Поздний цветочек

Шото вспахивал огород, когда услышал неподалеку крик. Перепуганный, он выскочил во двор и обнаружил плачущего ребенка. Он растерянно огляделся по сторонам, родителей рядом не оказалось. – Здравствуй, малыш, – присел альфа на корточки. Мальчуган поднял на него большие заплаканные глаза. Помолчал секунду и снова заплакал. Тодороки вздохнул и взял ребенка на руки, думая, что чужих детей не бывает. Он направился к ближайшим соседям, поинтересоваться, не знает ли кто, чей это сын. Всех соседей он знал хорошо, поэтому это мог быть только кто-то из далеко живущих. Через пятнадцать минут в их дворы вбежал перепуганный отец, кричащий во все горло имя своего чада. Шото с легким сожалением отдал ему ребенка. С сожалением, поскольку что-то перевернулось внутри него за эти недолгие минуты. Да и возраст такой, вот и хочется своих. У всех вокруг уже есть… Тодороки вернулся на огород, совсем скоро должны поспеть помидоры. Работы ещё выше крыши. Было бы намного легче, если бы он был не один. Но об этом думать не стоит. Альфа и так круглыми сутками мечтает об Изуку. Но от того ни слуху, ни духу. Скоро лето. Дивная пора. Шото завистливо смотрит на более молодых альф, что ходят расфуфыренные, как павлины, держат грудь колесом, а нос задирают выше уровня глаз. Молодые омеги, только заметив их, начинают сдавленно хихикать. Тодороки своё счастье проворонил, ему всё это уже не светит. Отец множество раз со дня свадьбы сокрушался над тем, какой же у него непутевый сын. Тот тоже горевал, но о своем решении не жалел. Лучше ни с кем, чем с кем-то кроме Изуку. Единственное, что омрачало его жизнь, – страх. Недавно подступивший страх, что Мидория найдет себе какую-нибудь другую альфу, женится на ней, родит ей много детей. Ей, а не ему. Уедет в её дом, а не в дом Шото, который тот строил в мечтах об Изуку. Он с содроганием сердца ожидал дня, когда же матушка Мидории пошлет сватов в чей-нибудь дом. Но этого не происходило. Омега становился всё старше, но ничего. Соседи уже вовсю шептались о его бесплодии, приговаривая, что он навсегда останется один. Тодороки было страшно его жаль, но где-то в глубине души такие слухи отзывались облегчением. Так он хотя бы не будет ни с кем другим. И Шото может изредка с ним видеться и отпускать глупые шутки, над которыми Изуку всегда невпопад смеется. Альфа встряхнул головой, вновь вспоминая слабую улыбку, добрый взгляд. У Мидории такие теплые ладони… Хватит. Стоит прекратить думать о нем. Ничем хорошим это не закончится. В тот день солнце жарило особенно сильно. Пот крупными каплями стекал со лба, Тодороки, оголившись по пояс, ремонтировал проплешину. Он методично работал руками, перед глазами стояла яркая картинка. Изуку в окружении моря цветов. Это было пару недель назад, увиденное запало ему в душу. Шото закончил и вошел в дом, где решил соорудить очередную лавку. В думах о Мидории его изба всегда преображалась. Он старался, мысленно пытаясь угодить омеге. Уже построил кроватку, множество стульчиков для детей. Жаль, это только мечты… – Ох, нет! – альфа дернулся, глиняная тарелка закружилась и упала на пол, разбившись. – Как жаль… придется выменять новую, – Тодороки вздохнул, натянул рубаху и направился к соседу, мастеру гончарного искусства. Тот радостно его поприветствовал и сказал, что не отказался бы от рыбки. Шото отправился на рыбалку, а сосед сел за гончарный круг, пообещав сделать всё поскорее. Альфа вернулся к нему через два дня. – Как работа? – поинтересовался он, проходя в дом. – Я всё принес. – О, – мужчина оглянулся, – отлично, клади рыбу на стол. А сейчас-сейчас, – улыбнулся он, оборачиваясь обратно на печку, где обжигались недавно слепленные тарелочки. – Присядь пока, расскажи, какие новости, – предложил он. – Тарелки твои остывают. – А какие могут быть новости? – Тодороки вздохнул и присел на лавку. – Всё по-старому у меня. Тружусь. – Эх, Шото-Шото, – старичок вздохнул, – был бы у тебя омега, жизнь была бы веселее. А так… и без детей совсем, – посочувствовал он. Альфа лишь губы поджал. – Может быть, – уклончиво отозвался он. – Зря ты тогда со свадьбы сбежал! Ох, зря! Сейчас бы и детишки уже были, – печально проговорил гончар. Тодороки вздрогнул. – Полтора года с тех пор минуло. Не стоит о прошлом жалеть, – сухо ответил он. – И то верно, – согласился старичок. – Ах, был бы ты моложе… Нашел бы себе омегу какого хорошего. Ты ж альфа нормальный, работящий, таким завидным женихом был! Эх! – он присвистнул. Шото усмехнулся. – Увы, я для свадьбы староват уже, – вздохнул он. Мужчина только рассмеялся на эти слова. – Погоди себя хоронить! – улыбнулся он. – Может, всё у тебя ещё впереди, кто ж знает. – Сомневаюсь. – Ну-ну, – старичок сдавленно захихикал, – я вот слышал недавно, что Инко, мать Изуку, подыскивает сыну невесту, али жениха, – хитро проговорил он. Тодороки вздрогнул, по спине у него пробежала дрожь. Сердце на мгновение остановилось, он жадно втянул носом воздух. Но виду постарался не подавать. – И… а… откуд… полу… – он одернул себя, нахмурившись. Дедушка прищурился, явно заметив его нервозность. – А я тут причем? – собрался с мыслями Шото. – Как причем? – засмеялся гончар. – Ты ж ему глазки строил! – лукаво улыбнулся он. Альфа покраснел и поспешил отвернуться. – Глупости вы говорите. Враки это всё. Оклеветать меня, наверное, хотят, – негромко проговорил он. Старик только рассмеялся. – Да я своими глазами видел, как ты на него облизываешься, – захихикал он. Тодороки вскочил, в гневе стукнув кулаком по столу. Он озлобленно уставился на гончара, но тот без всякой опаски махнул рукой, вновь смеясь. – Ну чего ты сразу так, – слегка улыбнулся он. – Не злись лучше, а возрадуйся! Это, может, шанс твой удачный. Сама судьба тебе благоволит. – Не мне, боюсь, ох, не мне, – неожиданно тихо проговорил Шото и присел обратно. – Его родители на кого помоложе будут смотреть. Я уже… не в том возрасте, – пробурчал альфа и покраснел. Гончар вновь махнул ручкой и засмеялся. – Не переживай. Изуку тоже ведь поздний цветочек. Вы два сапога пара! – улыбнулся он. Эти слова вселили в Тодороки призрачную надежду. Возвращаясь домой, он пытался придумать решение. Самому, что ль, пойти в их дом, предложить жениться. Или сватов подослать? И то, и то глупо, ему сразу же отворот поворот дадут. Возраст уже не тот, да и знатно на той свадьбе опозорил себя. Но, подойдя к своей избе, Шото обнаружил странное зрелище. Отец стоял на пороге, ожидая. – Сын мой, сынок! – Энджи махал ему рукой, нервно подзывая к себе. – Ликуй! В дом мой сваты пришли. Тебя видеть хотят! – радостно изрек он. Альфа замер. Он моргнул, переваривая услышанное. – Что? – спросил одними губами, чувствуя, как кровь стынет в жилах. От восторга и легкого страха. Энджи его поведение истолковал неправильно. Он подошел и отвесил сыну пощечину, недовольно уперев руки в бока. – Это шанс твой последний, дурень! Только попробуй что-то учудить! – прошипел он. – А от кого сваты? – дрожащим голосом уточнил Шото. – А есть ли разница? Сын мой, одумайся! Это последняя возможность семью создать, детей наконец завести. Прекращай спорить! – От кого сваты? – вновь повторил альфа с явным нажимом в голосе. Сейчас это буквально вопрос жизни и смерти. Радоваться или душиться от горя. – Да от ткачихи и сынка её, – вздохнул Энджи. Шото в недоумении нахмурил брови. – Да от твоего возлюбленного Изуку. Созрел омега наконец! – Правда? – Тодороки вздрогнул, весь воздух покинул легкие. Глаза округлились от восторга, захотелось закричать. – Сын, – Энджи нахмурился, – иди со мной в дом, они желают познакомиться с тобой, – сухо проговорил мужчина. Шото послушно последовал за ним, слыша, как сердце стучит в ушах. Всё происходило будто во сне. Трое из семьи Мидории. Представились, обменялись улыбками. Шото и не слышал почти, о чем шла речь. Энджи рьяно соглашался на все слова сватов, кивал и пожимал им руки. Старается, чтоб не передумали. Ну, оно и не удивительно, Шото успел испортить себе репутацию. «С чего бы вдруг ему звать меня замуж?» – думал альфа, оставшись через несколько часов один. Он решил отправиться вновь на рыбалку, это успокаивало. Тишина, только ветер шуршит в камышах. Тодороки тяжело дышит, пытается не нервничать. Но не получается. Ему хочется кричать, визжать от радости. Не получается поверить, что всё это взаправду. В голове рой мыслей. Он гадает, пытаясь понять, почему родители Изуку выбрали именно его? Ведь есть множество других альф. Может, чуть менее трудолюбивых, но зато более молодых! Следующие несколько недель прошли в подготовке к свадьбе. Энджи старался всё сделать как можно скорее, волнуясь, что сын опять что-то сделает. Или что семья Мидории передумает. Шото тоже всех торопил, жутко волнуясь. Теперь ему нельзя было даже видеться с Изуку, из-за чего он жутко нервничал. До сих пор оставалось загадкой, почему Инко выбрала сыну именно его, Шото. Тревога вперемешку с диким восторгом подступает, Тодороки не может перестать улыбаться. В день свадьбы он просыпается раньше всех, подготавливается, настраивается. Боится опозориться перед будущим мужем. Что тот может о нем подумать? «Я просто надеюсь, что это не сон», – думал альфа, помогая родственникам в готовке. Все происходит очень быстро и одновременно тянется долго-долго. Шото высчитывает минуты до главного момента. Альфа натягивает красивую красную рубаху, подвязывает её золотым поясом. Новая одежда, только с иголочки. – Прекрасно, – с легкой улыбкой сказала Фуюми. – Тебе очень идет. – Спасибо, – нервно выдохнул Шото. – Долго ещё? – забеспокоился он. – Скоро-скоро, – засмеялась сестрица. – Чего ж тебе так неймется. Боишься, что жених от тебя сбежит, как ты однажды? – улыбнулась она. Шото покраснел и отвернулся. Глупо, но да, он боится этого. Сам факт того, что он всё же выходит за Изуку, кажется таким невозможным, что он не может перестать думать, что это сон или обман. Заветный час. Шото мнется в сенях, рядом стоит отец. В этот раз он не решился оставлять сына одного: мало ли тот вновь сойдет с ума и куда-нибудь сбежит. Альфа с трепетом ожидает. Он заглаживает волосы, волнуется. Отец смотрит на него в каком-то недоумении. Наконец с улицы слышатся крики. Энджи хватает Шото за руку и буквально толкает его к двери. Тот и не думает сопротивляться, сам выпрыгивает на улицу, еле сдерживаясь от того, чтобы не побежать на всех парах навстречу. Длинный коридор из людей, что стоят с двух сторон. Альфа должен пройти между ними. Он оглядывается по сторонам в поисках Изуку, пока что его не видно. Медленно идет вперед, боится упасть. Энджи чуть поодаль следует за ним. Окружающие выкрикивают поздравления и здравицы, кто-то хлопает в ладоши. Лето, погода замечательная. В воздухе пахнет цветами, дивный аромат. Но Тодороки принюхивается лишь для того, чтобы различить в толпе тот единственный, особенный запах. Сначала несколько обрядов, после веселье и большая пьянка. Конкурсы, празднество. Последнее Шото не интересует вовсе. Его сердце трепетно замирает, он идет, выискивая взглядом в толпе Мидорию. Волнение подступает, вот-вот и он упадет в обморок от переизбытка радости. И вон, наконец Тодороки удается найти бледный лик в толпе. Он, забыв обо всем, бросается вперед, гости охают и смеются. Изуку сегодня необычайно красивый. Его пушистые волосы интересно уложены в сложную прическу, щеки натерты чем-то красным. Зачем это делают, Шото не знает, но ему нравится. Красивый наряд, такой же красный, как у него самого, с широким золотым поясом. Омегу под руку держит Инко, захлебывающаяся от счастья в слезах. Видно по ней, что переживала за сына. Тот бледноват. Наверное, волнуется. Глаза прыгают по гостям, губы чуть подрагивают. Тодороки медленно подходит, гости замолкают. Он протягивает руку, Мидория осторожно выходит вперед. Они становятся рядышком лицом к родителям. Шото улыбается во все зубы, он не может сдержать своей радости. Но краем глаза замечает, что Изуку почему-то не улыбается. А его рука очень холодная. Кто-то зачитывает речь, но альфа не слушает, искоса поглядывая на омегу. Тот чуть хмурит брови, кажется, что-то обдумывая. – Итак! Родители, даете ли своим детям своё благословение? – громко провозглашают. Инко, утирая слезы, кивает, подходит и дрожащими от счастья руками повязывает красивый белый платок, вышитый узорами, вокруг запястий молодоженов: те держатся за руки, переплетая пальцы. Энджи лишь что-то пророкотал, сообщая всем собравшимся о своем согласии. К ним подходят, одевают на голову венки из цветов и листьев. Мидории очень идет венок. Белый и желтый прекрасно сочетаются с его волосами. Тодороки смотрит и не может оторвать глаз. – Так! Жених наш дорогой, Шото, обещаешь ли ты и в горе, и в радости, и в богатстве, и в бедности, и в здоровье, и в болезни любить, беречь и защищать Изуку? – весело спрашивают альфу. Тот вздыхает больше воздуха, волнуется, что голос сейчас задрожит. – Обещаю! – разносится громкое над гостями. – Изуку, обещаешь ли ты и в горе, и в радости, и в богатстве, и в бедности, и в здоровье, и в болезни любить, беречь и защищать Шото? – повторяют аналогичную речь. Омега вздрагивает, чуть кивая, и отзывается: – Обещаю. Не очень весело это прозвучало. Гости взрываются аплодисментами. Кто-то кричит «горько» и Тодороки тянет растерявшегося Мидорию к себе, с превеликой осторожностью касаясь его губ своими. Изуку напрягается, в его взгляде проскальзывает что-то странное. Гости начинают громко считать. Один! Два! Три! Четыре! Мидория, покраснев, спешит отстраниться, но альфа вновь тянет его к себе, уж слишком желанными кажутся эти губы сейчас. Всегда. Он обнимает омегу за талию, с трепетом касаясь его спины и боков. Гостей зовут к столу, молодоженов, как виновников торжества, сажают в начале стола. Всем разливают вино, люди радостно ликуют. Но Тодороки не слышит этого. Он смотрит на Изуку не в силах поверить в случившееся. Это происходит на самом деле? Лучший омега рядом с ним. Шото держит его за руку, вот их свадьба. Все веселятся, тамада объявляет конкурсы. Новоиспеченных супругов зовут участвовать везде и всюду, но Мидория только качает головой, странно улыбается. Тодороки хочет утянуть его в пляс, притянуть к себе и целовать, целовать, целовать без устали. Яства вкусные, вино удивительно сладкое. Солнце печет жутко сильно, скоро многие гости уже лежат носами в своих салатах. Альфа тоже тянется за бокалом, интересно пригубить. Он отправляет в себя бокал, по телу разливается будоражащее тепло. – Шото, – Изуку сжимает его ладонь, что до сих пор покоится в его собственной, и тихо просит: – не пей. Тодороки растерялся, но послушно отставил второй бокал. – Изуку, – на его лице вновь появилась счастливая улыбка. Кто-то, заметив, что молодожены вновь смотрят друг на друга, закричал: «Горько». Мидория вспыхнул и робко потянулся губами вперед, осторожно целуя мужа. Тот бы рад вести себя так же скромно, но не может. Руки тянутся к Изуку, он подсаживается ближе, прижимая его к себе изо всех сил. Вновь громкий счет. Один! Два! Три! Четыре! На сей раз омега не отстраняется, лишь всё больше краснеет. Шото хочет запустить пальцы в его волосы, хочет положить ладони на мягкие щеки, хочет притянуть его ещё ближе, посадить на свои колени. Такого раньше никогда не было. Внизу живота что-то скручивается, по спине пробегает дрожь. Тодороки отстраняется, с любовью смотрит омеге в глаза. Тот слегка улыбается, а после как-то виновато опускает голову. Кажется, он совсем не рад. Тамаде всё же удается вытянуть их на пару-тройку конкурсов. Изуку, что всегда отличался острым умом, почему-то на все загадки отвечал невпопад и, кажется, часто вовсе не слушал, что ему говорят. Глаза нервно прыгали по сторонам, он то и дело вздрагивал и со страхом на лице переглядывался со своей матерью. Но Шото никак не мог понять причину такого поведения. Надо же радоваться! Или он совсем не рад выбору матери? До сих пор загадка, почему же она решила выдать единственного сына именно за Шото, что уже успел себя во всей красе опозорить. Постепенно смеркалось, гости, знатно выпившие, уже засыпали. Дети и старики давно отправились по домам спать. Тодороки утянул Мидорию потанцевать, так что они уже несколько минут не в такт двигались под веселую музыку. Изуку то и дело наступал ему на ногу, но Шото не обращал на это внимания. Он смотрел в изумрудные глаза, рассматривал веснушки и побледневшие отчего-то губы. – Ты очень красивый сегодня, – от души выдохнул альфа, притягивая омегу к себе. – Спасибо, – Мидория выдохнул и улыбнулся. Его щечки покрылись легким румянцем. Он выглядит очень милым, когда не волнуется. – Ты тоже… – Изуку, – Тодороки остановился, покрепче приобняв омегу, – можно спросить… – он робко улыбнулся, – почему твоя мама решила, что я хорошая партия? – осторожно поинтересовался альфа. С его лица не сходила улыбка, а внизу живота кружили бабочки. Радость охватывала всё тело, аж дыхание перехватывало. Мидория на его вопрос дернулся. Он отвернулся, выдавливая из себя тихое: – Д-давай потом об этом поговорим. Музыка затихла, оставшиеся в сознании гости зевали и потягивались. Все постепенно расползались по домам, на небе уже зажглась луна. – Пожелаем молодым много-много детей! – прокричал кто-то, отправляющийся домой шатающейся походкой. Шото замер, обдумывая это. Мысль о детях теплом отдалась внутри. Он обернулся на Изуку, но тот почему-то побледнел. Тодороки растерялся и уже хотел спросить, что с ним такое, но тут его сознание вдруг осенило. «Сегодня наша первая брачная ночь. Может… он волнуется по этому поводу?!» – Поздравляю, сын, – вновь сказал Энджи, похлопав его по плечу. Он развернулся, направляясь в сторону своего дома. Убирать остатки празднества гости, те, кто не будет страдать похмельем, начнут убирать завтра. Шото сжал руку Изуку крепче. – Пойдем? – спросил он, с беспокойством глядя на омегу. Тот вздрогнул и кивнул. Они шли в молчании недолго. Мидория с легкой опаской вошел в сени, а после и внутрь самой избы. Здесь было тепло и уютно. – Красивый дом ты построил, – пробормотал он, слегка улыбнувшись альфе. – Спасибо, – тот улыбнулся в ответ. Отошел к стене, давая омеге возможность осмотреться. Изуку подошел к стене и сделал три больших шага к противоположной. Затем, развернулся в пол оборота и сделал ещё четыре. – Большая комната, – оценил омега и улыбнулся. – Я старался, – ещё шире улыбнулся в ответ Тодороки. Он не мог нарадоваться происходящему. В его голове не могло уложиться, что Мидория стоит здесь наяву. Что это не его фантазии. – Мм, Шото, – Изуку потянулся к своим волосам, распуская причудливую прическу. Он перемялся с ноги на ногу, робко поглядывая на альфу. Тот медленно подошел, взяв его за руку. – Изуку, всё хорошо, – очень нежно улыбнулся он, наклонившись и поцеловав омегу в губы. Тот не стал отходить, лишь стоял, как вкопанный. Тодороки обвил его рукой за талию, притягивая к себе. Температура тела поднялась, бабочки в животе вновь вспорхнули. – Шото, – Мидория отстранился, опустив голову, – я должен тебе кое-что сказать… – неопределенно протянул он. – Что? – одними губами спросил альфа, прижавшись носом к пушистым волосам. Запах, такой любимый и родной запах груш. Но почему-то всё такой же нежный, мягкий. Вовсе не сладкий. – Дело в том, что я… на самом деле ещё… – голос Изуку задрожал. – Что такое? – Тодороки мягко ему улыбнулся, – что такое? Говори, не бойся. «Он так волнуется из-за предстоящего?» – На самом деле… мне ещё нельзя вступать в брак, – тихонечко проговорил Мидория. – Что? В каком смысле? – Шото явственно напрягся. – Ну… у меня ещё не было. Ну… ты понимаешь… течки, – объяснил с виноваты видом Изуку. – Э… – альфа моргнул, медленно соображая. – Тогда зачем вся эта свадьба! – воскликнул он. Совсем беззлобно, но от неожиданного громкого крика омега всё равно отпрыгнул. – Потому что соседи уже распускали про меня дурные слухи. И мама волновалась, что я навсегда останусь один. Поэтому мы… и решили соврать. – А почему я? Почему дурака решили сделать именно из меня? – недовольно поинтересовался альфа. – Потому что… ну… тебе уже девятнадцать, если разведешься со мной, то… останешься один. Твой отец Энджи тебе этого не позволит. А ещё потому… что ты говорил, что любишь меня, – тихо рассказал Мидория. Тодороки вздрогнул. Он бы наверняка обозлился. Но радость его от произошедшего сильнее куда была. – Изуку, – Шото слегка улыбнулся, – я… правда тебя люблю. А это… – он махнул рукой, – совсем не важно. – Да? Ты не злишься? – лицо омеги просветлело, он расслабился. – Не злюсь. Даже напротив, я рад, что вы всё это придумали. Лишь то, что мы будем жить вместе, уже делает меня счастливым! А иначе мы рисковали навсегда остаться одинокими. – Спасибо, Шото, – тихо сказал Мидория и чмокнул альфу в щеку. Ровно так же, как тогда, у колодца.