АЙРИС
Благоуханные вечера в Бостоне далеко не редкость. А когда это третья неделя октября, мой самый любимый праздник — День Сладостей, то вечер становится более живым и сладко пахнущим, в самом прямом смысле этого слова. Разумеется, по традиции мы осыпали дорогих нам людей подарками в виде кучи разнообразных сладостей, но сегодняшний рабочий день вымотал меня настолько, что я не нашла и свободной минутки на то, чтобы заглянуть в супермаркет и закупиться шоколадками. Солнце уже спряталось за горизонтом, напоследок блеснув янтарными лучами, словно прощаясь со мной, устало шагающей домой, сгорбленной от тяжести тканевого рюкзака, с окровавленными костяшками пальцев и синяком на бедре. Как бы это ни было прискорбно, аренда за квартиру возвысилась до заоблачных цен, а Джейн не прекращала устраивать истерики, требуя от меня немного денег для своего бойфренда, Николаса. Я не была намерена идти на поводу её капризов, но когда сонно заваливалась на кровать, а она хищным коршуном нависала надо мной, не позволяя сомкнуть глаз, то мои руки непроизвольно тянулись к бумажнику, лишь бы она разрешила мне отдохнуть. Сверхурочные уже не спасали, а мой лучший друг Колин, по совместительству скрытый дилер, пропал надолго, отрезав от меня ещё один доступный путь дохода. Бедность… Она красива только в романтических сказках, в которых позитивные главные герои укрываются одной лишь хилой соломой, но продолжают улыбаться, так как самое главное ещё при них — любовь и добро. Но в жизни бедность отбирает даже самые жалкие клочки, останки этих светлых чувств. Сначала человек несчастен, а затем озлоблен. К счастью, мне всё ещё удавалось цепляться за жизнь, оберегая своё сердце от злости. Но уберечь его от унижения уже не удавалось. От болезненных воспоминаний я вздрогнула, суетливо поправляя пояс своих джинсов. На глаза навернулись бы слёзы, но я поспешно отогнала их, сжимая кулак в кармане. Деньги это деньги. Они не пахнут, не заразны, и не осуждают нас. Пусть и заработаны таким уничижающим путём. Я поджала губы, перебирая в кармане куртки смятые доллары. На мне всегда была свободная и тёплая одежда светлых оттенков, но тело всё ещё помнило холодное прикосновение латексного костюма, если обтягивающий топ и мини юбку можно так назвать. Если бы Джейкоб увидел меня в том облике… Я решительно качнула головой, ускорив шаги, но мысли всё возвращались к этой теме. Если увидит, то… Наша близость и без того была разрушительна, а если он лицезрит меня в таком наряде, то всё и вовсе развалится в пыль. Не доставало лишь слёз и боли, которой в жизни мне и без того хватает. Но я всё же неосознанно искала с ним встреч. Отчаянно, безнадёжно, заискивающе. Джейкоб — моё пристанище. Он — моё одеяло, которое укутает как тело, так и душу, вынудив расслабиться, перевести дух, вновь обрести силы. Тот, к чьему плечу я могу опереться и доверчиво выдохнуть. Мы не виделись больше недели. Я делала всё, чтобы не встречать его на своём пути. Избегала его всевозможными способами, пряталась, отнекивалась. Отталкивала его так, словно всё наоборот… А сердце болезненно колышется, стоит ему подойти чуть ближе. И почему всё происходит так? Почему мы не родились в более удачных семьях? Сотню раз перед сном я представляла, как просыпаюсь, спускаюсь на первый этаж, беспечно обнимаю счастливых родителей, нелепо и так глупо хватаю клубнику со стола, который полон еды, и спешу в университет. А за воротами дома меня поджидает он. Наши родители дружат, а наше психическое здоровье в прекрасном состоянии, и мы уже планируем совместную жизнь, строя великие планы, или же решая, сколько детей у нас будет. Почему его отец — самый жестокий человек Нью-Йорка, а мой — давно в могиле? Почему деньги для него как пустота, которая почти не чувствуется, а для меня — воздух, которого всегда не хватает? Я остановилась, чтобы перевести дух. В груди закололо. Как только переступлю порог квартиры — нужно будет улыбаться Рут и Джейн, но сегодняшний лимит на улыбки был уже исчерпан. В баре, где доминирует харассмент, иначе и быть не может — неулыбчивой и несчастной девушке никто и лишнего цента не подарит. Не засунут купюры за пояс юбки, за ложбинку топа. Кожа вновь покрылась мурашками, имея свою память. Липкая от пива ладонь мужчины, скользнувшая по коже бёдер, надеясь на большее, всё ещё чувствовалась на горящей коже. От ярости и ужаса я тут же врезала мужчине кулаком по скуле, и закончилось всё весьма плачевно. Администрация бара тут же принялась утешать вспылившего мужчину, пока я потирала свой ноющий кулак. «Ты знала, что тебя здесь ждёт, когда устраивалась на работу!» — рыкнул на меня бармен, и у меня даже не нашлось возражений. Он был прав. Я задышала тяжелее. Почти убегая из бара впопыхах, я судорожно пообещала себе, что это был первый и последний раз. Но хрустящие доллары в кармане всё твердили, что я ещё вернусь. Вернусь, и довольно скоро. Приближается зима, и теперь смена на бензозаправке крайне затруднительна, а расходы всё растут и растут, точно гора, на которую всё наваливаются камни, расширяя и увеличивая её. Я копила на квартиру уже второй год, но уже несколько месяцев не добавляла нужную сумму, злясь с каждым разом всё больше и больше. Поток неприятных воспоминаний оторвал меня от земли и отшвырнул назад, словно злобное и мстительное существо. Свет в коридоре гаснет, но топот ног и тихий шёпот продолжают разрывать тишину, пока мама и очередной мужчина, которого она привела к нам домой, в полутьме шагают в спальню. Рут крепко и безмятежно спит, обняв ногами подушку. Ей было шесть. А Джейн в ужасе глядела в потолок, потому что знала, что же дальше последует. Я потянулась к наушникам на тумбочке, чтобы протянуть их ей, но она накрыла мою ладонь своей, качая головой. Да, это бесполезно, их всё равно будет слышно, даже через тяжёлый рок. Ещё утром того дня мы с Джейн переместили мамину кровать чуть подальше от стены, чтобы изголовье не стучало о неё, отдаваясь глухим эхом. Но скрип пружин и шумные стоны ещё никто не отменял. Я вздохнула, пробираемая отвращением до самых костей, когда раздались первые звуки. Шорох падающей на пол одежды, треск расстегиваемой молнии, а затем и звук ударяющихся тел. Джейн свернулась калачиком, накидывая на лоб свой любимый чёрный платок. Она всё ещё держала траур по нашему отцу. Это был второй месяц после его смерти, но число любовников нашей матери росло в геометрической прогрессии. — Развратная, — с ненавистью прошипела Джейн, когда стены едва не задрожали. Затем подняла голову и уставилась на меня. В лунных отблесках света её глаза пылали отвращением. — Давай убежим отсюда. Из Мичигана. Подальше от этой женщины. Это предложение не было для меня сюрпризом. Последние дни и ночи я только и думала об этом, но мысль о том, смогу ли прокормить и достойно воспитать двух девочек… Это пугало. Мне было всего лишь пятнадцать. Я была доверчивой и взбалмошной, но смерть отца когтями вырвала из меня всю прежнюю беззаботность. Спустя год мы с девочками переехали в Висконсин, а затем и в Айову. Джейн и Рут меняли школы, как перчатки, и это печалило меня. Я словно не давала им возможности привыкнуть к новым друзьям и месту жительства, как тут же подрывалась и сообщала об очередном переезде. Бостон стал нашей самой продолжительной остановкой. Рут здесь нравилось. Джейн всё ещё тосковала по своему парню, который остался в Айове. А я продолжала наивно мечтать о Нью-Йорке. Но для этого… чёрт, для этого тоже нужны деньги. За один день в этом баре я заработала больше, чем за неделю на заправке. Верно. Я вернусь. Я распрямила плечи, возобновляя шаг. Не продаю тело, и это единственное моё утешение. Но всё ещё чувствую похотливые взгляды, которые, как камеры со вспышками, ослепляют, забирая последние остатки достоинства и самоуважения. Разочарование. Есть ли чувство хуже? Мотоцикл остался стоять у дома, но пешая прогулка пошла даже на пользу. Я не была уверена, что смогу сосредоточиться на вождении, когда сердце разрывается на части. — Мисс Мейтнер! — раздался насмешливый и весёлый голос за моей спиной, и я вздрогнула и замерла, точно ужаленная. Горячая ладонь легла на моё плечо, мягко разворачивая к себе. Я подняла голову, встречая тёплый взгляд Джейкоба. Он наигранно выгнул бровь, держа в левой руке чёрную корзину, полную жёлтых ирисов и плиток шоколада. — Не мог пройти этот праздник стороной. Ты знала, что этот день считается вторым Днём Валентина и лишь хороший способ признаться в… Джейкоб внезапно осёкся, поймав мой измученный взгляд. Его лицо вытянулось, глаза недобро загорелись. — В чём дело? Он провёл рукой по моей шее, приподнимая мой подбородок, но я инстинктивно подобралась, опуская взгляд. После всех взглядов и жадных прикосновений за сегодняшний день — он словно солнечный свет, которого я недостойна. Как напоминание о более высшем, которое мне пришлось забыть, чтобы ступить на территорию бара. Как болезненная мука, живое воплощение всех смертельных пыток, яркое напоминание о моём провале и усталости. Отлично. Этот день наконец-то наступил. Я перешагнула через саму себя. — Айрис? Я закрыла глаза и выдохнула. — Оставишь меня одну? Пожалуйста. Джейкоб нахмурился. — Что случилось? Что с тобой? Ничего примечательного, всего лишь чувствую себя ковром, на который наступил грязный ботинок. — Оставь меня, не надо вопросов, — устало прошептала я, отворачиваясь. Сегодня не до обмена шутками. Сегодня я побуду другой Айрис. Позволь мне это, Джейкоб. Позволь побыть настоящей. Позволь не фальшивить. Эванс поставил корзинку на землю, и вырвался вперёд, склоняя голову набок. Я ожидала череду очередных недоумевающих вопросов, но он молчал, изучая меня взглядом. — Что? — не выдержала я, нарушив тишину. Его губы искривила тёплая улыбка. — Ничего. Никак не могу насмотреться на тебя. Как и все сегодняшние мужчины. Взгляды как лезвия, под самую кожу пробираются, оголяя тело. Как татуировки… Остаются на коже до самой смерти, и даже если попытаться удалить их, то они всё же оставляют после себя бледные шрамы, как напоминание. — Беда любования в том, что глаза тоже умеют причинять боль, — захрипела я, поднимая на него заплаканный взгляд. Через мгновение точно взорвусь, как переполненная ниша с водой. Перед глазами повисла мутная плёнка из слёз, но даже так я разглядела, как расширились глаза Джейкоба. Он, почти пребывая в шоке, вытащил руки из карманов кожаной куртки, протягивая их ко мне. Неосознанное заботливое движение, причинившее мне ещё большую боль. — Ты плачешь? — Нет-нет… — поспешила ответить я. Он проигнорировал мой иронический тон. Склонился и поднёс свою правую ладонь к моей щеке. Словно поджидая своего триумфа, горячая слеза тут же сорвалась с моих ресниц и приземлилась на его большой палец. Джейкоб резко напрягся, словно солёная капля обожгла ему кожу. Его левая ладонь накрыла мою вторую щеку, и ласково приподняла мне голову. Я избегала встречаться с ним взглядом, заранее зная, что это вызовет лишь новый поток слёз. Он осторожно вытер мои щёки, скользя подушечками пальцев по порозовевшей коже. Почему… почему ты такой… добрый..? Почему кажусь не ровней тебе? И почему от этого в сто крат больнее? — Есть разные виды одиночества, Айрис. Но если продолжишь хранить всё в себе, то лучше не станет. Верно. Но боли хватило нам всем, Джейкоб. И спасать друг друга мы не обязаны. Пусть мои тайны останутся тайнами, а ты будешь продолжать улыбаться. Я качнула головой, отталкивая его руки. Вздохнула, и поплелась вперёд, готовая на всё, что угодно, лишь бы он не преследовал меня. Но Джейкоб тут же побежал следом за мной, бросая на моё лицо встревоженные взгляды. — Попроси у меня помощи. Не молчи, чёрт возьми. Я продам душу дьяволу за то, что ты хочешь, — приглушённо прохрипел он, когда я лишь раздражённо ускорилась. — Хочу, чтобы ты оставил меня. Исполнишь эту просьбу? За моей спиной раздалось рычание. Джейкоб сердито сжал моё плечо, встряхивая что сил. — Все могут нести подобную чушь, но только не ты. В чём дело, отвечай, ну же? Я оттолкнула его руку. — Ты не поможешь. Ты не всемогущий, Эванс, так и знай. Его глаза потемнели. — Прекращай. Что не так? — Ты единственный, кого я подпускаю к себе так близко, но не злоупотребляй этим, — гневно ответила я. — Чего ты от меня требуешь? Чего ждёшь? Отношений?! Думаешь, мы с тобой пара?! Его лицо исказилось. — Отчего бы и нет? В висках запульсировало от боли и гнева. Я взмахнула руками. — Оттого, что всё летит к чертям, вот отчего! Оттого, что ты вновь здесь, улыбаешься, готов поддержать, всегда рядом, и не уходишь даже когда я делаю всё, чтобы оттолкнуть тебя. Оттого, что все эти дни я считала тебя другим, увидев твой кровавый бой, но оказалось, что именно я не заслуживаю тебя. Оттого, что всё вокруг разрушается, но когда ты рядом, я чувствую, что всё лишь медленно восстанавливается. Оттого, что беды не заканчиваются, денег вечно не хватает, а дома всегда ссоры, но меня почему-то заботит только то, как ты отреагируешь на мои решения. Не повернёшься ли ко мне спиной и не исчезнешь ли из моей жизни так же внезапно, как папа. Не разочаруешься ли во мне, узнав всю правду, не посмотришь ли на меня с тем же презрением, с каким на меня всегда смотрит Джейн. И не скажешь то, что я так боюсь услышать, продолжая жить с увядшей надеждой. Поток слов лился из меня так быстро, так скомканно и безрассудно, как это обычно бывает, когда человек находится в состоянии нездорового гнева и отчаяния. Когда уста озвучивают все мысли, и только спустя секунды разум отдаёт команды, стоит ли это говорить. Выражение лица Джейкоба резко изменилось. Он нахмурил брови, но уже в недоумении. В каком-то безрассудном потрясении. — Разочаруюсь… В тебе? — его пальцы сжались вокруг моего запястья, дыхание коснулось моего лба. Он сдул все прядки волос со лба, высушая слёзы, заставляя поднять на него помутневший взор. И никогда раньше я не казалась себе более обнажённой, чем сейчас. Слабая, разбитая и сдавшаяся Айрис. Плачущая навзрыд в его руках, оголяющая душу. Он уже видел меня без одежды, но моя истинная нагота открылась ему лишь сейчас. Джейкоб сердито захватил мои губы в плен, и я издала стон, хватаясь за его крепкие плечи. Он уверенно, одним лёгким и невесомым рывком подхватил меня под ягодицы, заставив коленями обвить его талию. Чередующиеся движения губ и языка. Не нежность, не мучительная ласка. А ярость, страсть, возмущение. Как если бы Джейкоба неприятно удивили мои слова. Как если бы я никогда не посмела бы разочаровать его. Что даже соверши я сотни порочных поступков, его отношение ко мне не изменится ни при каких обстоятельствах. Сердце ходило ходуном, пока Джейкоб наклонял голову, заставляя наши губы сливаться в единое. Как линии на холсте, танцующие, соприкасающиеся, но никогда не отрывающиеся друг от друга. Как начало и конец, соединяющиеся в самом центре. Я вздрогнула, когда его ладони зарылись в мои волосы, пальцы погрузились в самые корни, поглаживая кожу. Тело запылало. Не тлело, не догорало, а пылало… Джейкоб оторвался от моего рта только тогда, когда я провела ногтями по его затылку, прося, нет, умоляя остановиться, не то погибну, оставив после себя лишь жалкую горстку пепла. Сгорю в его пламени. И уже ничего не кажется более значимым, чем его взгляд. Я опустила голову на его крепкое плечо, слушая его учащённое дыхание и сердцебиение, пока он нёс меня к своей машине. Горло пересохло, и дальнейшие отчаянные слова едва вырвались из груди, с трудом преодолев барьер в виде скачущего сердца. — Прости меня. Прости, что всё это время отталкивала тебя. Я словно идиотка, которая задыхается, хотя вокруг так много воздуха… Словно путник, который ищет свой путь, когда дорога уже изображена на карте. Когда дорога уже отпечатана в моём сердце. Джейкоб молча провёл горячими губами по моей щеке, и завёл мотор. Дома сменяли дома, а небоскрёбы превращались в невысокие здания, чередуясь с голыми деревьями, пока не показалась улица, с разбитыми фонарями и заметно осевшими домами. При виде этой картины сердце пропустило несколько ударов, но Джейкоб не остановил машину возле моего дома, продолжая давить на газ. Я вопросительно приподняла голову. — Джейкоб, мы проехали мой дом. Его улыбка стала шире. — Ещё нет. Всё в таком же недоумении, я уставилась в оконное стекло, буравя взглядом стену, выросшую перед нами. Мои губы сами собой расползлись в весёлой улыбке: именно за этой стеной и росла огромная старая яблоня, к которой мы воровато прокрались поздней ночью. Чужая территория. Маленький коттедж, покинутый хозяевами ещё год назад, но окружённый такими высокими воротами, что никто и позариться на имущество не успел. Только такие, как я, могли бы прокрасться внутрь за добычей в виде пары кислых зелёных яблок. — Сейчас конец октября. Яблок больше нет, — засмеялась я, возвращая себе непринуждённое настроение. Джейкоб остановил машину у самых ворот, громадных, почти пугающих, с согнутыми стальными прутьями в форме колец. Точно какая-то крепость, а не дом. — Сейчас нет, — поправил он меня. — Но летом они снова покроют ветви яблони. И собирать ты их будешь, как полноправная хозяйка этой территории, а не маленький воришка. Тишину взорвал женский хохот. Я прижала ладонь к губам, чтобы погасить этот звук. Его слова вселили в меня надежду. Может быть, когда-нибудь. Когда-нибудь… Джейкоб вышел из машины, кивая мне головой. Я пожала плечами, следуя за ним. Он прислонился плечом к воротам, роясь в кармане своих брюк. А затем извлёк оттуда связку ключей, зазвенел ими, подбирая нужный. Самый крупный ключ с согнутой сердцевиной оказался наиболее подходящим. Я сжалась от ужаса, смешанного с весельем. — Так нельзя! Джейкоб повернул ключ в замочной скважине. Два раза. И ворота скрипнули, открываясь. Как оковы, сковавшие пленника, сталь обнажила вид на пыльный тротуар, ведущий к широкому крыльцу. Я всё ещё изумлённо глядела на дом, выросший перед нами, точно неприступная скала. Джейкоб подтолкнул меня в спину, и я всё же преодолела потрясение, шагая внутрь. Яблоня росла на заднем дворе, и те места были заполнены строительными заржавевшими железками, камнями и обломками. Передняя же часть дома представляла собой одичавший и запущенный сад. Виноградные лозы давно засохли и теперь хрустели под подошвой конверсов, когда я с благоговением шагала по тротуару к деревянным дверям дома. Джейкоб следовал за мной, никак не комментируя всё то, что впервые открылось передо мной, но я слышала его тревожное, почти взволнованное дыхание за своей спиной. У самой двери я остановилась, прикусывая губу и оглядывая заколоченные окна, не позволяющие грабителям вторгнуться в дом. — Волшебно, — пробормотала я, поворачиваясь через плечо. Джейкоб приподнял брови. — Нравится? — Спрашиваешь, — почти возмутилась я, проводя ладонью по изящной дверной ручке. Эванс навалился на дверь, и к моему удивлению, она легко поддалась, едва слышно скрипнув в золотистых петлях. Я кашлянула от пыли, но тут же порывисто повернулась к Джейкобу. — Нам не стоит вламываться сюда, даже при всём моём сумасшедшем притяжении к приключениям. Это может закончиться довольно плачевно. Незаконное проникновение и… Он и бровью не повёл. — Законное. Теперь это твой дом. Я повернулась к Джейкобу, напряжённо хмурясь. — Не неси околесицу. — Документы на заднем сиденье машины, — он прищурился, поджимая губы. — Ключи… — Джейкоб вручил мне ключи, и я растерянно заморгала. — Это шутка? — Нет. — Ты купил этот дом? Он пожал плечами, невозмутимо вытирая пальцами пыль с дверного проёма. — Как бы это ни было затруднительно для моего понимания, но ты отчего то очень любишь эту улицу. Я подыскивал здесь надёжное жильё уже несколько недель, но признаться, именно яблоня стала хорошим навигатором. Очевидно, что именно это место должно стать твоим домом. Разумеется до тех пор, пока не решишь переехать в Нью-Йорк, но до этого времени… Живи здесь. Сердце бешено заколотилось, запорхало, как пленная птица в клетке. Я попыталась перебить волнение искренним возмущением. — Ты с ума сошёл! Я не приму такой… подарок… Никогда. Джейкоб неожиданно рассмеялся. Я молча смотрела на него, не в силах поверить тому, что вижу. — В понедельник приедут работники, так как камин нуждается в качественном ремонте, но с окнами я разберусь сам. Стёкла не выбиты, но рамы нужно поменять. Я проверил систему подогрева, и она отлично справляется со своей задачей. Зимой холодно точно не будет. Хорошая уборка, и дом превратится в настоящую жемчужину, — его крепкая ладонь легла на мою талию, притягивая к себе ближе. — Но по сравнению со своей хозяйкой, он — лишь ничтожество. К щекам прилила кровь, дыхание перехватило. Я решительно покачала головой. — Это слишком дорогой подарок… — Который ты, несомненно, заслуживаешь, — перебил он меня. — Я не могу и не стану принимать… — я запнулась. — Сможешь. И примешь, — невозмутимо ответил Джейкоб. — Не обсуждается. Это не подарок, а просьба. Я прошу тебя позаботиться об этом доме и яблоне. Ты не знаешь, но… — его взгляд смягчился. — После нашего первого свидания, я часто приезжал сюда бессонными… нет, беспокойными ночами. Мне хорошо от мысли, что жизнь вновь вернётся на эту землю. И если кто-то и способен оживить даже саму глушь, так это ты. Мои пальцы дрожали, но сердце содрогалось от недоверия. Уж слишком всё хорошо… Так не бывает. — В чём подвох? — зашептала я в его губы. Джейкоб скривился и поднял руки, как преступник во время ареста. — Поймала со всеми потрохами. Хорошо, сознаюсь, я потребую от тебя кое-что взамен. — Чего? — медленно прохрипела я, встречаясь с ним взглядом. Джейкоб расплылся в улыбке и сложил руки в карманы. — Будь счастлива. — Что..? — Будь счастлива. Этого достаточно. Айрис Мейтнер будет счастлива, а значит, где бы он ни был и что бы между ними ни случилось, Джейкоб Эванс тоже будет ограждён от боли и тьмы, — он провёл большим пальцем по моей скуле. — Исполнишь эту просьбу? Я замотала головой, отгоняя нахлынувшие чувства. — Откуда ты достал деньги? Он прижал мои заледеневшие пальцы к своим губам. — Мог бы солгать, сказав, что это деньги моего отца, но не беспокойся, всё вполне легально и законно. Дом куплен на мои средства. Мои плечи поникли. Я обескураженно уставилась в его глаза, с недоверчивым выражением на лице, словно ожидая скверной шутки. — Я могу поинтересоваться, почему ты решился на такой серьёзный шаг? — осведомилась я. Он забавно заморгал. — Я… — Почему? — тихо спросила я. Джейкоб приблизился, поставив меня перед выбором глядеть либо на его крепкую грудь, либо в тревожные глаза. — По той же причине, по какой ты залезла на третий этаж общежития, — в его дыхании слабо чувствовался английский табак. — По той же причине, по какой ты осталась в моей комнате. Он взял меня за подбородок, вынудив поднять голову. Его тихий и сдавленный шёпот колыхнул воздух между нашими губами. — Ты знаешь, почему. Джейкоб вытащил шпильку из моей причёски, и волосы волной хлынули на мои плечи и шею. Он приник обжигающими губами к моему уху, задышал тяжелее, и мои колени подкосились. Каждый его мускул дрожал под моими пальцами, когда он тихо произнёс: — Считай меня плохим или хорошим, но важно только то, что ты будешь считать меня своим. Своим… Я затрепетала. Он наклонился, и его тёплое тело прижалось ко мне вплотную. Джейкоб прильнул губами к изгибу между моей шеей и плечом. Чуть наклонил мою голову в сторону, покусывая и посасывая кожу. Сердце рухнуло куда-то вниз. Ощущения были невероятные, словно магические. Его рот завладел пульсирующей венкой, его запах заполнил всё пространство, пока Джейкоб посасывал мою кожу, оставляя свой след. Я стояла неподвижно, словно околдованная, безвозвратно потерянная. Он провёл языком выше, зарываясь носом в мою шею, вызывая мелкую дрожь в теле. Я шумно сглотнула, когда Джейкоб причмокнул губами, выпуская мою кожу из своей власти. Я поднесла ладонь к ноющей шее. Он выпрямился, чуть заметно улыбаясь, выглядя таким довольным, что нечто тёплое внезапно озарило мою грудную клетку. Наши взгляды встретились, и он почти насмешливо усмехнулся, неторопливо пробормотав: — Я твой, Айрис… Мои руки метнулись к его лицу, но ладони замерли у чётких линий его челюстей. — Надолго ли? — шутливо прошептала я. Он весело приподнял брови. — Билет в один конец, пожалуйста.ДЖЕЙКОБ
Я вытер мокрое от дождя лицо, шагая по коридору общежития. В боку едва ли не кололо от быстрого бега: я оставил машину на парковке поблизости от общежития, но бешеный ливень угрожал содрать с меня кожу вместе с одеждой. Ботинки хлюпали, а куртка напрочь прилипла к телу. Я порылся в карманах в поисках ключа, но замер, когда увидел предупреждающую табличку на двери своей комнаты. Проклятие. Я и забыл, что меня просили не приходить сюда до самого утра: крыша третьего этажа протекла, и дождевая вода просочилась в большинство комнат. Меня эта участь миновала, и все мои книги оставались в безопасности, но на сегодня третий этаж был занят работниками, заделывающими дыры на крыше. — Джейкоб! — окликнул меня знакомый голос с лестничной площадки. Узнав Николь, я быстро направился к ней, встряхивая мокрыми волосами. Девушка хихикнула, когда несколько капель приземлились на её лицо. — Да ты весь промок! — Так получилось, — усмехнулся я. Её серые глаза чуть потемнели, словно зрачки увеличились в несколько раз. Она осторожно коснулась моего плеча. — Ты можешь переночевать у меня. Соседка по комнате не будет против. По ночам она тайком пробирается в комнату Генри, так что её кровать свободна. Я кивнул в знак согласия, перешагивая через ведро, в которое капала мутная вода с потолка. — Спасибо, Николь. Чертовски хочу спать. Она смущённо опустила глаза, ведя меня на второй этаж. В отличие от моей, её комната казалась просторной и более аккуратной. Никакого беспорядка в вещах не было. Я опустился на стул, снимая с ног ботинки. Девушка застыла у окна. — Это не моё дело, но… — Тогда не спрашивай, — мягко ответил я, переводя на неё беглый взгляд. Мне была известна её странная тяга к кровавым боям. Николь была словно помешана на моей родословной. Особенно, на моём отце. Она покраснела. — Прости. Я скинул куртку, а затем помедлил, остановив пальцы на пуговицах рубашки. Николь тут же замотала головой и всплеснула руками. — Всё нормально, можешь раздеваться. Я отутюжу твою одежду, чтобы она скорее высохла. Не ответив, я молча снял рубашку, но брюки решил оставить, заметив её взгляд. Я достаточно хорошо знал этот взгляд, чтобы не пытаться просто игнорировать его. Было слишком очевидно, чего же хотела эта девушка. Николь угрюмо сжала губы, когда я отошёл к книжной полке, повернувшись к ней спиной. Спустя секунду её миниатюрная ладонь легла на мои лопатки, повторяя линию напряжённых мышц, и я повернул голову через плечо. Её взгляд встретился с моим, но она не отвернулась. Провела ладонью вниз по моей спине, пока не остановилась на кожаном ремне. — Одна ночь, — пробормотала Николь, но её щёки вспыхнули, словно ранее она никому не предлагала подобное. — Всего лишь одна ночь. Дождь барабанил по стеклу. Я накрыл её руку своей, убирая её. — Не стоит, — мягко ответил я, чтобы не смутить её ещё больше. Её серые глаза сердито вспыхнули. — Не притворяйся хорошим. Я знаю о тебе достаточно, чтобы предлагать заняться сексом. Ты дрался с одним блондином ради одной девушки, я знаю. Но он победил, и забрал её себе. Она ужасно сглупила. Как можно было променять тебя... на него? Моя грудная клетка сжалась от этих слов. Я едва подавил гнев, который затопил меня. Забрал её себе. Словно она вещь. Словно Ханна это пустоголовая дура, в любом случае последовавшая бы только за победителем. Я обвил пальцами её запястье, прищуриваясь, но девушка задышала чаще, словно это и было её конечной целью: рассердить меня. Я заметил, как дрожат её губы, и как меняется её взгляд. — В чём дело? — пробормотал я, поднимая её за подбородок. Николь сглотнула. — Просто сделай это. Возьми меня. Прошу тебя. Я нахмурился. — Это твои слова? Она слегка поморщилась. — Что? — Николь, отвечай, — я чуть сжал её подбородок. — Это твои слова? — помедлив, я тихо добавил: — Правду. Девушка выдохнула, подаваясь ближе. — Это была выгодная сделка. Я давно тебя хотела, а он только предложил немного денег за одну ночь, проведённую с тобой… Раздражение усилилось. Я склонился к её лицу и процедил сквозь зубы: — Кто? Она прикусила нижнюю губу, пристально глядя на меня. Но затем поспешила ответить: — Колин. Это парень, который раньше работал в кафетерии универа и… — Я знаю, кто это, — я разжал руку с её подбородка и выпрямился. — Сукин сын. Что за бред? Колин исчез ещё недели назад, оставив Айрис тонуть в неизвестности, а сейчас оказывается, что он решил подложить под меня девушку. Если это как-то связано с Айрис… То в чём причина? Чёртова ревность? Или у него другие планы и… Я замешкался на пару секунд, хмуря брови. Николь горячо коснулась моей щеки. В её глазах мелькнули слёзы, и я выдохнул, подавив желание хорошенько выбраниться. — Не подумай, что я продажная шлюха. С самого первого дня проживания в общежитии мы с тобой отлично общались, но когда я узнала о твоём отце… Ты очень похож на него. Вылитый Эванс в молодости. Такой же… Какой? Я сжал челюсти, глядя на девушку. — Я не похож на своего отца, Николь. Она прижалась щекой к моей груди, пряча там лицо, и я подавил вздох, осторожно гладя её по волосам. Её плечи тряслись, волосы растрёпались. Руки девушки вновь коснулись моей спины, скользя вниз, и я несдержанно заулыбался, предупреждающе отстраняя её. — Нет, Николь. — Джейкоб… Она подняла голову, моргая слипшимися от слёз ресницами. Её пальцы замерли на пуговице собственной атласной рубашки. Из выреза показались округлости бледных грудей. — Нет, — уже тише и угрожающе повторил я. Николь была красивой и соблазнительной, не спорю. Раньше девушкам хватало лишь касаться моего тела, и дать своё разрешение, как я тут же переставал сдерживать себя. Тело имело предательское свойство выходить из-под контроля, но сейчас присутствие этой девушки не разожгло во мне знакомое пламя. Объяснению подобное не поддавалось, но если бы напротив меня стояла Айрис, будь она даже в толстом вязаном комбинезоне, но глядящая на меня с таким же желанием, как она, то я бы изнывал от возбуждения. Эта непростая девушка легко поработила моё сердце и разум. Ей стоило только взглянуть на меня из-под полуопущенных ресниц, чтобы я стремительно разрушился. Но её окружение… Её среда… Она предвещала немалые потери. Я опасался, что за её смехом и шутками скрывались не только боль и усталость, но и нечто большее. Нечто губительное.