба запульсировала. Он сердито сдвинул брови. — Она могла найти его в вас. К моим глазам прилили горячие слёзы. Я кивнула. Да. Могла. Я похожа на отца, а Рут — вылитый папа. Но мы не были мужчинами, способными подарить ей утешение. Мы всего лишь её дочери. А Джейн… Джейн настоящая копия мамы, ничем не похожая на нашего отца, всей душой ненавидящая себя за это. Ненавидящая нас за это. Она любила отца сильнее, чем саму жизнь. И после его смерти разбила все зеркала в доме, повторяя, что единственное, что папа оставил ей — это нас с Рут, так похожих на него. А сама она — вылитая мама, которую она презирает всей душой. Я помнила тот вечер, когда Джейн хотела изуродовать своё лицо, чтобы не быть на неё похожей. Когда отстригла все свои рыжие пряди, закрыв лицо ладонями и рыдая в голос, что ненавидит себя. С тех пор так и ничего не изменилось. Рут почти не помнила отца. Ей было намного легче. Но Джейн помнила. И она всегда вспоминала о нём, когда глядела на нас с Рут. Но я… Порой мне так хотелось сказать Джейн о том, что мне тоже больно... Больно смотреть в зеркало, потому что в отражении увижу его. И от себя не убежишь. Не забудешь. Не сможешь. Вот так вот просто. Когда-нибудь наша мать вспомнит о том, что у неё есть дети. И тогда я скажу ей то, что она сказала мне, когда перестала нас замечать. «Вас больше нет». Да. Нас больше нас. Мы погибли вместе с отцом в тот самый день. Мы потеряны. И мы больше к тебе не вернёмся. Заметив слёзы в моих глазах, Джейкоб подался вперёд, вытирая моё лицо тыльной стороной своей ладони. Его резкий вздох разорвал тишину, а взгляд стал невероятно мягким. — Что же мне с тобой делать, Айрис? — прошептал он в мой висок, заставив меня покрыться мурашками от макушки до пят. Я обхватила его шею руками и горячо прильнула к его рту. От него пахло спиртным, английским крученым табаком, потом и блеклым ароматом одеколона, но именно они чудеснейшим образом и образовывали собой вкус и запах Джейкоба. Он тихо выдохнул и одним уверенным рывком подхватил меня за талию, усаживая на свои колени. Я обвила его бёдра ногами, теснее прижимаясь к нему, ища в нём утоление, как первобытного голода, так и внезапно вспыхнувших и безосновательно упрямых чувств. Джейкоб прокрался горячими ладонями под пояс моей рубашки, едва ли не щекоча кожу на рёбрах. Его пальцы ухватили край моего белья, обычного и белоснежного лифчика, без кружев и причудливых бантиков, делающих тело более соблазнительным, но я знала, что это совсем не имеет значения. Он с лёгкостью расстегнул лифчик, скользя костяшками пальцев по округлостям моих грудей. Я застонала в его рот, совсем обезумевшая, раз хотела этого, хотела прямо сейчас и изнывала от тоски по его близости. Джейкоб шумно оторвался от моих припухших губ, расстегивая мою рубашку. Я помогла ему избавить меня от тонкого клочка джинсовой ткани, дрожа всем телом. Он сорвал с меня лифчик, помедлил пару секунд, глядя на мою обнажённую грудь, а затем стиснул зубы и тяжело выдохнул. Вены на его запястьях угрожающе вздулись. Стоит лишь поднести к ним лист бумаги — и перережешь их напрочь. Его рука вновь коснулась моей груди, но это было уже нежное и лёгкое касание, как если бы он гладил крылья бабочки. Джейкоб прижал меня к себе ещё крепче, осторожно касаясь губами моей шеи, ключиц, плавно сползая вниз, пока его губы не поймали мой левый сосок. Я смутно осознавала происходящее, не веря в то, что это не сон. Возможно, прямо сейчас я заснула на заправке, устало упав щекой на прилавок, и это лишь грёзы, безумные смелые грёзы… Моё тело вздрогнуло, когда его зубы задели чувствительную кожу моей груди. Джейкоб тяжело задышал в мою шею, когда подхватил меня на руки, почти спотыкаясь, но уверенно ведя меня в другой конец комнаты. Мы так и не успели дойти до кровати. Мягко уронив меня на стопку массивных книг, Джейкоб опёрся на свои предплечья, оставляя дорожки из жарких поцелуев от моего плеча до груди. Я вздрогнула, когда его влажные губы вдруг оказались на моём животе, а затем жалобно взвизгнула молния джинсов, и голова Джейкоба очутилась уже между моих ног. — Джейкоб, ты не можешь… Он пристально взглянул на меня, чуть приподняв голову, и мои колени подкосились. Я схватилась ладонями за голову Джейкоба, из-за охрипшего и пульсирующего горла не имея возможности возразить, чтобы вовремя остановить его. Мой взгляд стремительно закружился, когда ткань оказалась опущенной до самых лодыжек, оголяя всё моё тело. Робость и смущение накрыли меня жаркой волной, и я попыталась сжать ноги вместе, чтобы не допустить этого, но Джейкоб провёл кончиком своего носа по внутренней стороне моих бёдер, целуя каждый клочок кожи, ведущий к моим сомкнутым бёдрам. Он трепетно развёл мои колени в стороны, прежде чем задеть обжигающим поцелуем самое чувствительное место, пылающее, влажное, жутко стыдливое. Я тихонько вскрикнула, запрокидывая голову. Моя правая рука нащупала корешок первой попавшей книги, с силой сжимая её, словно пытаясь выдавить из неё весь сок. Я затаила дыхание, напрягая каждый мускул в теле, крепко зажмуриваясь от удовольствия. Джейкоб зашевелил губами, языком, ртом, скользя вдоль и поперёк, задевая самые уязвимые точки, самые потаённые места. Я зажала нижнюю губу между зубов, но громкий стон всё же сорвался из моих уст. Изначально книги впивались мне в спину, но теперь всё тело онемело и стало ватным, кроме бёдер, где жар только разрастался в сокрушающий пожар. Джейкоб не отрывал своего ненасытного рта от моей кожи, зарывался носом, проникая языком всё глубже и глубже… Картина перед глазами раскололась в щепки, вновь собралась в единое целое, а затем вновь растворилась в воздухе. Я выгнулась, приподнимаясь на локтях, встречая его тёмный взгляд, пока не почувствовала, что разбиваюсь на части, что падение с космоса камнем вниз — лишь бледное отражение того, что я чувствую прямо сейчас. Весь мир словно ладонями схлопнули в чёрную дыру. И ладони эти принадлежали Джейкобу Эвансу. Я задохнулась от стона, рухнула на книги, уже понимая, что потеряна. Если бы месяц назад… Нет, не так. Если бы вчера мне сказали, что сегодня, в тот самый короткий промежуток между ночью и рассветом, я позволю Джейкобу коснуться себя… Коснуться губами, языком, а не только руками, то я бы ни за что не поверила, возмутившись этому бесстыдству. Я бы совсем не поверила… Но сейчас… Это уже произошло. И пускай небеса упадут на меня, если мне это не понравилось.***
Я лежала калачиком, прижимаясь щекой к тёплому плечу Джейкоба, пока его руки обнимали меня, согревая, остужая, оживляя. Он не спал, всё ещё хмельной, всё ещё одетый в белоснежные брюки. Рубашка, которую я с него стащила, валялась на полу, под кроватью, и его тёплые мускулы под моими подвижными пальцами заставляли меня отключить разум на некоторое время. На мне не было и клочка одежды, бёдра прикрывала лишь чёрная простынь, мягкими атласными складками собравшаяся у моих колен. Я прижалась носом к его шее, напоследок вдыхая запах его тела, прежде чем уйти на работу. Солнце пробивалось через жалюзи, отбрасывая косые лучи на стене. Джейкоб приоткрыл глаза. — Что случилось? — Мне пора на работу. — прошептала я, приподнимаясь. Он с лёгкостью дёрнул меня обратно к себе, и я вскинула брови, приземлившись на его тело. Джейкоб поднял голову, чтобы увидеть моё лицо. Он выглядел невероятно помятым, но даже в таком виде вызывал особый трепет моего сердца. Я зевнула. Сегодня я пожертвовала ради него всеми доступными мне на сегодня тремя часами сна. Голова жестоко гудела. — Меня уволят, если я пропущу смену. — Ещё пять минут. — он коснулся губами моего вспотевшего лба, медленно поглаживая меня по спине. Я закрыла глаза, невольно кивнув. Сознание и тело требовали хотя бы пару часов сна. Джейкоб провёл ладонью по моей груди, чуть сжав её, и я едва не застонала, уже проваливаясь в сон. Перед глазами начала расплываться тьма. Ещё две минуты… Одна... А затем мир превратился в чёрный.ДЖЕЙКОБ
Глубокая затяжка, глоток чёрного, как смоль, кофе, и я вновь вдавил ногу в газ. Мозг звенел, но я игнорировал все послания тела, заруливая на заправку. Вывеска «Golden» замигала и погасла, когда я вошёл внутрь, кивая парню, которого Айрис в прошлый раз назвала Чипом. Он зевнул и протянул мне руку, совершенно не удивившись моему появлению. Парень выглядел так, словно сон — это единственное, чего он сейчас хочет от жизни. Его глаза почти закрывались. Чип сонно протянул: — Заменишь Айрис? Я кивнул, принимая от него объёмную связку ключей. Она забылась мёртвым сном на кровати в моей комнате, где я и оставил её, заперев за собой дверь. Признаться, меня и самого смертельно клонило в сон. Я опустился на стул, потирая ноющие веки. Перед выходом из общежития я принял ледяной душ, чтобы прогнать остатки головной боли, но отголоски алкоголя давали о себе знать. Мне не стоило обсуждать с Айрис гребаного Мэлоуна, этого ублюдка, чьё имя даже не должно было касаться её уст, но я всё вспоминал её слова, когда она удобнее устроилась на моей груди, согревая меня своим тёплым дыханием. — Даже самый манипулятивный, жестокий и потерянный человек может быть с кем-то ласков и нежен. — произнесла она. Может. Каждый может изменить часть себя, чтобы сохранить одного человека. И если Мэлоун сделал это ради Ханны… То нам всем стоило бы принять её выбор. А я… Я сделаю себя только сильнее, чтобы ей было на кого положиться. Чтобы она впервые почувствовала себя человеком, а не работающей машиной, всегда смеющей и всех веселящей. Чтобы она поспала несколько часов в мягкой постели вместо того, чтобы сидеть здесь, ранним утром, в такой холод. Чтобы ей было на кого опереться. И чтобы она почаще думала о настоящем, а не только о завтрашнем дне, который уже расписан по минутам. Я опёрся затылком на стену, глядя на потолок. На улице собирался идти дождь, и хмурые тучи собирались в одном месте, грозясь упасть на землю и воцарить небывалый хаос. Я закинул ноги на стол, насвистывая под нос песенку. Веки почти закрывались, но от мысли, что Айрис сейчас спит, мои губы трогала насмешливая улыбка, и я вновь мотал головой, возвращая себе бодрость. Ближе к вечеру дождь всё же решился оросить Бостонские земли. Дворники активно очищали лобовое стекло моей машины от крупных капель, беспрестанно падающих и стекающих вниз, оставляя за собой прозрачные полосы. Я вышел из машины, разминая шею. Генри и Николь, стоящие в коридоре общежития у автомата с кофе, синхронно повернулись ко мне. — Так ты жив? — заразительно засмеялся Генри, хлопая меня по плечу, и присвистывая, увидев моё побледневшее лицо. — Ходячий труп. Тебе бы выспаться, дружище. — Приму к сведению. — ответил я, проходя мимо. Николь осторожно коснулась моего бицепса, и я метнул в неё вопросительный взгляд. — Это правда? Что ты дрался в бойцовской клетке? — зачарованно шепнула она. Мне потребовалось немало самообладания, чтобы сохранить невозмутимость. Кое кто, кому, вероятно, было очень скучно, неустанно распространял вести о моём прошлом, копоша грязное бельё. Если Айрис узнает... Если она увидит... Я дёрнул плечом, выражая своё нежелание отвечать на этот вопрос, и Николь глухо ахнула. — Так это правда! Ты сын того известного бойца! Генри с любопытством вскинул брови. — Какого? — Арчера Эванса. В Нью-Йорке его знают едва ли не все. — восторженно затараторила Николь, и Генри изумлённо опустил скрещенные руки. — Неужто сам Арчер? Я резко выдохнул, скорее отдаляясь от них. Имя моего отца дошло и до Бостона. Я был уверен, что это случится не скоро, но втайне надеялся на то, что это не случится никогда. Я отпёр дверь, чувствуя сильное раздражение, но оно бесследно исчезло, когда я увидел Айрис, сонно свернувшуюся в аккуратный клубочек на краю моей кровати. Она так и не проснулась? Действуя как можно тише, я положил ключи от машины на полку и опустился на кровать рядом с ней. К моему удивлению, к изголовью кровати был приклеен синий стикер. Я сощурил глаза, отклеивая его и читая то, что было написано почти второпях, кривоватым почерком. «Спасибо, что позволил мне выспаться. С меня должок. Обязательно разбуди меня, как только на часах будет семь, потому что в восемь у меня подработка в городском парке. И да, я съела твой бутерброд с арахисовым маслом. А если ты обиделся… Загляни на обратную сторону стикера». Я с ухмылкой перевернул стикер. «Ты используешь доллары как закладки для книг, но при этом сердишься за один съеденный бутеброд? Ты такой бука.» Я тихо засмеялся, глядя на спокойное лицо Айрис. Она спала так же, как и река, которая впадает в спячку перед тем, как начнёт бурлить. Скинув обувь, я лёг рядом с ней, прижавшись носом к её затылку. От неё пахло сном и арахисовым маслом. Покоем и бурей одновременно. Кислыми яблоками и ирисами. Бостонским дождём и свободой.АЙРИС
К утру небо прояснилось, а дождь прекратился. Солнце начало подсушивать мокрые травинки, танцующие на ветру, когда я бодро шагала домой, перепрыгивая через небольшие лужицы. Рюкзак на моём правом плече почти болтался, но я не обращала на это внимания, занятая лишь мыслями о предстоящем выходном. По традиции, мы проводили единственный мой свободный день дома, лёжа перед телевизором, смотря старые комедии и поедая фисташковое мороженое. Порой даже Джейн присоединялась к нам с Рут, оживляя обстановку. И это был один из самых лучших дней в моей жизни. Потому что только сегодня я позволю себе побыть беззаботной. Рут подпрыгивала от нетерпения, когда отпирала дверь. Выхватив из моих рук рюкзак, она взволнованно поднесла ладони к своим заалевшим щекам. — Сегодня ты отдыхаешь! — Сегодня я вся ваша! — весело засмеялась я, разуваясь и проходя в гостиную. — Зови Джейн, и бегом в гостиную. Она разговаривает с Николасом? — Уже нет, — язвительно бросила Джейн, выходя из спальни. — Мы поссорились. Я лишь слегка нахмурилась. Они ссорились минимум двадцать раз в неделю. — Это ещё одна причина поваляться с нами на матрасе и поесть вкусняшек. Я купила две упаковки… — У него нет денег. Ему приходится очень тяжело. — перебила меня Джейн, загораживая мне путь. — А я ничем не могу ему помочь. — Что ты, моральная поддержка это тоже значительная помощь. Порой люди платят психологам немаленькие деньги за такую же службу. — заметила я, мягко отталкивая её в сторону. Джейн тряхнула своими рыжими кудрями, сердито догоняя меня. — Мне нужны деньги. В долг. — Сколько? — Пятьсот. — Что ж, если долларов, то дай мне знать, когда они тебе будут нужны. Может быть, через год-другой я накоплю. — я остановилась. — Джейн, ты с ума сошла? У нас нет таких денег. — У тебя нет, а у твоего парня бойца есть. У меня внезапно перехватило дыхание. Ладони повлажнели. — О чём ты? Джейн бросила свой телефон на столик и топнула ногой, презрительно закатывая глаза. — Рут видела его вживую. А мне его показал Колин. Это Джейкоб Эванс. Он дрался с каким-то Луи в клетке. Ты знала, что они дрались из-за денег? Твой богатый парень зарабатывает доллары насилием. От нехорошего предчувствия меня тут же замутило. — Его отец является бойцом. А он… — Брось, Айрис, ты же не дурочка! Посмотри эти видео, здесь их целая куча. Он сломал тому парню несколько рёбер. А этот Луи раздробил ему ногу. Твой Джейкоб случаем не хромает? Я думала, что он навсегда останется калекой. Меня едва не вырвало. Я не смотрела на брошенный телефон, стараясь игнорировать внезапно появившуюся боль в затылке. — Это его прошлое. Нас не касается прошлое другого человека. Давай разберёмся с собственными проблемами, вместо того, чтобы лезть в чужую жизнь. Джейн ехидно засмеялась. — Он дерьмовый человек. Посмотри на его лицо, когда он дрался. Он получал удовольствие от чужой боли. Поздравляю, твой парень самый настоящий садист. Рут, ты ведь тоже это видела! Не молчи! — Рут? — я повернулась к ней, виновато стоящую у двери, слегка опустив голову. — Зачем ты показала ей это видео?! Она не… — Она маленькая, но уже в состоянии уметь отличать тёмное от светлого. Скажи же, Рут, что ты думаешь об этом Джейкобе? Рут отвела взгляд в сторону, нервно приглаживая свои спутанные волосы. — Он сказал, что я красивая. Я тихо выдохнула. Она поспешно мотнула головой. — Но он соврал. Плохие люди всегда лгут. А он — плохой человек, — её подбородок задрожал. — Он злой. Ты говорила, что злые люди не будут причинять нам боль в этой жизни. Что ты позаботишься о нас. Тогда почему ты привела его к нам домой той ночью? Я резко втянула воздух в лёгкие. — Джейкоб не… Джейн осуждающе покачала головой. — Посмотри видео, Айрис. А затем скажи, кто же он такой на самом деле. Если ты сама знаешь ответ, конечно же. Я подняла телефон, но не сразу решилась включить экран. Рут сдвинула брови и покачала головой, торопливо удаляясь на кухню. Джейн подошла ко мне почти вплотную, когда видео уже загрузилось. Мне не требовалось несколько минут, чтобы досмотреть видео до конца. Уже на семнадцатой секунде начался бой. Кто-то снимал это видео снизу, сквозь прутья стальной решётки, напоминающую клетку для диких и необузданных зверей. Разве подобное ещё существует? Джейкоб схватил блондина с бритыми висками и с агрессивной силой впечатал его лицом в прутья. Кровь брызнула на пол и на камеру, но оператор заорал ещё громче, почти возбуждённо. Где-то на заднем фоне раздался тошнотворный хруст, а затем и жуткий вопль боли. Я выключила телефон, невидящим взглядом уставившись на стену гостиной. Всё моё нутро словно перевернулось, горькое чувство ужаса поселилось в самом сердце. Я не слышала дальнейшие слова Джейн. Моё тело оставалось неподвижным, но внутри… внутри всё словно рухнуло к чёрту. Разрушилось. Развалилось. Безвозвратно.