Поздний цветочек

Шото смотрит на мужа, стук сердца стоит в ушах. Он сглатывает, пытаясь отогнать странные ощущения. Изуку держит его за руку, робко, но с некоторым доверием. Он покусывает губы, не решаясь озвучить свои мысли вслух. Тодороки послушно ждет. Получив разрешение, он накинулся на Мидорию, принимаясь его со странным рвением и одновременно трепетом целовать. Но омега вскоре его прервал, попросил остановиться. – Ты передумал? – с добротой спрашивает альфа, тяжело дыша у него над самым ухом. – М, нет-нет, – Изуку качает головой, вздрогнув. – Тогда в чем дело? Почему ты меня остановил? Я сделал тебе неприятно? – Шото обеспокоенно гладит его по спине и мягко улыбается. В темноте он не может видеть лица Мидории, но что-то ему подсказывает, что то вытянувшееся и встревоженное. – М, просто дай мне… – омега робко затеребил свою ночную рубаху, – немножко времени. Сейчас-сейчас, я соберусь с мыслями, – он шумно вздохнул. Тодороки послушно кивнул. Он бы возмутился, будь на месте Изуку кто угодно другой. Будь это не такая ситуация. Хочется спать, ожидание утомляет, но он не готов, просто не может злиться. – Мы можем отложить это на другой раз, – улыбается Шото и, пользуясь случаем, чмокает мужа в щеку. Тот вздрагивает и отодвигается. – Я знаю, спасибо… но нет, лучше сейчас начать. Я волнуюсь, что у нас не будет детей, если… мы будем с этим тянуть. Вот… так, я… сейчас-сейчас настроюсь, ох… Тодороки моргнул, быстро облизнув губы. – Думаю, ты придаешь этому очень большое значение, – промурлыкал он, опаляя ухо Изуку горячим дыханием. Они сидели очень близко: Мидория, забившись в угол, прижался спиной к стене, подтянув к себе коленки, а Шото сидел рядышком, пытаясь находиться как можно ближе и одновременно не напугать. – Ох, ты прав, конечно, но… – омега повернул голову, нос к носу столкнувшись с альфой. – Ох, но одна лишь мысль о том, чтобы делать такие вещи… ну… – Изуку, – Тодороки крепче сжал его ладонь, – это не так уж и страшно. Мелочи, – постарался он успокоить мужа. Тот вздрогнул. – А ты, кажется, совершенно не взволнован, – с легкой обидой сказал Мидория. Он надул губы в возмущении и тут же потупил взгляд. – Э… – Шото виновато улыбнулся. – Это не так, – мягко сказал он. – Меня это тоже очень… волнует. Вот, – альфа положил его ладонь себе на грудь, – чувствуешь? Это мое сердце. Оно всегда бьется быстрее, когда ты рядом. – Ой, – Изуку растерянно ощупал его грудь, – я не чувствую. – Ну так послушай, – Тодороки осторожно потянул его на себя, и Мидория неуверенно коснулся ухом его груди. – Ой, и вправду, – омега отпрянул, смущенно улыбнувшись. – Я волнуюсь. Так же, как и ты. Может, даже сильнее. Боюсь выглядеть в твоих глазах плохо. И сделать что-то не то, что отдалит меня от тебя, – быстро проговорил альфа. – Я не знал… – Я, – Шото на мгновение замолчал, не зная, как Изуку может отреагировать на его слова, но всё же решил сказать: – хочу видеть тебя без одежды, поэтому тьма меня удручает. – Что? – Мидория вздрогнул и поспешил вжаться в угол. – Но с другой стороны я очень рад! – поспешил добавить Тодороки. – Почему? – Боюсь, что могу тебе не понравится. Что сочтешь меня не красивым, – Шото нервно вздохнул. – М, глупости, – Изуку захихикал. – Ладно, – он осторожно выполз из своего угла, переползая через альфу на свободную часть кровати. – Ты решил лечь спать? – удивился Тодороки. – Нет! Я… ну, – Мидория заправил прядь за ухо, – я с мыслями собрался. – А… о! – Шото обнял резко его за талию, притянув к себе. Да-да-да-да! Наконец-то Изуку смог расслабиться! Омега дернулся, не ожидав этого. Он медленно выдохнул, заползая к альфе на коленки. Тот прижал мужа к себе, мягко поцеловав его в губы. Его руки скользнули Изуку по спине вверх до головы, убирая с его лица волосы, заправляя их за ухо. – Ой, – Мидория отпрянул, тяжело вздохнув. Он выпутался из рук Тодороки, стягивая свою рубаху. Альфа шумно выдохнул, тщетно напрягая глаза. Хотелось рассмотреть всё до мельчайшей подробности, но в такой темноте видно ничего не было. Он замешкался ненадолго, но вскоре последовал примеру Изуку, тоже оголяясь. – Иди ко мне, – позвал его Шото, потянув к себе за локоть. Омега неловко приобнял его за шею. – Ты говорил, это просто мелочи. Но эти мелочи меня смущают. – М, Изуку, – альфа потянул носом, прижимаясь к нему, – зато твой грушевый аромат стал чуть слаще. – Правда? – страшно удивился Мидория, в его голосе послышалась искренняя радость. – Да. Думаю, это хороший знак! – Тодороки чмокнул его в щеку, улыбаясь. – М, угу, – Изуку прижался к нему, устало положив голову на плечо. – Можно я… – Шото замялся, – прикоснусь к твоей груди? – попросил он робко. Омега ощутимо вздрогнул. – К-конечно, – он сел ровно, поежившись. Тодороки внимательно уставился ему в глаза, пытаясь хоть что-то в них различить. Но ничего видно не было. Он осторожно протянул руку, положив ладонь Изуку на живот. Мягкий, в складочках. Мидория вздрогнул. Альфа шумно вздохнул, медленно скользя ладонями выше. Подушечки пальцев коснулись чуть выпирающих твердых ребер и остановились на чем-то жутко мягком. – Тебе не больно? – испуганно спросил Шото, не понимая, что значит такое напряженное выражение лица. Омега покачал головой. – Нет, щекотно просто, – хихикнул он нервно. – У мужчин плоская грудь, я думал, она твердая, – удивленно пробормотал Тодороки. – Ну ты что, глупенький, – Изуку улыбнулся, – ни разу не видел, как омеги детей кормят? – спросил он весело. Альфа смутился, но про себя порадовался, что Мидорию удалось расшевелить. – Видел. Но… не знаю, я думал она… после родов пухнет. – Пухнет, – согласился Изуку. – Но и раньше она мягкая, – улыбнулся он и потянул Шото на себя, сам падая на спину. Тодороки навис над ним, облизывая в предвкушении губы. Мидория так близко. Его запах такой приятный… и прикосновения. Альфа без лишних слов медленно заскользил рукой по его боку, наклоняясь и целуя омегу. Тот неуверенно обнимал его за шею, тяжело дыша. Шото осторожно поцеловал его в щеку и в шею, весь напрягаясь. Изуку тоже напрягся, Тодороки понял это по его затаенному дыханию. Он бережно обнял омегу, как мог, нежно прикасаясь к его коже губами. Омега заерзал под ним на кровати, нервно вздохнув. Он что-то промычал, но ясного ничего не сказал, поэтому альфа не остановился. Он прижимал мужа ближе, порхая губами по его телу. Мидория с тревогой сжимал пальцами разноцветные волосы, зажмурив плотно глаза. – Мм, – Шото резко прижался носом Изуку к виску, – твой запах стал ещё сильнее! – восхитился он. – Так приятно… – А, правда? – омега выдохнул, улыбнувшись. – Я рад. Значит, всё не зря. На этих словах Тодороки напрягся и поднял голову, уставившись на мужа. Тот, несмотря на темноту, почувствовал на себя взгляд и поспешил отвернуться. – Тебе неприятно? – грустно спросил альфа. А он-то пытался быть нежным. – Ну… п-приятно, – Мидория дернул плечами. – Точнее… я не знаю. Когда ты меня целуешь, – его голос затих, – очень приятно. Но… меня это и жутко смущает. Поэтому, если бы это никак не помогало для течки, я бы… ну, не стал бы, наверное. – Вот как, – Шото погрустнел и отодвинулся, переворачиваясь и ложась на спину. Изуку удивленно повернул голову. Он ожидал некоторое время, но альфа так и продолжал лежать, не двигаясь с места. Омега сел и навис над ним, вопросительно глядя. – Что такое? Ты устал? – спросил он с тревогой. – Нет, – буркнул Тодороки. – Просто думаю, что, если тебе это не в радость, лучше не делать. – О… но, Шото, это же ради дела! – Изуку, – альфа поморщился, – тебя это смущает и напрягает. Лучше ложись спать, отдыхай, – сказал он и завалился на бок, повернувшись к омеге спиной. Тодороки сказал так. Но причиной такой резкой смены настроения было другое. Обидно стало, что Мидория так ко всему к этому относится. Нет, никакой обиды на него и в помине не было, лишь грусть. Он бьется, но Изуку, кажется, даже не думает по-другому на него смотреть. Зачем зазря тревожить его. Лучше с этим повременить. Пусть Мидория привыкнет… Шото жутко хотелось повернуться и покрепче обнять мужа, притянув его к себе, но он сдерживался. Изуку просил не делать этого в прошлые ночи, ему совершенно это не в радость. Тодороки вздрогнул, подумав, что может случиться и так, что Мидория никогда не начнет подпускать его к себе. Постепенно он начал засыпать. Омега позади, кажется, не шевелился: не было слышно ни единого шороха. Наверно, тоже уснул уже. Альфа зевнул, удобнее подкладывая руку под голову, как до его острого всегда слуха донесся тихий всхлип. Сердце ушло в пятки. Шото подорвался, резко развернувшись, и навис над Изуку, в ужасе пытаясь сообразить, не послышалось ли ему. – Мм, – Мидория, заметив его телодвижения, спрятал лицо в подушке. Тодороки взмахнул руками. – Изуку, ты чего? – охрипшим вмиг голосом спросил он, потянув омегу за плечо и перевернув. – Ммм, – тот что-то сдавленно забурчал, покусывая губы. – Ты плачешь? – встревоженно предположил альфа. – М, ну-ну, – омега покачал головой. Он утер ладонью что-то с глаза. Всё-таки, плачет. – Что случилось? Это из-за меня? Прости, я тебя обидел? Изуку, что такое? Ну не молчи? – Шото весь напрягся, перепугавшись, ожидая ответа. Он обнял Мидорию поперек спины и поднял, прижав к себе. Тот обвил его шею свои руками, вздохнув. – Ты не виноват, – вздохнул омега. – Но это из-за тебя. – Что я сделал? – заволновался Тодороки. Он ни на йоту не сблизился с Изуку. Но не это значит, что он готов отдаляться от него! – Ты… ты решил прекратить то, что мы начали. Будто тебе все равно на… мою течку, а значит, и наших детей. Я словно один жутко-жутко волнуюсь. А тебе, кажется, всё равно. Это так меня огорчило, – Мидория закусил губу, отпрянув, и посмотрел ему в глаза. Альфу передернуло. – Я… не имел в виду ничего такого! – воскликнул он горячо. – Клянусь! Мне просто стало немного грустно из-за твоей реакции. И я не хотел, чтобы тебе было некомфортно. Но это не значит, Изуку, что я не хочу детей. Я хочу! Больше всех хочу! – начал восклицать Тодороки в смятении, боясь, что омега ему не поверит. Но тот улыбнулся. И засмеялся, вновь прижавшись к Шото. Тот облегченно выдохнул. – Я рад, – тихо шепнул омега мужу на ухо. – Прости меня. Я… не могу отвечать на твои чувства взаимностью и не могу… так же трепетно относится к всем этим вещам, но… Шото, ты правда мне очень дорог. – Э… – альфа напрягся, выслушивая его, и облегченно выдохнул. Наслаждение волнами распространилось по телу. Он счастливо выдохнул, сжимая Мидорию в объятьях крепче. – Приятно это слышать. Изуку прижался своей щекой к его, блаженно прикрыв глаза. – Ты очень хороший, – тихо прошептал он. Тодороки напрягся, удовольствие от этой фразы волнами распространилось по телу. – Я стараюсь, – Шото повалил мужа обратно на кровать, вновь нависнув сверху. Тот вытянулся по струнке, шумно вздохнув. Альфа медленно наклонился, снова его целуя. По затылку побежали мурашки, сердце переполнилось от восторга. Он прижимал омегу ближе, скользя руками по его полному здоровому телу. – Аф, – Мидория вздрогнул, взмахнув руками. Тодороки испуганно посмотрел на него, беспокоясь, что сделал что-то не так, но Изуку лишь покачал головой. Шото опустил голову ниже, скользнув губами по мягкой кожи груди, поцеловал сосок, одновременно рукой схватив омегу за бедро. Альфа волновался, постоянно поднимая на Мидорию взгляд. Но лица видно не было. – Всё хорошо? – Тодороки непроизвольно улыбнулся. Его всё ещё преследовала порой мысль, что всё происходящее, – нереально. Что ему лишь снится это, а на самом деле Изуку женат на ком-нибудь другом. Но нет, вот любимый омега прямо перед ним. Наверняка краснеет и отводит глаза. – Угу, – Мидория протянул ладонь и потрепал мужа по мягким волосам. Тот разомлел, от удовольствия жмуря глаза и толкаясь головой в ладонь. Он медленно вздохнул, наслаждаясь моментом. Провел рукой вверх по ноге Изуку, остановившись, когда кончики пальцев коснулись паха. Он мгновенно убрал руку, с тревогой посмотрел на омегу, ожидая от него какой-то реакции. Тот только вздохнул, прижав ладони к груди. – Скажи… если я сделаю что-то не то, – с беспокойством протянул Тодороки. – Я… э… я не знаю, что и как… – М, всё хорошо, – кажется, Мидория постарался улыбнуться, но голос, предательски дрогнувший в конце, выдал его с потрохами. – Ты волнуешься? – Н-нет. – А я вот очень волнуюсь, – Шото выдохнул, нахмурившись. Он осторожно обхватил пальцами член Изуку, не зная, что делать. Альфа глянул на омегу, но тот лишь напрягся, ожидая. Тодороки продолжил его целовать, медленно скользя рукой вверх-вниз. – М, – Мидория отвернулся, схватив рядом лежавшую подушку и притянув к своему лицу. Он что-то замычал в губы, но так ничего и не сказал. – Твой запах стал сильнее! – вдруг завопил Шото, заметавшись над омегой и обнюхивая его с ног до головы. Изуку смущенно что-то пробурчал. – Шото, – он схватил альфу за руку и сел, – мне кажется… кажется, что этого уже достаточно, – пробормотал Мидория. – Э… – Тодороки погрустнел. – Почему? Ты хочешь прекратить? Тебе неприятно? – Нет-нет, просто… всё это жутко меня смущает. Да и ты сам сказал, запах уже усилился. М… хочется спать ещё… поэтому, давай завтра продолжим, – Изуку потянулся к нему и поцеловал в щеку. Альфа мгновенно расслабился, прикрыв глаза. – Как ты скажешь, – протянул он удовлетворенно. – Угу, – Мидория лег обратно и перевернулся на бок, подложив ладони под голову. Шото с легким сожалением облизнул губы. Его рука скользнула по простыне, кончики пальцев коснулись чего-то влажного. Он растерянно нахмурился, гадая про себя, откуда здесь могла взяться вода. Альфа поднес пальцы к глазам, видно ничего не было. Но по структуре это было чем-то вязким и склизким. – Это что такое? – пробормотал он растерянно, удивленно принюхиваясь. – Что что? – Изуку сел, тоже потянув носом. Тодороки вздрогнул, опустив ладонь на влажное место на простыне. – Влажное и пахнет… как ты, – протянул он задумчиво. – М, я не знаю, – Мидория дернулся, закрыв рукой испачканное место, – что это, – протянул он испуганно. – Давай скорее спать! – попросил с явным беспокойством в голосе. Шото растерялся, но покорно лег, закрыв глаза. Изуку тоже лег, натянув одеяло на голову. Он перевернулся к альфе спиной, перевалившись на край кровати. Тодороки не решался его потревожить, но, как только услышал равномерное посапывание, обнял омегу поперек живота, затягивая глубже на кровать. Тодороки работал в кузнице, выковывая очередной серп для соседки. В двери кузницы кто-то постучал, отвлекая его от работы. Не успел он отозваться, как дверь отварилась и в комнату тяжелой походной прошел Энджи. – Сынок, доброго тебе утра, – весело сказал он. – Гляжу: работаешь, – заметил мужчина, подходя к сыну. Шото поморщил нос. – Как видишь, – буркнул он, утирая пот со лба. – Как у тебя жизнь молодая семейная? – поинтересовался Тодороки, высокой скалой нависнув над ним. – Прекрасно. – Как быт? – Прекрасно. – Как муж? – Прекрасен. – Хм, не многословно, – Энджи недовольно насупился. – Брешешь, да? – нахмурился он. – Выкладывай, что случилось на поприще семейном! – Ничего, – Шото удивленно на него посмотрел. Не очень сейчас ему хотелось видеть отца. Да и не здорово это, когда от работы отвлекают. – Хорошо мы живем. – Поссорились, да? – Нет. – Хм… – мужчина сложил руки на груди, подперев боком стену, – может, обиделся за что на тебя омега твой? – предположил Энджи. – Они ж такие, обидеться и без повода могут. – Нет. – Может, ты его обидел? А ну признавайся. Я ж тебя знаю, ты ж мог. По глупости своей врожденной! – мужчина навис на ним, вынудив отступить назад. – Мы душа в душу живем, – приврал Тодороки, ударяя вновь молотом по наковальне. – О, так это ж прекрасно! Значит, вскоре пополнением в семье будете нас радовать! – альфа радостно хлопнул в ладони. Шото искоса на него посмотрел, отдаленно думая, что с отцом не так что-то. Может, винцом кто с утреца угостил. – Ну, тут уж как получится, – печально протянул Тодороки. – Та-ак, и как это понимать? И это ты называешь душа в душу? Шото промолчал. Он страшно уважал отца, по-другому и быть не может, но о своих взаимоотношениях с Изуку рассказывать никому не мог. Уж слишком это личное, слишком своё. Мидория наверняка ругаться будет, если я трепаться начну. – Или что, сын, он тебя к себе не подпускает? – предположил серьезно Энджи, а после расхохотался. Шото поморщился. Если бы проблема была только в этом. Но нет, Изуку, к несчастью, всё ещё не созрел. – Подпускает. – Ой брешешь, ой брешешь. По глазам вижу. Он что же, тебе после первой ночи отворот-поворот дал? – предположил весело мужчина. Шото усмехнулся уголками губ. Знали бы соседи, как прошла их первая семейная ночь. – Нет. – Почему же сразу нет? Бывает так, бывает. Может, он тебя с кровати на лавку согнал? – Нет, – Тодороки посмотрел на отца с некоторым удивлением. После того, как его последний сын наконец женился, тот ходил собою жутко довольный и счастливый. Все дети пристроены, можно и о себе наконец подумать. – А может, под лавку? – Нет. – Хм… точно? Тебя есть за что под лавку загнать, – подумав, заметил Энджи. – Меня? – удивился Шото. А он-то всегда считал себя удальцом-молодцом. И сыном примерным. – Тебя! Кого ж ещё! Не омегу же ты под лавку гнать собрался! Нельзя так, – наставительно проговорил Энджи. – Иначе он заболеть может тяжело от холода и не будет у вас никаких детей. – А я заболеть, значит, не могу? – пробурчал Шото себе под нос. Он остудил серп в холодной воде, столп пара поднялся под потолок. – Можешь. Но тебя-то не жалко. Омега твой поплачет-поплачет, погорюет-погорюет и найдет себе кого поздоровее. – Не собираюсь я болеть. И умирать тоже, – недовольно протянул Тодороки. – Вот, оцени мою работу, – продемонстрировал он отцу серп. Тот сразу стал серьезным, нахмурился, оглядывая изделие, и отрицательно покачал головой. – Гнусная работа, ох гнусная! Скверная, я бы даже сказал. – Отец, – Шото недовольно нахмурился. – Я лучше сделать не смогу. – Не сможешь, – согласился Энджи. – Но то, что для тебя это потолок, не значит, что работа хорошая, – голосом мастера проговорил альфа. Шото вздохнул. Отец прав, ему есть куда стремиться. – Ничего. За четыре пары лаптей этого с головой хватит. – Хватит, – согласился Энджи. – Сынок, – его голос смягчился, – ты чего такой понурый и смурной? – Эх, – Тодороки покачал головой. Ему даже захотелось рассказать отцу об их сложностях с Изуку. Но тот ведь ругаться обязательно начнет. Никого кроме них двоих это не касается, лучше такие вещи зазря кому не рассказывать. Да и порицать его вновь будут за содеянное. – Всё-таки с омегой своим поссорился? – уже без тени смеха предположил Энджи. Шото неопределенно качнул головой. – Да, – вздохнул он. Они не ссорились, Тодороки даже думать боялся о том, чтобы его обидеть. – То есть, не совсем. Он на контакт со мной идти совсем не хочет. – А чего так? Обидел его? – Нет, я добр с ним, – Шото понуро повесил голову, присев на лавку. Счастье переполняло его от мысли, что вместе с любимым человеком он живет. Но и беспокойство душу терзало, Изуку ведь его совсем не любит. И, может, не полюбит никогда. – Хм, может, не мил ты ему? – Энджи присел рядом с ним на лавку. – Может, – согласился Шото. – А что делать-то? Как ему понравиться? – Ой, сложный ты вопрос задал, сложный. Нет четкого пути к омежьему сердцу. – Может, подарить чего? – Шото вопросительно глянул на отца и сразу же откинул эту идею. Что дарить-то? – Да! – но Энджи мысль горячо поддержал. – Пусть знает, что ты ему дорог. – Он знает. – Откуда? – Я это часто говорю. – Слова – пустое. Поступки – смысл. Сделать ты должен для него что-то. И сердце его покорено будет, не сомневайся, – Энджи похлопал сына по спине. Тот устало вздохнул. Он бы всё хотел сделать для Изуку, подарить ему весь мир до конца горизонта. Но нужно ли это Мидории? Но будет ли он доволен?