Поздний цветочек

Долго думал Шото, чего бы такого эдакого Изуку подарить. Не знал он, что омеге любимому понравиться может. Тодороки – кузнец, вот и прикидывать начал, что сковать для Мидории может. Серп или косу? А, может, кинжал? Но будет ли Изуку рад такому подарку? Прошло несколько недель. Супруги постепенно привыкали друг к другу, учились жить вместе. Счастье не отпускало Шото, и, глядя на Мидорию, он хотел сделать и его таким же счастливым. Альфа даже бегал к свекрови, чтоб спросить, что её сыну может понравиться. Но та только руками развела, мол, нет ничего конкретного. Тодороки никогда не был шибко сообразительный, но его это и не тревожило. Зато он работящий, руками работать умеет! Но теперь своя глупость его удручала. Шото хватало только на то, чтоб утречком вставать пораньше и бегать на ближайший луг, цветов каких нарвать. Изуку после жутко удивлялся, находя букетики в совершенно неожиданных местах избы. Каждую ночь они влажно целовались, ласкали друг друга. Точнее, это альфа прикасался к своему омеге, а тот странно себя вел. Сжимал постоянно пальцами плечи Шото и что-то сдавленно мычал. Тодороки переживал, что это не будет помогать. Но нет, запах Изуку действительно начал проявляться и усиливаться. Он был жутко сильный, когда они целовались, а после сразу же куда-то улетучивался. Но это всё же хороший знак! – Шото, – Мидория с недовольным видом направлялся к огороду, где альфа, согнувшись в три погибели, выдирал сорняки. – Да? – Тодороки, вдохновленный его пришествием, разогнулся и повернулся. Он улыбнулся, желая побежать омеге навстречу. Но всё же сдержал себя. – Шото, разве я не просил тебя сделать дверь? – возмущённо спросил Изуку. Он с тяжёлым вздохом опустил ведра, которые, наверное, нес от колодца, на землю. Потянулся, болезненно морщась. – А я разве не просил тебя тяжести не поднимать! – альфа подскочил к нему, подхватывая ведра, наполненные водой, и переставляя их куда подальше. – А кто тогда за ними сходил бы? – возмутился в свою очередь Мидория. – Мне для супа вода нужна. – Меня бы мог попросить, – Тодороки недовольно поморщился. – Ага, чтоб ты воду только к ночи принёс. Я когда просил дверь приделать? Сколько мне еще ждать? От тебя ничего не дождешься! – омега выхватил из-за его спины ведра и быстрыми шагами унес их в дом. Тодороки проводил его недоумевающим взглядом. Изуку всегда вел себя ужасно спокойно. Он был тихим, не то, что покладистым, но тихим и понимающим. Но последние пару дней ему явно что-то в голову ударило. Что же на него нашло? Шото быстро разобрался с оставшимися сорняками и побежал в дом. Мириться. Или, напротив, ругаться. Как уж получится. Ему ужасно не хотелось Изуку обижать, но последнюю пару дней тот сам стал жутко раздражительным. – Изуку, скажи мне, зачем вообще тебе нужна дверь? – невозможно мягко спросил Тодороки, проходя из сеней внутрь дома. Мидория вздрогнул. – Я уже говорил… так в ночи я буду чувствовать себя спокойнее. – Чем тебя не устраивает занавесь? Я боюсь в ночи в эту дверь удариться! – Ну… – Изуку вздохнул, – а если наш ребёнок… услышит, чем мы там, в ночи занимаемся? – пробурчал он. – Надо поставить дверь. – Ой, а у нас что, ребёнок есть? – удивился наигранно Шото. Мидорию передернуло. Он отвернулся, опустив голову. – Действительно… – омега поднял упавший на пол веник в руки, принимаясь подметать. Альфа недовольно на него уставился. Он не злился, нет, разве может он вообще разозлиться на Изуку. Но внутри всё клокотало от негодования и беспокойства. – Что-то случилось? – Нет. Ладно, зачем нам эта дверь, – Мидория махнул рукой. – Изуку, – Шото медленно подошёл, обняв его со спины. Омега задрожал. – Что случилось? Последнюю пару дней ты сам не свой. Правда, что ли, так расстраиваешься из-за этой двери? – М… ох… нет, – Мидория обернулся к нему, – м, дверь это неважно. Ладно, Шото, если тебе она так в тягость, не ставь, – негромко сказал он. Тодороки прищурился и покачал головой. – Я поставлю, – твёрдо заявил он. – Но почему-то мне кажется, Изуку, что счастливее ты не станешь. – М… – омега пожал плечами. – Шото, у меня много домашних дел. И у тебя тоже! Так что не надо меня донимать! – он всплеснул руками. Тодороки отпрянул. Он что-то буркнул и вышел, опечалившись. Изуку явно о чем-то нервничает. Только говорить не хочет! Альфа направился расправляться с делами и за деревом, чтоб дверь выколотить. – Эй, сын! – по дороге к лесу отца встретил. – Доброго тебе дня! Шото поднял недовольный взгляд. Его батька последнюю неделю ходил радостный-прерадостный. То ли пьяный постоянно, то ли ещё что. Шото причины не видел, да он, собственно, шибко-то и не искал, но Энджи много смеялся и веселился. – Доброго. – Придумал, что своему подаришь? Время-то идет! – мужчина похлопал сына по плечу. – Нет, не придумал. Кажется, ему не нужно ничего, – печально вздохнул Шото. – Как же так? Экий ты дурак! Не надо ему ничего, ишь! Подарки делаются не когда что-то надо. Иначе это уже не подарок вовсе. – Может быть… – Шото устало поднял глаза к голубому небу. Тысячи забот, а желания что-то делать нет. Ведь омега любимый обиделся. Или не обиделся, но печалится явно, а причины рассказывать не хочет. – Да у нас всё сложно сейчас. – А чего так? Поссорились? Это дело-то житейское. – Не совсем… – Шото поежился. Рассказывать о своих проблемках отцу идейка не лучшая. – Да… он вот дни последние… раздражительный какой-то ходит, злой, – альфа глянул на отца, отдаленно понадеявшись, что тот что-то хорошее посоветовать сможет. Как рассказывала Фуюми, у Энджи с женой хорошие отношения были. Даже очень. Шото сам не помнит, маленький был. Но они и не ссорились никогда даже. Жаль, что Рей так скоро умерла. Отец долго после её ухода горевал. – Да? – Тодороки искоса посмотрел на сына. – Так радуйся! – воскликнул он весело, толкнув Шото в бок. – Чего радоваться? – тот насупился. – С первым скандалом меня поздравить хочешь? – Да нет! Ну, сам же говоришь, раздражительным он стал. М, ну что, никаких догадок нет? – Энджи весело ему подмигнул. Шото нахмурился, пытаясь сообразить. Он волновался страшно, хоть и стыдился каждому встречному об этом рассказывать. Вдруг Изуку думает, что ошибку совершил! Вдруг переживает, что зря замуж за Шото вышел… – Ты же знаешь, я загадки не люблю. – Дурак ты, сынок, хорошо хоть, что трудолюбивый, – фыркнул Энджи. – Вы ведь давно вместе живете, верно? Сколько там дней со свадебки-то прошло, напомни? Шото в недоумении насупился. Отец сам, что ли, не знает. Неужто пьяный? – Так к чему ты ведешь? – Беременный он у тебя! – прыснул Энджи. – Эх! – и толкнул сына в бок. – Дурачок ты у меня совсем. У него, небось, и вкусы в еде изменились. Ты потерпи, скоро всё наладится. – Когда? – Ну, через год, может, полтора. Родит, оправится и снова будет весел и счастлив. – Полтора года?! – отшатнулся Шото. А после прикинул, и вправду, года полтора. Сначала беременность, затем послеродовой период. Ему восстановиться надо будет, отдохнуть. Это ведь долго очень… – Впрочем, – альфа встряхнул головой, – он не беременный. – А ты что, знахарь, что ли? – удивился Энджи. – Откуда знаешь? – Знаю. – Даже если у вас раз всего было, он всё равно забеременеть мог! – уверенно заявил Тодороки. – Поэтому теперь ты ещё внимательнее стать должен! Шото уже хотел было сказать, что и раза не было, но мысленно отвесил себе пощечину, вовремя прикусив язык. Лишние расспросы ему не нужны. – Угу… – А что ты вздыхаешь? Или не хотел ребенка-то? Давай-ка я тебя науке научу. Вот пошлет тебя твой омега в ночь на реку за рыбкой свежей. Ты не пререкайся – иди! – Чего? – Шото в шоке поднял брови. – Говорю же, не пререкайся – иди! Или ежели скажет закатки на зиму открыть, не пререкайся – открывай! – Зачем? – Тодороки нахмурился, пытаясь это представить. – Как зачем, он их съест. – Пф, а зимой мы что кушать будем? – А ничего. Новых накатаешь. Он беременный, ему нужнее! – наставительно проговорил Энджи. – И смотри, не обижай его. Иначе приду, розгами тебя отхлестаю! Шото закатил глаза. Изуку вовсе не беременный. Наверняка ведь по какому-то другому поводу переживает. Надо будет только расспросить, что именно случилось. Шото отправился в кузницу, новый топор делать. Для лесоруба, тот свой посеял где-то. После на реку, за рыбкой свежей. Может, Мидория ухи на ужин сварит. В сенях пришлось ещё прибираться. И только под вечер во дворе он принялся выколачивать для омеги дверь его излюбленную. Солнце давно село, на улице похолодало. Тодороки слышал отдаленно, как в избе Изуку гремит чем-то, шуршит. Из окна тянуло чем-то вкусненьким. – Шото! – Мидория вышел вдруг из дому, застыв на пороге. – Ужинать давай! – он помахал ладонью. Шото обернулся, на лице расплылась счастливая улыбка. Он не может не улыбаться, когда омегу своего видит. Уж слишком тот сердцу дорог. – Сейчас! Закончить немного осталось. – Кушать иди! – возмущенно повторил Изуку. – А-то всё остынет! – Мне тут чуть-чуть. – Ну тебя, – тихо буркнул Мидория, но Тодороки всё равно услышал, и убежал обратно в дом. Шото посмотрел на так и недоделанную дверь, вздохнул и поспешил за ним. – Я пришел, – воскликнул он, – ты рад? – Мне всё равно, – Изуку присел на стул. Он опустил взгляд в свою тарелку, понуро повесив голову. Тодороки с беспокойством на него посмотрел. Если бы у них что-то было, он бы на самом деле подумал, что Мидория беременный. Так ведь нет! Что же с ним такое? – Я тебя обидел? – с тревогой в голосе предположил Шото. – Нет, – омега покачал головой. Он поднялся, отходя к окну. Альфа тоже поднялся, медленно к нему подошел, осторожно обняв поперек живота, и развернул к себе. – Что такое? – М… ничего, – Мидория вздохнул. – Ты как в воду опущенный. Грустишь, – Шото погладил его по спине, – почему? – М… – омега покачал головой. Он вновь вздохнул и отвернулся. На его лице появилось пустое выражение. От этого у альфы защемило сердце, он сглотнул, напрягшись. – Изуку, что случилось, расскажи. Тебя кто-то обидел? – Тодороки с беспокойством во взгляде на него посмотрел, быстро убрав с веснушчатого лица непослушные прядки. – Честно говоря, – Мидория опустил голову, уткнувшись лбом ему в грудь, – я волнуюсь, что ничего не получится. – Что не получится? – Ну… что у нас… не будет детей… Несмотря на все старания наши, ничего не происходит. Даже мой запах и тот… не усиливается, – омега грустно вздохнул. – Не переживай, Изуку, – альфа весело поцеловал его в лоб, – зато твой запах стал намного слаще, – тихо прошептал он мужу на ухо. Тот вздрогнул, прижавшись к Тодороки сильнее и закрыв глаза. – М… ну да… прости меня, Шото, я не хочу отвращать твою жизнь своей тоской, но… – Всё в порядке, – альфа снова его поцеловал. – Не волнуйся, скоро у нас обязательно будет ребенок. Я знаю! – Твоя уверенность меня успокаивает, – Мидория отстранился, возвращаясь к столу. – Давай кушать. Тодороки последовал его примеру. – Там уже дверь практически готова, – решил похвастаться он. – Правда? – изумился Изуку. – Какой ты молодец, – на его лице появилось слабое подобие улыбки. Они быстро расправились с едой и разошлись. Мидория закрывал банки с вареньями и относил их в погреб, а Шото вернулся к двери. Расправился он с ней только под ночь. Взял в руки, осторожно пронося через сани внутрь избы. Здесь царила тишина. Изуку затушил все свечи и, наверное, лег спать. Странно, что не предупредил. Тодороки медленно, боясь во что-нибудь врезаться, направлялся к спальне, собираясь оставить дверь у стены. – Кто там? – его одернул встревоженный голос. – Изуку, это я, – отозвался весело Шото, радуясь, что омега ещё не спит. – Вот, дверь закончил, – похвастался он. – Завтра прибью. – Спасибо тебе большое, – тепленькие руки обвились вокруг его талии, к спине прижалось что-то мягкое, трепещущее. Тодороки вздрогнул, чуть не выронив дверь из рук. Он осторожно поставил её к стене и обернулся, заключив Мидорию в железные объятия. Тот сдавленно пискнул. – Ты почему ещё не спишь? Ночь на дворе! – с легким негодованием в голосе спросил альфа. – Тебя жду, – отозвался Изуку, положив голову ему на плечо. – Я… м, в общем, ты молодец, – омега приподнялся на носочки и поцеловал его в щеку. Шото еле сдержался, чтобы не замурчать от удовольствия. Мидория редко проявлял нежность. Тодороки подхватил его под ягодицы и быстро донес до кровати, повалив на неё. Изуку шумно вздохнул. Альфа навис над ним, облизывая губы. Жар нарастал в теле, по спине бежали приятные мурашки. Он наклонился, целуя мужа в губы. Тот доверительно обнял его за шею, притягивая к себе. Шото медленно стянул с него рубашку, ложась рядом. – Насколько далеко сегодня мы зайдем? – весело спросил Тодороки, не выпуская его из кольца рук. Омега отстранился, кажется, пожав плечами. – Спать сильно хочется, – устало заметил он. Шото прищурился. Он навалился на мужа, быстро-быстро целуя его в щеки. Тот сдавленно захихикал. Каждую ночь около четверти часа они тратят на поцелуи и ласки. Грушевый запах усиливается, они на верном пути, чему Тодороки страшно радуется. Хотя и сам процесс ему страшно нравится. – Если ты устал, мы можем лечь спать прямо сейчас, – быстро проговорил альфа, в глубине души зная, что, если Мидория примет его предложение, ему придется очень постараться, чтобы его исполнить. Уж слишком за эти дни Шото привык к их столь тесному контакту. Уж слишком зависимым стал от поцелуев Изуку, от тепла его тела, от нежного запаха. – М, нет. Давай… как обычно. Знахарка ведь говорила, это будет полезно. И… я чувствую, что… это помогает, – Мидория уверенно забрался к альфе на колени, обвив руками его шею. – Что? Что именно? – Тодороки внимательно уставился на его лицо. Но видно ничего не было, слишком темно. – Ну… у меня… – Изуку качнул неопределенно головой, – у меня иногда странные ощущения в низу живота. И… иногда становится жарко… ну… Моя мама говорит, что это оно самое, вот. – М, рад это слышать! – Шото зарылся носом в его пушистые волосы. – Очень, очень рад. Безумно! Надеюсь уже в следующем году у нас будет прекрасный малыш. С такими же дивными глазами, как у тебя! – он, преисполненный вдохновения, поцеловал Мидорию в нос. Тот отвернулся и чихнул. – Малыш… – повторил он задумчиво. – А лучше, два! – продолжил свою тираду Тодороки. – Или даже три! Четыре, пять, десять чудесных малышей от тебя! – он поцеловал мужа в щеку, крепче стискивая его в объятиях. – Ух, десять! – пропищал тот, вырываясь из железной хватки. – Я же не кот и не заяц столько нести. – Ну прости, – пробурчал Шото. – Хотя бы одного. Но обязательно твоего! – Угу… – Мидория прикрыл глаза, представляя. – И чтоб у него были такие же красивые мягкие волосы, как у тебя. Глаза… м… – он что-то замычал, положив альфе голову на плечо. Тот хотел прижать его крепче, но вспомнил, как Изуку недавно задыхался в его объятьях, и лишь погладил его по спине. – Надо лишь немного постараться, у тебя начнется течка, и мы заделаем самого замечательного ребенка! – Угу… – омега чмокнул мужа в губы. Тот скользнул своими ладонями под его тонкие штаны, сжал пальцами ягодицы. Мидория вздохнул, крепче к нему прижавшись. Тодороки уже не задавал никаких вопросов, зная, что Изуку от них только больше волнуется. Они уже делали такое, Шото не боится сделать мужу больно. Он поцеловал его в шею, Мидория что-то еле слышно буркнул. Альфа осторожно огладил пальцами его анус, нежно толкаясь внутрь. Изуку дернулся, прижавшись к нему ближе. – Мне не больно, – предугадывая вопрос, сказал омега. – Смело продолжай, – чуть нервно сказал он. Тодороки продолжил целовать его, осторожно двигая пальцем внутрь. Первое время он беспокоился, что это может быть вредным, раз у Мидории ещё ни разу не было течки, но тот заверил его, что всё в порядке. Шото резко приподнялся, опрокинув Изуку на живот под себя, и навис над ним, облизывая губы. Внизу живота скапливался жар, что-то было не совсем так, как обычно. Отчего-то ему стало тяжело дышать, голова потяжелела. Мидория шумно вздохнул, обхватив руками подушку. Он лежал, податливо приподняв таз, и тихо мычал сквозь плотно сжатые губы. Тодороки наклонился к самому его уху, нюхая волосы. Грушевый запах усиливался, он удовлетворенно порыкивал, целуя Изуку в шею. – М, Шото, что с тобой сегодня такое? – спросил вдруг омега, обернувшись. Альфа удивился. – А что? Я в норме, – он улыбнулся, прикусив осторожно Мидорию за кожу на плече. Тот дернулся, перевернувшись на спину, и отполз подальше. – Шото, ты чего? – испуганно спросил омега, потирая прикушенное место. – Ничего, – Тодороки склонил голову набок, его глаза будто загорелись во мгле. В груди разгорался пожар, дыхание участилось. Кровь прилила к паху, Шото оглаживал кончиком языка клыки, что медленно начинали удлиняться. С чем же всё это связано… – Шото, мне кажется, нам нужно закончить на сегодня, – робко заметил Изуку. Ему вдруг стало не по себе. – Изуку, почему? Я неприятно тебе сделал, прости. – Н-нет, дело не в этом, просто… – Ну ты же знаешь, что так нужно, чтобы расшевелить твой организм. Течка поскорее придет. Сам же говоришь, что это помогает. Иди ко мне, – Тодороки распахнул для него свои объятья, Мидория неуверенно в них кинулся. Шото принялся вновь его целовать, прижимая к стене. Сегодня его напор был куда сильнее, чем обычно. Он прижимал Изуку к себе, скользил руками по его телу, лихорадочно целовал. Внутри у Тодороки накапливался жар, он физически нуждался в тепле тела Мидории, в его поцелуях, в его запахе, что усиливался, становясь жутко сладким. Это происходило волнами, накатывающими, накрывающими с головой. Грушевый аромат наполнял легкие, пронизывал каждую клеточку тела. И альфе это страшно нравилось. Он шумно вздохнул, чувствуя, как между ногами становится жарко, а в штанах – тесно. В предыдущие разы с ним такого не происходило. – Ох, Шото, – Изуку отстранился от него, от их губ растянулась ниточка слюны. Омега поспешил отвернуться. – Всё, хватит. Мой запах очень сильный… и я хочу спать, поэтому, давай закончим, – улыбнулся он. Обычно этих слов с лихвой хватало. Тодороки чмокал его в лоб или щеку, накрывал одеялом, ложился рядышком, прижавшись. Но почему-то не сегодня. Альфа облизнул губы, медленно кивнув. – Да-да. Твой запах… действительно очень сильный, – протянул он, прижавшись резко Мидории носом к шее. Тот вздрогнул. – Шото, что такое? Тебе нездоровится? Ты… странный. – Сейчас, секунду, – Тодороки обхватил его руками. Он понимал, что должен прислушаться к словам Изуку и пустить его спать, чтобы ни в коем случае не обижать. Ведь для Шото нет ничего хуже, чем обидеть его. Но сил отпустить его не было. – М, ты не хочешь спать? – Нет, мне очень жарко. И твой запах… меня дурманит, – пробормотал альфа, чмокнув его в щеку. Он жутко волновался, что Мидория обидится или испугается, но тот только хихикнул. – Сегодня он сильнее, чем обычно? Да? Это хорошо… – Изуку улыбнулся. – На улице жарко, поэтому и здесь настоящая парилка, – мягко заметил он. – В погреб, что ли, пойти… – пробормотал Тодороки, остервенело продолжая нюхать своего мужа. – Не надо в погреб, там очень холодно, ты заболеешь! – забеспокоился Мидория. – Лучше возьми тонкое одеяло, – он поцеловал альфу в лоб. Тот разомлел, расслабленно вздыхая. Изуку уложил его на кровать, сам завалившись рядышком. Он перетянул на себя большую часть одеяла, прикрыв глаза. Шото внимательно на него уставился. Он облизнул губы и протянул руку, собираясь встряхнуть омегу, дабы продолжить то, чем они занимались. Но он вовремя себя одернул, вспомнив, что у них нет цели идти до конца. Тодороки сел, встряхнув головой. Что за странные мысли? Он потянулся, почесав шею. В горло будто заливали расплавленное золото, а по всему телу бежали мурашки. Он нагнулся, поцеловал Мидорию в щеку, тот слегка улыбнулся, что-то промычав, и вышел в большую комнату попить воды.